Читать книгу: «Злой город. Петрополь», страница 2
– Ограбление? – уточнил Павел. – Давыдов сказал только, что взяли инкассаторов «ЦентрПетропольБанка».
– Без подробностей?
– Да, без подробностей. – Павел сел напротив подполковника.
– Дело серьёзное, – откашлявшись, начал Ефим Корнильевич. – Фургон с сопровождением ехал от Главпочтамта, всего шестеро работников банка: двое в машине сопровождения, вооружённые автоматическими винтовками, двое в фургоне, тоже с винтовками, вдобавок водитель и его напарник, у обоих были револьверы. Но никто из всех шестерых так и не совершил ни единого выстрела.
Подполковник сделал внушительную паузу, но Павел только кивнул, предлагая продолжать.
– Они должны были проехать по Почтамскому переулку, повернуть на Бриллиантовую улицу, потом свернуть на Храмовый, доехать до Центрального проспекта, затем у собора Богоматери Путеводительницы повернуть направо, вдоль Софийского канала до Банковского моста. Доехали они только до Бриллиантовой улицы.
Ефим Корнильевич вздохнул и сразу показался лет на десять старше.
– Их обогнали две машины, грузовик перегородил дорогу сопровождению и почти сразу взорвался, охрана оказалась дезориентирована, да, сверх того, по ним тут же открыли огонь из второй машины.
– Из чего стреляли? – быстро спросил Павел.
– Из автоматических винтовок, – ответил подполковник, внушительно глянув на старшего лейтенанта. – Водителя оглушили, фургон уехал, легковая тоже. Напарник водителя пропал. Фургон нашли во дворах рядом с Канатной фабрикой. Оба охранника без сознания, их сразу отправили в больницу. Из фургона ребят выкурили самопальными дымовыми шашками и оглушили, несколько недогоревших шашек нашли поблизости от фургона. Деньги, конечно же, пропали. Куда уехала машина, никто не знает: в том районе живут, в основном, рабочие, а они в тот час уже все на фабрике.
Ефим Корнильевич достал трубку и начал не торопясь набивать её табаком. Закурив, он откинулся на спинку своего кресла и посмотрел на молчавшего Павла. Старший лейтенант глядел в пространство с задумчивым видом.
– Есть соображения?
Павел потёр подбородок, рывком встал с кресла и подошёл к большой, во всю стену, карте города. Отыскал место, где атаковали инкассаторов – почти самый Центр города, очерченный с юга Калинкой.
– Работали профессионалы, мелкая сошка достать автоматические винтовки просто не сможет. Это граница земли «Чёрных извозчиков», а без их разрешения никто там не промышляет, – произнёс Павел и оглянулся через плечо. – Сколько они взяли?
– В банке не хотели говорить, – проворчал подполковник, – но, всё-таки, назвали цифру сто тысяч.
Присвистнув, Павел отошёл от карты к креслу, но садиться не стал.
– Напарника водителя в розыск объявили?
– Он, думаешь? – Начальник сыскной полиции наклонился вперёд, навалившись на стол.
– Уж больно похоже, – развёл уками Павел. – А что за машина была, которая укатила?
– Легковая, М-1, чёрная, – ответил Ефим Корнильевич. – Таких в городе пруд пруди, даже Управление на них катается.
Старший лейтенант кивнул, соглашаясь, но прибавил:
– И «Чёрные извозчики» тоже. Надо, всё-таки, поискать.
– Так это они? – спросил подполковник.
– Всякое может быть. Доказать же надо, – уклончиво ответил Павел.
– Ну, так доказывай, доказывай, Паша, – замахал рукой подполковник. – Давай, это, езжай на место, ищи свидетелей. Кто там что видел. На, вот… – он передвинул к старшему лейтенанту тоненькую папку с первыми отчётами.
– Слушаюсь, господин подполковник, – козырнул Павел.
