Читать книгу: «Формула», страница 17

– Полагаю, всё прошло хорошо. Она – вполне рациональный человек.

Самсонов некоторое время смотрел в окно, словно пытаясь прочесть хоть какую-то из убегающих нам за спину рекламных букв. Повернулся ко мне.

– И в любом случае, вы сможете её дожать, не так ли?

Я хотел кивнуть, но сообразил, что в машине недостаточно света.

– Да.

Некоторое время мы ехали молча.

Я хотел спросить Самсонова о его дальнейших планах. Не то чтобы мне было сложно узнать самому – но лезть в мозги своему работодателю… Что ни говорите, в этом есть нечто мерзкое. Или нет? Или это именно то, о чём вы всегда втайне мечтали?

Разумеется, Самсонов сложил себе крайне высокое мнение о присущих мне способностях. Вот только…

Он ни хрена не представляет себе моей реальной мощи.

Просто не может представить.

Впрочем, тут он не одинок – я тоже иногда затрудняюсь.

– Должен заметить – мне не очень понятно её отношение к собственным вооружённым силам. Она их явно принижала – а это как-то нелогично. Практически, говорила мой текст, – а мне пришлось говорить её …

– …И рассыпаться в комплиментах доблестной Ю-ЭС армии? Но разве это не входит в общий план? Кто-то должен поддаться и запустить процесс. К тому же, я допускаю, что госпожа президент самую малость проговорилась. С чего бы ей так уж обожать своих «ястребов»?

Легко беседовать о чём угодно, если уверен, что этот разговор невозможно услышать, а тем более – записать. Приятно ехать без каравана сопровождения, не перекрывая согражданам трассы на многие километры во все стороны, если знаешь, что с твоей машиной ничего не может случиться. Стража Самсонова поначалу просто с ума сходила – до тех пор, пока я не был вынужден вправить парням мозги. Теперь они свято верили, что анонимность и неприметность – самые надёжные козыри при охране монаршей особы. (В принципе, тезис не такой уж новый – но кто в наши дни рискует брать его на вооружение? Гораздо спокойней нагнать в город танков и выселить жителей).

– Генералы… Им не нужна, в сущности, война. Но им обязательно нужен «потенциальный противник». Предположим, этот парень вдруг делает ручкой…

Самсонов хмыкнул.

– Те, кто правили этой страной раньше… Возможно, они наломали дров, но ход был гениальный – «мы с вами теперь больше не воюем». И как прикажете жить дальше?

– Не будем недооценивать генералов. Если враг не сдаётся – его уничтожают; если врага нет – его находят. Говоря о наших странах, каждый нашёл своего. И, после упорной борьбы, стал одерживать над ним победы. Естественно, для этого пришлось сильно раскошелиться на военный – точнее оборонный от кого-то – бюджет…

– После чего мы начинаем со всё возрастающим подозрением смотреть друг на друга…

– Особенно по мере того, как скальпы основных врагов уже будут предъявлены, а новый противник в лице каких-нибудь инопланетных пауков промедлит появиться. Тем временем, военпром уже пришёл в азарт, и разнообразные убийственные штуковины упорно продолжают сходить с конвейера.

– Сам этот факт – ещё не повод для беспокойства. Вопрос в том, какое применение им найти – разумеется, не начиная швыряться этим дерьмом друг в друга.

Мы продолжали вяло обмениваться репликами, и внезапно я поймал себя на том, что, если по-другому расставить знаки препинания, наш диалог легко превратится в монолог. Возможно, слегка сбивчивый, но тем не менее.

И в самом деле – мы давно между собой не дискутируем. Такое впечатление, что одна и та же мысль возникает в наших мозгах одновременно – остаётся слегка отрегулировать нюансы. Одним словом, смотрим в одном направлении, как семейная пара со стажем.

Я покосился на неподвижный профиль Самсонова. Рекламные блики суетливо перекрашивали его из одного неестественного цвета в другой; когда они ненадолго унимались, он монументально затвердевал в сумраке. Таким образом, получалось, что черты лица то искажены, то неразличимы, – в общем, если он молчал, то выглядел как бы и не совсем человеком.

Интересно, а ты-то сам как сейчас выглядишь?

Полагаю, точно так же. То есть, как полупризрак.

Что за хрень, мать твою?

