Читать книгу: «Моисей: сквозь время», страница 11
Глава 21
Лем обернулся. На него с улыбкой смотрело лицо, красивое, с правильными чертами, добродушное.
– Меня зовут Нелли. Я программист. Директор Зарипов сказал, что вы хотите меня видеть.
– Верно. Однако, это всего лишь кадры из земного кинофильма. Кажется, они называли это научной фантастикой.
– Но так могло бы стать. Или уже стало. С тех пор как мы покинули планету прошло много десятилетий. Почему вам потребовалось видеть именно меня, Инспектор? Насколько я помню, мы с вами лично не знакомы. – Спросила Нелли, присаживаясь напротив Лема.
– Не то, чтобы именно вас. Вы здесь лучшая?
– В чем именно? Я отлично играю в дартс. В нашем закрытом клубе я – двукратный чемпион.
– Закрытый клуб?
– Да, клуб любителей дартса. Закрытый, потому что в него играет только наша лаборатория.
– Не хотите проиграть другим? Боитесь, что окажетесь не самой лучшей?
– Как раз по этой причине прочие отказываются с нами соревноваться.
– А что насчет вашей работы здесь? Вы лучшая?
– Меня так называют.
Инспектор открыл голограммный файл с биографией Нелли. Объемный текст заструился в воздухе перед ним.
– Вы окончили обучение в четырнадцать лет. Впечатляет! Почему именно программирование? Степень в физике позволяла вам работать в отделе теоретической физики. Светлые головы им всегда требуются.
– Знаю. Но вся эта теория… Всё одно, что вода в решете. В программировании всё точно, всякое предположение, всякую теорию можно проверить. Ошибся – получил строгий, негативный результат. К тому же, работая здесь, я приношу реальную пользу для жизни на Моисее.
Нелли горделиво вздернула подбородок, с надменностью посмотрев на Инспектора. Лем выключил часы, и голограмма потухла.
– Слушаете музыку?
– Не часто. Она мешает сосредоточиться во время работы.
– А когда расслабляетесь, что предпочитаете?
– Неоклассика. Эту музыку писали Земные композиторы к кинолентам.
– И всё?
– Простите, Инспектор, я не понимаю, к чему эти вопросы?!
– Нет, простите вы меня, Нелли, если я смутил вас и уж тем более задел. Я отнюдь не хотел этого. Последний вопрос. Огонь любит меня?
Девушка долго всматривалась Инспектору в его острые бледно–голубые глаза. Она подождала некоторое время, предположив, что последует продолжение вопроса или хотя бы его пояснение. Когда её терпение лопнуло, Нелли встала и спокойным голосом ответила:
– Я не поняла ваш вопрос. Если он что–то и означает, то мне его содержимое ни о чём не говорит. Потому, если у вас, Инспектор, больше нет ко мне вопросов, я пойду работать. Сегодня праздник и нужно проверить, чтобы все программы работали идеально. Прошу меня извинить.
Не оглядываясь на Лема, девушка вышла. Самоуверенная, преданная своей работе, впечатленная творением человеческих рук. Контроль жизнедеятельности корабля заставляет её гордиться и собственной деятельностью, и самой собой. В её красивой головке просто нет места для каких–то заговоров и прочих бунтарских мыслей. Она знает, что красива и, несомненно, умеет этим пользоваться. Красива и уверенна в себе. Самодостаточные люди больше вызывают симпатию, нежели другие.
Инспектор вспомнил о своей сердечной зазнобе. Элла тоже привлекла его своей уверенностью, твердостью, независимостью. И потому за ней хотелось влачиться. "Потому что понимаешь, – рассуждал Лем, – что никогда не сумеешь взять её, обладать ею в полной мере. Доступный человек не вызывает интереса. Самостоятельный же притягивает к себе словно магнитом. Построенная им запретность бросает вызов, и хочется, во чтобы то не стало, этот барьер преодолеть".
Напротив Инспектора возник мужчина, на вид такого же возраста, что и Лем. Мужчина молчал. Только смотрел прищуренным взглядом в лицо Инспектора. Симметричное лицо было изрисовано густой небритостью. На правой щеке был виден шрам.