– Да, вот ещё что… – быстро прибавил Ефим Корнильевич, прежде чем старший лейтенант успел дойти до двери. – К нам едет господин из министерства, важный человек, майор Дарий Аркадьевич Валентино. Очень своеобразная личность, за глаза его зовут Василиском. Не слыхал про такого? Он из Особого отдела. Надо будет встретить на вокзале, так ты съезди. – Подполковник достал из кармана жилетки часы, блеснувшие золотой крышечкой. – Приедет в половине четвёртого, возьмёшь машину с шофёром.
– Особист? – быстро переспросил Павел. – А что ему делать в Петрополе?
Подполковник тяжело вздохнул и медленно выдохнул, окутав себя серым табачным дымом, от чего стал похожим на джина из лампы. – Да труп у нас всплыл, Паша. В канале под Винным мостом. Не обычный труп, а одного непростого человечка. Такого непростого, что, боюсь, весь город на уши особист поставит.
«Вот откуда толпа в вестибюле», – догадался Павел. Вслух спросил:
– Майор поездом или дирижаблем прибывает?
– Поездом. Ну, ладненько, всё, иди, работай.
Павел отдал честь и вышел из кабинета. В приёмной Оля проводила старшего лейтенанта любопытным взглядом, но она была не из болтушек и расспрашивать офицера не осмелилась.
Спускаясь по широкой лестнице на первый этаж, Павел обдумывал услышанное в кабинете. «Чёрные извозчики» специализировались на разбое и бандитизме, грабили подгулявших прохожих, квартиры состоятельных горожан и ювелирные магазины, занимались продажей наркотиков, конокрадством и угоном машин, из-за чего конкурировали с цыганами, у которых основными источниками дохода также были лошади, машины и наркотики. Однако провернуть что-то подобное? Впрочем, да, могли. Банда не самая многочисленная в городе, и, всё-таки, одна из самых опасных, они были способны на всё, так почему бы не инкассаторы?..
Заглянув по пути в свой кабинет, он застал младшего сержанта Прокопенко за метанием дротиков в от руки нарисованную мишень, пришпиленную к двери. К счастью, меткостью Прокопенко не блистал: дротик отскочил от стены в полуметре от головы старшего лейтенанта, а Прокопенко с такой поспешностью убрал ноги со стола, что едва не свалился со стула.
– Пиши! – велел Павел, сверившись с записью в папке. – Воронин Владимир Валерьевич, сотрудник инкассаторской службы «ЦентрПетропольБанк». Записал?
Прокопенко часто-часто закивал.
– Сейчас же свяжись со Столом справок, узнай его адрес и поезжай туда. Воронин пропал несколько часов назад во время налёта на инкассаторский фургон, может быть в сговоре с налётчиками, поэтому возьми с собой ещё кого-нибудь. Если не застанешь на месте, подежурите там, подождёте, только аккуратно, ясно?
– Так точно!
Павел вышел из кабинета. Он уже отставал: у Воронина было достаточно времени, чтобы добраться до дома. Утешало, что розыск начальник, всё-таки, объявит, может, и поймают на вокзале или в порту.
Единственное, что смущало старшего лейтенанта в деле, это отсутствие жертв. Взрыв и угон вполне вписывались в стиль «Чёрных», но почему они не убили ни сопровождение, ни тех, кого вытащили из фургона? Почему не кинули гранату в саму машину, зачем взрывать грузовик? Почему водителя только оглушили, а не застрелили? Правда, его напарник пропал, но Павел практически не сомневался, что Воронин соучастник, а не жертва, без «своего» человека в таком деле не обойтись: кто-то же сообщил бандитам маршрут и время. Может, его и пристукнули, как лишнего свидетеля, но одна жертва никак не вписывалась в версию с «Чёрными извозчиками». Те положили бы всех.
Нужно разбираться на месте.
