Читать книгу: «Злой город. Петрополь», страница 4
– А что с глазами? – наморщила лоб Анна.
– Слишком умные, – охотно ответила Тома. – По глазам – все тридцать.
– Мне двадцать пять.
– Ладно, забудь про них. На нашу сестру ты всё равно не похожа, хоть малолетнюю, хоть нет… Зачем ты, всё-таки, с собой все деньги носила?
Анна вздохнула, подумав «Потому, что дура», но вслух сказала:
– Я приехала недавно… не знаю… В комнате оставлять не хотелось, думала, с собой надёжнее.
– Эх ты, тетеря.
Анна не обиделась. Новая знакомая ей, вообще говоря, нравилась. Своей живостью, задором, тем как вела себя после всего, что произошло в переулке. Вот она сама так быстро навряд ли успокоилась бы, а Тома улыбалась, словно ничего и не случилось. Разговаривать с ней было легко, как со старой приятельницей. Да что там, ни с одной из своих однокурсниц за несколько лет учёбы Анна не сошлась так близко, как с Томой за полчаса общения. Правда, подобных приключений у неё с однокурсницами никогда не случалось.
Анна рассказала, как безуспешно пыталась найти работу, умолчав о том, откуда приехала, но Тома проявила неожиданную деликатность и расспрашивать не стала. Сочувственно покивав, спросила:
– А делать что умеешь?
Анна говорила на трёх языках, включая родной, имела склонность к математике, географии, на «отлично» сдала историю, рисовала акварельные пейзажи…
– Ничего, – опустила плечи девушка. – На скрипке играю, – прибавила, вспомнив о навязчиво всплывающем плане стать уличным музыкантом.
Тома сидела задумчивая, покусывала ноготь, кривила пухлые губки.
– А с работой домашней-то знакома? А то уж больно похожа на благородную…
– Знакома, – заверила её Анна. – Не думай, не сахарная.
– Может, тебе в трактир пойти? Моя подружка как раз уволилась, место свободное. Работа не хитрая: прибираться вечером, днём подавать кружки, уносить пустые, всякое такое. Платят немного, но туда-то уж рекомендации точно не понадобятся.
– Что за трактир? – заинтересованно спросила Анна.
– Обычный, не ресторан, конечно, но и не дыра. Полчаса отсюда пешком. Сходи, посмотри. Чем не работа? Адрес я тебе напишу.
Тома сбегала к стойке и вернулась с чернильницей, пером и кусочком бумаги. Почерк у девушки был неровный, буквы прыгали то вверх, то вниз от строчки, но адрес разобрать было можно. Анна развернула листок к себе, пробежала адрес глазами и снова вернулась к названию, которое Тома для наглядности даже подчеркнула: «Небесный фарватер».
***
В полночь улицы Княжьего острова пустеют и наступает тишина. Что-то странное происходит с маленьким городом, окружённом волнами реки и Гавани, что-то меняется, как в диковинной игрушке: словно у острова есть две стороны, и на закате кто-то дёргает рычаг, и тогда с щелчком поворачивается механизм, и верхний городок ныряет под землю, а нижний занимает его место. Будто монета, повернувшаяся другой стороной.
Такой город Максиму нравился больше.
К вечеру заметно похолодало, весь день моросивший дождь прекратился. А после недолгого перерыва пошёл снег. Редкие снежинки планировали по замысловатым траекториям, касаясь дороги, мгновенно исчезали в грязи. Дома цвета свинцового неба, устремляющиеся вверх, мокрая, пустая дорога, пар, поднимавшийся из люков, неприветливые окна, слепые фонари. Вода в Грязной речке совсем чёрная. Река разделяла остров на две стороны, когда Максим был маленьким, они часто дрались с пацаньём со стороны Гавани, сходясь на Кладбищенском мосту. Находился он в двух шагах от кладбища, в трёх минутах от дома, где жил Максим. Драки шли нешуточные, почти каждый день, но спустя годы из тех ребят вышли лучшие бойцы острова. Многие теперь работали на «Лихих».
