Читать книгу: «Когда Жребий падёт на тебя», страница 34
Джуш – тот ещё персонаж. Он последний живорождённый на Забулоне маг. После него всё деторождение было поставлено под жёсткий контроль. Дьявол, как же слово «контроль» пованивает фашизмом! После рождения Джуша, на следующий день, Забулон перешёл на клонирование. А в клонов по умолчанию закладывают урезанный уровень магии. Таким образом, правящий клан топчет дорожку к абсолютной власти. Джушу тоже пришлось бежать сюда, чтобы избегнуть преследования, как живорождённому не угодного клана. Он явился сюда через Пирамиду и сохранил свою Силу. Дело в том, что сосланных на Аускани стерилизуют. Они маги уже никакие. Если хватит Силы добыть огонь из ничего, значит, есть шанс выжить. А так многие умирают. Из забулонцев сейчас здесь только Гаш – истинный маг и Верховный жрец Жау, ну, ещё с недавних пор, Джуш. Остальные маги – аускани. Своё родство Джуш ведёт от… кого бы вы думали? Конечно, от Дины, у неё была сестра. Он, в таком случае, мой… кровный внук в десятой степени. Так-то! Всё сложно! Как ни старался я спросить их про меня того, которого я не помню, про Гобли, молчат, в глаза не смотрят. У них, вообще, как-то не принято смотреть в глаза… Кто их знает, магов этих.
Почему я открещиваюсь от них? В моих сосудах течёт и их кровь. Может, от того, что есть Досье, где я провёл на этой планете тринадцать операций? Может, от того, что Церковь считает магов антиподами? И это всего лишь страх перед конкурентами? Борьба за власть? Тогда это всего лишь стереотип, мнение, навязанное извне. Но я же лечил людей именем Бога. Я верю в Бога! То, что происходит со мной в данный момент, не совпадает с жизнью рядового россиянина, да что россиянина, землянина, совсем не значит, что не Бог бросил меня сюда, вслед за королевой. Или это бред? Ведь всех этих магов тоже создал Бог! У них он называется Жау, у забулонцев – Вайл. Хотя Вайл – искусственный бог… Сложно! Сложно всё!
– Макс, – слышу голос Джуша, – я тут подумал: глайдус – производное от технологии и магии вместе взятых. И он настраивается на каждого мага индивидуально. Твой глайдус сейчас настроен под тебя. А ты из другого мира. И Магия твоя – другая. У тебя даже смесь! Наша кровь позволяет тебе пользоваться глайдусом, а кровь твоего мира – для меня тайна. Тебе надо довериться глайдусу.
Ещё один! Алиса твердит мне на протяжении всех этих бесконечных суток, про то, что мне нужно отринуть все стереотипы, довериться инстинкту, поверить в себя.
– Скоро Разлом, я теряю связь.
Поверить в себя! Когда я был один, я верил в себя, я был сильным, а после того как встретил Алису, спас её, взял на себя ответственность за неё, пошёл по её пути, полюбил её, я уже не тот. Даже последняя охота в Самаре говорит сама за себя. Но, с другой стороны, кем бы я был сейчас, если бы не Алиса? Целителем-маргиналом, экс-обитателем дурдома? А то, вон, Макс – Бог войны. Я ведь, имя своё не знал! Так-то. Отвлекись, говорит Алиса, поверь, не думай. Ага, не думай тут.
– Джуш, – говорю, чтоб отвлечься, – а если за облака вылететь, что будет?
– Теоретически, ничего плохого для тебя. Вокруг тебя создаётся магнитное поле, которое отталкивает частицы. Ты пробьёшь покров. Чего ожидать от заряженных твёрдых частиц, силой магнетизма и гравитации образующих слой так называемых «облаков»? Скорее всего, будет гроза и какие-нибудь атмосферные эффекты. Возможен выпад твёрдых частиц в виде града. Кусочки графита, грифеля, или угля. Следы загрязнения атмосферы. Поэтому Забулон не может высаживать десант из космоса. Графит забивает двигатели.
– А что будет, если всё осыплется со здешнего неба?
– Думаю, слой углерода в пару сотен метров обеспечен.
– Значит, конец?