…В смысле – всё это очень странно. Знаете, случаются такие сны – вроде ничего особо пугающего и не происходит, а ты подскакиваешь, едва не ударяясь о потолок – дыхание безвыходно клокочет в горле, глаза распахнуты шире обычного. Озираешься по сторонам, пытаясь понять, где находишься. Вроде бы понимаешь, сползаешь с кровати, тащишься туда, где есть вода и сигареты. По пути врубаешь все осветительные приборы, какие только попадаются под руку. Кое-как прикуриваешь. Вода уже не кажется тебе оптимальным вариантом. …Проходит минута-другая (и по рюмке в минуту). Ты обретаешь относительную устойчивость в реальности, или, по крайней мере, начинаешь думать, что это так. Внезапно осознаёшь, что полностью забыл, что происходило в том самом сне. Ни единой зацепки – всё улетучилось. Тем не менее, во рту и мозгах остаётся какой-то противный привкус; он держится долго – пока ты не начнёшь к нему привыкать.

Я не alter ego Самсонова, и выборов ещё не было. Меня морочат.

Интересно, кому и зачем это могло бы понадобиться? Разумеется, ты морочишь себя сам. Вдобавок, сидишь голой задницей на краю ванны – и это в трёхкомнатном «люксе», где посадочных мест хватит на половину нашей делегации.

Хорошо бы вспомнить, что это за город… впрочем, какая разница? Один из городов нашей бескрайней Родины. В последнее время у них появляется всё больше общего – хотя бы на каком-нибудь отдельно взятом пятачке. Я это к тому, что окраины были неотличимы и раньше. Разница только в том расстоянии от центра, на котором они начинались или начинаются сейчас.

Я сопровождал агитбригаду Самсонова скрытно. Путешествовал другим транспортом, жил в других гостиницах, ни с кем не встречался. Незримо присутствовал на мероприятиях – собственно, что мешало мне, для пущей конспирации, оставаться в этом состоянии постоянно? Вероятно, опасение стать слишком уж виртуальным.

Или Строева. Одна из немногих, она знала не только, что я нахожусь поблизости, но и где именно.

Иногда она приходила с Эдгаром – час-другой мы выпивали, обсуждая наши успехи; затем он удалялся: «Пора, пора, – работа».

Чаще появлялась одна, и пару раз её даже пытались взять под крыло местные сутенёры. Вполне безуспешно, как вы понимаете. Один, правда, оказался слишком настырным – к счастью, его вовремя зажало лифтом. Никогда не можешь знать, что вытворит это устройство, – впрочем, раздирая могучими руками створки, парень умудрился поскользнуться и рухнул передней частью головы вниз. Тяжело и быстро. Звук в лифтовой шахте затихал добрую минуту. Разумеется, Строева пинком выпихнула его наружу, одновременно давя на кнопку. Возможно, красотой он не отличался и прежде, но я счёл целесообразным на другой же день вручить Ритке, якобы фальшивый, паспорт на свою фамилию. Мы не можем метить свой путь искалеченными представителями местного населения. То ли дело: «У вас, вроде, собирался остановиться мой муж».

Видите, до чего дошло дело.

В сущности, мы видимся слишком часто и слишком подолгу.

Насколько я помню, это должно надоедать, но…

У нас нет, так называемых, «отношений». Никогда не было. Да что там – мы никогда не были даже особенно друг другу интересны. Наверно, неспроста, поскольку этот самый взаимный интерес имеет печальную особенность заканчиваться. Так или иначе, жизнь у каждого получается своя, но на их пересечении может возникать странное место, в котором хочется побыть подольше.

Нечто подобное было у меня с женой – по крайней мере, некоторое время.

Кстати, не думаете ли вы, что я забыл о ней, о дочке, или о ком-то из своих собратьев по педагогическому периоду жизни (включая медперсонал – может быть, его чуть ли не в первую очередь)?

Разумеется, нет.

Просто, у них всё хорошо; я за этим приглядываю, – а, значит, нет причин путать кого-либо в нашу историю. Иначе она выйдет неоправданно длинной.

В общем, я сидел на краю ванны – бутылка между ногами, окурок только что утоплен в унитазе, очередная сигарета вытянута из пачки, но ещё не прикурена, поскольку куда-то пропала зажигалка.

Ритка щёлкнула ей, входя и жмурясь от света, подложила под себя полотенце и села напротив.

– Вы полагаете, русскому можно доверять?