Максим шёл вдоль набережной, поглядывая на окна, почти всё чёрные, лишь в некоторых за занавесками дрожал свет ламп. Несколько минут назад позади него возникли две плечистые фигуры. Максим заметил их, но не подал вида, хотя ему ничего не стоило скрыться в переулках.
– Эй, мил человек, прикурить дашь добрым людям?
– Разве что добрым, – развернулся Максим.
Мужики подступили ближе, но тут их лица изменились, из нагловато-довольных став испуганными.
– Господин Лихов… – оторопело забормотали они.
– Идите уже.
Без лишних слов парни растворились в темноте.
Поздней ночью на улицах острова почти никого не бывает. В темноте время от времени вспыхивал огонёк его папиросы, негромко постукивали каблуки ботинок о мостовую. Свернув с набережной, Максим шагнул под длинную арку, похожую на туннель и оказался во внутреннем дворе дома. Наверху небо располосовали железные балки стеклянной крыши без стёкол. Весной среди перекрытий вили гнёзда птицы. Вдоль стен, огибая окна, тянулись трубы, на уровне второго этаж противоположные стороны двора соединялись мостиком.
С этого двора было три выхода на улицу, если не знаешь подробностей. И минимум шесть, если живёшь здесь. В глубине двора виднелась каменная пристройка, похожая на нарост на стене дома, с шаткой дверью и перекосившимся окном, украшенным треугольным аттиком. Белая краска местами облупилась и облетела.
Максим толкнул расхлябанную дверь, очутившись во флигеле, заваленном хламом, открыл следующую дверь и сразу попал в длинный коридор. Дверь сбоку вела в гостиную. Маленькая комната с зелёными обоями, старинным, ещё довоенным столом в центре, посередине которого стоял пузатый блестящий самовар в окружении разномастных чашечек и розеток с вареньем, мёдом, вазочек с конфетами и печеньем. Вдоль стен выстроились несколько буфетов, тяжёлых, с резными завитками на дверцах, кресла с изящно изогнутыми спинками и потёртыми сидениями. Под окнами стоял диван на высоких ножках-лапах, обтянутый алым атласом. За стеклянной дверцей книжного шкафа громко тикали массивные часы. Максим взглянул на циферблат, показывавший четверть часа.
– Да, я не сплю, – с едва заметным вызовом в голосе произнесла Рада, сидевшая за столом и потянулась к пустой чашке. – Будешь чаю?
– Нет.
Максим подошёл к окну, отодвигает тяжёлую занавеску, и так и остался стоят, привалившись к шкафу.
– Ты что-то хотела? – спросил он, когда молчание стало затягиваться.
Проигнорировав вопрос, Рада взяла заварочный чайник, налила в чашку чай, очень аккуратно, сняв ободком чашки каплю воды с заварочного чайника, затем добавила кипятка из самовара, поставила чашку на блюдце, подвинула к Максиму.
– Присядь, – велела она.
Максим бросил ещё один быстрый взгляд в окно, но, не став спорить, снял картуз, сел, сцепив руки, наклонился вперёд, изобразив готовность слушать. Рада сделала маленький глоток чая, не спеша начинать разговор.
– Никита ещё не вернулся. Где бы он мог быть, не знаешь? – спросила она, посмотрев на внука поверх чашки.
– Отправил его по делу.
– Вот как?
– С бригадой. – Он откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и сцепил пальцы в замок.
Рада покачала головой.
– Глеб знает про твоё «дело»?
В доме было очень тихо и пусто. Тепло. За окном снег стал гуще, двор немного посветлел от белизны. К рассвету город припорошит белоснежным.
– Завтра соберу совет, – произнесла женщина, не дождавшись реакции. – Я решила отойти от дел. Пусть будет так. Воевать со взрослыми внуками из-за власти просто смешно, в конце концов.
На сообщение Максим никак не отреагировал, понять, о чём он думает, Рада не могла. «Что творится в голове у этого мальчишки?», – гадала она.
– Глеб поехал за Велигу. В центр, – сказала Рада. – Забрал всех людей.
– Знаю, – откликнулся Максим, вытащил из внутреннего кармана портсигар.
– Не дыми в доме.
Парень послушно убрал папиросы.
