Читать книгу: «Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга», страница 41
157. Мы не всё понимаем: уик-эндовский трёп
Чёрт… Я всё время ждал этой жалобы…
Всё время прокручивал в голове варианты ответа…
Но, а есть ли он – всем понятный ответ?
Всем – это тем, кто читает мои письма.
А ведь они – те, кто читает мои письма – очень и очень разные…
Угодишь группе А (физики – доценты с кандидатами), восстанет группа Б (лирики – диплом педагогического института в лучшем случае)…
Удовлетворишь группу В (домашние хозяйки – что-то там заканчивали в далёком советском прошлом) – обидятся жители группы Г [сантехники – образованцы с дипломами ВПШ (Высшей Партийной Школы), ИКП (Институт Красной Профессуры) и владельцы купленных в московских подземных переходах красивых корочек сертификатов «церковно-приходской школы»].
Причешешь себя до уровня всех четырёх упомянутых групп – уйдут из «фрэндов» группы Д (медики) и Е (юристы, законотворцы с журналистами)… да ещё припечатают: Это ликбез на уровне «Мамы всякие важны, мамы всякие нужны»…
Наверное, начать ответ по поводу заданных жалоб следует с ответа на вопрос – «А на фига ты пишешь?»
Тем, кто давно умотал из советской России, и тем, для кого отправиться «поТурсовать-Заде» на Багамы-или-в-Дельту-Амазонки, посетить ДетскиеБордели-в-Бананово-Лимонных-Сингапурах – два пальца под краном помочить, вряд ли помнят свои детские сны о Папуасиях, в которые можно было убежать от нашей ежедневной блевотины. Но ведь миллионы наших потенциальных «фрэндов» всё ещё там… Единицы из них смогут когда-либо поехать, чуть больше – осилят купить себе прибабахи для приёма БиБиСи и просмотра чудесных сериалов о разных уголках мира.
Сначала я писал индивидуальные письма коллегам, друзьям и родственникам. Но это занимало уйму времени.
Я исхитрился и стал писать одно очередное послание, которое при отправке тому или иному моему близкому индивиду я чуть-чуть разбавлял персоналиями, убирал профессионализмы в одном случае или, напротив, добавлял их в другом…
А потом я вообще обленился и стал писать и отправлять послания без какой-либо правки: мои родные-и-знакомые знают, что я хирург, вот и пусть читают…
Я и начал писать с целью рассказать «невыездным» про крошечное горное королевство свазей с их молодым, но мудаковатым королём Мсвати, о гориллах-бегемотах, о дорогах, пересекающих реку под названием «Крокодил-река» при дорожном указателе «Берегитесь бегемотов», о современных кровожадных африканских Бармалеях и их разбойниках, вооружённых высочайшим творением русского гения – АК-47, не только поедающих детские органы с лечебными целями, но насилующих детей…
Но я – не профессиональный писатель, я не умею создавать образы и плести сюжеты… я могу только описывать мою изнуряющую работу, мои рвущие сердце чувства и уже не вмещающиеся под черепной коробкой мысли.
Когда-то я мечтал: «Вернусь старым в Россию и буду рассказывать всё это своим друзьям…»
А какие друзья могут быть у старого хирурга? Только такие же старые хирурги… или молодые – студенты и врачи, мечтающие поработать хирургами в далёких Факландиях.
Интернет неожиданно расширил сеть моих друзей-знакомых.
Да сделал это так быстро, что я не могу переделать свой стиль изложения – я просто помру раньше.
Но ведь возникает и другой вопрос: А нужно ли мне адаптировать свои писания для понимания разношёрстной публики?
Я пришёл к выводу – нет, не нужно! Нельзя быть всеядным – имей только тех, кто тебя понимает.
Дорогие мои виртуальные друзья, существование каждого из вас в моей фрэнд-ленте – не только дело гордости и повода для хвастовства, но архиважное условие успеха продолжения моей работы и успешного завершения её. Но вы должны принимать меня таким, каков я есть.