Госпожа президент и господин госсекретарь были знакомы достаточно давно, чтобы не ограничивать себя условностями, оставаясь наедине. Кое-кто даже считал, что их отношения вряд ли задержались на грани служебных. Возможно, он был не так уж неправ. Во всяком случае, сейчас, далеко за полночь, они находились в подземной «тихой комнате» – лицом друг к другу, раскинувшись в глубоких креслах. Госпожа президент была без туфлей и упиралась ступнями в край низкого журнального стола, госсекретарь снял пиджак с галстуком и закатал рукава сорочки.

– Разве я что-то сказала о доверии? Он делает нам предложение – мы можем согласиться или отказаться. Я считаю, …отказываться не стоит.

Госсекретарь откашлялся.

– Он оказался в незнакомой ситуации – мало что понимает и не знает, кого слушать. Как неопытный политик, он решил пойти напролом. Причём сделать это самолично.

Госпожа президент хмыкнула.

– Неопытный политик, да…. Кстати, ни один мыслитель из наших спецслужб так и не смог объяснить, откуда он, собственно, выскочил. И как умудрился с такой скоростью вскарабкаться туда, где сейчас находится?

Госсекретарь пожал плечами.

– В сущности, какие-то версии были…

– Ну да. Только очень противоречивые.

Госпожа президент медленно спустила ноги на пол, вставила их в лодочки туфлей… Неожиданно резким движением перегнулась через стол, в упор глядя на собеседника.

– Я вообще не стала бы всё это с тобой обсуждать. Нет, не стала бы – будь это блеф или вздор. Но это ни то и не другое – и в том, что он сказал, слишком много совпадений с тем, о чём я часто думаю.

Госсекретарь собирался было что-то ответить, но предпочёл воздержаться.

– Мы всегда хотели доказать всему миру, что наши яйца – самые крепкие. Возможно, это гены первых переселенцев. Скорее всего, так. И всё могло бы получиться – но мешали они.

Короткая пауза.

– Это продолжалось десятилетиями – в конце концов, нам повезло, а им нет. Наши умники поверили, что одержали победу и ринулись развивать успех.

– Они много поработали и работают сейчас – те, кого ты называешь умниками.

– Не перебивай меня! Разумеется, они трудятся, не покладая рук. Но результат? Нас стали больше любить? Совсем наоборот. Мы получили новых союзников – или орду нахлебников, которые чуть что становятся в позу и начинают вещать о приверженности «собственным национальным интересам»?

– Всё это не делается так быстро.

Госпожа президент встала, госсекретарь последовал за ней. Он явно никогда не видел её в таком возбуждении. Даже, если между ними действительно было то, о чём некоторые шептались.

– Согласна. Но, быстро или медленно, – к чему это, на самом деле, идёт? Кто мне объяснит – где он, этот провидец? Кто может быть уверен, что с нами не случится что-то вроде того, что случилось с ними в начале девяностых?

– Наши экономисты и аналитики…

Госпожа президент отмахнулась.

– Да, уж этого добра в наши дни хватает. Тем не менее, рынки и валюты то и дело рушатся, а концерны банкротятся.

Внезапно, она села и совершенно изменилась. Заговорила тихо, проникновенно. Госсекретарь окончательно насторожился.

– Ладно, ты ещё вздумаешь, что у меня истерика. Я доверяю тебе, поэтому очень прошу – прояви воображение.

Он сделал сосредоточенный вид.

– Насколько я понимаю, то, что наши бравые вояки называют «паритетом», остаётся в силе?

Он кивнул.

– Непосредственно начать войну не может ни одна из сторон – если ты это имеешь в виду. Гарантированное взаимное уничтожение и всё такое.

– Именно об этом говорил русский. И что же, будем продолжать кружиться друг вокруг друга, выжидая удобного момента? А если он не наступит никогда?

Он молчал.

– Мы слишком усердно мешаем друг другу – и это длится чёрт знает как долго. Уж не будем говорить, во сколько это обходится.

Госпожа президент вздохнула.

– Я думаю, план пора менять. Когда-то казалось, что мы вот-вот зажмём их, возьмём в кольцо. Но ты же видишь – это иллюзия. Мы просто наплодили вокруг кучку самовластных царьков. У этих свои заботы – бог знает, сколько проблем с ними ещё возникнет со временем…. Но очевидно – мы не побеждаем. Каков же вывод?