– Да, Айжбаш.
Универсал даёт значение: Конец Света. Ну, конечно, куда ж без Конца Света?
– Джуш.
– Да.
– Что такое Магия? Ты говоришь: моя магия, Алиса говорит: ты маг, Гаш – тоже. А я не понимаю.
Смеётся:
– Вспомни школу, урок физики? Помнишь определение: физика – это наука о природе, не зависящая от нас и наших знаний о ней. То же самое с магией. Если ты не можешь её объяснить, это не означает её отсутствия. У тебя просто нет слов, определяющих эти явления. Если сейчас вашему жителю Средневековья показать фонарик, он сожжёт тебя на костре за колдовство. Магия – это наука о природе, не зависящая от нас и наших знаний о ней. Ты просто чувствуешь. Ни одна птица не расскажет технологию полёта, также как ты не задумываешься о необходимости сделать вдох и выдохнуть раз за разом.
Ярко вспомнилась школа. То пронзительное чувство, когда училка водит пальцем по журналу, чтобы вызвать к доске очередного ученика, и ты уже заранее знаешь, что она назовёт тебя, и этим знанием выдаёшь себя. Нет, не тем, что не выучил урок, а тем, что знал заранее. Сколько себя помню, это – единственное яркое воспоминание о детстве, не считая моего экскурса сюда в Гурганский лес. И тут же на моём внутреннем экране проносится череда образов: жутко пылящий велосипед, босые ноги, жмущие на педали; натянутая рогатка из жгута и ветки клёна; россыпь кровавых капель по зелени лесной поляны – это земляника, тысячи ягод; необычный ракурс обеденного стола, будто кто-то фотографировал панорамой под столом, потом картинка меняется: словно камера падает на пол; перо поплавка, рывком уходящее под воду; поход в чужой огород и погоня с выскальзывающими из карманов яблоками; а ещё запахи… запах ромашки и бескрайний простор волнующегося по-морскому пшеничного поля, крупные тёплые первые капли летнего ливня, с радугой и запахом мокрой пыли; вкус парного молока и мёда; первый в жизни утренний туман на рассвете…
Я пролетел большую часть Разлома. Очнулся только, когда весь пейзаж внизу заполнила огромная огненная река. Я лечу! Лечу над Разломом! Вот это я отвлёкся! Я смотрю вперёд и вижу. Открылось какое-то новое ощущение. Скорее всего, я вижу его глазами и кожей. Вся территория за Разломом пронизана какими-то воздушными потоками, они каждый по-своему преломляют свет и выглядят струями жидкости, в совокупности, создающие тот или иной узор. Я чувствую-вижу, что по этим потокам я могу передвигаться, могу перескакивать по ним, могу менять их течение. Чудо! Анализатор говорит, что уровень радиации в норме, враждебные газы отсутствуют, разве что повышенный фон углекислого газа, много неустановленной энергии. Магия-физика! И тут же я слышу голос Алисы:
– Я рада, что у тебя получилось! Теперь будет легче. Только поначалу не озорничай. Будь осторожен. Посмотри на пирамиду и возвращайся.
Равнину до Разлома сменяет гористая местность. Ущелья подо мной виляют завораживающими зигзагами. Спустя пару минут полёта я привык к выпуклым узорам магических потоков в воздушном пространстве. Каждый из потоков несёт свою энергию, оттого они и видны. У них разная плотность, прозрачность и цвет. Мне кажется, если бы у меня был сноуборд или виндсерфинг, я смог бы кататься на этих потоках. Вспоминаются слова Алисы: «Чтобы скользить, нужно быть на грани. Или на канте».
Анализатор говорит, что местность пустынна на десять километров, но избыток источников энергии неизвестного происхождения, а особенно их расположение наводит на мысль об искусственности данных условий. Анализатор. Он работает. И это моя Магия. Я жалею, что не взял с собой свою земную, я бы сказал, островную ружбайку. Мне становится весело от того как я пересёк Разлом. В голове возникает образ: дымная, смердящая, огненная река Смородина, Калинов мост и Чудо-Юдо. Пока я видел только огненную реку. Ни моста, ни Чуда-Юда.
