Читать книгу: «Лучший друг», страница 26

IV

Группа спустилась в какое-то подобие подвала. Он был очень тесный, – метра два в ширину, – но зато в длину был не меньше пяти. Такой тесный коридор Женя оборудовал сам. В правом углу помещения висел какой-то неказистый, поеденный молью навес, укрывавший спуск на кухню, где Женя оборудовал себе комнатушку с маленькой плиткой, газовым баллоном, шкафчиком с посудой, холодильником, набитым мороженым местного производства, и сушилкой для рыбы, из себя ничего не представлявшей, но, по его мнению, выглядящей весьма достойно в такой атмосфере. На стене у плитки висел большой постер с полуголой девушкой, держащей в руке черпак и одетой в один фартучек, еле-еле прикрывавший все ее нескромные достоинства. «Какой ужас», – подумала Маша, увидев это.

Главным достоинством обиталища этого парня были коллекции и огромный плакат у стены в первом коридоре, которому, судя по виду, было около пары лет. На нем были четверо парней и одна фотография по центру. Некоторые из них и шестнадцати лет-то не достигали. Женя, как казалось, был самым младшим среди них. Самой странной частью композиции был портрет, который висел между четырьмя парнями – четырнадцатилетний мальчик, который подставил нож под горло и хитро улыбался. На глянцевом плакате были четыре росписи и небольшая надпись в углу: «Комаровы». Из всех гостей лишь Лёша бросил понимающий взгляд на этот плакат, в то время как остальные лишь с недоумением смотрели на него.

– Я никогда раньше не увлекался всем вот этим хламосбором, – пояснял Женя, указывая на завешанную всем подряд комнату, словно нарочно избегая плаката на стене и перебегая его взглядом. – После смерти мамы я как-то отдалился от своего пристрастия к науке. В ее палате, пока она умирала, заминая унылые моменты ожидания чтением и наркотой, я расставлял бесчисленные шприцы в правильном порядке, перекладывал таблетки по правильным отсекам одного цвета и доливал в капельницы одинаковое количество раствора. Возможно, от этого она и умерла. Что уж скрывать, в семь лет дети не особо смышленые, – Женя нервно усмехнулся.

– Все окей? – спросил Лёша, беспокоясь о том, чтобы друг не сказал лишнего.

– Не парься, чувак. Это было давно, да и я не из сентиментальных… Давайте я лучше покажу вам все эти прелести! Проведу экскурсию, так сказать!

– Конечно, не из сентиментальных, – ругался про себя Лёша.

– Меня зовут Егор, – чувствуя некоторую вину за прошлый их диалог, начал было Егор.

– Да знаю я тебя, ковбой Джо, – Женя повернулся и пожал своей мягкой рукой его руку. Правда, теперь они поменялись местами, и в диалоге теперь Егор выступал жертвой чужого высокомерия, а не Женя. Но при всем при этом черноволосый парень вел себя просто и не так, как ожидал от него Егор. – Кстати, мы выпьем сегодня. Позабудем былой разговор, разберем все потаенные уголки твоей души.

– Будет сделано, – простодушно ответил Егор и улыбнулся.

– А меня хоть знаешь? – игриво сделала замечание Маша.

– И тебя, «любовница брата».

– Жека! – ткнул его в плечо Лёша и покраснел.

– Все-все, – он посмеялся и продолжил обход.

Конечно, Женя пообещал экскурсию, но в силу тесноты помещения все просто упали на пуфики и медленно переводили взгляд от одной непонятной им диковинки к другой. То, чем так справедливо гордился Женя, для новоприбывших было не просто чем-то новым – это были сокровища, не имевшие цены. За такое, по их мнению, любой коллекционер готов отдать жизнь, ведь ныне подобного днем с огнем не сыщешь.

Хозяин больше всего заострял внимание на своей коллекции музыки. Он сам очень горел этой темой, поэтому для него говорить о кассетах, дисках и плеерах было одно удовольствие. В его коллекции воспроизводителей и проигрывателей звука было все – пластинки, и по сей день выпускающиеся как атрибуты для ценителей винтажа, кассеты, которые он находил в фамильных домах в качестве наследства, потому что даже в двадцать первом веке это был раритет, DVD-диски, которые вышли из моды лет так сто назад, а также MP3-плееры, в наше время все еще актуальные, но за почти полторы сотни лет явно изменившиеся внешне и внутренне. Над всей этой манящей кипой самых разнообразных носителей и проигрывателей располагался портрет ручной работы – бюст парня с неряшливыми серыми волосами, острым лицом и уставшим, понурым взглядом.