– Ведь столько раз просила… – проворчала Рада. Вздохнув, она сделала глоток и снова покачала головой: – Правда, ты никогда никого не слушаешь. Когда я говорила твоей матери, что она не занимается твоим воспитанием, она отвечала, что ты и сам неплохо справляешься.
Поставив чашку, женщина немного отодвинула её от себя, помолчала. Руки у неё были холёные, с отполированными короткими ноготками, на безымянном пальце тускло сверкало золотое обручальное кольцо.
– Может, иногда, действительно, самое лучшее – это не вмешиваться.
Глава вторая
Всю ночь над Петрополем шёл снег, и старания его не прошли даром: к утру город покрылся тонким белым налётом, став похожим на консервную банку, припорошенную сахарной пудрой. Ветер рисовал на мостовых волнистые узоры, змейками стелившиеся под ноги хмурых по раннему времени прохожих, которые цеплялись за свои шляпы, норовившие унестись вместе с ветром прямо в залив.
Фонари ещё горели, когда Павел, держась за воротник плаща, вошёл в Управу. В дверях стряхнул снежную пыль с плеч и фуражки и поспешил в кабинет.
Ночью поспать почти не удалось – одолевали мысли. Когда задремал, проснулся от плача Поля. Полежал с полминуты, ожидая, что Анфиса Алексеевна его успокоит, потом оделся и заглянул в комнату сына.
– Уж не знаю, что с ним, Паша, – чуть не расплакалась пожилая женщина. – Может зубки режутся, только лобик больно горячий.
– Не волнуйтесь, я вызову доктора.
Павел ушёл в прихожую звонить врачу. Тот взял трубку почти сразу, будто ждал у телефона, выслушал, пообещал быть через полчаса. Приехал даже скорее. Пока сына осматривали, Павел топтался в дверях, чувствуя себя совершенно бесполезным, даже Анфиса Алексеевна помогала, а он стоял истуканом.
Закончив осмотр, доктор оставил лекарства, выписал рецепт и подробные инструкции. Успокоил:
– Ничего страшного, температура невысокая, лёгкие чистые, хрипов нет. Просквозило где-то, поправится.
Глянул на Павла и улыбнулся:
– Вам-то, может, тоже прописать чего? Спите как?
– Как младенец, – заверил Павел. – Спасибо, Аристарх Фёдорович.
– Звоните, голубчик, если что, не стесняйтесь, – добродушно улыбнулся доктор.
Расплатившись в прихожей, Павел вернулся в детскую. Поль уже успокоился, дремал, Анфиса Алексеевна покачивала кроватку и что-то тихонько намурлыкивала. Павел постоял рядом, но поцеловать сына не решился, побоявшись разбудить.
– А Таисия где? – спросил он.
Анфиса Алексеевна перестала напевать и бросила на зятя беспокойный взгляд:
– Спит она.
– Надо же, какой крепкий сон, хоть из пушки пали, – проворчал Павел, но тут же устыдился своих слов. Мелочно, недостойно…
Взглянув на дверь в спальню супруги, Павел устало потёр переносицу и отправился спать. Сон, впрочем, оказался безвозвратно потерян, и до утра старший лейтенант провалялся, болтаясь между вязкой дрёмой и бодрствованием, мысли всё время возвращались к проклятому фургону и Воронину. «Воронин – ниточка, – думал Павел, пялясь в низкий потолок. – Если удастся ухватить и потянуть, весь клубок размотается».
Утром он явился в Управу бледный, с синяками под глазами, но гладко выбритый и бодрый. Прокопенко на месте ещё не было. Павел раскрыл папку, начинавшую понемногу толстеть, и наскоро пересмотрел показания пострадавших охранников, полученные вчера в больнице. Ничего интересного они сообщить не смогли: нападавших не видели и не слышали, разговаривали с Ворониным, который попытался неуклюже выманить их из фургона, после чего через слуховое окошко кто-то закинул дымовые шашки. Им пришлось выйти, чтобы не задохнуться, выстрелить не успели, очнулись уже в больнице.