– Что вы думаете об огне? – Спросил его Лем.
– Пламя реактора в ядре Моисея дает нам тепло и энергию. – Ответил мужчина. – А вы, Инспектор, видели когда–нибудь живой огонь?
– На плазменной панели. В участке.
Мужчина еле заметно улыбнулся неровной улыбкой. Шрам сковывал некоторые лицевые нервы.
– Кто вы? – Спросил Инспектор.
– Меня позвал сюда Клим. Был очень сердит.
– Вы его раздражаете?
– Я всех раздражаю.
– Уверен, вы наговариваете на себя.
– С чего бы это вам быть уверенным? – Мужчина, оставаясь стоять, снова улыбнулся, с интересом заглядывая Инспектору в глаза.
– Люди так делают. – Лем открытым взглядом спокойных глаз отвечал на взгляд, глядя на мужчину снизу вверх. Инспектор внимательно следил за его лицом, и в нем рождались противоречивые ощущения. – Набивают себе цену. Привлекают к себе внимание.
– Допустим.
– Как вас зовут? – Спросил Лем и тоже встал.
– Станислав. – Ответил мужчина и теперь зачем–то сел.
– Вы хороший программист? – Лем не растерялся. Он остался стоять, лишь слегка облокотившись на стол директора Зарипова.
– Разве есть человек, который о себе скажет, что он плох?
– Значит, вы считаете себя лучшим?
– Ещё бы!
– Но это лишь ваше субъективное мнение.
– Вы спрашиваете или утверждаете?
– О да, иначе бы директор Зарипов прислал ко мне именно вас в качестве лучшего сотрудника своей лаборатории.
– Ясно… Зарипов болван! Его мнение ещё более субъективно. И к тому же он безуспешно влюблен в эту девицу.
– Нелли? И что же, вы считаете, что только это причина её успеха.
– Я считаю, что ей вовсе не место в этом отделе. Шла бы она лучше в пилоты. Работа ей по уму.
– То есть, по–вашему, пилоты – самая низкоквалифицированная работа на Моисее?
– Ненужная.
– Поясните.
Мужчина наклонился вперед и, ехидно скалясь, поглядел на Инспектора исподлобья.
– Зачем кораблю пилоты, если он не летит?
– Что это значит?
– Шутка такая ходит. – Станислав откинулся на спинку стула. – Про пилотов. Маршрут был выстроен двести лет назад и ни разу за всё время ничего не менялось. Моисей держит курс, это контролирует компьютер. Пилоты – ненужная профессия.
– Уверен, капитан с вами поспорил бы.
– О, капитан! Ещё более бесполезный член социума! Жизнь на Моисее не остановиться, если отменить эту должность. Скорее наоборот, жизнь забьет ключом!
– Анархические суждения естественны для любого уклада общества. Не уподобляйтесь этим пережиткам прошлого. В конце концов, мы строим новое поколение человечества.
– Это вы очень верно подметили, Инспектор. А зачем, собственно, вам нужен программист?
– Думал, что потерял пароль от входа в систему безопасности. Но пока ждал вас, разобрался сам.
– Хорошая отмазка. Но мне в любом случае не интересно. Я пойду? – Мужчина поднялся.
– Огонь любит вас? – Спросил Лем.
Мужчина улыбнулся своей кривой улыбкой, но глаза его сохраняли холодность.
– Я думаю, так же, как и вас. – Ответил Станислав и ушел.
Глава 22
На главной палубе объявили начало спектакля. Актёры в причудливых костюмах, выкрашенных во всевозможные цвета, танцевали, корчились и декламировали какие–то стихи. Земная пьеса оказалась максимально адаптированной под настоящее время, так что от оригинала ничего и не осталось. Зрители, не особо вникая в суть, облизывали актёров глазами, полными преданного восхищения, синхронно аплодировали, словно по чьей–либо команде и смеялись, как заведенные. Ученые физики и генетики, инженеры и техники, биологи и зоологи, повара, уборщики, пилоты и администрация – почти все собрались радоваться очередной смене условных цифр.
