Читать книгу: «Формула», страница 12
Итак?
Я сижу возле тумблера – свежевыбритый, как предписано Уставом. Здесь место моего боевого дежурства, и смена вряд ли придёт. Да что там говорить, гости могут появиться только нежеланные.
Нежеланные?
Иногда я почти хочу услышать их шаги. Это положит конец сомнениям – и дежурству.
Будет забавно, если я досижусь до того, что их встретит мумия в генеральской форме, – одна рука вмёрзла в железяку.
При исполнении приказов, я всегда был достаточно автономен в своих действиях. По мнению некоторых, даже слишком. (Впрочем, это не имеет значения, поскольку мало кто из них далеко продвинулся). Тем не менее, существовал некий конечный смысл приказа, – именно он-то и подлежал воплощению.
Впервые в жизни, приказа у меня, вроде бы, нет. Как нет и его отмены.
Я брошен – лицом к лицу с самим собой. А это, доложу вам, очень неудобный противник.
Итак?..
Из телеинтервью Р.И. Самсонова, председателя «Фонда сопричастности»:
– Вы не слишком-то публичны в освещении своей деятельности… Это что, принцип?
– Да нет, в общем-то. Мы просто не видим в этом смысла.
– Но общественность проявляет интерес. И вполне законный интерес.
– Мы же не прячемся. Я, например, от вас не спрятался. И на все вопросы готов отвечать, как на духу.
– От некоторых спрятались, как я слышала.
– Ну, от вас оказалось сложнее…. Шучу, шучу. Просто не было времени в тот момент, наверно. Но с ними наверняка встречались другие сотрудники.
– Кстати, много ли у вас штатных сотрудников?
– Примерно сто человек – если считать с региональными отделениями.
– И много это или мало? Насколько мне известно, ваши отделения открылись примерно в трети субъектов федерации. Правда, «открылись» звучит слишком громко. Уж извините, какие-то они у вас полуподпольные.
– Вы же сами заметили, что мы себя не афишируем. Это правда. При нашей деятельности лишняя шумиха, она… действительно лишняя… Вы спрашивали о сотрудниках, так вот, – у нас несколько тысяч, так сказать, волонтёров. И я бы сказал, что основную работу делают именно они.
– Что это за работа?
– Часть внештатников непосредственно занимается поиском, часть – экспертизой. Так что «аппаратчикам» – назовём их так – в основном остаётся работа со спонсорами, бухгалтерия и общая координация. А, ну и связи с общественностью, разумеется…
– Вы сказали – экспертиза. Можно поподробней, что это собственно такое?
– Как сказать…. Это именно экспертиза. То есть, мы стараемся тщательно проверить каждый случай, прежде чем приступить к действиям.
– К действиям… Такая у вас терминология военная. Я в том смысле, что вы как-то стыдливо обходите эти слова – «помощь», «благотворительность»…
– Вы правы, обхожу почему-то. Наверно, чувствую, что должно быть какое-то другое слово, более правильное. Но какое именно…. В общем, я на этот счёт подумаю. Или кто-нибудь подскажет.
– Хорошо… Вот вы сказали – есть система проверки. А случались ли ошибки? Мало ли всякого народу – безнадёжные алкоголики, профессиональные побирушки. Проще сказать, не пытались ли вас надуть?
– И не раз. Пока, вроде бы, безрезультатно. Но, вообще говоря, полностью исключить такую возможность не могу. Особенно по мере расширения нашей организации. Думаю, это всё же будет капля в море. В конце концов, не такие уж мы лопухи.
– «Мы» – это ваши сто и ещё сколько-то тысяч сотрудников? Кстати, если можно, много ли вы им платите?
– В основном – не более чем возмещаем какие-то расходы. К нам приходят не зарабатывать.
– А зачем?
– Как вам сказать…. Ну, например, кто-то в свободное время ходит на рыбалку, а кто-то – бесплатной сиделкой в хоспис. У того – хобби, у этого – потребность.
– И много таких?
– Больше, чем может показаться. Так что, кадровый вопрос у нас пока решается благополучно.