Вот передо мной подарок доктора Димитрия Кожевникова из Калифорнии – «Охотники за микробами», в которой Поль де Крайф разжевал и положил в рот обывателю историю медицинской микробиологии. Но ведь книга только переведена на русский язык была в 1934 году – Бог знает, когда она была написана! А современный человек, торчащий день-ночь в интернете, обязан знать в сто раз больше!
У россиян любимый стандартный способ выразить свою зависть американцам: «Они такие тупые… они мало знают… мало читают…»
Вот что я могу сказать по этому поводу.
У каждого англоязычного врача, в моём ареале, по крайней мере, есть удобный примитивный справочник «The Merck Manual of diagnosis and therapy seventeen edition». По-моему, если бы каждый русский врач поликлиники (а то и городской больницы) имел возможность заглядывать в него ежедневно, качество лечебной помощи в России улучшилось бы в три раза.
Желая приобрести новое издание справочника, я по ошибке заказал себе сходную по названию книгу – The Merck Manual of medical information second home edition, который оказался… справочником для домохозяек! Но качество изложения материала настолько прекрасно, что – так мне кажется – буде каждый русский врач поликлиники (а то и городской больницы) имел бы возможность заглядывать в него ежедневно, качество лечебной помощи в России улучшилось бы ТОЛЬКО (!!!) в ДВА (!!!) раза…
Шутили в моё время: «В России все полагают, что они чудесно разбираются в искусстве и медицине».
Судя по тому, с какой лёгкостью в России отправляют за решётку врачей – в этой шутке есть огромная доля правды.
Как же можно – плохо учить молодых людей на врачей, заставлять их работать за нищенскую зарплату, на нищенском оборудовании больниц, при нищенском снабжении лекарствами, но с требованиями качества на уровне мировых стандартов???
Кто составляет эти статьи бюджета на образование врачей? Кто занимается оснащением больниц, аптек? Кто пишет статьи уголовного кодекса для врачей??? Ведь наверняка, кто-то из моих виртуальных «фрэндов» причастен к этой работе… Вот на них и рассчитана моя писанина…
158. Товарищ Слава, вы – большой учёный…
Когда мои записи, в которых я раздаю физдюлей уже умершим и ещё здравствующим «великим отечественным учёным и хирургам», танцующим «классическое хирургическое па-де-де»81 на присвоенных ими подмостках лечебных центров России и выражающим презрение труженикам операционного стола, «бацающим гопака»82 в разорённых лекарнях российской глубинки, – всегда находятся мои коллеги из числа тех, кто лизал задницу умершим, или всё ещё продолжающие это интересное занятие у ныне ещё медицинскую власть предержащим, которые пытаются меня укусить.
Некто Владимир К., сын известного ранее профессора хирургии, защищая честь профессора Пирогова, написал мне: «…Хирург вы были никакой…»
А другой «Некто», скажем, Тер-Оганесян – талантливый член команды академика Медицинской и Большой академии – бросил мне в Russian Surginet: «…Вы мало оперировали… и все операции – сплошные осложнения…»
Конечно, я был «никакой хирург». Именно потому за совместную работу на Пирогова и Давыдова мне и дали доктора медицинских наук по разделу «Онкология», сертификат «Хирург высшей категории», место ведущего научного сотрудника ВОНЦ АМН СССР…
Именно за это покойный Пирогов просил меня «помогать» с диссертациями «его» ученикам – все пять диссертаций получились написанными одним стилем.
Именно поэтому все публикации по теме «рак пищевода» до 1991 года, где на первом месте стоит имя Пирогова, а позже – и имя Давыдова, написаны всё тем же одним стилем – всё составляет разделы моих кандидатской и докторской диссертаций.
Но я и правда был никакой хирург в Москве.
Я стал настоящим хирургом в Африке – и это и есть моё обретение Бога в Африке.
Хороший я хирург или так себе?
А хрен его знает…
Это у вас, господа, совковая отрыжка.
