Читать книгу: «Лучший друг», страница 37

Часть 5
ФАТАЛИСТ

I

Судороги долго не проходили. Лицо, склонившееся над Егором, как над ребенком, сквозь слегка запотевшие очки смотрело на него и улыбалось. Рядом появилась фигура брата, тыкнувшая холодным пальцем его в щеку. В ужасе бегая от лица к лицу глазками с сузившимися зрачками, Егор тяжело дышал и словно все сильнее прирастал к поверхности, на которой томилось его разгоряченное тело.

– Па… – сказал Егор, как к горлу подкатил тяжелый ком, сдавивший связки. От счастья ему хотелось выпрыгнуть и поцеловать отца в щетинистую щеку, но радость сковывал скепсис. Он словно чувствовал, что его хотят обмануть, как тогда, в больнице на койке. – Па, обними меня, – сказал он чуть не плача.

Улыбнувшись, отец поднял Егора и крепко сжал его тонкие плечи. Егор поднял руки и обхватил за шею Уильяма. Отец что-то показал Лёше и сказал:

– После брата ты кажешься совсем тощим. В мать весь пошел – не толстеешь.

– Это серьезно все, что ты скажешь в такой ситуации?! – отпрянул Егор и засмеялся. Из глаз брызнули слезы, но то уже были слезы радости.

– Ну, еще у тебя волосы сильнее завились, – рассмеялся отец и зажмурил глаза.

II

Лёша упал на шершавую поверхность и, оглядевшись, услышал какой-то скачущий гул. Подняв глаза, он увидел крышу, на которой очутился, и пошел посмотреть наружу. Его зрачки расширились до невероятных размеров, когда снаружи показались толпы людей, пробки из машин и бесконечный свист гудков. Витрины магазинов приветствовали вечерних покупателей, отели распахивали двери, знакомые врата города пропускали сотни человек, к небу поднимались десятки облаков пара и сигаретного дыма, а ноги прохожих тащились не по деревянным поддонам и цельным кускам кладки, а по чистым, вымытым до блеска брусчаткам и плиткам.

– Сынок…

– Да погоди ты, бать, – ответил Лёша и хитро улыбнулся, еле сдерживая смех.

– Лёша, – послышался опечаленный голос. – Ты что же это, все еще на меня обижаешься? Спустя столько лет?

Старший сын повернулся к отцу и громко разгоготался. Стоявший рядом Энтони, с сияющими глазами оглядывающий пейзажи свежего города, заслышав краем уха диалог, тоже рассмеялся, смотря на растерянного ирландца.

– А ты как был дурачком, так им и остался, – усмехнулся отец и обнял сына, который крепко сжал его спину. Обняв отца, Лёша почувствовал, как массивный камень томительных ожиданий наконец спал с него, дав волю искренним чувствам.

Оставалось дождаться младшего брата.

III

Не веря своим глазам, братья с Энтони, разинув рты, осматривали железнодорожные пути, высокие дома с горящими окнами, витрины магазинов, расклейщиков рекламы и курящих прохожих. Натужно вглядываясь в каждого человека, надпись и билборд, Лёша старался выяснить, какой год они наблюдают, но на ум ничего не приходило. Да, уже было понятно, что, так долго томившись в ожиданиях, они попали в другое время, но отец не спешил обнадежить их поспешные выводы.

Обратившийся отец поведал детям и Энтони интересную историю создания машины, которая должна была переносить людей во времени. Он говорил, что был большим фанатом научной фантастики в детстве, от чего сильно увлекся путешествиями во времени. В течение жизни увлечение переросло в страсть, а позже и в болезнь, что опутала его, словно порча. Он был повален и связан идеей путешествий во времени, которые бы открыли молодому Уильяму историю, мир до войны и после, далекое прошлое и самые великие исторические моменты.

Он грезил идеей менять ход событий, быть связующим звеном между временами и стать вершителем судеб, но закончил на очень странной ноте, что перевернула его мировосприятие с ног на голову, как перевернуло бы и научное сообщество, дай он ему свою разработку в руки.

– Я переместился не во времени, – заключил он, поджав губы и прищурившись, смотря на бурлящий вечерний город поверх прямоугольных очков. – В этом мире столько тайн, что ни моего, ни вашего века не хватит на разгадку…

Отец замолчал и достал портсигар, в котором лежали короткие тонкие сигареты марки «Винстон». Слушая его монолог, Егор ненароком обратил внимание на эти диковинные сигареты, не придав тому особо значения. Сейчас его с головой захлестнул интерес и желание узнать, что же нашел отец, ради чего был сделан этот долгий, жестокий путь. Не напрасно ли они потащились сюда? Не напрасно ли отняли столько жизней?

