Читать книгу: «Когда Жребий падёт на тебя», страница 35

Я творю портал, и Макс быстро растворяется в сером дыму Пустоты.

Я знаю, какие силы представляю, и кто стоит за мной, но… вдруг на мой флеш у них найдётся фул-хаус? Ну, вы понимаете, Игра. На душе тревожно.

Снова, в который уже раз облетаю розово-золотую глыбу Забулона. Хоть Забулон находится в тени Аускани и на нём, по сути, сейчас наблюдается солнечное затмение, он такой же яркий, как и днём. Стараюсь вычислить противовес Пирамиде – тот Процессор, что объединяет эту огромную операционную систему планетарного масштаба. Облетаю Забулон с ночной стороны, он заслоняет небо, но каким-то образом я вижу, немного отдалённо всю их солнечную систему, или как там называется эта звезда. Зрелище потрясающее: передо мной огромный шар Забулона, за ним чуть дальше шар поменьше, это Аускани. Планета-близнец заслоняет собой свет их центральной звезды, что купается в ослепительной мантии собственного света, отгоняющего тьму Вселенной, делая её вместо чёрной – фиолетовой. А на Забулоне сейчас в небе чёрный зрачок в обрамлении ослепительного кольца.

При виде этого небесного механизма, я использую астрономические исчисления. На ночной стороне, по определению должен быть мрак, но сама планета светится. Она «фонит». Она «забивает» всё, что можно увидеть без специальной техники. Как огромное зеркальное поле в солнечный день. И даже, если бы я была роботом, то мои приборы перестали бы работать. Слишком много магии, слишком много радиации, слишком много… мне приходится сотворить себе простые солнечные очки с поляризованными стёклами. Все, кто хоть как-то когда-то в моей жизни касался Магии, говорили, что магия – это супер-интуиция и чувство баланса. Очки сотворили своё маленькое научное чудо, причём, неизвестно что можно в данный момент назвать чудом: способность человека постичь природу до степени создания очков, или возникновение очков здесь и сейчас по моей мысли. Из-за поляризации я увидела то, чего не могла видеть простым взглядом. Как 3D-картинки. Это огромная воронка в земле, она почти совпадает с противовесом самой Пирамиде, что находится сейчас на обратной стороне. Но симметрии нет. Я учитываю систему планетарных близнецов, и даже несколько выхожу за пределы данной звёздной системы, и вижу, что в общей формуле этого конструктора есть неизвестные. Пока. Как говорят знающие люди? Интуиция и равновесие.

Я спускаюсь вниз к центру воронки, на дне которой видны упорядоченные чьей-то не природной волей постройки и узоры. Я опускаюсь вниз. Сбросить маски. Коснувшись ступнями камня больших плит, коими уложена площадь вокруг, я позволяю атомам своего тела прекратить искажать действительность на низком уровне, попросту говоря, перестаю быть невидимой.

Рыцарь

11 октября, закат

Поразительно, как быстро темнеет! Здесь, под сводом леса – сумерки. Я освобождён какими-то пушистыми зверушками, путы больше не держат меня, но безоружный я остаюсь всего лишь зрителем. «Хорошо, что не жертвой» – мелькает мысль, возможно, даже не моя: присутствие Бабули чувствуется и немного успокаивает. Мысли каруселью носятся в голове, а стробоскоп внимания выхватывает отдельные картинки. Одна из них: как же много жизней прошло на Земле, сколько людей ушло незаметно, бесследно, замёрзли, например, по пьяни, и, если стремление души – жить в памяти людей, то ушедшие «ради и во имя» достигли результата. Я к тому, что мне есть за кого умирать. Не так страшно…

Какие у меня перспективы? Виолетта с дядей Витей не вооружены, стоят прямо передо мной в десяти метрах, столбы с пленниками и четырьмя огромными палачами чуть дальше, образуя второй круг, а оцепление из «максов» в числе двенадцати единиц в моём поле зрения – круг третий. Свободный, но безоружный, я вряд ли смогу что-то сделать: меня поймают, оглушат, и спалят здесь! Гореть?! Не такого конца я ожидал! Говорят, самая болезненная смерть. Не знаю. Как можно что-то утверждать про смерть, никто не возвращался рассказать, одни домыслы. Но гореть! Вторая мысль: кому рассказать – не поверят и ощущение, что ты под прицелом чьего-то пристального внимания. Какой-то наднебесный режиссёр отслеживает мою игру. Не могу поверить, что всё происходящее со мной – продукт моего совершенно трезвого сознания. Таких сногсшибательных загонов со мной не было даже под герычем!