Почему хирург обязан быть «великим»? «от-Бога»?
А куда вы денете примерно 100 000 других хирургов России???
Я не претендую на звания «великий, классный, хороший» – я просто работаю хирургом… всю свою жизнь.
И если я – хирург в африканском буше, то, спрашивается, могу ли я соревноваться по части отрезания и зарезывания с каким-нибудь московским академиком? Ну, наверное, нет.
Но я могу понять величие и низость любого академика – у меня для этого хватает московского опыта работы в крупнейших онкологических центрах России.
А вот сможет ли всякий великий академик работать на моём поле – сложный вопрос.
159. Bat boy
Это было ещё в ту пору, когда я и понятия не имел о цифровых камерах. Было много интересных больных, чьи фотографии могли составить гордость Санкт-Петербургской кунсткамеры. Вот моя самая первая ценная клиническая африканская находка. Мальчик с болезнью Реклингхаузена: помимо кожных проявлений заболевания у ребёнка имелись характерные нарушения позвоночного столба… Я уже было навострился оперировать ребёнка, но при рентгенографии у него была выявлена двусторонняя пневмония – это остановило меня. Я отправил пациента в Преторию, где он умер после операции.
160. I'm 95 years young!
Вчера в 13:00 доктор Омар, специалист-терапевт, позвонил мне с просьбой посмотреть его больного с опухолью средостения. В 18:00 я взял больного в операционную: сделал ему бронхоскопию, а потом открыл грудную клетку – опухоль оказалась нерезектабельной, я иссёк для гистологии несколько метастатических узлов. Такая быстрота организации возможна только в частном госпитале – в государственном решение проблемы заняло бы несколько недель.
В частном госпитале всякого больного после открытия грудной клетки помещают в отделение интенсивной терапии – надёжнее для больного и доходнее для врача и госпиталя. Я отвёз больного в ICU, где краем глаза заметил свою бывшую пациентку, переданную мною по просьбе родственников молодому хирургу-буру, который пошёл на повторную операцию по поводу якобы «Dieulafoy’s83 lesion – perhaps recurrent… or Kasabach84 – Merritt85 syndrome». Хирургическое вмешательство закончилась резекцией проксимального отдела желудка и удалением селезёнки, что оказалось слишком много для этой 70-с-чем-то-летней женщины – больная уже около 4 недель находится на искусственной лёгочной вентиляции, ей наложили трахеостому, она на внутривенном тотальном питании, чрезмерно отёчна. Она так и не приходила в сознание после операции. Всё это один к одному соответствует случаям из книги профессора Z «Жизнь ничего не значит за зелёной стеной».
Дело не в возрасте. Я никогда не видел в своей жизни столько старых людей – чёрных и белых – в прекрасном виде, сколько мне довелось увидеть в Липоповии. Вот уж действительно – в Липоповии самый лучший в мире климат.
На прилагаемом снимке женщина, которая на мой вопрос: «How old are you?» – ветила: «I am 95 years young!»
161. Звёздные асы и грыжевые доктора: я тебе покажу
Грыжевые доктора, говорите?
Подумаешь грыжа – просто дырка в животе. Её зашить – раз плюнуть, ага?
Смею вас заверить, сударь, что по числу посвящённых ей книг герниология – наука о грыжах – обгоняет рак лёгкого или пищевода.
Связано это, прежде всего, с тем, что общее количество больных, оперируемых ежегодно по поводу грыж, намного превосходит число оперируемых больных раком лёгкого.
Во-вторых, доктора понапридумывали… Сколько? Вот ведь память??? Ну, не меньше двух десятков способов зашивания дырок в животе. Почему так много? Да потому, что нет ни одного абсолютно надёжного способа дыркозашивания.
Если больного осложнённой (ущемлённой) грыжей не оперировать, то он, скорее всего, помрёт в течение недели – а ведь это в общем-то здоровые люди в возрасте от нескольких недель до 100 лет.
А если больного своевременно прооперировать, он будет жить и ждать, когда у него ещё какая-нибудь болезнь появится.