Внизу проплывают строгие контрастные очертания горных хребтов, отсвечивая отблесками невообразимых цветовых гамм. Спустя пять минут полёта Анализатор говорит, что обнаружена органическая деятельность. В количестве двух единиц. Спустя секунду идёт отчёт: это пара крагли с наездниками. Следует за нами от очередного перевала. Эх, не хотелось бы светиться. А тем более, убивать кого-то именно сейчас, когда красота заполняет сердце. Резко замедляюсь, так, что пара огромных птиц обгоняет меня, оставляя в тылу. Включаю репродуктор и говорю, рождая эхо в безмолвных горах:
– Наездники крагли! – гремит по отрогам, – призываю вас отложить оружие. Не нападайте, иначе погибните! Летите на восток и сдайтесь Алисе. Таким образом, вы сохраните себе жизнь и перспективу привилегий. В противном случае вы погибните. Ваши трупы будут валяться непогребёнными среди вечных горных снегов.
Моя речь возымела эффект: они стали вертеться вокруг меня, присматриваясь. Я, конечно, надеялся на их благоразумие, но… не стоит судить окружающих по себе. Они расположились по обе стороны от меня, и одновременно бросились в атаку. Их решимость нивелировалась их опрометчивостью. Один из них, первый подоспевший к глайдусу, неожиданно для себя заметил, что его крылатая «лошадка» моментально потеряла лапы в невидимой мясорубке, а в следующий миг он летел с останками крагли с высоты своего полёта на острые скалы окружных гор. Второй успел остановить свою птицу. По его лицу, в трёх метрах мелькнувшему передо мной, я вижу, что он всё понял, и больше не посмеет атаковать меня.
– Говорю я, – снова раздаётся над горами, а с пиков самых седых сходят лавины, – Макс – бог войны. Новый бог. Самый сильный бог! Лети на восток и расскажи всё Джушу за Разломом.
Совершенно не помню, как зовут Джуша, по-настоящему. Ничего. И так справится.
В спешке птица улетает на восток. Если он встретит по пути ещё кого-то, расскажет. Делать из врагов друзей – величайшая из побед. Тот, что упал, оставил за собой белое полотно парашюта, почти сливающееся со снеговыми наносами. Жив, понесёт весть о явлении нового бога.
Горы несколькими почти параллельными грядами пересекают пространство после Разлома. Я вижу наиболее удобное для продвижения войск ущелье. Оно достаточно широкое, чтобы позволить пройти большому количеству войск, и не позволить защите использовать его как засаду. Впрочем, Анализатор показывает отсутствие враждебной фауны. Видимо, забулонцы считают Разлом и хребты гор достаточной защитой без патрулей и укрепрайонов. Конечно, они технически и магически намного опережают аускани. И не ждут никакого сопротивления. Но то, что после последней битвы при Тапилуе минуло полтора месяца и никаких больше военных акций – настораживает. Я представил, каково бы это было в России: послали бы войска. Раз, второй, а потом – превентивный ядерный удар, или ещё какое химическое или биологическое оружие. Эта передышка, и сто тысяч войска, давшаяся сравнительно легко тоже не внушает доверия. Аускани же, наоборот, отличаются всеобщим доверием всему, что им говорят. Как дети. Остаётся только молиться за них за всех и действовать соответственно обстановке.
В эфире – молчание. Вокруг – молчание. Только величественные контрастные абрисы утёсов проплывают внизу. Здесь светлее, чем за Разломом. Сквозь серую завесу просматривается более плотное пятно света, нежели над равниной. От него даже исходит тепло. Пока всё отлично.