Госсекретарь сглотнул.

– И ты действительно полагаешь, …такой союз может быть продуктивным?

Госпожа президент беззаботно пожала плечами.

– Откуда мне знать? Он будет самым сильным из возможных – это очевидно. В конце концов, что мы теряем? Если что-то пойдёт не так, его можно разорвать в любой момент. И даже, может быть, взяться за старое.

Со стороны могло показаться, что он ещё пытается что-то возразить.

– И вы, госпожа президент, надеетесь убедить в целесообразности такого шага обе палаты Конгресса?

Она подняла брови.

– Зачем? Мы не собираемся вгонять в истерику уважаемых господ конгрессменов – а заодно, и весь остальной мир. Мы собираемся действовать. О сути происходящего должен знать очень узкий круг людей. Тех людей, без которых обойтись будет и в самом деле невозможно. И дело не в должностях, вы меня понимаете? Если да – как насчёт того, чтобы набросать список?

Ритка сидела молча, обхватив колени руками и поджав пальцы ног. Ступни у неё были красивые – приятных глазу пропорций и какие-то энергичные. По временам казалось, что они не просто обслуживают Строевские потребности в передвижении, но и самую малость живут своей жизнью. Впрочем, то же самое я сказал бы о её руках, одинаково приспособленных к домкрату, клавиатуре, члену – чему угодно, за исключением кухонных принадлежностей. Нет, Ритка вовсе не была кулинарной неумехой. При случае, она даже вполне сносно готовила – просто терпеть не могла этим заниматься.

Я молчал, Строева тоже. Никаких возгласов, вроде: «Не случилось ли чего»? Или: «Ты ужасно выглядишь»! В общем, никаких «Are you alright»?

Я глотнул из бутылки, посмотрел на Ритку вопросительно, она помотала головой.

– Мне вставать скоро.

– Понадобится ясная голова?

– Скорее – хороший цвет лица и подвижный язык.

Я развеселился.

– Ты не на панель часом собираешься?

Строева улыбнулась, пожала плечами.

– Да, – но ты свою порцию, пока есть время, можешь получить сейчас. И с большой скидкой.

– Так всё-таки, платить придётся?

Ритка сделала паузу. Тряхнула головой.

– Нет, разумеется. Мы тут шутим…

Похоже, уже нет. Выходит, ненавязчивость наших отношений я всё-таки переоценил – какое-то объяснение намечается. Опять.

– …А я в последнее время не могу понять – ты собираешься уйти? Или уже ушёл?

– Что ты имеешь в виду? Что значит, «ушёл»?

Осторожней. Не говори ничего, что можно истолковать, как попытку закрыться.

– Я не знаю!

Почему-то она вдруг стала какой-то хрупкой и беспомощной. Но ведь этого просто не может быть. …Не с Риткой.

– Я так это называю. Не могу подобрать другого слова.

– Понимаю.

Но ничего не могу объяснить. Попросту не имею права. Да и зачем? Я и так втянул тебя в приличную заваруху. Ну, может, не совсем втянул. Может, ты втянулась сама и даже сделала это с удовольствием. Не исключено, ты мне благодарна. В конце концов, перед тобой открылся новый мир – и открыл его я.

И тебе не очень хочется оставаться в этом новом мире без меня? Всё, вроде бы, понятно. Кроме одного – откуда ты прознала про мои сборы? Их и сборами-то, пока толком не назовёшь. Или на самом деле, что-то такое можно почувствовать. Бла-бла-бла…

Скорее всего, я просто слишком увлёкся тем, что кажется мне будущим. Я сказал «увлёкся»? Если это и увлечение, то какое-то болезненное. Никакого удовольствия от происходящего там я не получаю. Тем не менее, возвращаюсь вновь, причём всё чаще, так, что реальности начинают путаться у меня в голове. Я оказался, так сказать, на грани между мирами – разумеется, всего лишь той грани, что проходит через мою башку, но разве этого мало? Мне хватает. Даже более чем. И видимо, это заметно со стороны. Строева, во всяком случае, заметила.

И что из этого следует?

Проблема в том, что я действительно совершенно не представляю, что буду делать дальше. Может, надо сесть и подумать, вместо того, чтобы прыгать из времени во время? Может, на этот раз решение не объявится само и его придётся поискать? Как это делается – расчертить лист бумаги, записать плюсы и минусы в разные колонки?