Если больных раком лёгкого или пищевода не оперировать, то большинство из них будут жить и 6 месяцев, и целый год… Иногда даже чуть больше.
Если же этих больных прооперировать, то 30 % из них умрут в первый год после операции, 50 % – к концу второго года… К концу третьего-четвёртого года в живых останутся только 30 % из перенёсших операцию. В лучшем случае 10–20 % выписанных после операции больных переживают пятилетний срок.
Ну, а теперь подумайте и скажите, что для человеческой комьюнити важнее: чтобы ими подкармливаемые доктора-хирурги умели хорошо зашивать дырки в животе или оперировать рак лёгкого, пищевода???
В недавнем прошлом проблемы ушивания грыж брюшной стенки были связаны с неумением избегать какого-либо натяжения сшиваемых тканей живота – малейшее натяжение, и нитки прорезали ткани, и дырка в животе становилась даже ещё большей, чем была до операции. Сейчас создали такие чудесные пластические материалы – делают заплатки в стенке живота, и всё вживается так, будто это своя собственная ткань.
Вчера я делал такую операцию – 15 минут делов-то… А страх есть, потому как нет маленьких операций, а есть только большие осложнения и проблемы от любой операции. Я за время работы в настоящем африканском буше пластические материалы для ушивания грыж не встречал. Ну, а в СССР – понятное дело…
Два года назад получили мы в нашем госпитале на Лимпоповщине первую партию синтетических сеток для ушивания грыж. Я прошу доктора Монсона, который ездил в Джо'бург специально обучиться это хитрому делу:
– Игнат, а ну, покажь, как это делается.
– Запросто! – засветился Игнат.
Операция была действительно очень красивая.
Через неделю меня молодые ребята зовут:
– Док, там что-то с этим больным не очень.
Смотрю…
– Мать твою! – хватаюсь за голову: Да у него ж некротический фасциит в области операции – кожа омертвела, и под кожей, похоже, всё гнилое.
– Игнат, – звоню Монсону – тут у нас проблемы.
Открываем область операции – там вся подкожная клетчатка чёрного цвета.
Похоже, что Игнат во время операции прошил мочевой пузырь, и поступление мочи в область сетки и вызвало всю эту картину.
Больной умер на пятый день после выявления осложнения.
У нас с Тхлелане теперь поговорка:
– Никогда никому ничего не показывай… Говори: я попробую.
162. Будем отрывать яицы или учить?
Господа друзья, тут один из вас с юмором отметил «а вот в Финляндии за это вашему Игнату яицы бы оторвали»…
Ну, так ведь такая реакция давно известна со времён Великого Хамураппи – припоминаете?
А правильно ли это? Давайте попробуем разобраться.
Вот сейчас в России наблюдается бум в образовательном бизнесе: институты переименовывают в медицинские академии – полагают, что чем выше вывеска, тем лучше качество???
Открывают новые и новые медицинские институты – …? – ведь и без того было: «каждый шестой врач в мире – советский»???
Из России коллеги сообщают о резком ухудшении качества преподавательского состава – и по знаниям, и по способам поборов со студентов – …?
Очень плохо с послеуниверситетским образованием – …?
И наряду со всем этим вырабатываются всё новые и новые карательные акты-указы-статьи уголовного кодекса – …?
Если кто помнит лозунги ГАИшников СССР: «Автомобиль – средство повышенной опасности… Садясь за руль автомобиля, водитель сознательно принимает на себя повышенную ответственность…» – ну, и прочий BS…
Так вот, примерно то же и с выдачей государством лицензий на открытие медицинских академий должно быть:
(1) Государство берёт на себя добровольную ответственность за выдачу такой лицензии;
(2). Учреждение берёт на себя добровольную ответственность за выпуск безграмотных врачей.
Осознают ли это российские судьи???
Вот ниже я привожу письмо очень толкового московского хирурга Дениса Архипова по поводу того, каким образом зло (медицинских ошибок) можно обратить на доброе дело (совершенствование образования врачей).