***
Подступы к кладбищу зимой и летом караулили люди Адмирала. Причитания, которые неслись вслед посетителям, вызывали скорее чувство вины, нежели сострадания, но подавали от того ничуть не меньше. Старушки в залатанных юбках жаловались на потерю кормильцев визгливо, нараспев заклиная горожан именем Богородицы, женщины с округло выступающими животами молча протягивали лодочкой сложенные ладони, неопрятные старики в дырявых сапогах крестились на поднимавшийся над оградой купол храма и провожали прохожих грустными глазами бродячих псов. Калеки на тачках, девушки в чёрных платьях послушниц, с коробами для милостыни на нужды монастыря, старики и старухи, ободранные нищие. Ни от кого никогда не пахло алкоголем – это отвращало, подавать пьянице на вино не станут. Цыганок с опоенными снотворным детьми среди них тоже не было, те не посмели бы сунуться на Княжий остров. И среди всей этой ватаги не было ни одного настоящего нищего, их попросту не пускали к кладбищу. Если ты не состоишь в артели Адмирала, рассчитывать тебе не на что.
– Сыночек, миленький… – старуха не договорила, грубо одёрнутая своей товаркой. Взъярившись, она тут же затихла, когда соседка что-то горячо прошептала ей на ухо. Старуха бросила испуганный взгляд на парня, заискивающе улыбнулась и отодвинулась назад вместе со своей кубышкой.
Максим едва посмотрел на обеих. Пока он шёл через переулок к кладбищу, нищие и попрошайки замолкали: просить милостыню у него никто не рисковал.
– Дяденька, дай копейку.
Щуплый пацанёнок в кепке, которая была ему велика и сползала на ухо, дерзко смотрел на Максима снизу вверх. Тонкую шею охватывал истрёпанный шарфик, куртка не по росту висела мешком, сквозь дырки в перчатках просвечивали маленькие пальчики.
Максим нашарил в кармане несколько рублей и ссыпал в протянутые ладошки.
– Спасибо, дяденька. – Пацанёнок ловко переложил монеты в свой карман и шепнул: – Атаман сказал, что встретится с тобой. Скоро, – прибавил мальчишка и припустил прочь, сверкая прорехами в подошвах.
Над старым кладбищем поднимался самый настоящий лес, деревья росли не один десяток лет, некоторые даже застали прошлый век. Ближе к воротам дорожки содержали в порядке, мусор регулярно вывозили, но многие могилы всё равно выглядели брошенными, да так оно и было: стёрлись имена на могильных камнях, холмики сравнялись с землёй. Умерли или разъехались потомки, и могилы дичали, а имена забывались. Максим шёл вглубь кладбища, мимо каменных склепов и разбитых памятников. Чем дальше, тем гуще заросли, тем больше кладбище походило на лес. Среди деревьев лежали обросшие мхом каменные вазы, расколотые плиты со строчками выбитых надписей, которые смог бы разобрать уже только разве слепой со зрячими пальцами. Здесь люди не появлялись. Люди навещают свежие могилы, к древним не приходит никто.
Максим повернул в сторону реки. Без тропы вышел на берег в нескольких метрах от группы могил и двоих людей, ожидавших над ними.
Выкинув окурок, он подошёл к могилам, встав сбоку. На склоне к небу поднимались два креста, без ограды: только холмики и деревянные распятия. На одном висела табличка с каллиграфически выведенной надписью «Лихов Игорь Иванович», на втором точно такая же извещала, что тут похоронен Лихов Филат Иванович. Судя по датам, первый был младше второго на два года, умер четырнадцать лет назад, ещё совсем молодым. Второму было пятьдесят, когда он скончался.
Подле могил стояли мужчина лет тридцати и женщина.
Мужчина выглядел как забойщик скота, из тех, что могут одним ударом особого, многогранного кинжала убить на месте быка. Коротко подстриженные волосы едва прикрывали кончики ушей, глубоко посаженные, тёмные глаза смотрели зорко, цепко. Пальто на нём было расстёгнуто, под воротником рубашки виднелась часть татуировки, змеившейся по груди и забиравшейся сбоку на шею, в сложном переплетении угадывались очертания не то змеи, не то дракона.
– Сегодня ровно год со смерти твоего дяди, – произнесла женщина, ясным, хорошо поставленным голосом, не вязавшимся с морщинами и сединой, – мог бы не опаздывать.
– Мне жаль, – откликнулся Максим, не меняя выражения лица.