– И где же мы, пап? – спросил Лёша, став рядом с ним и подкурив сигарету.

– Мы все в той же Беларуси, только чуть более молодой и чуть более прогнившей, чем нам может показаться на первый взгляд, – говорил Уильям серьезно. В его голосе пропал былой запал, глаза сощурились, губы были поджаты. Он нахмурился, его что-то тревожило, вероятно, в первую очередь встреча с детьми и вопросы, нарастающие в нем все быстрее и быстрее. В особенности его интересовал обрубок пистолета на поясе младшего сына.

– Нашей Беларуси? – спросил Егор, с восхищением осознавая, к чему ведет отец.

– Нет.

Это краткое слово громом отозвалось в их головах. Энтони завыл от удивления, приложив большой палец к пухлым губам. Он встревожился, теперь точно убедившись, что они связаны с магией. Лёша, весь на нервах и вспотевший, начал нервно крутить фильтр, а Егор в очередной раз почуял, что его жизнь круто вертится вокруг каких-то невероятных событий, заставляющих его меняться буквально каждый час, не давая ни секунды продохнуть и немного обдумать что-то. Сейчас он, как ему казалось, переживал величайшее, после встречи с Машей, потрясение. Мало того, что прежняя концепция мира была неизвестна ему, так теперь он не просто нашел теории, а увидел самую настоящую научную аксиому воочию. Этот факт его поразил чуть больше Лёши, в свою очередь не до конца осознававшего всю серьезность ситуации и старающегося найти причину их путешествия в чем-то более возвышенном, нежели простая тоска по отцу.

Прийти к логическому завершению Егору в своих суждениях было невозможно, особенно когда тебя с головой окутывает что-то новое и неизведанное в самых разных аспектах жизни. Это чувство показалось ему слаще всех, что он раньше испытывал, пусть признать это после всего пережитого было, вероятно, оскорблением для всех. Но Егор не мог не поддаться этому искушению. Все же, что бы он ни говорил, математический склад ума он перенял от отца, из-за чего теперь в голове его происходил самый настоящий катарсис. Он хотел дать себе пару минут на то, чтобы переварить информацию, но отец оборвал его:

– А что это у тебя с рубашкой? – спросил отец между делом, обращаясь к Лёше. – Кровь?

– Почти до кишок, – ответил Лёша, схватившись за рану в геле и усмехнулся. Его простодушие и забавляло, и огорчало, и радовало Егора.

– Как же вы нашли доктора, который может зашить твою рану в пустоши? Я следил за вами тринадцать лет, и никто из вас точно доктором становится не планировал.

– Сначала твоя история, а потом… – как вдруг Егор остановился. В его голове пронеслась мысль, которая в один момент парализовала братьев. Они с Лёшей переглянулись. Словно та самая связь Ройо связала их и сковала в движениях. – Ты мог следить за нами?..

– А ты думаешь, как я понял, что пора доставать моих малышей из вечной тоски? Но ты не подумай, что ваши достижения – моя заслуга. Единственное, что я сделал для вас – это, – отец указал на сережку Егора в виде шахматной доски, а потом перевел морщинистый палец на сломанный Далет. Его лицо исказила печальная, но забавная улыбка. – Ваша мама так торопилась, что потеряла ее. Она лежала прямо у входа в погреб, когда я уходил. Я положил ее на стол семьи Постулатовых, чтобы вернуть вам память и немного сгладить боль от утраты. Ты же знал, Лёша, что это та самая серьга?

Лёша замялся и скорчил недоумевающее лицо. Егор раскрыл широко рот и подошел к Лёше, молящими глазами пожирая его, не в силах сказать ни слова.

– Неважно, – ответил Лёша и повернулся к городу, докуривая сигарету.

– Важно, мать твою! Важно!

– А что мне было знать? Для меня это было просто посланием судьбы. Словно какое-то совпадение. Я не меньше тебя поражен, так что отвали.