– Есть какие-то критерии отбора? Меня, например, возьмёте?
– С удовольствием. Критерии… если что-то пойдёт не так, если окажется, что это не ваше, вы просто уйдёте. Добровольно, или не очень. Такие случаи бывают – и не так уж редко.
– Как-то страшненько это звучит – «не очень добровольно»…
– Да нет, – если мы поймём, что это не ваше раньше вас, то просто об этом сообщим. Подумаем вместе, объяснимся – часто это может изменить ситуацию. Никаких страхов – у нас же не тайное общество.
– М-да, вообще-то, довольно тайное.... И всё же, куда обращаться новоявленным волонтёрам-самаритянам?
– Как правило, это происходит между знакомыми, по цепочке. Такой, знаете ли, сетевой маркетинг. Только без презентаций.
– Но есть же какие-то адреса, телефоны? Или – нет? А то прошениями завалят?
– Почему же – есть электронный адрес. Я думал, он достаточно известен. Потому что «прошения», как вы выразились, поступают регулярно.
– Ну, не могла же я сказать «крики о помощи».
– Это выражение мне тоже не очень нравится, но, скорее, именно так.
– Хорошо. Давайте адрес и спасибо за эту встречу.
– А от редактора вам за «джинсу» не попадёт?
– Не вопрос, будут проблемы – вырежем. Хотя, думаю, что не в этом случае…
Закадровый текст:
– Господин Самсонов, по слухам, – владелец не очень крупного, но, весьма доходного компьютерного бизнеса. По тем же слухам, имеет несколько патентов в этой области, и высоко ценим среди коллег-профессионалов. Несколько лет занимал высокий пост в краевой администрации, где о нём тоже отзываются в превосходной форме. Возможно, всё это отчасти объясняет ту лёгкость, с которой он находит общий язык со всё новыми представителями бизнес-элиты, – и немедленно вовлекает их в свой проект.
Вообще, слухов вокруг новоявленного фонда и его председателя хватает, – главным образом, потому, что он совершенно не стремится быть на виду. (В скобках добавлю, что после сегодняшней встречи, для меня это отдельная загадка). Тем не менее, существуют твёрдые факты – они традиционно не афишируются, и для того, чтобы их добыть, нам пришлось предпринять настоящее журналистское расследование…
(Перечень некоторых акций фонда, видеоряд, электронный адрес).
Запись кончилась.
– Концовочка слегка сладковата.
– Ты просто завидуешь, Ритуля, – не преминул вставить Эдгар.
– Естественно, этакая столичная штучка… И вы будете меня уверять, что это сделано на халяву?
Она уставилась на меня. Я промолчал.
– Практически, – вступил Самсонов.
– Этот e-mail в конце – действительно перебор. Наверно, потому они и оставили кусок про «джинсу». В любом случае, править нам бы ничего дали.
– Готовьтесь, шеф, теперь, после дебюта на национальном ТВ, гости попрут к нам с удесятерённой силой.
– Собственно говоря, к чему готовиться? Мне их не встречать.
Самсонов перевёл глаза с присмиревшего Эдгара на Ритку.
– Это вам их встречать, уважаемые «лица фирмы».
Я счёл нужным сразу же направить их в конструктивное русло.
– И подумайте об имидже на случай совместных пресс-конференций. Вы всё время, вроде как, пытаетесь собачиться…. Где-то этот ход я уже видел.
Моё имя – Руф Марций. Запомнить его, вроде бы легко, однако, не думаю, что в этом есть хоть какой-то смысл. В любом случае, оно быстро затеряется среди более значительных имён нашего времени – или, хотя бы, среди многочисленных однофамильцев. Что, вообще говоря, довольно забавно, если учесть, сколько мне известно о них. (Я не однофамильцев имею в виду, разумеется). А время выдалось весьма богатое на имена и события. Поэтому, таким, как я, затеряться среди них совсем несложно. Пожалуй, так даже и к лучшему.