– Спокойно, Ваньша, – слышу голос и, действительно немного успокаиваюсь, – пойми, что мне тоже нелегко, через третьи руки действовать. Чтобы обойти вражью защиту, мне пришлось выйти туда, где не работают никакие планы. Там царит Случай. На этом уровне бытия можно полагаться только на веру, ибо исход всякого действия – да или нет, единица или ноль, пятьдесят на пятьдесят. И только твоя вера может перевесить баланс в твою сторону. Всё будет хорошо, к нам спешат на помощь.

Всё понимаю, даже верю, но, как бы банально и грубо это ни звучало, а очко не железное. Всякое существо трепещет перед познанием истины. Всё ошибочно и индивидуально, а финальная точка у каждого своя. Она может даже перевесить всё блёклое и серое повествование жизни.

– Ой, Ваньша, зря ты так думаешь. Мысли позитивно.

Я понимаю, сам не раз убеждался, что страх боли сильнее самой боли, что от боли есть тысячи избавлений, а от страха… дышу быстро. Носом. Снова меня выбрасывает за грани меркнущего дня, туда, где багровое небо не меркнет, а живые души – костры на фоне пепельного пейзажа. Мои друзья «горят» интенсивно, но неровно, пламя их душ дрожит. Четверо носителей огромных ятаганов искрят багрово-жёлтыми вспышками и очень чадят, жирный дым цвета мерзости струится над ними. «Маски» горят ровным светом – им «сиренево», они исполняют приказ. А вот Виолетта с дядей Витей – просто сверхновые, их пламя так и бушует! Такая вот диспозиция.

Пленники в данный момент, понимая, что стоят на краю пропасти, взывают к Создателю. Их трепет и отчаяние одинаковы и чисты. Даже те пожилые из них не согласны с таким течением обстоятельств. Всё это я вижу, как идентичную игру цветов их аур. Они разгораются. И бьют прожекторами в небо всё выше и выше.

Что мне делать?

– Тебе нужно сосредоточиться и представить Клинок, почувствовать его и взять.

Откуда взять?

– Откуда представишь. Не тормози, Ваньша!

Вдруг мне становится спокойно, как после мороза и ветра заходишь в тёплое помещение. Я понимаю, что сейчас любые мои усилия тщетны, и успокаиваюсь, предаюсь судьбе. Всё, что мог, я уже давным-давно сделал, а то, что происходит сейчас – за гранью. Я – маленькая щепка в океане. Или пешка в Игре? А может, удастся убежать в лес? А как же пленники? И снова карусель мыслей раскручивается.

– Представь, что ты в центре Галактики, – говорит Бабуля, – представь, что ты и есть Галактика. Что ты скажешь об объектах вокруг?

Она хочет сказать, что я всем могу управлять?

– В значительной мере, но не забывай, что все объекты, точнее субъекты твоей галактики тоже имеют своё ядро, массу, вес. И ты – в центре этой поляны. А теперь отбрось это.

А яснее нельзя?

– Куда уж яснее? Отбрось всё и представь. Вспомни Клинок.

Я закрываю глаза, и костры душ исчезают, но багровое небо и пепельное ровное поле остаются. Тоскливо воет ветер, по потолку неба быстро пролетают комья туч, хотя не ощущается никакого движения воздуха. То, что под ногами похоже на вековой слой пыли, таковой не является, это что-то однородное, мягко пружинящее. Взгляду вокруг не за что зацепиться до самого края, вдали серое встречается с красным. Ничего общего с галактикой, что упоминала Бабуля. Я один. Нет даже Бабули. И только я это подумал, передо мной появился и исчез похожий на голограмму Бабулин образ. Это мои мысли! Они материализуются! Надо представить. Клинок, Клинок! Но в голову и в поле моего зрения вступает Алиса. Она видит меня и что-то говорит, но я не слышу, читать по губам не обучен, а пытаться понять её, поддавшись воображению, не имеет смысла. Потому что это не имеет смысла: кромка пудреницы венчает часовой скелет кладезя сверхновой. Это то, что я прочитал по губам. Не отвлекаться! Клинок! Алиса исчезает. Передо мной вырастает Бабулин двор, я даже чувствую запах сырой земли и прелой травы. Куда-то туда, в траву упал нож, отскочивший от забора. Там в жёлтых прутиках лежит он. Чёрный. Его лезвие режущей кромкой немного зацепило землю и под своим весом выворотило небольшой кусок земли с белыми отрезами сосудиков корней. Лезвие настолько острое, что земля не прилипла к нему, а отвалилась, как от лемеха плуга, а в глубине образовавшейся лунки копошится какое-то потревоженное насекомое. Увитая чёрным шнуром рукоять кинжала приподнята над почвой и упирается в особенно высокую кочку. Жухлая травинка, срезанная при падении кинжала, лежит на узоре плетения рукояти. Это всё перед моими глазами в 3D–формате и увеличенном масштабе. В голове происходит какое-то странное движение, похожее ощущаешь в животе при расстройстве желудка, но в голове-то шевелиться нечему! И, тем не менее, в голове ощущается сдвиг, как ни смешно это звучит. После этого сдвига, длящегося долю секунды, голограмма Клинка делается меньше и выше над поверхностью под моими ногами, как бы прессуется в пространстве. И вот кинжал висит передо мной. Остаётся его взять. Что я и делаю.