Людям нужен праздник. Всегда нужно какое–то поощрение за сотни прожитых дней, за тысячи часов посвященных труду, за миллионы минут, прожитых на благо других. Нужен праздник, чтобы вспомнить о себе, чтобы было о чём порадоваться и чем утешиться. Люди на Земле жили от праздника к празднику, от отпуска до отпуска. Двадцать дней из трехсот шестидесяти пяти, которые они могли провести в абсолютно эгоистичном экстазе, не заботясь о других.
Лем заметил в толпе светящееся невинной радостью лицо Эллы. Нежный взгляд её проникновенных глаз пристально следил за действием, разворачивающимся на сцене. Она будто точно знала, о чем говорят актёры. Элла кивала головой в такт рифмованных строк, в волнении перебирала пальцами и радовалась, когда актёр без запинки оканчивал декламировать свою партию. Сгусток трогательного ребячества и детской наивности. Милое сердцу существо!
Инспектор с тяжестью вздохнул. Тайная зазноба, словно уловив волнительные мысли Лема, обернулась. Черные зрачки, стремительно прорезав расстояние, прожгли Инспектора насквозь. Лиса улыбнулась и помахала ладошкой. Лем улыбнулся в ответ. Он решил спуститься и заговорить с красоткой о личном. Ни о расследованиях, ни о слухах, ни о спортивных достижениях и ни о чем таком, что хоть немного касается Моисея и жизни на нём. Хотелось поговорить о чувствах, о том, что обжигающим камнем лежит в груди и тревожит, тревожит… О том, что видится во снах, о мечтах и самых потаенных желаниях. Поделиться надеждой и найти отклик в этих жестоко чувственных глазах.
– Я рада, что вы пришли, Инспектор! – Говорила Элла. – Вам нравится спектакль?
– Я пропустил начало. Разве это "Гамлет"?
– О! Остались только имена и сама по себе идея. Трагедия, спустя более полутысячи лет кажется нам не понятной. Её переделали. Почему мы раньше не занимались спектаклями, театрами? Это так захватывает! Такое наслаждение!
– Милая Элла, неужели вы принимали участие в написании пьесы?
– Именно принимала. Основную работу сделали поэты! Вы представляете, Инспектор? Среди нас есть настоящие поэты!
– Это действительно неожиданно. И о чем повествует нынешний Гамлет?
– Они находятся на стыке эпох. Скоро жизнь, которую они знают, к которой привыкли, измениться навсегда. Как, в общем–то, и мы здесь. До Гамлета дошел слух, что король их обманывал. На смертном одре старик хотел поведать сыну и подданным правду их жизни. Но Клавдий, боясь потерять власть и желая завладеть троном, прикончил старика раньше. Гамлет советуется с Офелией и просит ничего не говорить отцу, Полонию, и брату. Гамлет подозревает, что те двое тоже причастны к масштабной, многовековой лжи. Питая эту ложь, они сохраняют свое положение и, что для них более важно, власть. Гамлет собирает единомышленников, они готовят переворот. Тогда Клавдий объявляет Гамлета умалишенным. Верные друзья Гамлета так же убеждены в этом. Они совершенно не хотят поверить другу. За попытку совершить переворот Гамлета признают изменником родины и готовят к казни. Это как раз сейчас происходит.
Инспектор посмотрел на сцену. Гамлета, в его разноцветных тряпках, привели на эшафот. Палачи накинули петлю на шею и отошли в сторону. Они взялись за рычаг, который должен будет опустить створки под ногами Гамлета, и замерли. Свет потух, оставив палачей в тени. Струя белого прожектора освещала только фигуру Гамета. Актёр поднял голову, окинул всех своим взором.
– Быть?! Или не быть?!. – Провозгласил Гамлет. – Вот в чём вопрос. Что выше:
Сносить в душе с терпением удары
Пращей и стрел судьбы жестокой или,
Вооружившись против моря бедствий,
Борьбой покончить с ними? Умереть, уснуть –
Не более! И знать, что этим сном покончишь
С сердечной мукой и с тысячью терзаний,
Которым плоть обречена…
– А! Я узнаю слова. Монолог оставили без изменений? – Спросил Лем.