Горы кончились внезапно, перейдя в пустыню без мусора. За небольшим поясом жёлто-серых песков развернулась полоса степных трав, (трав после мусорной пустыни!) плавно уходящая в круглую впадину, похожую на кратер от фронтального метеоритного удара или взрыва мощного ядерного заряда. Зелень трав заканчивается полосой леса совсем неширокой, но достаточной, чтобы спрятаться. Она обрывается почти перед скатом – пара сотен метров – дальше идёт слой тёмно-бурого, отражающего рассеянный свет солнца стекла: спёкшегося от невообразимого жара песка и земли. Уклон ко дну воронки значительный, если сорвёшься на краю, то будешь беспрепятственно скользить до самого дна. В центре этой дыры стоит пирамида, она выпирает выше, чем глубина ската. Весь скат испещрён исходящими из центра–пирамиды прорубленными в стекле ступенями до самого верха. По ним поднимаются фигурки в красном с оружием. Они ждут нас. Кто-то замечает меня, и их муравьиная суета приостанавливается, сразу образуя затор. Я высматриваю нужный поток, ныряю в него, и думаю, что делаю себя невидимым. Это сработало, потому что они, протерев глаза, ринулись дальше. Да, они поднимаются по ступеням и скапливаются в неглубокой полосе высокого кустарника и леса по всей окружности. Холодное оружие их хищно поблескивает. Из всех четырёх сторон у основания выходят войска и поднимаются вверх. Они неотвратимо делают шаг за шагом под ритм боевых барабанов. Анализатор пока находится в стадии сбора информации. Потом выдаёт цифру: семьдесят пять тысяч бойцов. Из них три дивизии этих трёхметровых монстров. Их у меня всего сто два гвада. Они жили на Забулоне ещё до Прихода. Природа в своей мудрости обделила их магическими способностями. Зато их рост и сила были их оружием в выживании. А после перехода на клонирование уследить за популяцией гвадов стало затруднительным. Кто знает, кого разводят там, в подземельях Замка последователи Династии. Гвады вряд ли заберутся по этим ступенькам, где еле идут две колонны. Но с южного края кратера я вижу деревянные подъёмные машины. Древние, как мои катапульты. Они поднимают по гладким стеклянным склонам смиренно съёжившихся гигантов наверх. По одному за раз.
Да. Не слабо нас встречают. Пирамида намного больше, чем наши египетские. Она рыжая, и немного отблёскивает. От неё веет чем-то зловещим. Анализатор говорит, что неизвестная энергия здесь зашкаливает. Впрочем, я вижу сам, как из верхушки пирамиды брызжет фонтан тёмных протуберанцев, будто горит чёрное пламя. Надеюсь, моей бомбы хватит, чтобы унести это место к чертям на кулички. В принципе, я всё увидел. Пора возвращаться.
Рыцарь
11 октября, 16:28
Ритуал состоит в том, чтобы разместить будущих жертв по сторонам света, в нужное время смешать Воду (Кровь) этих жертв с Землёй, а центр креста – я, отданный Огню и Воздуху. Я не разбираюсь, но у меня ощущение, что это – сильное колдовство, и если оно сработает, то смерть покажется досадной ссадиной на фоне грядущих терний. Когда же думаешь, что это может влиять на судьбы конкретных людей в совершенно разных несопоставимых местах, то масштабы проблемы захватывают дух и внушают оторопь священного ужаса. Даже самый крутой облом на герыче, к примеру, когда тебя на тяге принимают менты, не сравнится с этим. В случае с ментами, ты можешь, на крайняк, потерять свободу или жизнь, здесь же – потеряешь душу.
По мне гуляют волны электричества, я как волк, у которого в момент опасности встаёт дыбом шерсть – признак полной боевой готовности. До срока чуть меньше двух часов. В лесу уже тьмы больше чем света, что меня, в принципе, устраивает. Сколько у меня путей разрешения проблемы? Для ритуала важны все пятеро, желательно невредимые. Есть два пути, по крайней мере, я пока в своём одиночестве вижу столько. Это: первое – освободить заложников, второе – не дать себя сжечь путём простой конфронтации, когда они будут вынуждены убить меня. Желательно покончить при этом с Виолеттой, иначе она продолжит свои нападки на моих друзей. Не зря же Бабуля дала этот кинжал, который я освоил не хуже киношных ковбоев, стреляющих из своих револьверов по монетам. Только после моей смерти в перестрелке, они всё равно убьют пленников. Если освободить пленников, тогда к Виолетте не подобраться на полёт ножа. Дилемма!