Ведь медицина – одна из редчайших областей профессиональной деятельности, требующая совершенствования знаний всю профессиональную жизнь.
-– Original Message –
From: «Denis M Arkhipov» <…>
To: <russiansurginet@…>
Sent: Wednesday, October 16, 2002 8:01 PM
Subject: M&M
Коллеги!
Вячеслав Дмитриевич как-то поднял этот вопрос в нашей таверне-курилке RS-Chat. Но почему-то никто не откликнулся. Я немного тут разобрался в системе.
Привожу тезисы в конференцзале. С моей точки зрения, это представляет очень большой интерес как для сотрудников хирургических кафедр, которых у нас в клубе – море, так и для практических хирургов. Внедряйте, господа. Может что-то у нас тогда изменится в обучении хирургов в России? Начать с малого. Кроме всего прочего, тезисы этой матрицы могут быть основой для обсуждения в нашей конференции.
С уважением,
Архипов Д.М.
Директор отдела обучения хирургов медицинского центра Cedars-Sinai (Los-Angeles, California, USA) доктор Leo Gordon перевел хирургический отдел центра на новый план еженедельных конференций по хирургической летальности и осложнениям (M&M conference, Morbidity and Mortality). Новый формат конференции называется «M+M Matrix». Обычная клинико-анатомическая конференция превратилась в «хирургический учебный курс, основанный на разборе осложнений и летальности».
Новая концепция основана на следующих постулатах.
1. Хирург учится больше на анализе своих осложнений, чем своих успехов.
2. Ординаторы, которые обучены диагностике, оценке и лечению осложнений на ранних этапах своего обучения, имеют больше возможностей диагностировать и лечить свои осложнения позднее и делают это более эффективно.
3. Замечательные уроки большинства клинико-анатомических конференций умирают обычно на выходе из конференцзала.
«M+M Matrix » строится на первых двух постулатах.
Третий пункт решён еженедельной публикацией программы для каждой конференции.
Программа является базисом для обучения ординаторов, которое строится именно на анализе хирургических осложнений. Каждые 10–12 недель ординаторы и участники конференции тестируются по этой программе. Вопросы тестов основаны на хирургических осложнениях и также разбираются на M&M конференции.
Результаты тестов анализируются и обсуждаются персонально с ординаторами.
Пока ещё рано делать выводы, но создалось впечатление, что подобный протокол конференции уменьшает количествво осложнений в отделении хирургии. Несомненно, что новый протокол возродил хирургическую клинико-анатомическую конференцию. Увеличилась посещаемость. Формат конференции стал более адаптированным к обучению ординаторов и хирургов.
M+M Matrix построен на рассылке по электронной почте трёх типов писем.
1) Во вторник рассылается письмо с анонсом плана конференции, планируемой на четверг, который составляется по осложнениям за неделю. В четверг проходит сама конференция в режиме реального времени в клинике.
2) В пятницу рассылается сама «матрица», основанная на проведённой в четверг конференции.
3) В понедельник рассылается «M+M Memo», в котором содержатся комментарии, мысли и высказывания членов конференции, приведены фрагменты писем и вопросов участников конференции и ответы модератора.
Интерес со стороны других хирургических школ США потрясающий. Даже
American College of Surgeons посылает представителя на эти конференции.
Литература:
(1). L.Gordon «The M+M Matrix – Complications, Competence and the Surgical Curriculum».
(2). L.Gordon «The M+M Matrix – Organization, Coordination and Implementation».
(3). L.Gordon «Gordon's Guide to the Surgical Morbidity and Mortality Conference».