Я возвращаюсь на поляну, к своему столбу и чувствую. По загривку пробегают мурашки: собственноручно изготовленные ножны для ножа, впусте охватившие предплечье левой руки, вдруг налились металлом, и я понимаю, что Клинок припрятала Бабуля в каком-то из измерений и сейчас вернула его мне, то есть я его оттуда вернул. Сердце ёкнуло, и я с великим стыдом понял: как же люди зависят от оружия! Даже такой пацифист как я обрадовался ножу. Появись здесь и сейчас передо мной Алиса, как минуту назад, она бы не обрадовала меня больше, чем этот заточенный кусок металла!

Так получается, что кто бы ни окружал тебя, ты одинок. В самые ответственные моменты твоей жизни ты остаёшься наедине с собой, со своими решениями. Клинок, как волшебная палочка, придаёт сил и решимости. Спасибо, Бабуля!

– Мне-то за что? Делай, что можешь.

Виолетта горланит что-то, а палачи начинают зачем-то жонглировать мечами, видимо, наводя ужас на жертв, или творя ритуал, и я понимаю, что пора. Перехватываю нож за лезвие, и, дождавшись, когда Виолетта в пароксизме экстаза закроет свои прожекторы, бросаю в неё Клинок. Мощно, уверенно, как тысячи раз до этого, бросаю его в цель и вижу, как он, вращаясь, летит к Виолетте. Сердце снова замирает в предвкушении, но болезненно обрывается: не открывая глаз, Виолетта делает судорожное движение правой рукой и, лезвие, вместо того, чтобы пронзить ей грудь, вонзается в её ладонь!

Нет! Так быть не должно! Разочарование океанской волной накрыло меня. Сквозь звон в ушах я слышу смех Бабули, такой лёгкий, рассыпчатый, что несколько меня злит: ничего смешного, я снова облажался, и меня сожгут! Её смех становится громче, а когда Бабуля выходит на новый виток веселья, я вижу в неверном свете факелов, как лицо Виолетты сводит гримасой боли, и она начинает кричать, а затем падает на землю.

– Сработало моё заклятие! – торжествует Бабуля, – Получай, гадина! – и снова продолжает смеяться. Я заворожено смотрю на дело рук своих, и тут меня что-то толкает вбок: я срываюсь и бегу к лесу. Я сейчас как жук на столе. Невооружённый беспомощно пытаюсь уйти из-под давящего внимания. Вижу, как навстречу мне сужается круг «масок». Неужели всё?! Я понимаю, что достиг цели, прервал ритуал, но это не отведёт смертельную опасность от меня и пленников. А они, ничегошеньки не понимая, видя всю эту дичь, молятся изо всех сил всею своей трепещущей душой. Прожекторы их молебнов прожигают багровые тучи.

Я несусь к лесу. Навстречу вырастают силуэты бойцов, я падаю, перекатываюсь, брыкаюсь, вырываюсь. Понимаю суть выражения «сердце ушло в пятки» – оно в бешеном стуке задаёт темп ногам. Мгновенно вставшие дыбом волосы на затылке дают сигнал мышцам ног, я делаю зигзаг, мимо пролетает брошенный как бита одним из «максов» автомат.

– Виолла! – слышу крик, – Что он с тобой сделал?! Убить их всех!