– Да! – Восхищенно зашептала Элла. – Ещё на Земле филологи, литераторы и прочие ученые мужи, изучив трагедию, приходили к выводу, что этот монолог ложиться на любую эпоху. Он всегда актуален. По сути, бессмертен. Это просто потрясает!
Часы Инспектора легко завибрировали. На экране высветилось сообщение от неизвестного отправителя. Его текст указывал место и время встречи. Это был ответ на позывной.
– …Кто б стал терпеть судьбы насмешки и обиды,
Гнёт притеснителей, кичливость гордецов,
Любви отвергнутой терзание, законов
Медлительность, властей бесстыдство и презренье
Ничтожества к заслуге терпеливой,
Когда бы сам все счёты мог покончить
Каким–нибудь ножом?…
– Мне нужно идти, Элла.
– Как? – лицо девушки приняло обеспокоенный вид. – Вы не останетесь? Ведь это так красиво! И самое интересное ещё впереди.
– Я был бы рад. Но, к сожалению, меня зовут дела. Скажите, Милая Элла, чем заканчивается этот "Гамлет"?
– Толпа сторонников освобождает его из пут. Они совершают переворот. Свергают Клавдия, Полония. В финальной драке ранят Гамлета. Он погибает. А вместе с ним от горя умирает Офелия. Но путь борьбы, положенный Гамлетом, находит свое продолжение. Сотни сторонников принца продолжают борьбу с узколобыми властолюбцами. Они приведут свой народ в новую, лучшую жизнь. Где не будет места вранью.
– Это хороший финал. Жаль, что вы не сохранили хоть кому–нибудь жизнь.
– Эту тенденцию Шекспира было решено оставить. Классика.
– Никогда не понимал его страсти умерщвлять всех до единого героев.
– Вечная драма жизни. Всё, что дышит во Вселенной, рано или поздно, должно быть преданно забвенью.
Инспектор любовался теплом Эллиных глаз. Она смотрела на него с необычайной нежностью. Возможно, впервые за свою жизнь Лем ощущал это щемящее грудь чувство радости, эту сложную химическую реакцию, когда гипофиз вбрасывает окситоцин в кровь, от чего она практически закипает. И бабочки оживают в животе. И словно вырастают крылья за спиной. И хочется смеяться, улыбаться… Хочется предаваться любви, потому что только это важно. Войны, заговоры, Гамлет этот, таинственный хакер со своим огненным фетишем, законы, правила, треклятый отдел Учёта, никчёмная бюрократия… Какая всё это чушь! Всё лишь бредни… Одно только важно! Вот это чувство, ощущение, когда он и она, глядя друг другу в глаза, испытывают невыразимое словами притяжение… Притяжение....
Лем обхватил Эллу за плечи и прижался к её губам. Девушка вздрогнула, но смело приняла поцелуй, обвив руками Инспектора за шею.
– …Прелестная Офелия! – О Нимфа!
Грехи мои в молитвах помяни!
Закончил Гамлет. Публика разразилась аплодисментами, свистом и ором восхищения. Элла смущенно отводила глаза, но продолжала крепко держать Лема за руку.
– Я скоро вернусь. Честное слово! Только разрешу одну головоломку.
– Вы его арестуете? – Обеспокоенно спросила Элла.
– Кого?
– Человека, к которому сейчас пойдете. Арестуете?
– Надеюсь на это.
Элла набросилась на Лема, крепко обнимая его.
– Удачи! – Прошептала она ему на ухо и поцеловала в шею.
Глава 23
Лаборатории по всему Моисею были практически пусты. В отделе сельского хозяйства дежурило несколько скучающих человек. Они удивленно встретили Инспектора, но не стали ему возражать. Лем проследовал в зоосад. Животные в загонах лениво жевали траву и синтезированный белковый корм. Поилки с водой были полны, загоны вычищены. Тепло и никаких тревог. А ведь они даже не понимают, что находятся на космическом корабле, что летят в космосе! И никогда не узнают. Да им это безразлично. Они получают свой корм, получают заботу, размножаются. Выполняют физиологические задачи, поставленные перед ними природой.