Меньше всего досталось современным моделям музыкальных плееров типа M-Pod’ов от фирмы Cascade, Jullio от Samsung или современным интерпретациям кассетных плееров от Sony. Как говорил им Женя, «после прослушивания того атмосферного звучания малышек из двадцатых-сороковых годов мои уши отказываются воспринимать современный высококачественный звук». В каком-то смысле остальные тоже согласились с этим, ведь разница между ними была небольшая, но современные модели делались под уже привыкших к предыдущим поколениям, а также с большим функционалом, так что звук требовалось сделать еще лучше, что для необремененных опытом казалось просто бессмысленным.

– Я – интегратор класса дельта, второй лидер, и я этого не чураюсь, – произнес Женя с гордостью закурив сигарету, не имевшую фильтра и очень странно скрученную.

– А почему должен? – аккуратно спросил Егор, посмотрев украдкой на Лёшу, полностью поглощенного просмотром сборников винила.

– Как? – спросил Женя и замолчал. Немного смутившись, Егор переспросил. – А, завис, ха-ха-ха. Я хотел спросить… Как? Вы не знаете про интеграторов?

– Знаю, поэтому и приходил вчера, но почему ты должен чураться этого?

– Я не должен, – полностью серьезно ответил Женя.

– Нет, я имею в виду…

Но его оборвал громкий смех Жени. Тот хохотал как не в себя и заразил тем самым старшего брата. Его комичный смех застал и Машу, от чего вся комната будто бы издевалась над Егором. Ему стало не по себе, и он даже ощутил какую-то обиду на девушку с братом.

– Да я стебусь над тобой, малый, – ответил Женя сквозь слезы. – Просто наш класс дельта обычно считают идиотами, которые только тратят лишние средства государства. Нас организовали только потому, что мы с Левой очень настояли, так что я думал, что вы такого же мнения.

– Ясно, малый, – растерянно ответил Егор. – Я же тебя старше на год!

– Короче, – начал Женя, пропустив его упрек мимо ушей, – мои парни занимаются сбором наследия былой цивилизации. Если точнее – искусства. Мы занимаемся чем-то вроде окультуривания цивилизации, но людям кажется, будто бы это не важно. Нас ни во что не ставят, зато сколько песен они спели группе Альфа – дай бог им там от переизбытка здоровья и силищи не передохнуть всем, а то бабки уже все свои моральные ресурсы истратили на песни для них. А сколько осанн при церкви им спели! Они в каком-то очень извращенном виде стали частью религии.

– Завидуешь? – спросил между делом Лёша.

– Ни разу, – Женя вальяжно упал на пуф и ткнул сигаретой в сторону Лёши, – но то, что нас за психов считают – вот это обижает. Не суть, идем дальше! А черт! Дурья башка, – Женя стукнул себя по голове. – Выпивку забыл!

– Жека, не надо, – Лёша остановил его вежливым жестом. – Мы на трезвую голову посидим.

– Говори за с… – Егор осекся и сощурился, но брат, видимо, не расслышал его.

Женя пожал плечами и сам себе налил джин-тоник, вручив еще стакан Егору. Они чокнулись.

– А что за группа Альфа? – спросил Егор, отпив небольшой глоток простенького коктейля.

– Парни из Альфы собирают продовольствие и все, что с ним связанно: удобрения, еду, ищут целых животных, участвуют в процессах приготовления еды в столовых, пекут хлеб, занимаются благотворительностью. Парни хорошие, но слава сделала их разгильдяями, которые все реже и реже работают. Вместо этого Альфы кайфуют на клецнах! – заключил Женя и глубоко затянулся.

– А что за клецна? – продолжал интересоваться Егор.

– Наша государственная валюта. Рей их сделал сам, как он утверждает, – сказал Женя и полез в карман. Оттуда он достал три бумажки – две, пять и десять клецн. На каждой была морда кота-мэра, но на обороте нарисованы другие изображения: на двух – церковь, на пяти – костел, а на десяти – Белый Дом города А. – Одна клецна равна примерно двум вашим рублям, – сказал Женя и забрал бумажки назад.

V

Далее Женя включил легкий джаз, который все остальные слышали впервые, и продолжил.