Птицы умолкли, по крайней мере, я уже не слышу ничего, что мог бы понять в их перекличке. Ветер шумит в кронах, скрипят стволы. Больше всего мне не хватает бестелесного присутствия Бабули. В одиночку как-то стрёмно! Передвигаться приходится медленно, чтобы шумом не выдать своего передвижения, лишь в моменты особенно сильного порыва ветра удаётся, пригнувшись пробежать с десяток метров в место, что высмотрел заранее, пять минут вглядываясь в чащу. Чаща начинает светлеть вверху – край леса рядом. Источник низких неприятных в груди вибраций находится прямо передо мной. Вставшие дыбом по всему телу волоски улавливают две замаскированных укреплённых парой бойцов точки. Держу путь между ними. Один из четырёх вояк нарушает все законы засады – он курит. Он пытается делать это незаметно: выдыхает сквозь ткань, разгоняя воздух на выходе, но это не скроешь. Сгоревший табак очень едкий. Двое других справа играют в «камень-ножницы-бумага». Я рад их беспечности. До цели, обрамлённой такими секретами не больше пары сотен метров. Когда я прохожу между ними, их уровень готовности очень низкий. И это не адекватно! и в следующий миг что-то дёргает меня за ногу, я успеваю ухватить соскальзывающий автомат за антабку ремня, а спустя моргание я вишу вверх ногами над землёй, вздёрнутый за ногу, как в книжках про индейцев. Меня постигла древняя ловушка! Нет времени ругать себя. Подтягиваю автомат, стараюсь приспособить его для стрельбы. Это крайне трудно, я никогда ничем не пользовался с обратным вектором тяжести. Снаряжение обвисло в карманах, в ушах нарастает шум и больные толчки. Я раскачиваюсь в петле и вижу, как ко мне с двух сторон подходят четверо.
– Сработала! С тебя три штуки! – слышно от них. Кроме этого от них разит самодовольством и победой. Как же я так?! Пытаюсь целиться и стрелять. Действуют совсем не те группы мышц, которыми пользовался до этого. Очередь вырывает автомат из рук, я снова не даю ему упасть, готовлюсь стрелять. Они приближаются! Я действую прессом, чтобы придать телу привычный для стрельбы ракурс, когда мне это удаётся, когда моя голова на уровне коленей, я делаю две «молочные» очереди по три патрона в сторону виляющих как в слаломе фигур, и понимаю, что попался! В тот же миг пуля, пущенная с той стороны перебивает верёвку, и я лечу вниз, едва сгруппировавшись. Боль обжигает копчик! Она ослепляет меня, я стреляю наугад, слышу тупой гулкий удар и стон. Пытаюсь встать на колено для устойчивости, но донести автомат до плеча не успеваю. Откуда-то прилетел огромный, резко пахнущий ботинок с рельефной подошвой, на которую налипли мох и сосновые иглы, и выбил из меня боль и сознание.
Голос вытащил меня из чёрной жижи:
– Он живой?
– Да всё с ним в порядке. Я его слегка. Чтоб разоружить. Он просто удар не держит.
Я ощущаю, как меня в нескольких местах сдавливает верёвка. Я вижу, что двое несут меня, связанного, держа как рулон ковра – подмышками. Удар не держит! Обидные слова, но то, как я попался… Один из витков верёвки проходит поверх моего тайника в левом рукаве, и я чувствую, что кинжала в ножнах нет. Забрали при обыске! Вот же блин! Всё против меня! Лучше всего мне сейчас умереть! Не могу принять тот факт, что могу послужить во вред Алисе! Я в отчаянии оглядываюсь, и мой взгляд останавливается на глазах одного из клонов. Мозг пронзает то ли судорога, то ли удар током. Какая-то вспышка озаряет редеющие ветви деревьев, а когда она рассеивается, чистое небо надо мной говорит о том, что меня вынесли из леса. Неужели меня сожгут?!