Холод звезд, вращение галактик, взрывающиеся солнца, сияние водородных облаков, полчища безмолвных осколков планет, а возможно и погибших цивилизаций, сжирающие всё подряд черные дыры и одна для всего этого огромная пустота. Как это красиво! Но животным нет до этого дела. Вселенная всегда было тревогой только для человеческого сердца, его пытливого ума. Бессмертная красота. Как это странно… Бездонные небеса притягивали взор, засасывали, так что человеку захотелось в них провалиться. И вот отрывок цивилизации уже здесь, несётся навстречу неизведанному.
– Вы в этом уверены? – Раздался тихий голос за спиной. – Не оборачивайтесь! – Воскликнул мужчина, предвидев намеренье Инспектора повернуть голову.
– Это бессмысленно. Я вас узнал по голосу. Мы общались сегодня. Вы – Станислав.
– Что значат наши имена? Пустое звучанье. Нас так много, и мы так похожи, что просто необходимо давать нам названия. Человек всему хочет дать название. Иначе он сойдет с ума в этом безымянном хаосе.
– А я думал, что мы используем имена для комфортного общения. Вы спросили, уверен ли я. В чём?
– Вы смотрели на этих бедных животных, запертых в клетках. Вам ведь жаль их. Возможно больше, чем себя, возможно меньше. Но вы точно знаете, что живым существам место на сочных пастбищах, а не взаперти. И людям здесь не место.
Лем хотел возразить, что это все временно, что это всего то очередная ступень, по которой нужно пройти, и что присутствие на Моисее и животных и людей оправдано. Но мужчина остановил его, положив тяжелую ладонь ему на плечо.
– Расскажите, Инспектор, о космосе. – Станислав обошел Лема и заглянул ему в глаза. Лем ответил вопросительным взглядом. – Всё, что знаете, Инспектор. Всё, что сможете.
– Мы с вами сейчас находимся в космосе. Наш корабль летит со сверхсветовой скоростью, удаляясь все дальше от галактики Млечный путь, а которой находится наша планета.
– Ещё? – спросил мужчина, улыбаясь уголками губ.
– Космос это огромное пространство. Сотни тысяч и даже миллионов световых лет могут разделять галактики и планеты. Человек не может жить в открытом космосе. Моисей создает для нас искусственную атмосферу и гравитацию.
– Хорошо. – Кивал Станислав. Его рот растянулся в самодовольной несимметричной ухмылке.
– В космосе можно увидеть красивые явления…
– Да! Это правда. Явления, происходящие там, – мужчина зачем–то указал пальцев в потолок, – действительно захватывают дух. Вот только откуда вам, Инспектор, знать?
– Что за вопрос? Мы все это знаем!
– О! Вы что, видели это своими глазами? Сквозь иллюминатор?
– Нет, экран демонстрирует иногда записи с наружных камер. И к тому же, не несите вздор! Мы не сможем увидеть сквозь иллюминатор хоть что–то. Наша скорость просто не позволит этого.
– Скорость? Инспектор, о какой скорости вы говорите? О той, с которой планета делает оборот вокруг своего солнца? Ах, нет! Скорость стояния на месте!
– Я вас не понимаю. – Лем ощущал поднимавшееся откуда–то из живота раздражение. – Что вы хотите сказать? Не юлите!
Станислав подошел к клетке с кроликами. Из стоящего рядом ящика он вынул толстые стебли какого–то растения и просунул сквозь щель в клетке. Кролики зашевелили своими розовыми носиками и накинулись на угощение. Крупными передними зубами они вгрызались в мякоть, выпивали сок.
– Что такое Моисей? – Спросил Станислав. – Кстати, Инспектор, а вы знакомы с древней притчей о Моисее?
– Прекратите меня экзаменовать. Я арестовываю вас за взлом и проникновение в секретный архив, за кражу шоколада из аптекарского склада, за искажение данных в отделе учёта, и, конечно же, за причинения вреда здоровью спортсменке на двадцать четвертом цикле спортивных соревнований.
– А вот с последним не согласен. Я к этому не причастен.
