Читать книгу: «Зарево», страница 5
Глава 15
Зоя вернулась домой расстроенная. Она прошмыгнула к себе, не обратив внимания ни на братьев, ни на мать, и там, не зажигая огня, устало опустилась на диван. Очевидно, мать встревожилась из-за ее вида: она постучала к дочери и спросила, все ли в порядке. Зое не хотелось отвечать, но больше всего не хотелось, чтобы кто-нибудь приставал с расспросами, и она крикнула через дверь:
– Не волнуйся, мама. Я просто хочу отдохнуть.
– Может, чаю или поужинаешь с нами? – не отставала мать.
Зоя с трудом разомкнула губы, чтобы ненароком не вырвались наружу рыдания, и спокойно ответила:
– Я сыта. Поужинала у Марфы Петровны.
Мать некоторое время постояла у двери, а потом отвлеклась на новые каверзы мальчишек, и Зоя, оставшись в одиночестве, почувствовала долгожданный покой.
Как же так получилось, что она своими руками, вернее, своим болтливым языком оттолкнула от себя Петра? Вот и кусай теперь локти на продавленном диване в компании трех вышитых крестиком подушек и одной кружевной думки!
За окном тускло горел во тьме газовый фонарь, со стороны Владимирской церкви доносился колокольный звон, а со стороны Кузнечного рынка – крики торговцев, конское ржание и скрип телег. Для того, чтобы забыться сном, было слишком рано, и Зоя, растравливая себя, снова и снова припоминала подробности злополучной прогулки.
Итак, они почти уже добрались до Зоиного дома – осталось только распрощаться и войти в парадное -как вдруг Петр предложил пойти в синематограф.
– Здесь же, недалеко, на Невском, – уточнил он. – Пойдем в «Мулен Руж» или «Паризиану»?
– Может, лучше в «Пикадилли»? Там новая фильма с Мозжухиным, – робко предложила Зоя.
Петр пожал плечами: ему было все равно.
Они попали в «Пикадилли», выстояв длинную очередь за билетами.
– Как же давно я не ходила в синематограф, – вымолвила Зоя, когда они с Петром вошли внутрь фойе. – Утром занятия, потом работа и уроки. Да и маме нужно помочь по хозяйству: братья иногда не слушаются, шалят.
– А твой отец? – спросил Петр.
– Он давно умер. Поэтому нам так тяжело.
– Извини, Зоя, -смутился юноша, – Я же ничего не знал. Ты ничего не рассказывала о себе.
– Да зачем рассказывать? Все равно никто не поможет, а из нужды надо выбираться самим. Этот барон мне прямо подарок с неба: платит аккуратно, так что я к Рождеству накоплю на подарки.
Она не стала уточнять, что деньги были, и она их отдала матери. Впрочем, Петр поспешил перевести разговор на другое.
Он по-прежнему выглядел смущенным, но в его серо-зеленых глазах мелькнули странные искорки. Под пристальным взглядом спутницы он стал что-то искать в карманах и вскоре изобразил растерянность.
– Что-нибудь случилось? – насторожилась Зоя.
– Да, – отозвался он, не скрывая тревогу. – Зоя, ты знаешь, что случилось? Наши билеты пропали.
– Как пропали?
– Не знаю. Вероятно, я положил их мимо кармана, – Петр взглянул в ее испуганное лицо и продолжил. – Не волнуйся, мы уже внутри, а в зале займем чьи-нибудь места. Просто войдем и сядем на первые попавшиеся.
– Да как же это возможно, Петя? Лучше оповестить служительницу, и она нам поможет. Или подождать, пока все рассядутся, и тогда…
Петр продолжал хмурить брови и укоризненно качать головой, чем приводил спутницу в смятение.
Наконец, прозвенел звонок: зрители двинулись в зал, увлекая за собой наших героев. Петр уверенно пробирался вдоль прохода к шестому ряду, а затем кивнул на два крайних места и сказал пребывающей в растерянности девушке:
– Пожалуй, эти нам подойдут.
Он занял место так уверенно, что Зоя последовала его примеру.