Опешив, Егор отошел от брата и склонился над улицей. Только сейчас он понял, что они стояли на крыше торгового центра, именуемого «Галилео». Неподалеку расположились ворота города с целыми статуями и фасадами. Однако фраза отца не давала ему убедиться, что это все перенесется на сто лет вперед.

– В другом мире, – сказал Егор, стараясь не задавать вопросов Лёше. Он сам не понимал, что происходит, а думать с каждой минутой становилось все труднее.

– Именно, – закончил отец и повернулся к Энтони, пригласив того посмотреть и наконец вкусить эти сладкие пейзажи. – Я расскажу вам обо всем. Обо всем, что интересует, но вы должны обещать, что поймете меня, когда я ушел в подвал и оставил вас с матерью. Никто не просит меня простить, но я прошу осознать, что выхода у меня не было…

Вспомнив трагические события прошлого и ужасную историю, братья смущенно кивнули, сами не зная, как реагировать, и не зная, говорит ли отец правильные и гуманные, справедливые по отношению к ним вещи. Энтони растерянно стукнул ломом и согласился с участниками своего Ройо.

IV

Перед тем как взяться, пожалуй, за тему, что является главной целью путешествия, отец Уильям вытащил из своего чемоданчика пару маленьких кружечек, залив их кипятком из какого-то аппарата, внешне похожего на маленький заварник с круглым дном. Эта конструкция начала быстро крутиться на полу, а потом отец, остановив его одним легким жестом руки, разлил готовый чай в кружки, увеличившиеся в размерах, набухшие, словно губка.

Все сели рядом, и только теперь отец обратил внимание на странного темнокожего путника, который сидел рядом. Он и раньше поглядывал на него, но вспомнив, что его не было тогда, когда он последний раз наблюдал за ним, вдруг заинтересовался этой личностью, внесшей такие понятие в жизнь братьев, как Ройо, гигантская not material машина и свои порядки.

– Как тебя зовут, счастливчик? – воскликнул радостно Уильям и поправил очки, стерев с лица прежнюю напряженную и слегка опечаленную улыбку.

Энтони весь продрог и вскочил на ноги.

– Я – последнее звено великого Ройо двух братьев – Рони Энтони Эвенс старший. Посланник, который обязан изгнать жуткую машину, что поселилась в душах моих братьев!

Братья сдержанно рассмеялись, а Уильям наклонил голову и прищурил глаза, еле заметно улыбнувшись.

– Так ты у нас дикарь из Гомеля?

– Не дикарь, отец Уильям, а лучший воин племени Ахамба.

– Хорошо, хорошо, – посмеялся Уильям и усадил воодушевленного Энтони на землю. – I see, you are not Belarusian? Where are you from, nigger?

– Oh, I don’t know, – смущенно ответил Энтони и тяжело приподнял уголки рта.

– Are you serious? You don’t know even where are you from? What do you even know about yourself?

– Get away from him, William, – не выдержал Егор, желая уже перейти на русский и начать беседу.

– I’m just kidding, – поспешил оправдаться Уильям с нервной усмешкой.

Разговор шел непринужденно. Егора с братом мучило только место, в которое они пришли, а также цель, с которой они пришли. В чем была цель их путешествия? Егор впервые думал об этом с какой-то тревогой и сомнением, с каждой секундой нараставшими в душе. В голове никак не могло определиться то, зачем они прибыли в этот старый и дивный мир, который явно отставал от их мира на пару десятков лет. Но при всем при этом Егор был доволен, что пришел сюда. Хотелось осмотреть все, что тут можно найти, пройтись по всем улочкам, познакомиться с людьми, увидеть старый мир, ранее начерченный лишь на страницах редких энциклопедий. И все же, это был не тот мир, пусть и так похожий на то, что он себе воображал.

Тем временем Лёша медленно и степенно рассказывал об их путешествии, на многие моменты которого Уильям отвечал спокойно: «Знаю». Это немного насторожило Егора, а когда рассказ Лёши подходил к жуткой бойне в городе А, сердце его замерло. Отец Уильям даже ничего не ответил. Он просто сидел, подперев подбородок кулаком и медленно кивал.

Егор остался неудовлетворен ответами отца, но тем не менее можно было многое обсудить в тот момент и немного отвлечься. Узнать мнение со стороны. Он старался максимально абстрагироваться от гнетущей мысли – мог ли отец спасти любимую?