(4). From: Leo Gordon MD <surgicalmandmcoordinator@yahoo.com>
To: <mandmmatrix@yahoo.com>
Sent: Saturday, November 16, 2002 12:18 AM
Subject: The M+M Matrix for 11/14/02
163. I don’t like Africa – I just love it: Мне не «нравится» Африка – я просто люблю её
Что идёт, то он поёт…
В далёком детстве на сцене пионерского лагеря в «капустнике» школьников первого отряда (старшекласников) я впервые увидел Вячеслава Шалевича – уже тогда восхищавшего всех своим артистическим талантом. Вот что они представляли…
Шалевич:
– Мы споём вам африканскую песню, в которой говорится о тяжкой судьбе африканского народа…
Хор (угрюмо):
– Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
Шалевич (угрюмо):
– Адииииииин ишааак идёёёёёт!
Ой, идёт! ой, идёт! ой, идёт…
Хор (угрюмо):
– Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
… Так они пропускали на зрителя нескольких шаков – сколько им нравилось…
Шалевич (ещё более угрюмо, прямо-таки со слезой в голосе):
– Адииииииин ишааак упаааал!
Ой, упал! ой, упал! ой, упал!..
Хор (невозмутимо угрюмо):
– Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
Шалевич (ещё более угрюмо, прямо-таки со слезой в голосе):
– Другооооооой ишааак упаааал!
Ой, упал! ой, упал! ой, упал!..
Хор (всё так же невозмутимо угрюмо):
– Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
Джим бала-бала-ба, джим бам-бала…
… Таким манером они роняли приличное количество животных…
Шалевич (прямо с рыданием в голосе):
– Другооооооой ишааак упаааал!
Ой, упал! ой, упал! ой, упал!..
За ним и целый караван – ой, упал! Ой, упал!
1. Основная работа
Местные законы жёстки: вам 65 лет? – Спасибо и прощайте вам!
Исключение только для врачей, а с хирургами у них вообще глухо – вроде бы меня не должны выгнать.
Но кого тут волнует, что ихние человеки мрут, как мухи, от трудностей получения своевременной хирургической помощи? Я не расист и даже люблю аборигенов здешних мест, но чёрный человек всей историей приобщения к Западной цивилизации воспитан не просто работать, он воспитан из самой элементарной ситуации, например «поставить-печать-на-центовый-конверт», творить магию. Для него важен Закон, и он не умеет срезать углы даже в экстремальных ситуациях.
Так или иначе, к моему счастью, меня пока держат. Правда, перевели на одногодичный контракт… На этом контракте, как мне сказали опытные люди, меня могут продержать два года, а потом будут нанимать, если только есть во мне о-о-о-ооо-очень большая нужда. Ну, а мне ещё прожить нужно эти упомянутые два года.
Помимо ясно изложенного выше законодательного лимита моей работы на ниве государственного здравоохранения и медицинского образования, есть и физические аспекты. Моя дневная работа не столь утомительна физически, но психологически мне всё труднее сдерживать себя в условиях практического применения английской системы вовлечения кухарок из числа зулусов-и-прочих-тцонга в управление государством – всё это мы прекрасно проходили в еСеСеСеРе… Свои срывы я пытаюсь представить в виде «ворчания старика», и, по словам других, народ чёрный относится ко мне с любовью, но я всё-таки устаю эмоционально от таких взрывов. Хотя, если признаваться честно, я рад, что меня зовут… ещё. Люблю приговаривать: «Если тебя зовут, значит – в тебе есть нужда, значит – ты ещё кому-то нужен. Хуже будет, когда перестанут звать».
У меня чудесное положение в госпитале. Посланный мне самим Господом Богом доктор Андрей Маховский, которого за бескрайнюю доброту и мягкость покойный американской профессор Аббас Лукман прозвал бишопом, создал для меня идеальные условия для профессионального обучения (у меня были огромные прорехи в общемедицинских и, что я сам особенно чувствовал, хирургических знаниях!), для сдачи экзаменов на получение полной регистрации в ЮАРовском Медицинском Совете по специальности «Хирургия» (только это дало мне возможность получить разрешение на постоянное проживание в стране), для получения приставки «Лектор MEDUNSA» к моей должности «Старший консультант-хирург» (это позволило получать мне от этой самой MEDUNSA 70 % доплату до стоимости обучения моих двух детей в университете Кейптауна), для приглашения в Лимпоповию четырёх русскоговорящих докторов – проект «Дети Айболита» (один из этих «айболят» работает в моей бригаде и берёт на свои плечи основную операционную нагрузку, давая мне время сбежать либо по делам моей частной практики, либо просто поесть-поспать-поиграться с компьютером).