Никто из зрителей не покушался на эти места: толпа обтекала примолкнувшую пару слева и справа, сновали туда-сюда служительницы, готовые помочь тому, кто заплутал в кинозале, словно в темной чаще, а Зое все равно было не по себе.
Петр осторожно взял ее руку в свою – пальчики девушки подрагивали.
Неожиданно ему надоел розыгрыш, и он виновато прошептал ей прямо в ухо:
– Зоя, прости меня, я глупо пошутил, и билеты никуда не пропадали. Вот они.
Он вытащил два синих кусочка бумаги и протянул ей. Она повертела их и взглянула на Петра:
– И мы сидим на своих местах?
– Да.
Некоторое время оба молчали. Наконец, Зоя поинтересовалась:
– Петя, а зачем ты это сделал?
Действительно, зачем? Взбрело в голову, хотелось покрасоваться, продемонстрировать чувство юмора… Молодой человек мог выбрать любую причину, однако он твердо заявил:
– Потому, что ты мне очень нравишься, Зоя, и я хотел произвести на тебя впечатление.
– В духе барона Николаши? – спросила она с иронией.
– Что-то вроде, – потупился он.
Он хотел добавить, что над шуточками барона она охотно смеется, так в чем же дело? Но в этот момент послышался новый звонок, свет погас, а экран загорелся во тьме.
После сеанса они болтали, о чем угодно, не касаясь розыгрыша. Толпа зрителей из синематографа вывалилась на сияющий огнями Невский проспект. Зоя и Петр свернули на Владимирский.
– Ты не торопишься? Может быть, еще погуляем? – предложил Петр.
И они пошли в сторону Пяти Углов.
– Где-то здесь находится поэтический салон, который посещает наш Гриша, – похвастался Петр и, запрокинув вверх голову, посмотрел на освещенные окна. На самом деле он понятия не имел, куда ходит поэт.
– В этом доме? – Зоя тоже запрокинула голову, но все окна были одинаковы – поди, разберись!
– Кажется, в этом.
– Может быть, там, за розовыми занавесками?
Она застыла на месте, держа Петра за руку, а он, улучив момент, поцеловал ее.
Сердце Зои провалилось – как приятно было целоваться с Петром! И все же чей-то смешок издалека подпортил ей настроение. Да и он тоже хорош – целоваться на улице неприлично!
Она и высказалась ему в таком духе.
Петр, будучи смущен не меньше Зои, потупился. Она же ощутила себя хозяйкой положения, поэтому долго и нудно выговаривала юноше о неправильности его поступка, а в конце блистательной речи заметила:
– Да и целоваться ты не умеешь. Поучился бы.
– Поучился? – насторожился он. – Я не ослышался?
Зоя смутилась.
– Ну да, – пролепетала она.
– Идем, я провожу тебя до дома, – резко сказал Петр.
Они вышли на Кузнечный переулок, не говоря ни слова. Зоя пыталась угадать, что чувствует в данный момент ее спутник, но выражение лица Петра было непроницаемым, словно застегнутое на все пуговицы пальто. Возле ворот ее дома он торопливо откланялся и ушел, не оборачиваясь, оставив Зою в растрепанных чувствах.
Глава 16
– …ну и нашел же ты зазнобу – тонкая, прозрачная. Не то, что наши деревенские девчата, кровь с молоком, да и в работе злые. А твоя Зоя тяжелее карандаша ничего не поднимала. Да и отцу твоему не глянется, – рассуждал Матюша после того, как взволнованный Петр рассказал ему о неудачном свидании.
Часы показывали половину двенадцатого ночи. В квартире было темно: все уже давно спали. И только Петр и Матюша перешептывались, лежа в кроватях.
– Напрасно я с тобой поделился, – посетовал Петр, услышав ответ земляка, – Ты ничего не понял. Я же не кухарку нанимаю, к твоему сведению. И при чем здесь отец? Кстати, не вздумай передать кому-нибудь из деревенских, а то пойдут разговоры…
Матюша пошевелился в своей старенькой кровати, и она жалобно заскрипела, как будто пожаловалась.