Сомнения в её возрасте не возникало, но выглядела женщина так, что никто не посмел бы назвать её старухой, даже за глаза. Высокая, статная, она сохранила стройную фигуру, которую траурный наряд лишь подчёркивал. Из-под длинного пальто с меховым воротником до щиколоток спускался подол чёрного платья, шляпу с широкими полями украшали узкое длинное перо и серебряная брошь. Седые волосы были уложены в причёску, несколько прядей выбились из-под шляпы, а, может, были кокетливо выпущены нарочно.
Присев возле одной из могил, она протянула руку, обтянутую бархатной перчаткой, убрала несколько сухих листьев, принесённых ветром. Взгляд её скользнул вдоль берега, задержавшись на мусорных кучах на той стороне.
– В каких странных местах мы порой оказываемся, – прошептала она.
Мужчина с татуировкой коротко кашлянул:
– Можно памятник поставить, – сказал он и сунул руки в карманы брюк. – Украсим тут всё, с оградой, с лавочкой чугунной. Отец и дядя Игорь заслужили.
Женщина улыбнулась горькой улыбкой.
– Заслужили? – Она встала, отряхнула руки, фыркнула. – Вот уж, истинно, устами младенцев…
– Рада?..
Женщина легонько похлопала его по щеке:
– Ты прав, Глеб, они заслужили лежать здесь.
Она перевела на реку бледные, потускневшие глаза, сощурилась от ветра и сеточка морщин вокруг век разбежалась глубокими лучиками-бороздками.
– Мы все заслуживаем.
– Я не то имел в виду…
– Не утруждайся, дорогой, я поняла, о чём ты.
Лицо мужчины вдруг исказилось, непонимание сменилось яростью.
– Какого чёрта мы оставили всё так?! – заорал он. – Просто спустили на тормозах!
Он развернулся к Раде, внешне остававшейся безучастной:
– Год прошёл! Год, мать его! Сегодня самое время что-нибудь предпринять, они ничего понять не успеют!
– Мы не в том положении, ты знаешь…
– Нужно поставить на место чёртовых лошадников! – перебил её Глеб, рубанув воздух ладонью.
Тонкие губы Рады превратились в жёсткую линию. Ощутив перемену, Глеб со сдерживаемой злостью сунул руки в карманы пальто и отодвинулся, встал вполоборота к женщине.
– Угомонись! – осадила его Рада. – У нас не хватит сил затевать войну с «Чёрными извозчиками».
Глеб в два шага приблизился к женщине и наклонился к её лицу:
– Знаешь, что, бабушка, они твоего сына ведь порезали.
– Глеб, хватит.
Максим попытался взять его за плечо, но мужчина, не глядя, сбросил руку парня. Под взглядом Рады он, всё-таки, отступил, с раздражением провёл рукой по подбородку, снова повернулся.
– Будто вам плевать! – выкрикнул он. – Ты, – Глеб толкнул в плечо Максима, тот сделал шаг назад, не сводя с брата взгляда. – Ты и твой брат! Когда дядя Игорь кончился, мой батя половину сраных цыган на перо пересажал!
– И начал войну, которую не смог выиграть! – резко бросила Рада. – Закрой пасть, Глебушка, или я сама тебя заткну.
Мужчина со злостью пнул ногой по дёрну, подбросив в воздух комок перегнивших листьев, сделал несколько нервных шагов, с оттяжкой провёл рукой по затылку. Рада наблюдала за ним, скрестив руки на груди.
– Ты уже слишком стара, чтобы вести дела, – произнёс Глеб. – Так все говорят.
Рада не ответила, но метнула на внука такой взгляд, что Глеб стушевался и потупился точь-в-точь как провинившийся подросток.
– Во главе семьи пора встать мужчине, хватит уже бабских разговоров, – пробормотал он.
– А ты разве не пытался? – ядовито поинтересовалась Рада. – Знаю я о твоих похождениях: пытаешься вести дела у меня за спиной, да? Напомнить, кто потопил последнюю партию груза для столицы? Целая лодка, чтоб тебя!