Я представляю, как все эти автоматчики весь день ждали отмашки! Я буквально чувствую, как рыльца автоматов беззвучно выплёвывают стайки свинцовых ос, и на бегу разворачиваюсь к ним лицом.

Как на повороте на Гавриловку, тысячи лет назад – сегодня утром, я вижу рой летящих в мою сторону пуль. Я могу пробежать между ними, могу поднырнуть под них, возможно, взять их в воздухе и рассмотреть. Но странное оцепенение охватывает меня. Несмотря на однозначность направленных в меня траекторий, меня занимает совсем не это. Четыре пламенных столба, исходящих из темени каждого пленника разгоняют багровые облака, обнажив космос, усеянный звёздами, и растворяются в его черноте. Звёзды сдвигаются, кружатся всё быстрее, образовав светящееся мягким светом круглое облако. Их молитвы услышаны!

Мир становится огромным. Звучат едва слышные, но всеохватные хоралы. Их звук растёт, крепнет, а из круглого облака в землю бьёт яркий осязаемый луч. В его ровном контрастном свечении видны опускающиеся силуэты. Это так великолепно! Краем глаза я вижу, что все свидетели этого чуда, как и я застыли в оцепенении, а ещё я вижу, как вращающиеся свинцовые цилиндрики, хищно стремящиеся в мою сторону, впиваются в меня.

Дух захватывает в непонятном восторге, меня бросает на землю лицом вверх. Боли нет. Только дыхание спёрло. Почему-то становится смешно. Но воздуха не хватает, мне нечем смеяться, я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Неимоверным усилием я выдыхаю смех со всхлипом, больше похожий на кашель, и какой-то тёплый дождь падает мне на щёки. Бабуля берёт моё лицо в ладони и целует в лоб.

– Ты справился, Ваня. Ты очень помог Алисе и Максу. И всем нам.

Крылья огромной бабочки как опахалом обдают меня запахом Алисы. Улыбка трогает мои губы, слезинка скапливается в углу правого глаза, в груди разгорается костёр, и всё опрокидывается в белый свет без границ…

Воин

Наконец, я довёл свою орду до места, где зелень степи, по которой мы шли два дня, подступала вплотную к лесу, кольцом обхватывающему кратер с Пирамидой на дне. Меня несут гвады на подобии паланкина, сбитого из брёвен.

– Стой! – кричу и поднимаю красный флаг, а мою команду дублируют-разносят по орде. Паланкин опускается и становится помостом. Это весьма непросто – остановить или стронуть с места стотысячную толпу, не знающую воинской дисциплины и не имеющую элементарной строевой подготовки. После того, как мы прошли коридор в горах, сотворённый всеми нашими магами с Алисой во главе, мы ступили на песок пустыни. Орда сразу притихла, они никогда не видели чистой, непокрытой хрустящим слоем мусора земли. Пустыню прошли быстро, а когда началась степь с травами по пояс, с куртинами цветов, пришлось сделать кратковременный привал – мои ордынцы радовались как дети. Представляю, каково видеть столько ярких красок после перманентной серости. Шок.

И вот мы здесь – у средоточия наших усилий. Нас ждут. Ровные красные прямоугольники вражеских полков ярко горят на зелёном фоне в километре от нас. Три коробки по полтысячи бойцов. Их ряды безукоризненно ровны. Их красная форма совершенно их демаскирует, но смотрится очень эффектно, я бы сказал: грозно, и не видно крови, что деморализовала бы их и вдохновляла нас. Снова моя орда затихла, ошарашенная видом грозной стройной силы, в безмолвии сверкающей сталью, готовой к встрече. Чувствуется в этих коробочках немалая мощь. Красных всего полторы тысячи, но я уверен, что в лесу прячутся ещё. Их цель: не подпустить нас к Пирамиде. Её не видно из-за леса, но чёрная движущаяся в кажущемся беспорядке туча ясно определяет место расположения Пирамиды. Это крагли. Анализатор говорит, что их пара сотен, в четыре раза больше, чем в бою над Тапилуей. Нас тогда было четверо, а сейчас я один. Крагли кружат над Пирамидой и не нападают. Создаётся впечатление, что они охраняют её. Ведь они ни разу не напали на нас, пока мы шли сюда, что не может не настораживать. Странно. Нам позволили собрать орду и дойти сюда. Я не верю, что они не знали. Не могли не знать! А вдруг это ловушка? Но какая ловушка? Их полки будут косить нас, мы их, но к ним постоянно будет подходить свежее подкрепление, а к нам – нет. Поэтому нам необходимо прорываться к Пирамиде. Туча крагли меня очень беспокоит. Почему они не нападают? Если бы у меня была авиация, я бы пустил её вперёд, до того, как войска сойдутся.