– Да не бойся, не разболтаю. И кому я могу рассказать? Николаю? Он, кстати, расспрашивал о вас, когда вы так неожиданно удрали. Сдается мне, что он тоже глаз положил на твою Зою. Так что ты учти…
– Что я должен учитывать? – Петр приподнялся на локтях, чтобы посмотреть Матюше в лицо. – Она сама должна выбрать, он или я.
– Как же, будет она выбирать после того, как ты ее обидел.
– Да чем же я ее обидел? – воскликнул Петр. – Всего лишь поцеловал. Это преступление?
– Не преступление. И вообще, она много о себе воображает, твоя Недотрога.
– Мне не нравится, что ты так отзываешься о Зое, – возмутился юный влюбленный. – Ты-то почему беспокоишься? Первый блин всегда комом. Она придет на урок, и я поговорю с ней. Объясню, что я ничего плохого не хотел.
– Ага, значит, унижаться будешь? – зевнул Матюша.
– Почему унижаться? – не понял Петр. – Она все поймет.
Очевидно, сосед придерживался другого мнения.
– Не поймет. Девчата, как вобьют что в голову, так никакими силами не выбить. И твоя такая же. Ты лучше, Петя, не разговоры разговаривай, а дай ей понять, что она – не одна единственная на свете. Пусть задумается, какого парня теряет.
Петр промолчал: эх, разве поймет Матюша, что Зоя – одна единственная, что он до оторопи боится ее потерять. Он готов на все, чтобы вымолить прощение, – возможно, он действительно поторопил события, но это от неопытности.
– Что ты предлагаешь? – спросил он, откашлявшись.
Матюша приблизился к спинке кровати и оказался лицом к лицу с Петром.
– Ты дай ей понять, что тобой и другие девчата интересуются. Она начнет ревновать и бегать за тобой, и тогда позволит не только поцелуи.
– Матюша, перестань! – возмутился Петр, – ты во всем видишь пошлости.
– Дурак, сделай, как я учу. Когда она придет, покажись ей на глаза в обнимку с кем-нибудь из наших девчат – с Танькой, например. Можно и с Манькой. Про Фиону я думаю, не поверит. После урока позовем ее на чай, а там ты в обнимку с Танькой. Позлится немного, но в дальнейшем успех обеспечен.
Петр рассудил, что в словах земляка есть резон, и согласился.
Если бы он знал, что Зоя посчитала себя виноватой в их размолвке, и после долгих раздумий решила попросить прощения у Петра.
– «Все было хорошо и искренне, пока я не начала изображать жеманную барышню, – подумала она. – В отличие от меня Петр не играл в чувства и никого не изображал, а мне не хватило ума и такта, чтобы это понять. Вот и обидела хорошего парня.»
Не думая о том, как она будет объясняться с бароном по поводу своего побега, она летела на урок, как на крыльях. Николай встретил ее приветливо, ничем не напоминая о прошлых событиях.
Против обыкновения, он вполне сносно подготовился, а когда Зоя похвалила его за старание, признался, что вошел во вкус, и французский теперь его не пугает.
– И все это твоя заслуга, Зоя, – произнес он, как бы нечаянно коснувшись рукой ее ладони, – И даже твоя строгость пошла мне на пользу.
И все-таки некоторая недоговоренность повисла в воздухе, как будто пробежавшая между ними черная кошка оставила грязные следы. Николай недоумевал, почему Зоя сбежала с Петром, и почему ему так горько? Из всех знакомых девушек Зоя Новикова менее других подходила на роль его подружки, а о том, чтобы связать с ней свою жизнь, даже речи не было. И все же столько обаяния наблюдалось в облике этой простой девушки из глухого Пошехонья, что молодой человек вынужден был признаться самому себе: он очарован ею.
Не склонный к пессимизму, барон после трезвых размышлений решил преодолеть глупую ревность к этому выскочке Петру и предоставить событиям идти, как им предписано. К тому же сегодня Петр сидел в своей комнате и не спешил показаться.