В свою очередь Энтони тоже не оставили в стороне, и Уильям с еще большим рвением обратился к нему с расспросами, ведь про жизнь выходца из церкви он не знал абсолютно ничего. Да и братья никогда не спрашивали его, ведь то, вероятно, худший период его жизни, однако Энтони согласился на непринужденный допрос.

Первое время он уходил в какой-то официальный стиль, переходя порой на родной язык, и только лишь Лёша, абсолютно ничего не смыслящий в английском, осекал его. Энтони стало проще только после того, как Уильям начал оживленно дискутировать, шутить и подкалывать его в местах, которые порой не нуждались в этом. Его невероятная аура гениального ученого великолепно синергировала с непринужденностью и шутливостью его характера, от чего благоприятно влияла на окружающих.

После восьмидесятых, как Энтони рассказывали старики из его мест, в Беларусь хлынула большая волна черных, получавших тут хорошие льготы, ведь до конца избавиться от сегрегации в мире было просто невозможно, но последний правитель в своем уме решил начать то, что в конце концов возведет в абсолют Дамиан – создать страну, равную ко всем, если те того заслужили. Из-за того, что здесь черные люди могли раскрыть свой потенциал, Беларусь, что является логичным для всемирной глобализации, стала одной из самых разношерстных стран, где были все расы. После того как прошел «кровавый каскад», консервативный император Гомеля решил идти по новому, чуждому другим новообразовавшимся республикам пути – поиск наиболее эффективного существования в рамках иерархии. Так и пришла новая Гомельская Империя к возрождению западных традиций двухсотлетней давности.

Энтони был рожден до войны. Ему уже тридцать два года, а захватили его семью в колонию, когда ему было только тринадцать. Это была так называемая пробная партия, которая должна была указать на КПД работы чернокожих. С этого началась в целом захватническая история Гомельской империи.

Энтони и его три брата с матерью пошли на первую плантацию. Ну, как пошли, насильно были помещены, скорее. Со временем, как он говорил, привыкаешь к ритму жизни, когда твое слово не стоит и выеденного яйца. В Гомеле они практически и полностью были лишь расходным материалом, у которого не может быть точки зрения на тот или иной вопрос. Некоторая белая интеллигенция, по его словам, могла что-то менять, даже зарабатывать деньги, но к ним – «низшей» расе – отношение было соответствующее «низшей» расе.

Кормили одним и тем же, от чего люди становились похожими на сушеных рыб. Никто не получал должного питания, жили они в бараках, каждый день готовясь к новой монотонной работе. Время пропало из их жизни как концепция. Его не существовало в глобальном плане, а было оно лишь в промежутках между обедом и сном. Никто даже предположить не мог, какой шел день и год, и только по выходе на волю Энтони узнал, что пробыл там почти восемнадцать лет.

Из-за того, что плантация Энтони была экспериментальной, она имела очень большие проблемы с выкачкой плазменного топлива, которым начали пользоваться после появления у них чертежей Норко Гриши. Трубы с топливом часто проходили очистку, благодаря чему на пару дней были свободны от жгучих потоков плавленого сырья. Этим и воспользовалась группа Энтони. Еще с начала дня, когда он попал на плантацию, у него появились друзья. Многим из них перевалило уже за пятьдесят, и черные старики скорее были надзирателями в их палатах. Двое из них оказались стариками Джимом и Мэном.

Старики были теми, кто нес в их работу веру в бога. Еще на воле они были батюшками в церквях, а на плантациях поняли, что вера в господа была напрасна, ведь он их покинул, разбудив так называемое «древнее зло». Внутри старики многое обдумали и начали просвещать своих сокамерников и братьев по несчастью. Так родился миф об Ахамбе, который являлся огромным храмом, в котором каждый черный найдет свое место в мире. Так научились старцы гадать, и до сих пор не было понятно, было ли это взаправду, или они просто пытались поддержать людей в здравом расположении духа. В любом случае, вера в Ахамб помогла им выбраться наружу.

В один из дней очистки Энтони и остальные разработали план побега. Пробравшись в плазменные трубы, к которым путь особо никогда и не закрывали, ведь то было бесполезно, они пошли вперед. В течение полудня скитаний по трубе они убили пять человек и механиков, которые занимались осмотром каналов. Как говорит Энтони, лишь бог уберег их от страшного плазменного сырья, которое пошло по трубам. Начальство узнало, что в канал проникли чужаки, и хотело таким образом утопить их в плазменной трубе, однако благодаря чутью старика Мэна они нашли люк, который буквально за пять минут до того, как хлынула струя горячего сырья, спас их жизни.