Сердце бешено колотится, подстёгнутое адреналином, зубы закушены намертво, поскрипывают. Воздух ходит туда-сюда сквозь улыбку-оскал. Меня через пару вдохов и выдохов выбрасывает в то пространство, что я впервые обнаружил в небе после Разлома. В этом чёрно-белом пространстве Пирамида сияет своей верхушкой, из неё клубится спиралями чёрное нечто, внутри которого переливаются едва заметные бордовые протуберанцы. И вокруг этого чёрного столба, как мошкара вокруг фонаря, снуют крагли. Здесь они не чёрные, а кислотно-жёлтые. И снова возвращаюсь в этот мир. Крагли на месте.

На случай их атаки у меня припасено кое-что. Мои двадцать пять катапульт готовы сдержать их натиск. Также мы оснастили войско длинными пиками, чтобы защитить себя от атак сверху. В каждой сотне тридцать самых крепких с шестиметровыми копьями. Но они не атакуют! Кроме длинных копий в каждой сотне у меня по двадцать лучников, остальные вооружены простыми копьями, мечами, топорами, секирами, палицами и кистенями. Полный разгул холодного оружия. Мне не хочется даже представлять, что сделают с врагом бойцы, не нашедшие мечей и палиц, и вооружившиеся двуручными пилами. Тут и там видны тяпки над женскими косынками. Орда. Моя гвардия гигантов стоит за моей спиной. Нужно пробиться за заросли, дать дорогу остальным. Наша цель – Пирамида.

Волоски на всём теле становятся дыбом, будто атмосфера вокруг нашпигована электричеством. Я чувствую изменение среды до мельчайших подробностей, и мне открывается: крагли боятся меня. Их квази-интеллект позволил распространиться легендам обо мне, убийце крагли, который, будучи ребёнком, прикончил одного из них три тысячи лет назад, а теперь вернулся и успешно продолжил. И это не может не радовать. Ещё я чувствую, что время подходит. И это знает враг. У меня ощущение напряжения пружины капкана во взведённом положении: та же скованность и зубовный скрежет.

– Что посоветуете? – спрашиваю Джуша и Гаша, что стоят рядом, на помосте. Наши головы вровень с головами великанов. Сердце мощными толчками разгоняет адреналин по крови, я топчусь на месте, как норовистый конь. Словно электричество гуляет по телу колючими волнами, периодически я оказываюсь в чёрно-белом мире, где крагли контрастно-жёлтые, а красные горят так, будто в каждом из них по свече. Мои светятся разными цветами спектра. Как сказала бы Алиса: уровень магии зашкаливает.

– Предлагаю нанести удар моими колдунами, – говорит Гаш.

– Не согласен, – подхватывает Джуш, – думаю нужно начать с обычной атаки, а ваших колдунов использовать точечно в нужный момент, к тому же, Гаш, не забывайте ваш преклонный возраст.

– Что ты знаешь о возрасте?

– Не спорю, я пока молод, но вот Максим старше всех нас, пусть он решает.

– Гаш, – говорю, – один ваш колдун стоит дюжины бойцов, будет расточительным ставить их под удар в самом начале битвы. Тут Джуш прав. Но и атаковать мы не будем. Сначала артподготовка. Проверим их на прочность. Пять катапульт зарядите мелкими булыжниками и беглый огонь по этим красным коробочкам.

Моя команда разносится по цепи и через полминуты булыжники с голову младенца со свистом отправляются в свой полёт навстречу трём вражеским подразделениям. Молодцы, артиллеристы! Быстро сработали!

И вдруг время замедляется, как во время рукопашной атаки, камни медленными тучками кувыркаются в полёте. Снова меня выносит в Астрал. И я чувствую! Я чувствую какие-то странные, непонятные, новые вибрации, что-то вроде нервного тика по всему телу, и понимаю, что именно так заговорила во мне кровь Аускани. Я сразу понимаю всю беду этого уже давно не чужого мира, некогда живого и цветущего, превращённого тёмными силами в гнусную свалку, понимаю, что у меня уже нет той ненависти к этим одурманенным врагам, мне даже жаль их, ведь они, следуя чьей-то воле, положат моих друзей, прежде, чем сами станут ничем. Камни в небе покинули высшую точку и по дуге устремились вниз, моментально разгоняясь до требуемой скорости, и врезались в безукоризненный строй. Мою левую кисть обожгло как крапивой. От неожиданности я вскрикнул. Боль настоящая – большой, указательный палец и пространство между ними покрылись красной сыпью. Анализатор сигналит, что у забулонцев девятнадцать убитых и сорок пять раненых. Что это? Я про боль и сыпь. Аллергия на смерть? Или я начал чувствовать, как настоящий маг?