– «Может быть, они поссорились? Неужели эта деревенщина осмелился обидеть Зою?» – промелькнула мысль и погасла.
Нет, все, что угодно, но студент Силин не был хамом.
– «Возможно, Зоя показала ему от ворот поворот. – размышлял Николай. – В таком случае, мне это на руку.»
Урок пролетел на одном дыхании, и к концу оба развеселились.
– Сегодня я провожу тебя до дома, – заявил барон. – И никакой Петр Силин не помешает.
На лицо Зои словно упала тень, и тусклым голосом она произнесла:
– Да, надеюсь, не помешает.
Декабрьский день закончился быстро: низкое размытое в тучах солнце зашло за горизонт, и город погрузился в сумерки. Один за другим зажигались фонари, и в их свете мелькал тихий вечерний снежок.
Они не успели сложить тетради и учебники, как в комнату заглянул Матюша.
– Здрасьте, чайку не хотите глотнуть на дорожку? – пробормотал он скороговоркой. – У нас сегодня блины и пирог с вязигой.
Николай и Зоя переглянулись. Они оба хотели отказаться, но Матюша смотрел так жалобно, как будто от их согласия зависела его драгоценная жизнь, и они дружно кивнули.
И в этот раз стол накрыли в кухне, Гриша уже восседал во главе стола, а Фиона, кутаясь в шаль, колдовала возле самовара.
– Садитесь, -пригласил их Матюша. – Вот здесь, рядом с Гришей.
– А почему сегодня компания не в полном составе? -поинтересовалась Зоя, усаживаясь на стул, который ей подвинул Николай. – А где же девочки?
Она хотела спросить о Петре, но не решилась. Фиона и Матюша переглянулись.
– Да бродят где-то, – небрежно отозвалась Фиона и пододвинула к Зое тарелку с блинами.
Не успели все присутствующие за столом разобрать блины, как вдруг в коридоре послышался шум и смех. Дверь в кухню распахнулась, и внутрь ввалились Таня, Маня и Петр – но в каком виде! Петр шел посередине, а на нем с двух сторон буквально повисли медички. Петр обнимал их, а они, раскрасневшиеся от удовольствия, глупо хихикали и прижимались к нему.
– Привет честной компании! – выкрикнула Таня и хлопнулась на свободный стул.
Не дожидаясь приглашения, она схватила блин и уже успела откусить от него.
Петр и Маня переглянулись и сели рядом. Все уставились на них, и общий разговор на некоторое время стих. На лицах присутствующих читалось недоумение – разве раньше Петр позволял себе такое? Обычно он держался с девочками-соседками подчеркнуто вежливо и даже отстраненно.
Петр осторожно посмотрел в сторону Зои и, встретив ее удивленный взгляд, продолжил игру. Он наклонился к Мане и стал что-то шептать ей на ухо. Маня потупилась и стрельнула глазами в сторону.
Зое показалось, что они сплетничают о ней, поэтому Маня так косится и избегает смотреть ей в глаза. И почему она раньше не замечала, что медички – несерьезные особы, им палец покажи – он захихикают! А Петр? Неужели она ошиблась в нем, и он такой же неразборчивый, как и многие другие? Как он смотрит на эту Маню, склонился к ней так близко! Ей казалось, что еще немного, и он не устоит перед притяжением ее губ, что они сольются в поцелуе, как на афише в синематографе.
– «Ну и пусть, – решила обиженная Зоя, – Я и в сторону этого типа больше не взгляну, и по имени не назову. Если ему нравятся такие недалекие особы, тогда…»
А что «тогда», все же непонятно.