Как-нибудь позже. Сейчас у меня есть более неотложная работа. Называется: «Успокоить Строеву».

– Тебе показалось. Я никуда не собираюсь.

Чем ещё можно утешить женщину? Банальными фразами и циничной ложью. Ну, возможно, поглаживанием.

Я не успел перейти к последней части. Ритка поднялась, машинальным движением взъерошила себе волосы.

Почему-то мне показалось, что этот жест заменяет ей слёзы.

– Слоган закручен лихо: «На шаг ближе к Европе…». Но к чему такая радикальность?

Самсонов пожал плечами.

– Вы хотите сказать, почему Восточная Украина, а не, скажем, Южная Осетия? А почему бы и нет? Первый ход должен быть сильным. Мы же хотим знать, как на него отреагируют…

…Госдеп США уже отреагировал – предельно лаконичным заявлением, в котором упор делался на желательность решения вопроса невоенными средствами. Впрочем, происходящее является внутренним делом… и т.д. Интересно, с кого начнут они? Неужели тупо попрут за нефтью? И какой именно? Случаем, не венесуэльской?

Впрочем, это мы ещё увидим. Пока речь идёт об уже помянутом воссоединении. Надо сказать, идея нашла массу сторонников с обеих сторон. Кое-где уже начались митинги, в то время как мировое сообщество никак не могло выйти из ступора. Особенно после американского заявления.

– В конце концов, мы же не бомбардировками грозим, – Самсонов прошёлся по комнате. Остановился, заложил руки за спину. – Существует историческая близость народов, мы хотим вернуть только ту часть, которая называла себя Малороссией, территории бывшей Речи Посполитой нам не нужно.

– По крайней мере, пока.

– Совершенно верно. Население нас поддерживает…

Ещё бы. Такие затраты – и чтоб они не окупились?

– …Таким образом, неизбежен плебисцит – с предсказуемым результатом.

Или стихийный захват власти. Как бы стихийный. После чего начнутся волнения, на улицах появятся войска, а мы будем вынуждены вмешаться. Возможно, даже с мандатом ООН на руках и какими-нибудь союзниками в обозе. Без всего этого добра – не имеет значения…. Так или иначе, наведём порядок. И двинемся дальше?

– Кстати, я всё время хочу спросить – так ли нам необходимо возвращать все эти территории?

Самсонов остановился.

– Разумеется, нет – но ведь мы и не будем. При всём уважении к великим князьям, царям и императорам, которые их умножали, они прихватили немало лишнего – по крайней мере, на сегодняшний взгляд.

Он замолчал, посмотрел на меня внимательно.

– Вы задаёте странные вопросы, Эдуард Сергеевич. Я хочу сказать – для человека, который участвует во всём этом с самого начала.

Прокольчик. Я должен быть более осведомлён, чем на самом деле.

Самсонов сел.

– Вы устали? Не в обычном для других смысле, естественно, – да это и невозможно. Скажем так, вам надоело?

Я отмолчался – просто пожал плечами.

– Что я могу сделать? Что я могу вам предложить – по сравнению с тем, что вы сами можете себе дать?

Уж что есть, то есть. Продолжаем молчать.

– Возможно, мы были неправы, отведя вам роль …суфлёра? Вам надоела именно она? Захотелось публичности – стать министром, например? – Самсонов оживился. Но быстро понял, что зря. – Впрочем, нет…. Зная вас – вряд ли. И всё же, что нам делать?..

Он был искренне обеспокоен. Не представляю, что я успел наговорить ему за предыдущие дни.

– Скажите, Роман Ильич, – проговорил я, неожиданно для себя самого. – Как вы считаете – насколько я вам необходим? Сейчас, когда всё уже более или менее ясно…

– Ничего пока ещё не ясно, – Самсонов осёкся. – Вы что, действительно хотите уйти?

Я пожал плечами.

– Но… зачем? Что это для вас изменит?

– А для вас?

Самсонов наклонился надо мной, заговорил медленно и раздельно.

– Вы – мой тыл. Я могу всё, когда знаю, что есть, кому вмешаться. Да, я изменился – это вы изменили меня. Трудно объяснить… Я просто хотел вас использовать – а в результате мы стали двумя сторонами одного человека.

Вот-вот. Я тоже это чувствую, именно это и внушает мне беспокойство.

Он шагнул назад.