– А кто проник в программу спортплощадки?
– Я.
– Значит и вина за произошедшее полностью лежит на вас.
– Но я лишь выполнял просьбу. Поручение. Не больше, не меньше.
– Это мы позже выясним. Пройдемте в участок.
– Прошу вас, Инспектор. Давайте ещё немного здесь постоим. Всего несколько минут! Поболтаем. Как будто неофициально! Не о ваших расследованиях… Кстати, вы ловко уловили связь между, казалось бы, несвязными делами. Наверно, вы единственный. Давайте ещё немного обсудим жизнь здесь.
– Давайте. Только ответьте, зачем вам понадобилось помогать людям таким образом?
– Может, потому что я могу!? Точно не из любви к ним. Хотя они и напоминают мне овечек. Это вон те милые создание с кудрявой шерстью. – Они обернулись на вольер с несколькими овцами, беспристрастно жующими свой ужин. – Самые глупые на Земле. Как люди. Никакой индивидуальности. Следуют слепо за поводырем. Верят всему, что им скажут. И никогда не заступятся за другого. Овцам простительно. Они никогда не были на вершине эволюции. Но человек… имея мощнейшее оружие – разум, интеллект, – деградирует, скоротечно и безвозвратно. К овцам питаешь сентиментальную нежность, снисходительную любовь. Вроде как, они ни виноваты. Так распорядилась природа, эволюция. Люди не достойны подобных чувств. Но я им помогал. Знаете, что объединяло их? Жажда удовлетворения корыстных желаний. Это только слова – что людей объединяет общая задача, что каждый самоотверженно бьется ради достижения всеобщей великой цели. На деле, каждый из нас – самовлюбленный эгоист, который уложит десятки чужих жизней на алтарь собственных желаний и нужд.
– Мне жаль, что вы так считаете.
– А мне жаль, что вы, Инспектор, убеждены в человеческой преданности. Это не всегда выгодно. И вы так и не ответили на мой вопрос о притче про Моисея.
– Примитивная Земная легенда, лежащая в основе религиозных взглядов, возникших во времена научного невежества.
– О! Ваша осведомленность правда радует! И что же, вы не замечаете сходства? Почему, по–вашему, эту гигантскую конструкцию, которую с гордостью называют космическим кораблем, именовали в честь еврейского пророка?
– А почему вы считаете, что здесь обязательно должна быть какая–то связь?
– О, я никак не считаю. Эта связь существует, хотим мы с вами этого или нет.
Лем долгим взглядом смотрел на Станислава в упор. Его неоднозначные слова, лишенные детальности и конкретики, будоражили в Инспекторе мысли, которые он так усердно когда–то забывал.
– Вы больны, вот что я вам скажу. – Произнес, наконец, Лем. – Ваш разум поражен. Вы видите заговор там, где его быть не может. Такое бывает. Замкнутое пространство никого не щадит. Но это ничего! Мы положим вас на принудительное лечение.
– Что ж, раз вы так считаете… Не хотите прогуляться? Я думаю, здесь мы уже больше ничего друг другу не скажем. Одна просьба к вам, Инспектор. Перед тем, как отвести меня в камеру, давайте пройдем через главную палубу. Там так красиво сейчас должно быть!
Лем согласился. Он взял Станислава под руку, крепко сжав за локоть, и повел прочь из зоосада. Пустые коридоры вились жгутами, сходились в перекрестки и расходились вновь. Гнетущая тишина отзывалась эхом от стука шагов. Мужчина чему–то всё время ухмылялся, иногда с любопытством поглядывая на Инспектора.
Лему это не нравилось. Возникало ощущение, что задержанный разыгрывает его. И разыгрывал всё время их запутанного диалога, когда каждый говорил не то, что хотел сказать, озвучивая лишь пространные намеки. Отчего–то казалось, что хотя Лем ведет Станислава под руку, конвоируют на самом деле именно его. И все это – увертюра к какому–то большому действию.
Сердце Инспектора неожиданно часто забилось, будто в предчувствии чего–то. Словно бы оно уже всё поняло, всё осознало и теперь пыталось достучаться острой аритмией до мозга, желавшего оставаться в неведенье.