Зое хотелось заплакать: она сдерживала слезы, осторожно щипая себя за пальцы, чтобы боль физическая заглушила ту, что воцарилась в ее душе. Очевидно, так чувствуют себя, когда разбивается сердце…
А за столом никто не обращал внимания на ее раскисшую физиономию. Разговор вертелся вокруг успешных концертов Вяльцевой, приближающихся экзаменов, новых стихов поэта Блока (об этом поведал Гриша), а также о том, сколько будет стоить отопление в зимние месяцы. Зоя слушала, вертя в руках чашку с остывшим чаем. Говорить не хотелось: и Вяльцева, и отопление были так далеки от ее повседневных забот. А на поэтические вечера она не ходит, потому что недостает времени. А тут еще эта троица! Зоя не знала, в какую сторону повернуться, чтобы не видеть кого-нибудь из них. Что бы она ни делала, непременно натыкалась на Петра и его развеселых подружек.
Вдруг она почувствовала, что Николай склонился к ее лицу так же близко, как этот несносный Петр к противной Манечке. От неожиданности Зоя застыла, словно соляной столб.
А Николай, сидевший рядом, не видел ее лица: он имел возможность лицезреть только опущенные плечи и согбенную спину. Он заметил, что уверенная в себе строгая учительница сгорбилась после того, как Петр устроил представление с медичками, а в том, что это представление, Николай не сомневался. Он сумел разгадать характер Петра: не такой он человек, чтобы любезничать с девицами на всеобщем обозрении. И вообще все это напоминало представление в ярмарочном балагане.
– Ты в порядке? – полушепотом спросил он у Зои.
От него исходили спокойствие и уверенность, и учительница, в мгновение превратившаяся в опекаемую малолетку, жалобно попросила:
– Проводите меня пожалуйста домой, Николай. Прямо сейчас.
В этот момент общий разговор внезапно стих, и Зоину просьбу услыхали все. Петр на некоторое время оторвался от своей Манечки и замолчал на полуслове. Барышня уже дергала его за рукав, а Петр неотрывно наблюдал за Николаем и Зоей, как барон элегантно подает ей пальто и перчатки. Он кусал губы от досады, сожалея о том, что пошел на поводу у Матюши.
Глава 17
Прошла неделя. Зоя сказалась больной и на уроках не появлялась, оставив Николаю задание, которого должно было хватить на время ее мнимой болезни. Про себя она решила не переступать порог квартиры на Сенной, а продолжить занятия у себя дома. Она боялась, что ежедневные уроки музыки с бесконечными «и-раз, и -два, стаккато, ларго модерато», помешают им, однако Павла Семеновна, занятая устройством личной жизни, почти распустила своих учениц, и в съемных меблированных комнатах, где проживали Новиковы, воцарилась дневная тишина.
Чтобы не думать о Петре, Зоя загрузила себя работой. Кроме обязательных часов в отделении, она нанималась ухаживать за тяжелыми больными и возвращалась домой поздно, когда уже все спали. Она уставала до такой степени, что ей даже сны не снились: коснувшись щекой подушки, она сразу же проваливалась в немыслимые темные глубины.
За это время ее лишь однажды навестил Николай под предлогом того, что тексты уже прочитаны, и «не приготовила ли мадемуазель ле профессер что-нибудь потруднее»?
– Хотите потруднее? Извольте, – Зоя вытащила из книжного шкафа потрепанную брошюру и передала барону. – Это из Гюго. Вам будет нелегко, но, если Вы одолеете этот отрывок, немедленно попросите продолжение.
Николай напряженно вглядывался в лицо Зои: она утверждала, что больна, но никаких признаков не было видно. Получается, болезнь мадемуазель надуманная? Он вспомнил последний визит Зои, урок, чаепитие, а вследствие этого всплыло странное поведение Петра Силина. И что ему стукнуло в голову явиться в обнимку с медичками? Возможно, это розыгрыш? После эпатажа недельной давности он не оказывал знаков внимания ни Тане, ни Мане. Николай задумался – получается, Зоя неравнодушна к Петру?
А она выглядела грустной и задумчивой, и Николай поспешил откланяться.
Весь следующий день Зоя провела на практике в Мариинской больнице на Литейном проспекте. Это была обычная городская больница для бедных: в бюджете столицы никогда не доставало денег для подобных учреждений, поэтому нехватка в живой силе приводила к тому, что работа шла в основном за счет добровольцев и практикантов.