Из леса к сохранившим строй коробочкам потекли красные ручейки, засновали с ношей, и вот опять стоят три коробочки. Полнёхоньких. Так и камней никаких на них не хватит. Если я, на самом деле, чувствую смерть, то мне будет здесь не сладко! А противник, упреждая наши следующие залпы, двинулся в нашу сторону. Ну вот, началось!

– Может ещё катапультами? – спрашивает Джуш.

– Конечно! Не подпускайте их. Используйте длинные копья. Командуйте! Джуш, на тебе войско, Гаш, командуй магами, а я полетел!

Глайдус готов к моему прибытию, стоит у подножья помоста. Прыгаю в него, подстёгиваемый крапивными ударами, и взлетаю под серые облака, оставляя панораму действа далеко внизу. Пирамида, отсюда такая маленькая, отсвечивает красным. Ощущение, что она шевелится, это крагли. Анализатор высчитал в пирамиде полости и коридоры. Заношу изображение себе в память.

Несмотря на новое ви́дение, с каждой секундой чувствую нестыковку, некое недочувствие, когда не ощущаешь руки, что отлежал ночью. Анализатор вдруг взбесился, выдаёт каждый раз новые данные о численности врагов, каждые пять секунд. Что-то не так. Вероятно, дело в Пирамиде и во всё уменьшавшемся лимите времени. Пытаюсь вспомнить, сколько мы уже здесь, и не могу. В любом случае, Алисин юбилей ещё не кончился. Я нервничаю. Глайдус тоже ведёт себя нервно. Ощущение, что он тяготится грузом, что я везу в рюкзаке. Темпоральная бомба, что обязана вынести Пирамиду в предположительную точку Пространства, не имеющую координат на неизвестное время, а, может, и вне Времени. Снять замеры с объектов, на которых были проведены испытания, не удалось, так как объекты исчезли. Если люди возвращаются, и при соответствующем лечении, остаются в строю, то неживая материя теряется незнамо где.

А внизу завязался бой, и Анализатор начинает сыпать сигналами потерь. Они противоречивы, и я решаю отключить Анализатор, чтобы не отвлекал пустым звоном, тем более, я на себе ощущаю, что красные гибнут. Как-то Пирамида действует на механизмы с иным типом технологии. Они работали, а сейчас сбоят.

Внизу вовсю гуляет смерть. И я чувствую её пляску. Зуд, крапивница, покалывание в разных местах организма, общий дискомфорт и нервное возбуждение. С высоты моего полёта бой внизу напоминает диффузию масла с водой: островки пестрого цвета орды смешиваются с красными коробками вражеского войска, начинающего вытекать из кольца леса, как выступающая кровь. Терпимая, но неприятная чесотка разливается по телу. Кошмар! Это из-за боя внизу. Какие ещё бонусы я заработал на магическом уровне? Или это нервишки шалят? Крагли пока в бой не вступают, парят над пирамидой, на меня ноль внимания. Спустя несколько секунд я понимаю разницу в болезненных ощущениях: одно из них – зуд и покалывание на поверхности кожи, а второе – ноющие перекатывающиеся как булыжники слабые боли внутри организма. Не удивлюсь, что так по-разному я чувствую смерть врагов и союзников. «О, сколько нам открытий чудных…».

Сценарий боя, задуманный нами ранее, сбывается: мы тесним красных к кромке леса, второе действие – выбить их к кратеру и сделать просеку для катапульт. Пора и мне действовать: крагли начинают разлетаться шире, наши катапульты осыпают их шрапнелью булыжников. А вот и первые стычки в ближнем бою. Пики себя оправдывают: крагли не могут приблизиться к моим войскам на расстояние прямой атаки. Нужно помочь своим! Вперёд!