Своего отца я помню эпизодически, поскольку видел его всего несколько раз в жизни, – и с большими перерывами. Вершиной карьеры стала для него должность центуриона триариев в армии Помпея; там же она и завершилась. Не худший исход, если знать, что следующее звание для него, начавшего службу рядовым, было уже недоступно. Таковы законы Римской республики.
Во время наших редких встреч он вёл себя вполне дружелюбно, хотя моя худоба и пристрастие к чтению вызывали у него серьёзную озабоченность. Тем не менее, он ни разу не пытался выбросить мои книги подальше. Возможно, потому, что времени у него хватало только на занятия борьбой, фехтование на деревянных «гладиусах» и рассказы о своих походах. Насколько помню, всё это ни разу не продолжалось дольше пары недель.
Его рассказы…. Это была совсем не та история, что в книгах, и на какое-то время мной овладевали сомнения, но книги проводили со мной гораздо больше времени, чем отец. Таким образом, всё быстро становилось на места.
Прошло совсем немного времени, и я оказался среди людей и событий из его рассказов. Эти истории помогли мне. Хотя уроки фехтования и борьбы, разумеется, помогли ещё больше.
Таким образом, я никак не могу пожаловаться на своего отца и продолжаю приносить за него жертвы. В общей сложности, за всю свою жизнь мне привелось видеть его не более года. И, тем не менее, склонен считать, что с отцом мне повезло, как немногим из тех, кого я знаю.
С полным основанием могу повторить то же самое о своей матушке. Это была кроткая женщина, мне она потакала во всём, отцу была предана настолько, что пережила его от силы на пару лет, – причём без всяких видимых причин. Наш скромный дом содержался в порядке и достоинстве. (Со временем я смог осознать как его скромность, так и порядок, в котором он находился).
Так же, со временем, я задумался о том, настолько ли чаще мне пришлось общаться с матерью, чем с отцом? Если посчитать это поминутно и вычесть годы бессознательно младенчества…. У меня всегда были книги, приятели… Мне постоянно было некогда. Я часто ел с ней в разное время, и мне подавали рабы.
В общем, наша, вроде бы, странная семья кажется счастливой. Особенно после всего, что мне пришлось повидать позже.
Не скажу, что я мечтал о военной службе. Просто это само собой разумелось, причём с раннего детства. Так что, в назначенное время я оставил книги и пошёл служить. Никаких сомнений при этом у меня не возникло.
Как выяснилось позже, вскоре я потерял отца. Это произошло далеко, обстоятельства его смерти так и остались неизвестны. Потом я не раз пытался их прояснить, но так и не нашёл хотя бы одного настоящего очевидца. Кто-то полагал, что он был убит в спину, стоя по колено среди изрубленных врагов. Кто-то говорил о смертельной болезни, – а в том году наши солдаты в Сирии действительно умирали от неё сотнями. В любом случае, не сомневаюсь, что отец закончил жизнь солдатом, – трудно представить, чтобы это могло произойти как-то иначе.
О смерти матери я узнал только год спустя, – в этом случае, мне, по крайней мере, смогли более или менее подробно рассказать, как это происходило. Но никто ничего не знал о причинах. Она просто стала худеть и быстро угасла на глазах испуганных слуг и изумлённых товарок. В сущности, я верю, что смерть иногда наступает от горя. Однако, это как-то непохоже на мою матушку. Она достаточно твёрдо стояла на земле, чтобы иметь дело с нами обоими – что со мной, что с моим отцом.
Иногда богам угодно поступать таким образом, что смертным остаётся только теряться в догадках. Впрочем, возможно, это всё же лучше, чем действительно догадаться?
Так или иначе, я осиротел примерно в то же время, что поступил на службу; затем прослужил несколько небогатых событиями лет. К окончанию их получил звание центуриона – не за доблесть, которую негде было проявить, и которой у меня, в сущности, не было. Возможно, из уважения к памяти отца.
Вероятно, это тоже была воля богов.
Вскоре после этого наш легион был отправлен на север.