С того момента начались полтора года их скитаний из города в город. За это время они успели посетить несколько живых городов, в трех из четырех их хотели сдать обратно в Гомель, а также они остановились на пару дней в городе А, где президент Рей радушно их принял и впервые за их жизни дал возможность насладиться нормальной едой, мягкой периной, теплом и свежей водой, хотя поначалу жители были скептичны в их отношении.

Так они решили отправиться в пустошь Бреста, ведь все знают, что где-где, а там люди тебя не найдут. Только твари ядовитые, бороться с которыми они научились. На этом Энтони закончил свою историю, долгое время скрытую от остальных. Братья с отцом Уильямом слушали с нарастающим восторгом. Егор почувствовал гордость за их спутника, но тот явно был слегка разочарован. Тогда младший взял его за твердые, словно камни, плечи и крепко обнял заключительное звено их Ройо. Энтони тихо расплакался.

– Что же тебя сейчас так беспокоит? – спросил Егор, которого каждый всхлип Энтони ранил в самое сердце.

– Моя семья… И несправедливость. Неужели я заслужил эту участь? Почему нас засунули туда? Черт уже с тем, что я не смогу наладить нормальную жизнь, а кроме грубые сил у меня нету ничего. Но эта рана в душа навсегда внутри, – он посмотрел своими сияющими глазами на Егора, слегка поджав свои большие губы. Егор улыбнулся.

– Ты наш брат теперь. Конечно, ты этого не заслуживаешь, и мы поможем тебе всегда. Помнишь, я сказал, что ты полноправный член команды? – Энтони кивнул. – Так вот, я повторил это. И говорю, что ты наш. Ты наш друг, – Егор снова улыбнулся, хоть голос чуть дрогнул.

V

Все были солидарны с Егором. Энтони оказал им неоценимую помощь не только в битвах, но и в ментальном смысле. Со временем боль в душе немного успокаивалась. Конечно, стоило Егору лишь вспомнить о Маше, как грудь рвало какое-то осатаневшее животное с длинными когтями и острыми клыками, которое словно хотело прогрызть в нем дыру, но в обычное время, когда удавалось привести мысли в голове в порядок, Энтони хорошо разряжал обстановку, травил байки, а со старшим братом у них всегда налаживалась синергия, от чего начинался каскад взаимоунижения, сопровождаемый смехом Егора, не особо и отличавшегося бойкой натурой и радующегося, что не на него пал жребий бороться с угнетением. Все же в этом плане Энтони уже был подкован и непробиваем, словно титановая обшивка корабля.

Отец налил вторую порцию чая. После недолгих рассуждений Егор сосредоточился и вдруг оборвал отца:

– Я думаю, папа, тебе пора нам рассказать все, а не тянуть резину. Еще в логове Уорвика мы строили догадки о том, какой смысл…

– Ха-ха, вы сами это поймете. Я лишь покажу вам, где мы, почему вы тут и почему тут я, а смысл уже ищите сами, – перебил его отец. – Я не философ – во мне нет высоких мыслей. Это уже ваше дело. Ну, основная причина вам была понятна еще дома.

– Встреча с отцом, – уверенно протянул Лёша, смотря на асфальт, словно прикованный. Его жутко потянуло ко сну, но боль по всему телу не давала расслабиться.

– Скука, – парировал Егор. – Мы тут в первую очередь от скуки.

– Какое же давящее чувство, не правда ли? – начал уже тихо Уильям, начиная медленно двигаться в том направлении, которое всем так было интересно. Егор посмотрел на него исподлобья, но в конце концов согласился. – Наш мир – грейпфрут, – вдруг заговорил отец громче. – Можно было бы назвать его апельсином, но он слишком чист и менее кровавого оттенка, чем ситуация, в которой мы оказались. Именно этот фрукт преследовал меня всю мою жизнь. Он изменил ее, от чего прежним я уже не стану. Этот мир, вместе с кучей других – дольки. Нас оберегает кожура из миллиона несостоявшихся вселенных, в каждой из которых есть ретранслятор. Мир Ain.Oa-MW: Solar sys.G2V. Совсем не поэтическое название, поэтому я лично дал ему имя красивее – Аин. Вот теперь мы можем говорить начистоту.