И завертелась свистопляска в небесах! Мне приходится работать за четверых. Мелькают силуэты, исчезая в облаках брызг, что опадают красным дождём. Иногда красное покрывало облепляет глайдус со всех сторон, а зуд и жжение перебежками распространяется по всему телу. Это ад! Я не знаю, сколько крагли превратил в фарш, но спустя какое-то время они отступили. Я увидел, что наши пробились сквозь лес. И тут у меня начали болеть волосы! У вас когда-нибудь болели волосы?! У меня тоже нет! Но сейчас… Твою дивизию! Это наши начали валить лес!

Стоп! Для чего всё это?! Зачем?! Мы здесь и дня земного не пробыли, а уже заварили такую мясорубку?! Эти аускани по одному слову ринулись с выпученными глазами умирать семьями! Для чего?! А эти в красном? Получается, что и эти цивилизации-близнецы за тридевять парсеков⁵⁶ тоже рождены для войнушки? Или их так Виолетта воспитала, и это всё же человеческий след? Неужели мир невозможен? Ну, уж нет! Мне нужно уничтожить Пирамиду, а эти бедняги внизу совершенно не при чём! На кой я их, вообще, собрал? Мог, ведь, втихаря один пробраться. Или не мог?

Глайдус продолжает вести себя нервно: заедает, издаёт зловещие звуки трущихся механизмов, скачет по небу невпопад. Наверное, чувствует мою рефлексию. Сдаётся мне, скоро придётся оставить этот ненадёжный механизм. Пирамида внизу стала ярче и краснее, будто налилась, и тут меня осеняет: кровь, льющаяся внизу, энергия смерти стекает к Пирамиде и усиливает её чары. К тому же, близится Парад. Ох, уж эта Магия! Я как-то чувствую, что сейчас во всех мирах, вовлечённых в Парад, обстановка накаляется, происходят природные и рукотворные катаклизмы, и Пирамида внизу – зеркало-линза, что, отражая, преломляет Силу. А я – тоже какая-то мелкая часть какого-то вселенского плана, штрих в общей картине вечной борьбы. Я ощущаю, как напряжение нарастает, возможно, подобным образом животные чувствуют приближение землетрясения. Нужно готовиться. Надеваю рюкзак с темпоральной бомбой, развешиваю по себе свои мечи, которые можно мгновенно превратить в копьё. Я ношусь по окружности над лесом, охраняя небо над своими войсками и контролируя передвижения врага. Крагли осталось мало, и они не отлетают от Пирамиды.

Вдруг, когда я погнался за парой осмелевших птичек, в сердце мне вонзилась ледяная игла. Глайдус застыл и рухнул вниз. Через миг я опомнился и снова взмыл вверх, под самую твердь облаков. Что-то случилось! Что-то случилось с Алисой или Ваней! С Ваней, молит душа, пусть это будет с Ваней! Пусть с Алисой всё будет в порядке! Прости, Ваня! Тут же меня сверху на мгновение ослепило ярким светом. Гул боя прекратился и стало неправдоподобно тихо. Поднимаю голову. Ого! Небо надо мной очистилось по окружности, будто кто-то бросил камень в зацветший пруд. Над головой прямо в зените висит красная громадина Забулона, я даже вижу маленький квадратик на берегу океана, перекрещённый гранями – тамошняя пирамида. Прямо в центре планеты-близнеца. Скоро пирамиды сойдутся в Линию и…

Я чувствую, что это Ваня, а не Алиса. Эх, Ваня!

Внезапно возник фантом Дины. Дина, я рад тебя видеть!

– Максим, уничтожь Пирамиду! Чем больше крови проливается внизу, тем сильнее становится Вайл!

Вот оно что! Вот она, ловушка! Именно сейчас внизу идёт жертвоприношение, необходимое для ритуала! Нужно остановить их!

– Уничтожь Пирамиду!

Глайдус вдруг потерял прозрачность, затих, будто умер, и устремился вниз. Я помню, что висел над краем воронки, противоположным битве. Хорошо. Если бы висел над битвой, своим падением убил и покалечил бы много людей. Удар об землю (не знаю, как ещё называть почву иной планеты) был жёстким, судя по деформации его дисков, кресло же пилота, помещённое в сферу, даже не шелохнулось. Потом глайдус, вернее то, что от него осталось, отскочил, снова упал, прокатился и успокоился. Открываю глайдус и выскакиваю наружу. Помятая машина валяется на чёрном стекле. Оно настолько твёрдое, что глайдус не оставил на нём даже царапины, а сам стал похож на мятую кастрюлю. Место боя примерно в полутора километрах от меня, на той стороне кратера. Мне не видно, что там творится, потому что вид загораживает верхушка Пирамиды. Но я не слышу, чтобы битва снова разгоралась. Хоть бы они забыли о вражде благодаря чуду, что увидели! Сейчас должна уже наступить ночь, но отражённый Забулоном свет яркий как днём. Он льётся сквозь брешь в твёрдых облаках Аускани, рождённую, как я предполагаю, Ваниной жертвой.