Имя нового командующего, Гая Юлия, наместника Галлии, среди наших было не слишком-то известно. Точнее, мало что было известно о его военных талантах и доблестях. Вроде бы, он успешно побеждал варваров – но все и всегда побеждали варваров успешно; исключения можно пересчитать по пальцам. Зато много обсуждались давнишнее любовное приключение Цезаря с вифинским царём Никомедом и, более свежие, истории насчёт известных римских матрон.
Очень скоро нам предстояло узнать о нём много нового.
– И всё же, что рассказала вам принцесса? Я имею в виду – о своём проекте и вашей роли?
– Практически ничего. Разве что каким-то образом дала почувствовать, что для меня он, скажем так, …небезопасен.
Тамсанарп покивал.
– Очень правильное слово – небезопасен. В том смысле, что ничего с уверенностью нельзя сказать заранее. Возможно, всё и обойдётся.
– Вы хотите сказать, это будет первый в своём роде эксперимент?
– Первый. И, кто знает, возможно, последний.
– Большая честь.
– Да уж. Не побоюсь этого слова.
Мы помолчали. Суть задумки я до сих пор понимал не очень. Создание какой-то новой реальности, куда сможет благополучно кануть вся наша шайка. Но каков механизм этой процедуры? И хватит ли для этого наших объединенных в едином экстазе сил?
– Ваших сил. Речь, в сущности, идёт только о ваших силах.
Новое дело! В последнее время меня постоянно норовят использовать. И, надо признать, не без успеха, – в то время как, вроде бы, всё должно быть совсем наоборот.
– Вы хотите сказать – никакого объединения усилий?
Тамсанарп снова кивнул.
– Оно невозможно технически. Хотя каждый будет уверен, что внёс посильный вклад. На самом же деле, для того, чтобы провернуть этакое, нужен всего один Посвященный, – правда, очень высокого уровня. То есть, вы.
– И у меня хватит силёнок?
Гномон пожал плечами.
– Теоретически, для вас нет ничего невозможного.
– В чём же заключается опасность?
Тамсанарп помолчал. Неохотно начал:
– Если бы я знал…. Как вам известно, существует условие, по которому Посвященные не могут манипулировать друг другом. Последствия бывают очень тяжёлыми, однако сам механизм их наступления неясен. В данном случае имеет место совместное действие – точнее, его имитация. Но факт остаётся фактом – вам предстоит совершить манипуляцию. Причём, не побоюсь этого слова, широкомасштабную.
– И я могу развоплотиться?
– Да. Но фокус в том, что прогнозировать ситуацию невозможно. Она уникальна.
Я почувствовал некоторую жалость к себе. Развоплощаться совершенно не хотелось. И, потом, кто сказал, что в этой искусственной реальности всем нам будет счастье? В сущности, мы просто самоустранимся. И оставим миру тех из нашей компании, кто знает, чего они в нем хотят.
– Думаю, не оставите. Конечно, утверждать не возьмусь, но, похоже, вы увлечёте за собой всех. В случае успеха, разумеется.
М-да… в случае успеха. Назовём это так.
– Я хорошо вас понимаю. В любом случае, спешить некуда. И если вы откажетесь, ничего страшного не произойдёт. Принцесса, пожалуй, огорчится – как-никак, многолетняя цель…. Но, думаю, она тоже испытывает сомнения. Иначе не стала бы вас предупреждать.
Наступила моя очередь кивать.
– Именно это приходит мне в голову. В любом случае, на столь грандиозное самопожертвование я пока не готов. Мне же ещё не тысяча лет…
Мы сидели в просторной самсоновской гостиной вдвоём. Тихо журчала какая-то фоновая музыка. Вообще-то, для меня редко что подходит под это понятие. Обычно я или вслушиваюсь в каждый нюанс, или не слушаю вовсе.
Самсонов позвал меня поговорить, но упорно молчал. Смотрел в сторону. Выкурил пару сигарет, слегка глотнул из рюмки. Я проделал то же самое.
– У меня есть несколько вопросов, Эдуард Сергеевич…
Теперь он посмотрел в потолок. Слегка передёрнул плечами.
– …Возможно, сущая ерунда. Для вас, по крайней мере.