– Вы можете уйти, вы знаете. Но мне бы очень этого не хотелось…. Впрочем, это вы знаете тоже. И вообще, что значит – «уйти», когда речь идёт о Посвящённом? Уйти – куда?

Кажется, именно над этим я в последнее время работаю. Точнее, мы работаем.

…Кстати, я что-то давненько не видел принцессу. Причём, ни в одной из реальностей.

Разумеется, она предпочла бы какую-нибудь вычурную церемонию с массой спецэффектов. Я стоял на своём: нечего нам лишний раз светиться, дело и так какое-то сомнительное. И потом, мне нужно будет сосредоточиться, я ещё ни разу не пытался создавать настоящие реальности, да ещё и утаскивать туда кучу народа. (При этом скажем прямо – далеко не все они добровольцы). В общем, с первой попытки может не получиться. Как, впрочем, и со второй. Если она будет предоставлена, разумеется.

Вопрос о правомерности нашей затеи с точки зрения Принципа по-прежнему оставался неясен. Прецедентов не существовало – по крайней мере, Тамсанарп таковых не вспомнил. Соответственно, я могу добиться не осуществления прекрасной Чуньской мечты, а хорошего пинка под собственную сраку. После чего меня даже в школу обратно не возьмут.

В конце концов, принцесса уступила. Вероятно, решила, что церемонию можно провести и по прибытии. Так даже вернее, поскольку никто не знает, куда и в каком состоянии мы прибудем.

Мы закрылись в очередном гостиничном номере. Сели на пол, друг напротив друга, упираясь спинами в стену. Переглянулись.

Собственно, можно и начинать.

Со стороны дело выглядит пустяковым. Принцесса мысленно создаёт образы аргонавтов, затем образ искомой реальности и транслирует это дело мне. Я произношу Формулу и – опа! Результат налицо. Дело не только сделано, но и закрыто. Можете прыгать от восторга или рвать на себе волосы.

Нет, страшно мне не было. (Что, собственно, и должно было пугать по-настоящему). С одной стороны, всё может получиться. С другой – что я теряю? Эту пресловутую способность, которой так толком и не научился пользоваться?

Полегче…. Способность очень симпатичная. Облегчает быт, и вообще, делает эту жизнь проще. А насчёт использования – может, оно и к лучшему, что ты не стал заходить слишком далеко?

Говоря точнее, сам не стал. Зато кое-кому поспособствовал от души.

Впрочем, это совсем другая тема. Согласен, не менее важная, но будем последовательны.

Итак, за вычетом своих талантов, чего ещё я могу лишиться?

Собственно говоря, … возможно, жизни.

Вот это и в самом деле неприятно. Но, если посмотреть на ситуацию отстранённо, что, кроме страха смерти как такового, удерживает нас в этой самой жизни?

Невыполненные обязательства? Невыбранный лимит впечатлений?

Что касается впечатлений, то в последние месяцы я прожил прямо-таки утомительное количество жизней. Если приплюсовать их к моему реальному возрасту… впрочем, я понятия не имею, как это делается и что получится в результате. Очевидно одно – на кратковременность своего бытия сетовать не приходится.

Перейдём к обязательствам. Как будто, я прилично устроил всех, кого приручил. Осталось одно незаконченное и даже не начатое дело – но именно им я прямо сейчас и занимаюсь.

Или всё-таки не одно?

– Принцесса…

Мы открыли глаза одновременно. Я представлял себе процесс перехода в другую реальность несколько иначе. Знаете, как в кино – будто ты оказался в центре гигантского взбесившегося калейдоскопа. Или перед мерцающей стеной – для начала в неё обязательно следует сунуть руку, потом добыть её обратно и долго задумчиво рассматривать.

На самом деле, вокруг нас не изменилось ровно ничего.

В то же время, мы оба каким-то образом знали, что переход – или что бы то ни было – уже происходит.

И до завершения осталось недолго.

– Принцесса, – повторил я. Попытался продолжить, но она опередила меня кивком.

– Я понимать.

Честно говоря, на это я и рассчитывал. Несколько малодушно с моей стороны, согласен. Или совсем наоборот? Не знаю, в какой именно момент меня осенило. Решение возникло со спонтанной очевидностью периодической таблицы.

Воля принцессы будет исполнена даже в том случае, если сам я слегка подзадержусь здесь.