Однако я стал ненавидеть ночные операции во время дежурств, после которых я обязан продолжать дневную работу. Всё-таки возраст есть возраст, и я нуждаюсь поспать час-два перед ночными операциями, а для восстановления сил после бессонной ночи должен пойти домой.
Мы представляем из себя госпитальный комплекс – одна хорошо функционирующая часть его находится в столице провинции Лимпопо (бывший Северный Трансвааль) городе Полокване (бывший Питерсбург), а другая огромная и малопродуктивная часть расположена в чёрном таун-шипе под названием Манквенг (30 км от моего дома).
Мы обязаны дежурить в обоих госпиталях, то есть при необходимости – рулить ночью на операцию 60 км туда-и-обратного пути; особенно я ненавижу предрассветное возвращение домой – засыпаю с открытыми глазами. Поскольку я являюсь составителем списка дежурств, я просто тихо перестал ставить себя дежурным по Манквенгу. Пока народ на это внимание не обращает, но как только другие врачи заявят протест и администрация поддержит их, я, вероятно, откажусь от дежурств. Это обернётся мне потерей 100 000 рандов (около 15 000 долларов) в год, но рано или поздно это должно случиться. Пусть уж лучше рано…
2. Частная практика
В Африке каждое утро, когда встает солнце, просыпается газель.
Она знает, что должна бежать быстрее льва, иначе она погибнет.
В Африке каждое утро, когда встает солнце, просыпается лев.
Он знает, что должен бежать быстрее газели, иначе он умрет с голоду.
В Африке каждое утро, когда встает солнце, и ты просыпаешься,
Неважно лев ты или газель, важно, чтобы ты быстро бегал.
Как я и предвидел, на становление моей частной практики у меня уйдут годы.
Своё знакомство с работой хирурга в частном госпитале я начал года четыре назад – профессор кардиоторакальной хирургии Лукас Мохлала (он через Интернет нашёл себе в Самаре красивую русскую татарку и взял её в жёны – сейчас у них двоё детей) приглашал меня ассистировать ему при операциях на сердце и лёгких в госпиталь Луи Пастера в Претории (я тогда ещё довольно бодро мог встать в 4:00 утра, проехать 300 км, отстоять две-три операции и вернуться живым домой) – спасибо огромное этому человеку.
Позже моему внедрению в частный госпиталь в Полокване (он называется Лимпопо Меди-клиник) способствовал первый и единственный чёрный частный хирург во всей Липоповии Тхлелане Лоуэн (три месяца назад мы стали соседями – он купил чудесный дом прямо напротив нас). У нас с Тхлелане сложились хорошие дружеские отношения; как мне представляется, я мог бы безголодно прожить только на одних ассистенциях у него в том случае, если моя собственная частная практика не сложится.
Как-то неожиданно образовалась у меня дополнительная работа хирурга-консультанта в Кутама-Синтумуле Максимум Секьюрити Призн – шикарной частной тюрьме для особо опасных преступников (110 км от Полокване), где любое мое профессиональное движение оплачивается по тарифу для частнопрактикующих врачей. За полный прошедший год при занятости 2–3 дня в месяц (были операции на преступниках в госпитале Чилидзини, что вблизи столицы Венды – городе Тохояндоу, 170 км от моего дома) я получил около 20 000 долларов – прекрасная компенсация за отказ от дежурств! Нужно только не жадничать и вовремя бросить дежурства.