– История музыки…

– Так, стоп, – оторвался от увлекательного занятия Лёша. – Мы вообще-то уходить сегодня должны. Твои сожители нас с дерьмом смешают. Давай ближе к делу. Чего ты нас позвал?

– Ты правда думаешь, что вы еще кому-то нужны? Вы можете посидеть тут хоть неделю. Еда, вода, алкоголь, сигареты – все есть. Но, раз уж тебе так важно, переходим к делу.

Пока Женя спускался в подвал, у Егора выдалась свободная минутка осмотреть все мелкие детали в его комнате. Этот идеальный образ жилища ему запомнился надолго, а по уровню креатива и уюта сычевальня Жени смогла переплюнуть даже комнату Маши.

Помещение было под завязку набито шкафами, полками, шуфлядами, секретерами, витринами и стеллажами. Все они были в самых разных положениях: на стенах, подвешены под потолком, на полу и в стенах; горизонтально и вертикально. На каждом из них стояли коллекции всего подряд, которые Егор очень хотел изучить досконально, и, дабы заранее не перенасыщать себя таким изобилием, он заострил внимание на стенах, забитых плакатами и наклейками. На потолке также висели какие-то висюльки из металлических шариков, пластиковых поплавков без крючков и пуговиц разных размеров и форм. Стенки шкафов так же, как и простые стены тесного коридора, были завешаны наклейками, плакатами, вышивками, пуговицами, снимками полароида, кривыми зарисовками каких-то логотипов компаний и разной другой чушью, показавшейся Егору совсем незначительной в общей массе, но столь приятной и важной деталью при ближайшем рассмотрении и при составлении психологического портрета Жени.

Мелкие детали в виде кактуса на столе в углу, стула с красивой резьбой, узорчатыми сводами потолка, балками, установленными для красоты, а также тряпочек, висящих на них, создавали неподдельный и настоящий его портрет. Как и квартира, хозяин не отличался особенной собранностью, организованностью, ухоженностью и однобокостью. Он, как и его комната, выделялся своей многогранной развитостью, но очень большой неряшливостью. Одет он был тоже так, как подобает в его случае: легкая курточка черно-лилового цвета, длинные сальные волосы (тоже черного цвета), широкие и выцветшие на солнце штаны в сине-белую полоску, а также что-то вроде японских гэта, которые он нашел на свалке.

И все же внимание привлекал плакат с неизвестными ему людьми. Вспомнить современных исполнителей он-то смог, но вот этих ребят нет. И только когда оборвалась одна из композиций B. B. King’а, он снова обратил внимание на висящий над полкой портрет парня с длинными волосами. Прикинув один к одному, он узнал его как члена команды на фото. Далее шли еще два лысых парня, портреты которых были ловко спрятаны в других углах комнаты – над шкафом с книгами и фильмами.

Составлению психологического портрета Егору помешал сам Женя, ввалившийся в комнату уже с новой сигаретой, неся на руках какой-то накрытый грязной серой тряпкой агрегат.

– Так-так, внимание! – сказал Женя сквозь наплывшие на глаза волосы, как-то фанатично и жутко уставившись на агрегат. – Как вы поняли, я гоняю наружу за разными диковинными штуками. Так? Так. Помимо музыки я коллекционирую все, в том числе и книги. Мое старое пристрастие к науке привело меня к этому занимательному чтиву, – он, покачиваясь на одной ноге, поставил агрегат на стол и достал из одной шуфляды внушительных размеров потертый справочник. – Оно! Книга называется «Научная одиссея по двадцать первому веку». Написано неким Генри Шульцем, но это неважно. Важно лишь то, что чувак он был юморной и больно умный. Сейчас я найду страничку… Вот, слушайте:

«В 2033 году ученый института ГУИиГ (Гамбургский университет инженерии и генетики), Говард Дишмауфц, создал одно занятное устройство. Называлось оно «гормональным возбудителем нейронных связей». Звучало это довольно угрожающе, но на деле открытие оказалось довольно занятным. Суть заключалась в чипах, которые путем небольшой операции, не требовавшей даже наркоза, вшивали всем желающим. Принцип работы был прост – в течение жизни вакцинируемого чип подстраивался под его биологические данные и пытался произвести наследственный ген. Этот ген, по заверениям господина Дишмауфца, должен был при должных дозах менталинина – вещества наркотического характера – заставлять мозг носителя перестраивать и образовывать нейронные связи в мозге потомка, от чего тот мог увидеть все грязные делишки своих предков. Как утверждал господин Дишмауфц, эта разработка сможет затронуть много аспектов будущей жизни на земле: восстановление утерянной информации, возможность для будущих поколений изучать старый и настоящий мир и многое другое. Как я думаю, все это интересно, только вот на деле все будут смотреть порнушку со своими родителями. Странно, согласитесь. Господин Дишмауфц явно не был поклонником личной жизни, так что вскоре после открытия объявил об этом на весь мир, благодаря чему даже получил Нобелевскую премию по физиологии, с чем мы его и поздравляем. Менталинин, в свою очередь, представляет из себя диэтиламид d-лизергиновой кислоты (ЛСД), намешанный со всякой научной дрянью, не являющейся для нас важной. Так как это психоактивное вещество, научное сообщество в свое время сильно извело нервишки в борьбе за его легализацию. Им удалось этого достигнуть путем доказательства его безвредности, а также отсутствия вызывания зависимости. Кстати, и кайфа оно особо не приносило. После триумфального выхода на научную арену в мире согласилось привиться около 5,9 млрд человек. О целесообразности сего действия стоит еще поспорить, но, видимо, это многим показалось вполне нормальной затеей. 5,9 млрд – довольно внушительная цифра, потому что огромную долю этого населения составляли и африканцы, и выходцы из бедных стран Азии, и прочие не самые благополучные ячейки общества, которые я, как терпимый ко всем расам, нациям, ориентациям, культурам уважаю и принимаю. Вполне возможно, что 80 % читателей имеют этот ген, но он не дает им никакой пользы. Что до меня, то я бы, скорее всего, не хотел бы, чтобы мои дети баловались чем-то из моей молодости, так что оставим это людям менее искушенным. Больше об институте ГУИиГ можно узнать на стр. 609».

В глазах Жени отразилась блеклая надежда. Он с минуту смотрел на новых знакомых с желанием углядеть в них хоть каплю заинтересованности, но на деле увидел лишь недоумение и некоторый испуг (у представительницы прекрасного пола). Он надулся и почесал голову.

– К чему ты клонишь? – спросил Лёша, насторожившись.

– Короче, объясняю на пальцах, – он и правда вытащил руку из кармана широких штанов и начал после каждого предложения загибать палец. – Я нашел книгу. Раз. Попросил нашего врача Затиркина помочь с менлин… ментанили… мент… ща, прочитаю… мен-та-ли-ни-ном. Два. Испробовал на себе – не сработало. Три. Пришли вы. Четыре. У вас может быть ген, мать вашу! Пять. Вот это сложная логическая цепочка, да? – иронизировал Женя.

– Но зачем нам смотреть порнушку с нашими родными и предками? – недоумевал Лёша.

– Не нужна нам порнушка, Лёха! Нам нужна неподдельная и настоящая картина мира до войны. Это же будет целое открытие! Мы сможем рассказать Беларуси и о случившемся. Я точно знаю, что сейчас все думают, будто бы страшная война между мразями из Гомеля и патриотами из Менска уничтожила страну, но я чувствую, что это не так. Мы с вами сможем написать самый настоящий труд, глотнув лишь этого менталинина!

Задумка Жени звучала вполне разумно. Спохватившись, Лёша уже хотел согласится, но его остановила невменяемость Жени. С прошлого вечера он осунулся, глаза покраснели, кожа побледнела, внимание рассеялось, а речь стала заплетаться. Поначалу он предположил, что на него так дурно алкоголь действовал, однако ж почему глаза красные, а кожа белая?

– Я думаю, идея хорошая, но твой вид и твои действия меня настораживают. Что ты куришь? – спросил Лёша неожиданно.

– Траву.

Лёша впал в ступор.

– Табак?

– Дурман, черт бы тебя побрал. Кто табак зовет травой? – недоумевал Женя.

– Жек, это опасно, – взволновался Лёша, впервые заслышав слово дурман, в их краях, вероятно, прозванный Дуриком Михалычем. – Да и доверять тебе под этим дурманом я не стану, хотя и звучишь ты правдоподобно.

– Ах, да? Ты шоколад ел? – спросил спокойно Женя и показал пальцем на Егора, что как раз удачно и вовремя уплетал шоколадную конфету от Маши.

– Чего? – спросил Лёша, слегка усмехнувшись.

– Шоколад, – повторил он.