Я моргнул. В смысле: какая же у нас тут может быть ерунда? Впрочем, толку от этого было мало, поскольку Самсонов продолжал что-то высматривать на потолке.
– При нашей первой встрече я был несколько,… скажем так, жёсток. Возможно, излишне. Что поделать, уж очень хотелось вас заполучить. …В последнее время ситуация изменилась. Вы понимаете, что я вас не контролирую. И, тем не менее, остаётесь в деле. Почему?
Я счёл необходимым кашлянуть. Как правило, это означает, что мысль пришла не просто так.
– Допустим, всё это мне нравится.
– Допустим?
– Пока – нравится. Что я могу добавить? Возможно, со временем…. Но никаких предпосылок для этого не вижу.
Самсонов перестал интересоваться состоянием потолка и перевел взгляд на меня.
– И у вас не осталось никакого …неприятного осадка?
Я беспечно отмахнулся.
– Нет. На самом деле, нет. Вы хотите понять, насколько честно я играю, не затаил ли какой обиды? Поверьте, это самая незначительная из ваших проблем.
– Самое забавное, что я ничего не могу вам дать взамен. Даже обещать…. Такое у меня происходит впервые в жизни.
Я пожал плечами.
– Это вас беспокоит?
Самсонов отвёл глаза.
– Вы не представляете, как. Впрочем, какой смысл беспокоиться о том, на что не можешь повлиять? …Кстати, о влиянии…
Он перешёл на деловой тон. Скажем так, почти деловой.
– Мы распространяемся очень быстро. Это ваше влияние?
Я щёлкнул зажигалкой.
– Далеко не всегда. Люди склонны следовать моде. А ваш фонд стал весьма популярен. Зачастую этого оказывается достаточно. В случае если реакция замедленная… что ж, я слегка обрабатываю тех, кто диктует моду в данном уезде. Самую малость. Остальные тянутся следом – вполне добровольно. В сущности, алгоритм именно таков.
Самсонов взялся за рюмку, потом раздумал.
– Получается, что отчасти я обязан не только вам? Вношу свой посильный, так сказать, вклад?
– Очень даже получается.
Самсонов вспомнил о рюмке.
– В сущности, у вас же нет никаких причин говорить то, что я бы хотел услышать.
Я кивнул. Кинул в рот кусок лимона.
– Вы знаете, что у меня завтра за встреча. И, честно говоря, я как-то не очень уверен в себе.
Очередной эмиссар правительства. Их было уже несколько, из разных министерств, разного, но достаточно высокого ранга. Министры до нас пока не снисходили. Думается, ненадолго – да оно и к лучшему. Всё же слишком долго Самсонов просидел в чиновниках; присутствие высокого центрального начальства его как-то зажимало. С каждым разом меньше – но, тем не менее, от меня всякий раз требовалась некая коррекция…. Так что выдержать тет-а-тет с первыми лицами готов он пока не был.
– Это исправимо.
– Понимаю. Но …вы не думали о том, что на этом уровне вы можете встретиться с другими Посвящёнными?
Честно говоря, нет. Более того, меня это как-то мало заботит. Я сужу по действиям – непохоже, чтобы на службе у тех, кто нами правит, имелись Посвящённые достаточно высокого уровня. Соответственно, они сами тоже вряд ли являются таковыми.
– Вы полагаете, это может представлять для нас опасность? Маловероятно. Меня больше интересуют те серьёзные парни, которые в последнее время потянулись в наш скромный офис. Бандиты? Спецслужбы?
Самсонов развёл руками.
– И те, и другие – пополам. Разве вы их не сканировали?
– Вроде бы, в этом не было особой необходимости. Не могу же я совсем как металлоискатель в аэропорту. К тому же, публика, в целом, довольно понятная. Я бы даже сказал, социально близкая.
– Да уж, выглядят они похоже, и думают почти одинаково. Но внешне достаточно отличаются от гражданских – даже включая наиболее щедрых из наших спонсоров.
– Они хотят сотрудничества, разумеется?