Но вот они, ворота на главную палубу. Инспектор распахнул их и замер в изумлении. Задержанный программист засмеялся Лему в ухо, ехидно и гадко.
Лем с ужасом перебирал глазами прекрасные украшения, которые теперь были сломлены, растоптаны. Гирлянды свисали оборванными проводами. Сцена с её декорациями была разнесена на куски, словно после взрыва. Повсюду валялись обрывки сорванных масок. Люди прижимались к стенам, прятались по углам, за ширмами и под лестницами. Они были напуганы и озираясь по сторонам. Многие из них были перепачканы кровью и чем–то черным, как будто сажей. Они руками закрывали раны, негромко плача и постанывая. Кое–где на полу лежали люди в форме охранников, лежали неподвижно. При виде их тел, во рту у Лема пересохло, а сердцебиение и вовсе словно прекратилось на время. Инспектор поспешил себя успокоить мыслью, что может они ещё живы, просто находятся без сознания.
Группа людей пыталась противостоять охране, которая тщетно хотела согнать бунтовавших в правый коридор, длинным рукавом уходящий к лифту, которые смог бы доставить их в тюремные камеры. Бунтари, вооружившись осколками труб, обрывками толстых проводов, металлическими прутьями, отмахивались от ружей и электрических дубинок военных, не уступая им по силе и стойкости.
Над этим живописным хаосом ярко мерцал гигантский экран, демонстрируя изображения зеленой планеты, людей, выступающих на трибунах, занимающихся земледелием, людей в форме и в плавательных костюмах. После ряда фотографий на экране всплывало лицо незнакомца. На голове его была намотана шкура животного. Лицо без эмоций ровным голосом твердило что–то о столетнем обмане. Лем пытался сконцентрироваться на его словах, но внимание все время рассеивалось на окружавших его людей.
"Что же это? – бился в голове вопрос. – Что происходит?"
Спустя минуту оцепенение прошло. Лем оглянулся, и понял, что программист сбежал. Инспектор рассудил не спешить с его поимкой, и бросился оказывать помощь пострадавшим.
– Что это, Инспектор? – Спрашивал его мужчина, обессилено распластанный на полу. – Что это? Инспектор? Это правда? Вы знали? Вы знали об этом?
Лем пытался стереть платком с лица мужчины кровь, чтобы найти рану. Она, невероятно глубокая, разлеглась от виска до рта. Лем узнал человека. Это был пилот, лейтенант Ярош. Отрезав кусок ткани от своей форменной рубашки, Инспектор прижал его к щеке пилота.
– Я ничего не знаю. Держите крепче!
К ним подбежала девушка с аптечкой и емкостью с водой. Ловкими и быстрыми движениями она промыла рану и стала её заклеивать. Это оказалась Ольга Светлова из лаборатории трав.
– Что здесь случилось? – Спросил Инспектор.
– Когда закончился спектакль, экран стал отсчитывать последние секунды уходящего месяца. Но вместо праздничной заставки включилось это, – Ольга указала рукой на экран. – Группа людей начала что–то кричать, срывать украшения, все ломать. Потом сцена взорвалась. Это был ужасный грохот! Очень многих ранило осколками. Все перепугались. Потом ворвалась охрана, пыталась усмирить толпу. Люди требовали капитана к ответу. Сержант и ещё несколько людей, подхватили его и увели. Наверно, чтобы защитить от разгневанной толпы. Люди сцепились друг с другом и понеслось. Похоже, что это было спланировано. Всё произошло за каких–то пятнадцать минут… Я не могу найти мужа! – Ольга вцепилась рукой в плечо Лема и влажными напуганными глазами заглянула ему в лицо. – Мы стояли рядом, когда все началось. Где он может быть??
– Инспектор? Инспектор? – Лейтенант тянул Лема за рукав. – Это правда? Ответьте же, Инспектор!
Девушка пронзительно смотрела на Лема. Тут он заметил, что вокруг них собралось несколько людей, напряженно ждущих от него ответа.
– Я не знаю… – сорвалось с его губ.