«Аин – одна из семнадцати долек. Но вот наш с вами мир – кожура. Черновик, который работает на остальные семнадцать долек. Мы с вами в городе Минске – Беларусь 2020 года – косточка в дольке, которая просто обязана перерасти в прекрасное дерево. Правда, для юного росточка есть одна большая преграда, которую вы и так знаете на подсознательном уровне – эта преграда известна любому белорусу. Невероятное и в то же время ужасное время.

Если говорить начистоту, мир, что не равно вселенной, устроен на немного странном и довольно мистическом уровне. Это так называемая теория фатализма, что применима для нашей ситуации. Я – посланник фатализма. С самого рождения миллиона вселенных мир решил, что будут черновики, которые исправят ошибки чистовиков. Я – ретранслятор, который исправляет ошибку Беларуси мира Аин. Главная задача ретранслятора – не раскрыть себя, дабы не произошел коллапс. Я только недавно осознал, что сам являлся тем, кто поддался на провокацию ретранслятора.

Возможно, то было простым совпадением, но я верю в фатализм, который привел меня сюда, поэтому и верю в то, что всю мою жизнь строил ретранслятор, дабы я исправил уже более глубокую ошибку, что была не в его компетенции. Не в компетенции его мира, ведь наш с вами мир правильнее прозвать эфирным маслом, а вот посланник, который пришел ко мне, – скорее, житель мира кожуры. Что-то вроде иерархии, где ранг ниже может стать только на одну полку с рангом выше, но не преодолеть ее. Так и ретранслятор из того мира построил мою жизнь.

Неужели то могло быть простым совпадением? Тысячи маленьких ситуаций в моей жизни привели меня к открытию великой машины. В точные наименования разного рода физических явлений я не буду ударяться, а вот общие моменты были просты. Вы только вдумайтесь! Всю мою жизнь я встречался с величайшими умами моего времени – Пиливанов, Корнев, Лиманов, Дино, Сифергноль и многие, многие другие. Они показали мне, рассказали, а я сделал из всего этого экстракт, который создал величайшие открытия, и я не чураюсь столь громкого заявления! Я имею на это полное моральное право.

Далет и Заин – детища прямого влияния Пиливанова. Портал в новый мир – наводка от Дино и Корнева. Все это было сделано за счет тысяч случайностей, и, проведя тщательный анализ, я понял, что это просто невозможно само по себе. Кто-то меня направлял всю мою жизнь, потому что, видимо, знал, что нужно направлять именно меня. Сейчас я ищу следующего посланника, но немала вероятность того, что я здесь заключительное звено в бесконечном межпространственном пазле. Для меня большая загадка то, как работает принцип фатализма и как простой смертный узнает об этом, но точно знаю, что проводником является портал, который, в свою очередь, позволяет людям выйти в один лишь мир – мир, который они смогут изменить либо в котором они найдут катализатор для будущего мира – человека.

Я здесь затем, чтобы исправить ошибку, которую допустила жестокая случайность мира Аин. Вы же хорошо помните Дамиана? Конечно. Так вот, в этой стране есть преграда. Эта самая преграда, не вдаваясь в подробности, – превратить это великолепное место в пустошь, что вы именуете пригородом. В мир, который я именую Каптурам, что значит «черновик». Я, Уильям Эшби из Каптурама, исправлю ошибку Аина, хоть и сижу тут третий год подряд…

Я верю в какую-то высшую цель. Я верю, что меня направил бог-человек, ведь такого не бывает. Я точно знаю число вселенных, их метаданные и координаты в атласе вселенных, но не могу попасть никуда, кроме Беларуси мира Аин. И я попадаю сюда ровно тогда, когда страна нуждается в помощи. Моя страна. Я уверен, что найду здесь свое призвание и узнаю что-то, чего мне не хватает.

Так я оказался на крыше «Галилео» в 2018 году. Время тут в несколько раз медленнее, чем у вас, но то не мешает мне работать с комфортом. В течение года я пытался выяснить, где я и для чего послан, и только увидев, как точно я попал в течения этого мира, я понял, что это мое призвание – мой путь, который предсказал великий фатализм!

Написано много трактатов. Я сделал свою базу, использовал новейшие технологии для обхода системы и сделал штаб, который будет в будущем управлять этим местом. Я построю из этого прекрасного мира еще более прекрасный, выполнив свой долг. Я помогу им, став героем. Я верю, что наука даст мне шанс исполнить свой долг!»