– Че…

– Шоколад, сука, ел?! «Аленка», «Шокотайм», хоть что-то?!

– Да… Да, ел. Не заводись! К чему ты это? – отвечал Лёша с нарастающим интересом.

– Когда ты ешь шоколадку, дофамин и серотонин в организме становятся активнее. Такие это вещества… Как же их прозвать. Вот! Кайф приносят, улыбка на лице появляется. Его больше, смекаешь? Вот и с травой так – этих химических танцоров в организме больше, так что не ломайся и соглашайся. Я в полном адеквате.

VI

Несмотря на абсурдность и необоснованность предыдущего заявления Жени, любопытный Лёша уже стоял у стойки и следил за тем, как он что-то смешивал на ложечке и жег на спиртовой горелке. Эта сцена показалась Лёше до боли знакомой. Наконец жидкость на ложке закипела и превратилась в грязно-бежевую слизь.

– Когда я пришел к нашему доктору – Затиркину Ромке, – его глаза скосились и он что-то промычал, смотря на меня как на полоумного. Он сказал, что давно знал про такое, но никогда не решался взяться за дело, считая, что это неэтично. Я вбухал в него много пластинок «Зэ Битлс» и «Квин», только после чего он наконец согласился. Теперь у нас в руках врата в прошлое. Но есть одно но – вы будете видеть только те воспоминания, которые произошли у ваших предков до рождения детей, если они вообще вакцинировались. Да и ты все забудешь потом. Кто первый?

Все трое замялись. Мутная желтая жидкость вертелась в шприце, жутко напоминая что-то очень плохое, но никак не вспоминалось, что именно.

– Это все очень сомнительно, – протянул Лёша и смело шагнул вперед. – Я тебе не доверяю, Жека, хоть ты и классный парень. Я делаю это лишь из научного интереса, не более.

– Стой, брат, – осекся Егор и выступил вперед, выхватив шприц из руки Жени, явно обрадованного таким исходом. – Лучше не рисковать лишний раз. Мы не так хорошо с ним знакомы, – говорил Егор, заранее зная, как это звучит некрасиво.

– Идиот! – Лёша забрал шприц обратно. – Ты так ничего и не понял?

– Но, – Егор испугался, мысленно разнеся себя кувалдой в лепешку, вдруг осознав свою глупость. Сзади подошла Маша и попыталась успокоить их.

– Я сам этим займусь. Если это подобно наркотику, то я лучше сам испытаю его. Ты вообще можешь не пережить. Прочь! – Лёша отогнал от аппарата брата с девушкой и перетянул руку. После всех приготовлений Женя дал подробную инструкцию.

– Сначала нужно…

– Ясно, – твердо ответил Лёша, когда Женя закончил, и взялся за дело. Он сделал все по инструкции и крепко зажмурил глаза. По телу разлилась дрожь. В него будто бы залили ледяную воду. Кончики ног онемели, пальцы потянулись пощелкать, губы обсохли. – Херово что-то…

– Знаю, херово. Но оно быстро пройдет. Побочный эффект, потому что чистый менталинин изготовить в наших условиях невозможно. Доктор мешал его с каким-то стимулятором, который замедлял его парализующие действия.

– Отлично… – выдавил сквозь онемевшие губы Лёша и начал тяжело дышать. – Меня накачали наркотой вдвойне.

С минуту он приходил в себя. Егор почувствовал страх, который вмиг рассеялся, когда Лёша выдал совершенно неожиданную фразу:

– Включи мне сборник трэп-хип-хопа от 2033 года. От него становится легче… – даже голос брата в этот момент стал грубее. Он сделал жест ладонью и покачнулся, сделав губы уточкой.

– Какой? У меня нет такого… О черт! – Женя заликовал. – Оно просыпается! Ген активировал первые и самые сильные воспоминания. Трэп! Хип-хоп! Судя по дате это… Это твоя прабабушка!

– Да я уже сам понял, только вот я больше ничего не вижу. Только какой-то дикий и тупой голос играет в голове, – Лёша все еще сидел с закрытыми глазами и тяжело дышал, но пульс уже пришел в норму.

– Так, начнем сначала. Постарайся пробудить воспоминания о роде деятельности. Тебе лишь нужно подумать о профессиях, после чего они примут в голове иные формы. Возможно, перечисления помогут тебе отыскать их род деятельности. Больше думай, делай упоры на какие-то конкретные слова, а оно само как-нибудь пойдет дальше.