Адреналин зашкаливает. Я чувствую, что смогу перевернуть мир, при наличии архимедовой точки приложения сил, но я спелёнат, как младенец. Все усилия я могу приложить лишь в сдерживании учащённого адреналином дыхания и сердцебиения. Это неимоверно тяжело, так как мой рот перетянут чем-то текстильным на вкус, а отверстий носа не хватает. Только я подумал, что потеряю сознание, следом возникла мысль, что это – холотропное дыхание, а в купе с этими возникли ещё несколько не относящихся к ситуации мыслей. Но ввиду их малой пригодности к ситуации, они улетучились вместе с картиной мира. Возможно, я потерял сознание из-за гипервентиляции, и отсвет в зрительном центре моего мозга – всего лишь отпечаток неба и двух парящих птиц в отверстиях моих зрачков, потому что это – негатив. Небо не голубое, а какое-то бордовое, а птицы – два белых креста. Но то, что эти кресты продолжают парить в небе ужасающего цвета, говорить, что это не потеря памяти, а выход. Не знаю куда. Я слышу, как торжествующий голос Бабули говорит мне в ухо:
– Отлично, Ваньша! Лучше и быть не могло! Пусть пеленают, пусть несут! Они уже попались на крючок! Ты – гений!
О чём это она? Какой, блин, гений?! Попался в ловушку, как младенец?
– Всё отлично, Ваньша! Я с тобой! Пришлось прейти на другой уровень. Теперь Виолетта-тварь не знает нашей волны.
Значит, этот бордовый мир вокруг – тот, в котором мы можем общаться с Бабулей без иного вмешательства. Что ж, один вид Бабули, силуэт которой я вижу, немного скосив глаза, радует меня до усрачки! И неважно, что её вид в непривычной цветовой гамме.
– А ты молодец, что смог сюда выбраться, – продолжает Бабуля, – кроме тебя никто меня не видит. Тяжело отсюда на что-то реально воздействовать, кроме меня, наверное, в этом мире никто не способен на такое, но я постараюсь, тем более, ты меня видишь, значит, силёнки имеются мне помочь. В нужный момент я дам тебе это, – она показывает кинжал, который в этом измерении выглядит, как древнеримский меч гладиус – мощнее Клинка раза в два, а то и больше. Ха! Значит, это не «максы» забрали кинжал! Забавно, что слово «максы» – слегка по-украински видоизменённая анаграмма слова «маски».
– Ладно, не трать энергию, – говорит Бабуля, и в тот же миг мир становится обычным, как и парящие птицы.
Меня внесли на поляну вытоптанной травы и поднесли к врытому в центре столбу. Потом с раскачки грохнули оземь. Видимо это была последняя и единственная возможная месть со стороны «масок». Я их понимаю: видит око, да зуб ни-ни.
– Привет, Ванюша, – слышу знакомый голос, буду банальным, но добавлю: знакомый до боли. Делаю усилие, чтобы развернуться, так как я упал на землю лицом вниз, наверное, со стороны я выгляжу как гусеница. И вот она – Виолетта, во всём своём рыжем великолепии. Опасная как бритва. Или мина.
– Я сразу увидела, что ты настырный – не остановишься. Зря ты сюда полез. Но не обессудь – сам явился.
Она делает знак. Меня поднимают и привязывают к столбу.
– Знаешь, что с тобой теперь будет? Ты сгоришь. В огне!
– Эх, – отвечаю, причём есть ощущение, что отвечаю не я, – удивила! Я так горяч, что твой костёр погаснет.
Виолетта смеётся, но я вижу, что она удивлена моему ответу. Признаться, я сам удивлён ему.
– И ты не представляешь, как твоя огненная кончина повлияет на Алису, эту гадкую малолетку, возомнившую себя незнамо кем! Её съедят заживо! И будут делать это очень долго! В ней хватит мяса на пару-тройку праздничных дней!
Вот же, дрянь!
– Никто не знает своего конца – говорю, – и не тебе ставить точку.
Прекрасная физиономия Виолетты собирается в гримасу досады:
– Заткните ему пасть! Его лай не имеет к действительности никакого отношения.
С каким наслаждением «максы» пихают мне в рот тряпки, не удивлюсь, если это их носки, а потом завязывают рот чем-то тряпичным. Снова приходится часто дышать через нос. И это, как говорит опыт, не плохо.
После того как меня приторочили к столбу и обложили вязанками хвороста и дров, влажно блестящих и пахнущих чем-то горючим, возникает пауза. В поле моего зрения не попадает ничего кроме поляны и двух столбов передо мной по обеим сторонам, такая же пара сзади, я в центре креста. Лишь две птицы в небе, уже темнеющем. Не знаю, сколько времени я был без сознания, но закат уже скоро. Об этом говорят и цвет солнца на зелени растительности, и особые ноты в птичьем гомоне, и запах поднимающегося тумана.