Водитель тоже ничего не видел – напарник оглушил его сразу же. Предательство друга беднягу сильно потрясло, он всё никак не мог успокоиться, дотрагивался до забинтованной головы и ругался как портовый грузчик. Пользы с его показаний никаких, но лучше бы съездить и поговорить лично.
Павел откинулся на стуле, заложив руки за голову. Настенные часы показывали почти половину девятого, скоро должен был явиться руководитель службы финансового мониторинга, вызванный для допроса. Оставлять его в покое Павел и не думал: что-то неладно с деньгами, которые перевозили инкассаторы, пока только неясно, что именно, но вчерашнее поведение Агафона Германовича, говорило само за себя – он что-то скрывал. Только вот как заставить его говорить?
Дверь открылась без предупреждения, Павел резко выпрямился в кресле, но посетителем оказался не банковский служащий, а майор. Кабинет Валентино осматривал с выражением сдержанного любопытства и скептицизма. Спустя полминуты затянувшегося осмотра Карский не выдержал:
– Вы не заблудились, господин майор? – спросил он. – Иногда коридоры Управления могут показаться настоящим лабиринтом.
– Я не заблудился, – ответил Дарий Аркадьевич, и взгляд его сделался острым. – Сегодня утром я говорил с Ефимом Корнильевичем.
«В такую рань?» – удивился Павел. Вытащить начальник с утра в Управление могло только нечто совершенно из ряда вон выходящее. Или некто. Очевидно, что дело не в ограблении: похоже, всплывший в канале труп не просто особенный, а прямо-таки волшебный, если способен построить всю городскую полицию. Хотя заслуга, скорее, принадлежала майору.
– И ваш начальник рекомендовал мне вас как самого толкового и осведомлённого следователя в Управлении.
«Предатель», – подумал Карский.
Валентино подвинул стул так, чтобы оказаться рядом с Павлом, и сел, преградив ему путь из-за стола.
– Спрашивайте, господин майор, помогу чем смогу, – сдался старший лейтенант, подавив желание отодвинуться подальше.
– Вы должны уже были слышать о деле, которое привело меня в ваш город, – произнёс Валентино. – Подробности, полагаю, вам не известны, поскольку они не разглашались. Всё, что я сейчас расскажу, не должно покинуть стен этого кабинета. Надеюсь, вы понимаете?
– Разумеется, – кивнул Павел.
– Человек, убитый и сброшенный с Винного моста на Княжьем острове четыре дня назад, был агентом. Он расследовал дело о похищении с оружейного завода схемы нового самолёта. Нам известно, что схемы украл инженер Лазарев. Лазарева поймали, он сознался, что продал планы Рогожину Леониду, человеку, занимающемуся антигосударственной деятельностью.
О Рогожине Павлу слышать приходилось, он числился среди разыскиваемых, и старший лейтенант даже помнил его фотокарточку, но розыском государственных преступников занимался Особый отдел, так что Павел не то, что в дело никогда не заглядывал, – само дело не видел.
– Наш агент проследил Рогожина до Петрополя, успел сообщить о его намерении передать схемы неким лицам, личности которых установить не удалось, после чего не вышел на связь в условленное время.
Майор облокотился о край стола, сдвинув несколько папок в сторону.
– Вы не думаете, что вашего агента убил Рогожин? – спросил Павел, ненавязчиво передвинув стопку документов.
– Нет, – ответил Валентино. – Потому что Рогожина нашли в гостиничном номере, с дыркой прямо вот тут, – он постучал себя по лбу. – Судя по положению тела, он выхватил оружие и был застрелен, в стене напротив обнаружена пуля из его револьвера. Смерть наступила за несколько часов до полуночи, до того, как был убит наш агент.
«Агенты, схемы, шпионы… – мысленно закатил глаза Павел. – Пожалуйста, оставьте мне обычных грабителей. Не хочу соваться в дела с таинственными убийствами и неопознанными трупами».
– Я предполагаю, – снова заговорил Валентино. – Что нашему агенту стало известно о месте встречи. Он явился к Рогожину, тот схватился за оружие, и наш человек его застрелил. Затем забрал документы, и сам поехал на встречу. И погиб.