– Да, но пока не слишком настаивают. По крайней мере, не так сильно, как партийцы.
Я поёрзал в кресле. В наши дни вступление в партию – это какой-никакой выбор. Тут вам не КПСС. И все они жаждали поиметь наше ополчение в своих боевых порядках. Или, на худой конец, просто поиметь. Разумеется, к делу примешивалась некоторая ревность. А также подозрение – не есть ли тут скрытые и потенциально опасные конкуренты? И, наконец, опасливое недоумение.
Они не могли понять, что нам обламывается со всех этих хлопот.
А значит, должны были вот-вот приступить к раскопкам. Или даже уже приступили. И это стало бы для нас дополнительной заботой – решаемой, но докучной. Поскольку забот ежедневно прибавлялось и так.
– Ваша служба охраны…. Не то чтобы я в ней сомневался или не принял своих мер, но… возможно, её следует как-то ненавязчиво усилить?
По мере нашего продвижения на север, появлялись всё новые слухи из Рима. Цезаря любили там всё больше – он щедро отсылал на нужды города значительную часть своей военной добычи. А я прочёл достаточное количество греческих книг, чтобы понимать, что это значит. Население Рима – около трёхсот тысяч человек; при этом примерно половина из них не имеет средств к существованию, кроме государственных раздач. (Не считая голоса на выборах, который стоит всё дороже). Стань всеобщим кормильцем – и одни тебя будут приветствовать, как героя, а другие не посмеют сказать слова против.
Катон и некоторые другие аристократы понимали цель Галльской войны. До её начала Цезарь был не только беден, но и должен всем, кому возможно. Он завоевал обширные территории – но их невозможно было удержать надолго.
Тем не менее, их можно было ограбить. Варвары были богаты. У них имелось огромное количество золота и очень хорошие ремесленники. Они строили прекрасные города.
Но не умели их защищать.
Варвары воевали отважно, но храбрость не может противостоять той военной машине, которую создали мы, римляне. Десять легионеров, пожалуй, недолго смогут противостоять сотне врагов – но центурия, почти наверняка, разделается с тысячью. Две центурии составляют манипулу. Три манипулы – когорту. Десять когорт – легион. Попробуйте посчитать, сколько войск потребовалось бы галлам для того, чтобы спасти от нас свои города, своих жён и своё золото.
Тем не менее, в какой-то момент им показалось, что войск достаточно.
Именно там, под Алезией произошла самая важная встреча в моей жизни.
Варвары атаковали настолько внезапно и бежали навстречу так быстро, что наши лучники успели выстрелить от силы дважды. Первые ряды рухнули от стрел, вторые – на замаскированные дёрном колья, но их оставалось достаточно, чтобы влезть по ещё шевелящимся соратникам на наши укрепления и опрокинуть тех, кто там находился. В том числе, и меня.
Ткнув мечом в пару тел, я выбрался из-под них и огляделся. Сзади наши отступали, сомкнув щиты и пытаясь держать строй. Справа трое или четверо отбивались от врагов. Один из них упал с разрубленной головой, другой был ранен двумя стрелами. Каким-то образом я оказался именно там. По пути на меня бросились сразу трое, и, когда они рухнули на траву, я в очередной раз возблагодарил своего отца за его уроки.
– Помоги мне, центурион. Его необходимо увести отсюда.
Легат без шлема и с окровавленной физиономией выглядит точно так же, как обычный человек. Но Цезарь, которого он пытался увести, выглядел совсем иначе. Я затрудняюсь определить, в чём была разница. Вероятно, пониманию смертных это недоступно, – мы просто осознаём.
Мне пришлось убить ещё одного варвара – он не выглядел таким уж опасным, но оказался слишком близко, в то время как остальные обошли нас стороной, спеша разделаться с отступающими. Они думали, что победили.
Они заблуждались.
– Подними меня.
Сначала я не понял.
– Но вы стоите на ногах, генерал.
– Подними меня так, чтобы наши видели.
Вдвоём с легатом мы оказались вполне крепким пьедесталом.
– Солдаты! Ваш командир здесь!