Моя личная частная практика в полном смысле этого слова, то есть с больными, направленными ко мне, развивается не очень…
Во-первых, я не могу подбирать больных с улицы – они должны быть направлены мне GP. Для этого нужно не только этим Джи Пи дать о себе знать, но и наладить с ними такие отношения, чтобы отношения эти побуждали Джи Пи направлять тебе больных с хирургическими проблемами. Последнее не очень просто в обществе, традиционно разделённом, как минимум, на три основные группы – «чёрные», «мусульмане» и «белые». Больной определённого цвета хочет лечиться только у доктора своей масти. Какие-то крохотные подвижки в этом направлении у меня есть.
Во-вторых, образовался чёрный Джи Пи доктор Читати (он даже не Джи Пи, а специалист-терапевт – этого россиянину уже никогда не понять) – он хоть и направляет своих больных с торакальными проблемами ко мне, но основную массу с проблемами общей хирургии направляет моему другу Тхлелане Лоуэну. В ответ я приглашаю доктора Читати, специалиста по терапии, для ведения в ICU (отделение интенсивной терапии) моих тяжёлых больных после торакальных операций.
В-третьих, мой бывший студент Питер Шуленберг, купивший частную Джи Пи-практику за 1 200 000 рандов (где-то 150 000 долларов) в 50 км от Полокване, присылает мне своих редких хирургических больных. В ответ на это я должен приглашать его давать наркоз этим больным или, если операция слишком сложна для его анестезиологического опыта, приглашать его на роль ассистента.
В-четвёртых, помогает мне больными кубинский хирург-ортопед Раул Калокечи, успешно натурализовавшийся в ЮАР через женитьбу на местной индийской девушке. Рауль сдал экзамены на полную регистрацию его Медицинским Советом ЮАР в качестве Джи Пи и купил с помощью приданого своей жены за 1 500 000 рандов (примерно 200 000 долларов) Джи Пи-практику в самой оживлённой (и самой криминальной!) части Полокване.
Рауль не владеет анестезией, но я должен платить ему приглашением его для ассистенции или же приглашением его жены, физиотерапевта, для физиотерапии моих больных после торакальных операций. Если Раулю попадаются ортопедический больной, он приглашает меня на роль ассистента.
Перечисленные «во-первых», «во-вторых» и «в-третьих» представляют собой частные примеры из сложного, скрытого от общих глаз механизма сотрудничества Джи Пи и хирурга.
В Кутама-Синтумуле – тюрьме для особо опасных преступников – я обратил внимание на отсутствие оружия у охранников. После года работы там я, наконец, осмелился спросить служащего, провожающего меня до тюремного госпиталя от пропускного пункта с множеством проверок-ощупываний и автоматических стальных дверей:
– А где ваше оружие?
Не шибко образованный на вид малый мне ответил:
– А мы не имеем оружия. Мы стараемся работать с заключённым словами. Мы боремся за Южную Африку без оружия.
Я чуть не присел от изумления:
Well, really, I don’t like this country – I just love it.
Где тот российский тюремный доктор, который на волнах Русского Суржинета подвизается в роли еврея-антисемита? Хочу спросить его:
– Коллега, в вашей тюряге пользуются «работой словом» с заключёнными?
Первый раз по поводу «улыбаться-не улыбаться» меня щёлкнули по носу в Свазиленде. Американские миссионеры меня просто достали своими «полный-рот-здоровых-зубов» улыбками со стандартным вопросом нараспев:
– Ха-а-а-ай! Как у вас дела? Когда приедет ваша жена?
И я с раздражением стал жаловаться филиппинскому доктору Мэри Нашинэлес:
– У нас в стране говорят, что э-э-э… что-то вроде – «если человек улыбается без причины, значит у него что-то плохо с головой».
Филиппинка с очаровательной улыбкой парировала мой наскок:
– А у нас говорят, что если человек не улыбается, значит у него что-то плохо с головой.
Не один раз я нарывался примерно на такую ситуацию: я мчусь по коридорам госпиталя с мыслью «врезать» сёстрам за… ну, скажем, за то, что они не проследили за проходимостью трахеостомической трубки, и больной, над которым мы работали более недели в операционной и в реанимации, помер от асфиксии.