– Отчего было не вызвать подмогу? – резонно заметил Павел. – И зачем брать с собой документы?
Майор сделал неопределённое движение рукой.
– Не хватило времени, полагаю. Кроме того, действовал он в строжайшей секретности.
«То есть, довериться нашей полиции тогда они побоялись, а теперь поднимать на ноги всю Управу не зазорно», – подумал Павел. Сидеть и дальше нос к носу с майором он больше не мог, поэтому выбрался из-за стола с другой стороны. Пошёл открывать форточку, сделав вид, что только затем и встал. За окном по улице катили машины и экипажи, чёрные человечки, оскальзываясь, семенили по заваленной снегом мостовой. «Как там Поль? – подумал Павел. – Позвоню, когда майор уйдёт».
– Хорошо. Что же вы хотите от меня? – спросил он.
– Я полагаю, – начал Дарий Аркадьевич, – схемы находятся у убийц. Если бы их забрали шпионы, с которыми собирался встретиться Рогожин, то тело агента так и не всплыло бы. Раз его вышвырнули таким варварским образом, значит, убил кто-то из городских. Кто-то достаточно могущественный и осведомлённый, тот, кто может выйти на международный рынок и продать планы странам-соперницам.
Майор встал и в несколько быстрых шагов приблизился к Павлу.
– Вы знаете, какая напряжённая ситуация сейчас в мире. Все говорят о войне, и не без основания. Этот самолёт может переломить ход истории, а в случае военного конфликта обеспечить победу той стране, которая будет располагать им. – Майор понизил голос. – Схемы нужно вернуть, – тихо и внушительно прибавил он. – А вы можете рассказать, кто в городе подходит под описанную мною роль. Кто мог убить агента и присвоить документы.
– Почему вы не принимаете в расчёт, что вашего агента мог убить и ограбить какой-нибудь случайный бандит? – спросил Павел.
– Он был агентом высочайшего класса. Кроме того, в рапорте сказано, свидетель слышал звук мотора, что означает: убийцы привезли тело на машине. Много у вас обычных грабителей на машинах разъезжает?
«Трудно поспорить», – решил Павел, да и рассчитывать майору было больше не на что: если схемы забрали шпионы, разводить сыскную деятельность поздно.
– Алтынов Леонид Георгиевич, – начал Павел, секунду подумав. – Он купец первой гильдии и самый крупный криминальный авторитет в городе. Король Тёмного Петрополя, – Павел улыбнулся уголком рта. – Содержит подпольные игорные дома, это основная статья его доходов, и ещё бордели. Но занимается также рэкетом и имеет свой процент почти со всякой незаконной деятельности в Петрополе. Самый крупный из его борделей это отель «Европа».
– Вы знаете о его делах, и он до сих пор спокойно живёт? – спросил Валентино, приподняв одну бровь.
– Алтынов окружил себя посредниками, к нему не подобраться, – спокойно объяснил Павел. – К тому же он крупный меценат, жертвует большие суммы на нужды города, вот его и не позволяют трогать. У него есть связи на международном уровне, а в городе полно его людей, поэтому думаю, он мог узнать о схеме и встрече. Есть и ещё кандидатуры.
– Это кто же?
Павел прошёлся по комнате, скрестив руки на груди.
– Тело нашли на Княжьем острове, а это земля семьи Лиховых, банда «Лихие». Из-за некоторой изолированности острова им удалось занять уникальное положение: на острове Семья живёт как феодальная знать. Во главе сейчас стоит Рада Филиповна, мать предыдущих глав банды. Они занимаются воровством, контрабандой, но основной доход имеют с подделки спиртных напитков, и, кстати, до сих пор держат монополию в этой области. Не знаю, что они стали бы делать с вашей схемой, но на острове ничего не происходит без их ведома. Правда, в последние годы семья сдала позиции, а Алтынову никто не указ, и если при Филате он ещё поостерёгся бы хозяйничать на Княжьем, то молодые «княжичи» его не пугают. Он даже не стал бы ставить Лихих в известность.