Он произнёс это достаточно громко. Но я не мог быть уверен в том, что это услышат те, кто нужно, и самое главное, окажутся первым. Мы встали по обе стороны Цезаря. По мечу в руках и крайне злобное выражение на лице.
Сначала мимо нас пронеслись толпы варваров. Мои опасения оказались напрасными – они бежали, не оглядываясь и не глядя по сторонам. Затем мы услышали тяжёлую поступь первой когорты. Я думаю, нет зрелища страшнее и привлекательней, чем легион, идущий в атаку, сомкнув щиты и выставив вперёд пилумы.
Похоже, эта битва закончилась.
– Легат, центурион. … Думаю, я должен вас отблагодарить.
– Усилить охрану? Разве ваших усилий недостаточно?
Самсонов не выглядел встревоженным, но явно заинтересовался.
– Достаточно – и вы прекрасно это понимаете. Но с нашими недоброжелателями не могут постоянно происходить несчастные случаи.
– Насколько я понимаю, это вообще не ваш метод. Вы предпочитаете, чтобы они …скажем так, изменили своё мнение. Честно говоря, мне этот вариант тоже нравится больше.
– Мои возможности не беспредельны, тем более, что мы втягиваем в свою орбиту всё больше людей и интересов. Я могу элементарно опоздать – соответственно говоря, пару раз это уже почти произошло.
Самсонов откинулся в кресле. Неделю назад какой-то идиот едва не сбил его машиной в метре от офиса. Всё, что я мог, – это швырнуть тачку на стену соседнего дома. Скорость оказалась достаточно велика, чтобы то, что осталось от видавшей виды «семёрки» проползло половину квартиры первого этажа; бедолагу водителя практически передавило пополам. Спасатели добывали его плоть по частям в течение нескольких часов; таким образом, узнать, кто или что стоял за этим происшествием, нам не удалось. Подсознание мертвецов остаётся для меня, к счастью, недоступным. Однако, в салоне нашлась записная книжка с подробным планом подъездов к нашей конторе, а экспертиза не показала в крови камикадзе алкоголя. У нас остался выбор – считать его завистливым мизантропом-одиночкой, или предполагать какой-то заговор. Первая версия выглядела, вроде бы, предпочтительней. И в самом деле – своих далеко идущих намерений мы пока ничем не выказали; ничьими конкурентами формально не стали, и, стало быть, открывать на нас охоту рановато. Да и способ какой-то чересчур экзотический. Тем не менее, факт сам по себе показателен – и, в конце концов, мало ли вокруг бродит разнообразных психов?
– Вы хотите сказать, что служба охраны…
– …должна охранять и, как минимум, выглядеть достаточно убедительно в тех случаях, когда дело дойдёт до перестрелок.
Самсонов стряхнул пепел.
– Наверно, так. Я скажу Глебову, чтобы набрал дополнительных людей. Времена действительно меняются …к лучшему.
Глебов в нашей компании был таким же человеком-невидимкой, как и я. Возможно, даже в большей степени. Изредка нас объединяли какие-то профессиональные вопросы; при этом его интуиция практически бежала нога в ногу с моим пресловутым даром. Владимир Иванович относился ко мне с демонстративным уважением. Безусловно, причина была в том, что досье вашего покорного слуги не давало ни малейшего ответа на вопрос, откуда он, такой умный, взялся, не служа перед тем ни в каких органах. Следовательно, являлось фиктивным от начала до конца, поскольку так не бывает.
Сфальсифицировать свою биографию – не Бог весть, какое дело; но материалист Глебов верил, что следы подчисток должны оставаться. В данном случае они никак не находились, и, при вскрытии очередного археологического слоя, он преисполнялся всё большим азартом. Соответственно, росло и его восхищение моими талантами – естественно, их истинной сути он не знал, а если бы и узнал, то в его высокоразвитом мозге не нашлось бы участка, которым он смог бы поверить.