На краю поляны, обрамлённой оцеплением «масок», я вижу движение. Это ведут пленников. Да. Это они. Митрофановна, Марина, Егор и Адольф. Они перетянуты верёвками. Мне очень жаль, что мы так повлияли на их жизнь. Так ответили на добро. Их разводят по столбам и привязывают, а в это время со всех сторон слышатся ритмичные звуки бубнов или барабанов. Здесь, под деревьями уже тень, с каждой минутой становящая плотнее и глубже.
После процессии жертв появляются Виолетта, одетая в какую-то бордовую хламиду, и старикан довольно крепкий для своих лет. Наверное, пресловутый дядя Витя, тоже нелепо прикинутый – на его голове высится какая-то громозда, величиной почти с его рост. От этого он кажется больше смешным, чем пугающим. А вот Виолетта внушает оторопь – глаза светятся зелёным светом, в оскале видны удлинённые клыки, а рыжие патлы так и шевелятся, будто в клипах поп-звёздочек под ветром вентиляторов. Когда читал «Мастера и Маргариту» именно такой себе представлял Геллу, прислужницу Воланда.
Загораются шесты с факелами, обрамляющие поляну. В их свете меркнет угасающий день. Их смолистый чад мутит небо. Виолетта выкликает заклинания на мерзком языке, от которых мрак становится гуще. Барабаны меняют ритм, переливаются синкопами. Будь ситуация не столь опасна, я бы отдал должное мастерству барабанщиков. Когда ритм под стать возгласам Виолетты становится угрожающим и тяжёлым, из-за её спины появились четверо в бордовых пончо, или тогах, или ещё каких хламидах. На правом плече каждого покоится жуткого размера секира величиной с двуручную пилу. Играющие блики факелов на этих гигантских представителях холодного оружия не оставляют никаких иллюзий по поводу дальнейших судеб жертв. Палачи, ритмично шагая под барабаны и завывание Виолетты, расходятся по столбам. Представляю, каково сейчас нашим друзьям: ни с того, ни с сего такие заморочки!
Сколько осталось времени? Что дальше?!
Снова адреналиновая волна учащает и усиливает дыхание и сердцебиение. Снова я вдыхаю больше воздуха, чем могу выдохнуть, и меня выносит на уровень Бабули.
Что делать? Сколько у нас времени?
– Приготовься, – говорит она, и бросается на меня.
Я чувствую, как меня пробирает дрожь, глаза покрывает пелена, а когда она расходится, я снова на поляне. Те же бубны, завывания и дымный пляшущий свет, но присутствие Бабули явное. Причём, прямо во мне. Ощущение, будто тело обмотано полиэтиленом, а в голове плавает щекотный пузырь. А ещё я чувствую по вибрациям, что по столбу под снопами хвороста и дров прямо к моим рукам передвигаются мелкие толчки и едва слышный скрежет. Потом я чувствую, как по рукам пробегает что-то живое, оснащённое мелкими колючками коготков, а судя по возне над верёвками, ещё и острыми зубами. Их несколько, они попискивают, потрескивают, явно выражают своё мнение по поводу собравшейся компании. И я согласен с ними: более гадких существ я не видел, да, они опаснее совы или ястреба. Спустя минуту мои путы ослабевают, и я практически на свободе. Но что мне делать с этой свободой? Такой вот вечный вопрос. «Не бойся, – говорит Бабуля внутри меня, забавно щекоча свод черепа, – ты, главное, не промахнись!» Было бы чем. «Будет. Ты поймёшь». Ну, Бабуля, ну даёт! Не перестаю восхищаться!