Закончив, старший лейтенант стал терпеливо ожидать, пока майор снизойдёт до ответа: похоже, тот взвешивал оба варианта, пытаясь решить, какой больше похож на правду. Сам Павел считал, что схемы давно уплыли из Петрополя: труп нашли на острове, наверняка встреча состоялась в Гавани, и агента попросту «пришили», забрали схемы и дали дёру из города водным путём. Но предположения свои Карский благоразумно держал при себе.
– Мне понадобятся досье на Алытнова и на всё семейство Лиховых, – заговорил, наконец, майор. – Где ночуют, куда ходят, что делают. Их окружение, привычки – всё.
Павел даже не сразу смогу ответить:
– Господин майор, – выговорил он, кашлянув. – Сейчас я работаю над делом… в вашем распоряжении ресурсы всего Управления…
– И я их использую, – кивнул Валентино, и взгляд у него сделался таким, что следователь мгновенно понял, за что майора прозвали Василиском. – Работайте, Паша. Информация нужна мне к завтрашнему дню.
И он вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Несколько секунд Павел пялился на дверь с отрешённо-огорошенным видом, потом схватил со стола Прокопенко дротик и всадил в центр мишени.
Через пару минут в дверь постучали, и Павел, всё ещё не отошедший от «явления» майора, крикнул «Да!» с такой неподдельной злостью, что стучать прекратили, но внутрь тоже никто не вошёл.
– Да! – снова крикнул Павел.
За дверью повисло напряжённое молчание. Старший лейтенант глубоко вздохнул, провёл рукой по волосам, подошёл и распахнул дверь.
– Входите, прошу, – спокойным голосом пригласил он, посторонившись. – Доброе утро, Агафон Германович. Очень рад, что вы нашли время для беседы.
Сотрудник банка с опаской, почти что боком проскользнул в кабинет, двумя руками, как щит, держа перед собой шляпу. Моложавый, узкокостный, одетый без шика, но по моде. На приветствие следователя его губы несколько раз дёрнулись улыбнуться, однако безуспешно.
– Садитесь, – Павел жестом указал на стул, который минуту назад занимал майор, спохватился и передвинул его на прежнее место, подальше от себя.
– Спасибо, сесть всегда успеется, – хихикнул Агафон Германович, глянув на Павла в поисках одобрения, но дождался только внимательного взгляда. Банковский служащий стушевался и сел на краешек стула. Следователь тоже занял своё место, но заговаривать не спешил: открыл папку, пролистнул страницы, хмуря брови, несколько раз глянул на мужчину поверх листов.
– В прошлую нашу встречу разговор как-то не задался, – заговорил, наконец, Павел, когда Агафон Германович от нервов уже начал дёргать кончик галстука, кажется, сдерживаясь, чтобы не начать его грызть. – Предлагаю начать заново. Вы, как, не против?
Помотав головой, Агафон Германович сделал страдальческое лицо.
– Вопросы, собственно, очень простые, – «успокоил» Павел. – Чьи деньги похитили налётчики?
Служащий сделался ещё бледнее, чем прежде, но сдаваться без боя не собирался. Надежда, что под давлением мужчина не выдержит и выложит всю подноготную, не оправдалась.
– Господин следователь, ведь это же секретная информация, я уже объяснял, – торопливо заговорил Агафон Германович. – Поймите, данные о клиентах мы разглашать не можем! – Лицо мужчины приобрело умоляющее выражение. – И рад бы помочь следствию, да…
– А если я обращусь непосредственно к директору банка? – спросил Павел.
– Так и директор вам ответит ровно то же самое! – всплеснул руками Агафон Германович.
– А если я приду с санкцией прокурора? – усилил нажим Павел.
«Да что за тайна такая? – думал он. – И сумма просто астрономическая. Кто-то отмывает деньги через банк, наверняка. Вот только один человек или несколько? Для одного многовато. Да что там, колоссально!»
Агафон Германович молчал, поэтому Павел решил разнообразия ради помучить его другими вопросами.
– Кто знал о перевозке столь крупной суммы денег?
Из бледного Агафон Германович сделался пятнисто-зелёным.
– Я… То есть, – поспешно поправился он. – Не только я, конечно. О сумме известно всегда начальнику охраны, который отряжает сопровождение.