Несколько раз он затевал со мной разговор на понятном только профессионалам плаща и кинжала метаязыке. Я совершенно натурально показывал свой голимый профанизм, но это только повышало котировки, поскольку Глебов понимал, что я лгу; попросту не могу не лгать – однако, делаю это так, что отличить ложь от правды ему не удаётся.
Интересно, что безуспешность изысканий совсем не вызывала у отставного генерала раздражения. Он просто их продолжал и, как профессионал высокого класса, делал это ненавязчиво и почти незаметно, но с постоянством смены времён года.
Глебов не был похож на супермена – рост не выше ста семидесяти пяти, астеническое телосложение, худое лицо, вертикально продавленное глубокими складками на месте щёк. Тем не менее, двухметровые верзилы считали большой удачей служить под его началом, трепетали перед его взглядом и шёпотом обменивались историями, которые …которые, в сущности, соответствовали только части правды. Правда эта простиралась гораздо дальше. (Генерала интересовал я, он – меня, что в этом странного? Возможно, мои методы были чуть более совершенны). Узнав эту самую правду, я значительно расширил свои познания о некоторых событиях последних десятилетий, но остался в большом сомнении относительно того, так ли уж мне хотелось всё это знать.
Цезарь удостоил меня не только награды, но и беседы, причём последняя оказалась куда как ценнее.
– Такие люди, как ты, сегодня редкость, центурион. В наши дни римляне предпочитают не забивать себе голову чтением. Грубые игры, хлебные раздачи… Война, разумеется.
– Но разве так было не всегда?
Цезарь замолчал, и я счёл возможным продолжить.
– Наша история полна полководцев. Не поэтов, не скульпторов, не учёных, не зодчих. На этих ролях успешно подвизаются выходцы из Греции, других стран…. Даже наши боги и храмы – не более чем слепок с греческих. Но, возможно, так и должно быть?
Цезарь продолжал безмолвствовать. Слушал внимательно, даже слегка подавшись в мою сторону. Званый обед продолжался своим чередом, слегка захмелевшие командиры перебивали друг друга и не обращали на нас особого внимания. Речь у них шла, разумеется, не о поздней греческой трагедии.
– Возможно, нет смысла тратиться на то, чтобы создавать что-то самим. Ведь всё это можно купить, …или отобрать.
Цезарь хмыкнул.
– Точнее говоря, купить на отобранные деньги.
Я кивнул.
– Таков путь Рима. Всё что мы создали самостоятельно – это непобедимая армия с её совершенным устройством. Как оказалось, чтобы править миром этого достаточно.
– Ты неизбежно приводишь к тому, что римляне – большие варвары, чем те, кого мы так называем.
Я развёл руками.
– Это всего лишь слово. И в нём ровно столько смысла, сколько пожелают вложить люди. Те или иные люди в те или иные времена.
Цезарь принял из рук слуги чашу, передал её мне.
– Я никогда не рассматривал нашу историю с такой стороны. Довольно необычно… и правдоподобно. Впрочем, не думаю, что ты часто высказываешься на эту тему.
– Разумеется. Я сказал бы даже, что полностью эта мысль оформилась у меня прямо сейчас.
– Люди могут счесть твои идеи странными, или ещё похуже. Если смогут их понять, разумеется.
– Понять до конца и не потребуется. Между тем, я вовсе не проявляю неуважения к нашей истории, в том числе и будущей. Напротив – очень рациональное решение вопроса. Можно сказать, образец для подражания.
Цезарь растянул углы рта в улыбке.
– Тем не менее, мы хотим выглядеть доблестными, благородными и справедливыми.
Я пожал плечами.
– Так и окажется – при условии, что всегда будем побеждать своих коварных, злобных и жестоких врагов.
Гомон основательно захмелевших военачальников становился всё громче. Один из них двинулся в нашу сторону, споткнулся о мерцающую гору рассыпанных галльских трофеев.
– Куда дальше, Цезарь?
Шум прекратился. Цезарь, не спеша, поднялся, посмотрел поверх голов. Не стал затягивать паузу.
– Возможно, нам всем имеет смысл какое-то время отдохнуть. К тому же, почтенный сенат задолжал мне пару триумфов.