Слышу треск ветвей, оборачиваюсь. Сквозь лес выходит на стекло тройка гигантов-гвадов в красном. У двоих огромные с мой рост мечи, у третьего – такой же огромный, но более чудовищный молот. Мне не хочется мериться с ними силой, это бессмысленно. Как на танк с саблей. Помимо увесистых орудий они оснащены бронёй. Что-то похожее на кирасу, наплечники, манжеты, перчатки. Латы, одним словом. Красные. Голова открыта, но мне до головы не допрыгнуть. Я могу пешком во весь рост пройти у него между армированных латами ног. Их рожи страшнее атомной войны. Есть в земной природе очаровательные уродцы, жуткие, но обаятельные: гиены, крокодилы, акулы. Мопсы те же с бульдогами. Но эти гвады тупо страшные. От мысли, что мой защитный купол, не раз уже выручавший, в этот раз не сработает, мне становится неуютно. Я видел, как фехтуют и дерутся гвады, мои союзники: бой быков, только быки маловаты, больше подойдут слоны. Так что, неуютно мне втройне. Говорят, в теле взрослого человека около семидесяти пяти километров нервов, и все эти километры сейчас превратились в кабели высокого напряжения, гудят и искрят.

А эти трое становятся кружком, ткнув свои орудия в центр их круга, и что-то обсуждают. Меня берёт оторопь. Это вам не какие-то гопники на мосту! Это двенадцать метров и полторы тонны живого мяса, одетого в броню! Сразу мысль: у меня манёвренность больше. Вот и все мои преимущества. Они, тем временем договорились. Выбрали счастливца, что разделает чужака. Это один из меченосцев, так по-рыбьи, обозвал я их. А другой «меченосец» и «Молотов» остаются посмотреть, как обладатель жребия растопчет врага.

Он идёт ко мне, широко и беззубо улыбаясь, ещё один плюс мне – он беспечен, а беспечность, по моему собственному опыту, практически всегда заканчивается поражением. Понятно, что он в два раза больше меня, и это его расхолаживает. Я вынимаю своё оружие. Это два древка с мечами. Когда гвад, неспешно идущий ко мне двухметровыми шагами, увидел блеск моей катаны, он громогласно засмеялся, заржали и двое остальных, что остались в ста метрах от меня. Гвад, будучи в сорока метрах, начинает на ходу делать своим мечом какие-то жонглёрские штуки, подбрасывает его вверх, перехватывает на лету, и с размаху вонзает в стекло. Меч гудит как колокол и остаётся раскачиваться, а гвад выхватывает из-за рукава ножик поменьше, который массивнее моего меча. Я быстро свинчиваю из всего своего инвентаря копьё, и, тоже покрутив его вокруг себя, как спортснаряд под названием «молот», запускаю его навстречу бегущему гваду. Нагината ещё летела, а я уже знал результат. Спустя мгновение она вонзилась гваду прямо в зрачок левого глаза. Он взревел, поднял руку к голове, но вытащить торчащую из глаза занозу не успел: ноги потеряли устойчивость, заплелись, и четырёхметровый болванище, хрюкнув, рухнул, не добежав до меня десяти метров. Броня скрежещет по стеклу, а его нож, звеня, скачет по зеркальной поверхности в сторону. Когда инерция его тела заканчивается, подбегаю, вытаскиваю нагинату, слышу рёв оставшихся гвадов. Огромная туша поверженного гиганта заслоняет весь вид. Отбегаю, смотрю: несутся оба. «Меченосец» быстрее «Молотова», видимо, меч легче. Тот с мечом вырывается вперёд и фехтует им перед собой. Его так уже не обманешь, как первого. В ушах гудит, и сквозь этот шум я слышу, как через эфирные помехи, голос Алисы: будь сильным, воспользуйся Силой. Только и остаётся: что я с ними могу сделать? Слоны меньше! В ближнем бою у меня никаких шансов!