Не спрашивайте, зачем мне это надо – и не услышите какой-нибудь глупости. Честно говоря, я пока просто не знаю.

– Или не понимать – просто согласиться, не важно. Ты смочь найти дорогу …потом?

Я не стал бы ложиться на рельсы, но, видимо, да. В конце концов, это моя конструкция, и она допускает вход. С выходом, правда, сложнее. Вообще говоря, он предусмотрен. В полном соответствии с первоначальным планом. Но в таких делах никогда не знаешь, где проснёшься…

Впрочем, все эти заботы ещё только предстоят. Не стоит портить момент прощания.

Принцесса не выглядела опечаленной. Я не вычитал в её глазах никакого укора. Так, лёгкое удивление. Словно она не могла до конца уяснить себе причину происходящего. И тут мы были в одинаковом положении.

Не забывай – принцесса только кажется отвязанной девчонкой из «аниме». В сущности, тебе ничего о ней не известно. Так, кое-какое представление о возрасте…. У неё было достаточно времени, чтобы устать. Как я недавно выразился? А – «исчерпать лимит» впечатлений и желаний…

Она жалеет не о расставании со мной. По крайней мере, это не на первом месте. Она жалеет меня.

Потому что я зачем-то остаюсь.

Одним словом, последние сомнения относительно этичности моего внезапного бегства благополучно растаяли.

С принцессой происходило примерно то же самое – сначала поблёкли цвета, затем она стала прозрачной, обретая краски и объём в иной реальности. Потом на её месте осталось только лёгкое свечение.

Рассеялось и оно.

Я вытянулся на полу во весь рост.

Теперь самое время обдумать, что же, собственно, здесь произошло.

Итак, если всё пошло по плану, то принцесса и её вольные или невольные сподвижники отправились в свой обетованный край.

Здесь больше не осталось Посвящённых. Кроме одного.

Разумеется, если я ещё таковым являюсь.

Желание немедленно, немедленно проверить буквально свело мне желудок.

Разумеется, на свет тут же появилась бутылка коньяку. Собственно говоря, даже две – от напряжения я перестарался. Пришлось себя одёрнуть. Сейчас не время для фокусов. Даже при плохом исходе, какие-нибудь зачаточные способности могли уцелеть. Для начала уже неплохо, но не мешало бы оценить весь арсенал.

Для этого нужен некий тест. Я задумался. Мысли ползали ленивыми гусеницами и, едва показавшись, исчезали. Возможно, стыдились своего несовершенства. Возможно, их отгоняла одинокая, похожая на печальную ночную бабочку, мысль, которая неотступно висела в углу.

Мать твою, я умудрился в течение одного дня растерять всех своих женщин!

В смысле, обеих.

Но, может, это вовремя? Уж слишком запутанными начинают становиться наши отношения. А ничего хорошего из этого обычно не выходит.

Можно попытаться уговорить себя, что без меня им будет даже лучше. Не такое уж я сокровище. Вполне рядовой экземпляр. К тому же, с неясным будущим.

Метод, вроде бы, проверенный, но сегодня как-то не берёт. Даже кажется наивным.

К тому же, одну из них ты очень быстро сможешь вернуть…

Потом, потом…. Какое же испытание нам придумать? Масштабное, объяснимое и безобидное…. Например, трёхметровый снег в Сахаре. Или апельсиновый дождь над Камчаткой. Вроде достаточно безобидно. И, несомненно, вполне объяснимо. Или…

– …Вам совершенно незачем себя утруждать, Эдуард Сергеевич.

Тамсанарп стоял у меня за спиной. Вид у него был, не побоюсь этого слова, вполне довольный. Немного странно для человека, у которого остался, в лучшем случае, единственный клиент. Для нечеловека, скорее всего, тоже.

Или его радует, что теперь мы сможем чаще встречаться?

Так или иначе, появление гномона и, особенно, его замечательное настроение неотвратимо означают только одно.

Жители Сахары и Камчатки могут перевести дух – заморачиваться над моими загадками им не придётся.

Что касается меня, что ж… могу тоже перевести дух и подумать, например…

… о своих ближайших планах.

Собственно, ничего определённого. Я просто намерен поболтаться тут некоторое время. Посмотреть, как идут дела. Насколько кривым оказалось зеркало, в котором мне виделось будущее… и мало ли что ещё.

Надеюсь, всё как-нибудь устроится.