– Сами инкассаторы могут располагать такими сведениями?
– Нет. То есть, да, в момент погрузки они же всё видят и могут догадаться по количеству мешков.
– Хорошо. Давайте дальше: кто ещё?
– Начальник охраны, – повторил Агафон Германович. – Я, как начальник отдела мониторинга.
– А чем именно вы занимаетесь в банке? – снова перебил Павел.
Агафон Германович запнулся, пытаясь собраться с мыслями.
– Я… эм… занимаюсь проверкой банковских документов, контролирую все внешние и внутренние операции – на основании отчётов, конечно же. Веду проверку анкет клиентов на предмет причастности к криминальным структурам, препятствованием отмывания денег, проверяю документы, подтверждающие законность операций и денежных средств.
– Хорошо, дальше.
Агафон Германович утёр взопревший лоб.
– Так. Эм… ещё служащие хранилища, которые готовились принять деньги. Сам директор банка, разумеется.
– Что насчёт банка, из которого поступили деньги? И работников почты? – спросил Павел. – Они ведь тоже знали о деньгах.
– Да, но они не могли знать, когда их будут перевозить, – ответил служащий. – На почте о поступлении денег не знали вовсе, они ожидали груз, но не знали, какой, охрану обеспечивал банк, переводивший деньги. Кто мог у них знать о переводе денег, мне неизвестно.
– Очень хорошо. – Павел положил перед мужчиной чистый лист бумаги и перо. – Буду крайне признателен, если напишете список с именами.
Пока Агафон Германович, потея от усердия, заполнял листок кучерявыми буквами, Павел курил и смотрел в окно. «Невозможно так нервничать, если ни в чём не виноват, – рассуждал он. – Бывает, что честные граждане боятся полиции, но этого Ершова сейчас удар хватит от страха. С другой стороны, он может быть замешан только в отмывании денег, а к ограблению совершенно не причастен. Придётся проверять всех, но за господином Ершовым понаблюдать. Приставлю к нему пару агентов…» Мысли следователя оборвались, когда он вспомнил, что помимо прочего предстояло ещё заниматься заданием майора. Положим, какая-то информация уже имелась, и не мало, но агентов, все же придётся отправить. И, чтобы разобраться и с тем и с другим делом, обед придётся пропустить, так что домой не удастся попасть до вечера. «Ничего, позвоню Анфисе Алексеевне, узнаю, как там Поль…» – утешил себя Павел, но настроение всё равно уже испортилось.
***
Никогда ещё в своей жизни Анна так не волновалась. И смешно и страшно: страшно, что не возьмут, смешно, что она боится оказаться недостойной работы официантки.
Трактир располагался в квартале от кладбища, на узкой улице с домами, похожими на неприступные бастионы. Впрочем, весь город выглядел так же: прямые, геометрические линии, башни, камень, металл… Повернув под мост монорельсовой дороги, Анна чуть не присела от грохота, когда прямо у неё над головой пронёсся состав. Рельсы слишком низко шли над землёй, на уровне первого этажа, и на секунду показалось, что мост рухнет. Когда поезд проехал, следом за ним опустился шлейф чёрного дыма. Анна зажала нос рукавом пальто и ускорила шаг.
Улица производила жутковатое впечатление, кругом была грязь, которую не смог замаскировать даже свежий снег. Он уже испачкался, соприкоснувшись с городом, запятнал себя. На грязно-белой поверхности свежего снега оставались следы её ног. Цепочки следов людей и животных тянулись со всех сторон, переплетаясь друг с другом, двигаясь в одном направлении, а затем расходясь снова.
Утро ещё только разгоняло ночную серость, неспешно, как будто протирая запотевшее стекло. Солнце вставало над городом, пытаясь пробиться сквозь смог и дым. Трактир, о котором рассказала Тома, отыскался быстро, даже дорогу спрашивать не пришлось. Анна постояла несколько секунд под железной крышей, поёживаясь от холода, а в голову лезли разные мысли: что нужно закупать дрова, иначе недолго и околеть, что в лёгком пальтишке всю зиму не отбегать, и сила воли тут не поможет, а на манке месяц она не протянет.