Зое нравилось на практике, несмотря на нервную и грязную работу. Она искренне сочувствовала страдальцам и пыталась помочь, делая для этого все возможное. Окружающие недоумевали порой: как это получается? Сестра Зоя Новикова слыла молчальницей, не поддерживала разговоры на личные темы, не гладила по голове больных, да и держалась с ними холодно и отстраненно, а больные относятся к ней по-доброму. Может быть, причина в том, что у Зои Николаевны золотые руки? И уколы, и процедуры она выполняет ловко и безболезненно.
Нынче Зоя задержалась почти до восьми часов вечера. В декабре темнеет рано, и, если бы не расплывчатый свет фонарей, она пробиралась бы наощупь вдоль ограды больничного сада, увязая в снегу, пока не выползла бы на проспект, где ее вид испугал бы извозчиков.
Но городское освещение работало исправно, и подобные жертвы не понадобились. Она осмотрелась, задержавшись у выхода, и двинулась по натоптанной дорожке все к тому же проспекту. Зоя не собиралась брать извозчика – накладно, да и до дома недалеко, по Литейному, затем свернуть на Владимирский, а оттуда пробежать по переулку несколько метров от Кузнечного рынка.
Падал снег, кружась в свете фонарей, словно рой белых ночных бабочек, подгоняемые легким ветерком. Зоя сделала несколько осторожных шагов по накатанной дорожке: из-под ее каблучков раздавался хруст, похожий на хруст капустных листьев. Она спешила: где-то впереди, в десяти метрах от нее шли по тротуару люди, звенели трамваи, слышались звуки клаксонов автомобилей. Это чудо современной техники нечасто встречалось в российской столице, и счастливые владельцы нарезали круги по вечерним улицам, провожаемые завистливыми взглядами пешеходов.
Вдруг она услышала какой-то шорох позади себя. Кто-то тихо позвал ее по имени. Или это ей показалось? Или это ветер шепнул: «Зоя?» да еще с какими-то вопросительными интонациями!
Она остановилась. Тихий зов повторился – значит, все-таки не ветер!
Зоя обернулась и увидела темную фигуру, появившуюся из-за темных кустов – короткое пальто, зимняя шапка, портфель и цилиндрический тубус, в котором студенты – технари хранили чертежи. Молодой человек вышел из тени, и она узнала Петра.
Как все оказалось просто – вся муть из глубины ее души уплыла в неизвестном направлении, унесенная волной радости, возникшей при его долгожданном появлении. В голове крутилась мысль о том, что он ее нашел, значит, скучал без нее, беспокоился.
Если бы она знала об этом раньше, не возникло бы чувство опустошенности и невозвратной потери, которое сожгло ее изнутри. Целую неделю она мучилась от этого, не надеясь на хороший конец. И вот такой сюрприз – Петр здесь!
Тени, отбрасываемые ветвями деревьев, которые росли вдоль дорожки, не позволяли рассмотреть лицо Петра: он не улыбался, а смотрел серьезно и немного грустно, и тогда Зоя улыбнулась первая.
Плотина сомнений, непониманий и недоговоренности рухнула, и они оба бросились в объятия друг к другу.
Волна радости в душе Зои сменилась волной восторга, а затем шторм поцелуев настиг их обоих. Портфель, тубус с чертежами и Зоина сумочка упали в снег, однако нашей парочке было наплевать на учебники и чертежи.
Очевидно, волны, накатившие на их сердца, переросли в шторм: колени у обоих подломились, и они упали в снег. Поцелуи со вкусом снега – это было волшебно! Прохладная свежесть губ, румянец щек – словно снегири слетелись с веток – и ледяные прикосновения замерзших пальцев: и все же Зоя, не веря себе, думала о ерунде – о том, что она выглядит неаккуратно, извалявшись в снегу.
Петру на это было наплевать: он сам походил на снеговика, но не переживал по этому поводу. Они целовались и целовались, глядя в высокие темные небеса.
Наверное, ангелы в это время смотрели на них и улыбались: они-то знали, что счастья Петру и Зое отпущено всего ничего.