А Виолетта, тем временем, завывает заунывнее и мрачнее. Если мне удастся убить Виолетту, это не значит, что тех четверых не прирежут, а меня не сожгут. Так ведь? «Ты прав, но без неё ритуал даже продолженный и законченный может не сработать». Может? Может не сработать?! Почему ты не сказала: «не сработает»? «Чтобы ритуал не сработал, нужно оборвать цепь». Как? «Если не освободить, то хотя бы убить не по ритуалу, как бы жестоко это ни звучало». То есть, всё равно кому-то – конец? «Может, конечно, произойти чудо и все враги попадают замертво, но я отсюда не могу этого гарантировать. Если кто-то из вас умрёт не как им нужно – ритуал разрушен». Как-то это… не сказал, чтобы неожиданно, но уж точно внезапно! «Наши спешат. Верь в себя!» А что ещё остаётся?
Дева
Ура! Снова Макс – прежний Ватман, твёрдый, несгибаемый и любимый! Вот что делает вера в себя! От его неуверенности не осталось и следа! Мы стоим рядом на верхней палубе их воздушного круизного лайнера, который лёг на дно. Так же легли на грунт остальные платформы, заглохли машины. Ни один из механизмов близ Разлома не работает. Вся надежда на Магию. Потому и собралось войско магов перед Разломом. Все полагаются на нас: наша магия справилась с магией забулонцев (а может, и самой Виолетты), защищающей подходы к Пирамиде. Я держу за руку Максима, новоявленного мага. Мы замыкаем Контур. Множество влияний слились в одно, клубящееся, выстреливающее протуберанцами умений. А мы – вверху.
На палубе ниже наc расположились Гаш, Джуш и ещё пара седобородых старцев, а на грунте, ещё ниже, стоят остальные. Что-то говорит мне: чем выше уровень, тем больше способностей, но – больше ответственности. Мысль улетает, но остаётся розоватым пятном в общем многоцветье Мироощущения, и прячется.
Воздух насыщен энергией. Он искрит разноцветьем магии местного пошиба, а сверху этого плотного слоя, как крем на торт ложатся узоры нашей с Максом ворожбы. Земля дрожит, воздух испещрён миражами и маревом, сквозь которое видится невероятное – земля сама поднимается, ворочается, сползает, падает, напластывается, наплывает на трещину Разлома. Слышен низкий гул, с которым горы за Разломом расступаются, выстраивая прямой коридор, уходящий вдаль.
– Вот это да! – говорит Макс.
– Не отвлекайся, – одёргиваю его в шутку, и с замиранием сердца смотрю, как он важно хмурит брови. Я так рада, что он собрался перед финалом, что он снова в строю! Я буду рядом, но мне нужно отлучиться на Забулон. Нужно держать ситуацию под контролем, хвост по ветру и нос пистолетом.
Огромная наша армия в пешем порядке стоит за нами, готовая выступить. Даже если враги не знали о нашем приближении, то теперь мы как на ладони.
И тут какие-то скрытые в моей коже сенсоры говорят, что сейчас на меня готовится нападение. Очень жаль, что эти сенсоры не уточняют, в котором из миров это происходит. Охватившее меня чувство крайне тяжело охарактеризовать стандартными определениями. Это ядрёный коктейль из Знаний, Умений и Навыков, плюс Память Веков.
Я вижу, как лицо Максима меняется. Он что-то видит во мне. Совсем не то, что видит, по обыкновению. Возникает образ зеркала, но это, видимо, женское. Какую-то часть меня заботит то, как я выгляжу перед Максом, или миром,
– Что происходит? – спрашивает он, а я чувствую, что наше рукопожатие разорвалось.
– Любимый, – говорю, – теперь дорога открыта, а меня зовёт Игра, теперь мой ход.
– Тебе пора? – глаза у него как у собаки, прищемившей лапу.
– Да, – говорю, и меня пронзает боль. Я не могу её охарактеризовать, потому что боль не моя. И я в данный момент чувствую не свою боль. Она затрагивает мои нервы совсем не так, как это дела бы моя боль. Как под обезболивающим. Похоже на щекотку.
– Всё в порядке?
– Со мной всё хорошо, но Ваня…
Всплывают образы креста и четырёх стихий Земли. Всё! Контакт потерян. Что-то происходит с Иваном.
– Макс! Тебе необходимо уничтожить Пирамиду! А мне нужно на Забулон. Что-то варится там.
Глаза Макса источают тепло сочувствия.
– Я могу помочь?
– Тебе нужно уничтожить Пирамиду. Это твоя помощь. Мне пора. Люблю!