Анна открыла дверь и вошла внутрь.
– Доброе утро.
Помещение оказалось очень тёмным, что не удивительно для подвала, но беспокойство вызывал не только, и даже не столько подвал, сколько вообще всё место: улица с домами, многие окна в которых незряче пялились заколоченными ставнями, грязь, обшарпанные стены, ощущение, будто попал на какие-то задворки. И здесь, внутри, напряжение не отпускало.
Трактирщик занимался тем, что ходил вдоль столов, снимал стулья и ставил их на только что вымытый пол, готовясь к открытию. Немолодой мужчина с маленькой лысиной, вытянутым лицом и большими плоскими ушами. Рукава рубашки закатаны до локтей, с плеча свешивается тряпка. Появление женщины застало его врасплох: он замер со стулом в руках, разглядывая посетительницу как диковинную зверушку в зоопарке. Анна неловко повела плечами и, чтобы скрыть волнение, спросила громче, чем требовалось:
– Вам требуется официантка?
Трактирщик выпрямился, поставил стул и оглядел девушку с ног до головы.
– Ты? Официанткой?
– Я, – подтвердила Анна, чувствуя, что голос начинает звучать увереннее. – Официантой.
Он перевёл взгляд ей за спину.
– А скрипка зачем?
Футляр выглядывал у девушки над плечом. Скрипку Анна взяла не без умысла, это был её козырь, который она надеялась использовать. Циничность собственных рассуждений удручала, но девушка решила, что положение создалось такое, что единственные богатства, оставшиеся в её распоряжении, это собственная внешность и умения, больше опереться не на что.
– Я скрипачка, – ответила Анна, снимая футляр. – Если вы меня возьмёте, и согласитесь платить пятнадцать рублей в месяц, то получите не только официантку, но также уборщицу и музыканта – я смогу играть в перерывах.
Трактирщик скрестил руки на груди и снова оглядел девушку, но уже гораздо внимательнее.
– Предыдущей я платил восемь, – медленно выговорил он. – И за эти деньги она ещё и прибиралась вечерами. А музыкант мне не нужен.
– Такой, как я, нужен, – нагло заявила Анна, решив идти ва-банк. – Послушайте, а потом решите, стою ли я таких денег.
Она положила на стол шляпку, сняла пальто и аккуратно повесила на спинку стула, поддёрнула рукава повыше локтей. Трактирщик следил за её манипуляциями с любопытством, что уже обнадёживало. Она подняла скрипку и стала ногой отбивать ритм, ускорясь, смычок описал ровный полукруг, и она заиграла. С первых же нот песни хотелось пуститься в пляс, такое играли в ирландских кабаках. Преподавательница в училище, мисс Вайт, внешне строгая и даже чопорная дама, частенько развлекала своих учениц музыкой разных народов и современными мелодиями, чтобы они не заскучали в окружении помпезных и торжественных мотивов классики. Анна схватывала на лету, иногда ей хватало несколько раз послушать мелодию, и она могла тут же воспроизвести её на скрипке. Если и не сразу, то, во всяком случае, припомнить и восстановить по памяти. Мелодий и песен она знала без счёта, среди них достаточно таких, которые подошли бы для трактира.
Резко оборвав мелодию, Анна опустила смычок.
– Так что? По рукам?
Трактирщик поскрёб щетинистый подбородок, раздумывая.
– Десять.
– Вы ведь получаете три работника в одном лице, – возразила Анна.
– Зачем мне скрипач? – ответил трактирщик. – Неизвестно ещё, понравится ли здешней публике твоя игра.
– Вам понравилась, – резонно заметила девушка.
Трактирщик махнул рукой.
– Четырнадцать, – сказал он. – Если твоя музыка принесёт прибыль, увеличу жалованье. Идёт?
«Минус восемь за комнату, остаётся шесть рублей, это… около двадцати копеек в день», – быстро подсчитала Анна и чуть не расплакалась.
– Идёт, – ответила она вслух.
– Приходи вечером, – велел трактирщик, – к шести. Не опаздывай и скрипку не забудь.