Последние слова Рада прокричала, потом резко выдохнула, заговорив подчёркнуто спокойно:
– Мне до смерти надоело спасать нашу семью от дуболомов вроде ваших отцов, а яблочко от яблони не далеко падает.
Глеб как-то по-особенному дёрнул шеей, видно, потопление лодки помнил, но вспоминать не очень-то любил, круто повернувшись, он чеканящим шагом направился прочь. Сапоги увязали в мягкой земле и печатать шаг не получалось. Проводив его взглядом до самых деревьев, Рада снова присела возле могил.
– Горячая голова, – прошептала она. – Когда-нибудь сам себя погубит.
Максим достал папиросу и закурил. Официальный визит вежливости можно считать состоявшимся, а за курение отец и дядя Филат не обиделись бы.
– Где Ник? – спросил Максим.
– А сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответила женщина и в голосе промелькнуло раздражение: Глеб сильно её задел. – Будто не знаешь, где твой брат пропадает целыми днями?
Затянувшись, Максим бросил рассеянно посмотрел по сторонам, на Грязную речку, нёсшую свои желтовато-бурые воды в сторону Гавани.
– Ты думаешь так же, как он? – спросила Рада.
Максим не ответил и женщина обернулась, пытаясь поймать взгляд внука.
– Макс?
Он, всё-таки, скосил глаза – тёмно-серые, как у его отца.
– Перемен не избежать, – сказал Максим. – И Глеб старший.
– А ума так и не нажил.
– Он может вести людей, – заметил Максим. – Он сильный, его уважают.
Рада пошевелила губами, не то молясь, не то бормоча проклятия.
– Я соберу семейный совет, – сказала она. – Но только не сегодня. Сегодня мы скорбим.
***
Бриллиантовую, конечно, оцепили: полицейский стоял в самом начале улицы и разворачивал все машины и экипажи. Толпа ещё собраться не успела, но несколько любопытствующих уже крутились поблизости, скорее всего, работники местных магазинов, явившиеся на работу, а среди них и пара репортёров. Павел заметил знакомого корреспондента из «Вестника Петрополя»: плотненький, прилизанный, в коричневом костюме в мелкую сеточку, состоявшем из длинного двубортного пиджака и коротких мягких бриджей, застёгнутых под коленями. Между ботинками и бриджами – шерстяные носки в коричнево-оранжевый ромбик. Шерстяная жилетка «украшена» несколькими пятнышками соуса. На голове твидовая шляпа. По пятам за щёголем следовал фотограф, тащивший на плече ящик с треногой.
Едва разглядев приметную фигуру, Павел круто повернулся на пятках и попытался незаметно проскользнуть мимо, наплевав на приличествующее следователю поведение, однако приезд старшего лейтенанта не могли не заметить.
– Павел Константинович! – заорал корреспондент и даже сорвал с головы шляпу, замахав ею в воздухе. – Господин следователь!
– Доброе утро, Ян Иннокентьевич, – обречённо поздоровался Павел с подскочившим к нему журналистом.
– Доброе, доброе! – радостно ответил Ян. Его широкое лицо и в самом деле сияло как солнышко. – Ну-с, рвануло, говорят, знатно, а?
– Я только что приехал. – Павел попытался пройти мимо, однако журналист каким-то чудом опять возник у него на пути.
– Уже знаете, кто? – Корреспондент вынул блокнот и карандаш.
– Понятия не имею, – ответил Павел, сделав обманный рывок в сторону и ловко обогнув журналиста.
– Но вы же дадите мне знать, если выясните? – с надеждой закричал Ян ему вслед. – Хотя бы намекните, по старой дружбе, а, господин следователь?
Павел не ответил, махнул удостоверением перед полицейским, дежурившим у верёвочного ограждения, и зашагал к месту основных действий.
– Сколько можно, когда вы уедете? – раздался крик из окна над ювелирным. Кричал какой-то господин в малиновом халате. – Господи, да кто теперь поедет за покупками к нам, когда здесь взрывают и убивают?
– Вот увидите, уважаемый, у вас отбоя не будет от покупателей, – убеждённо ответил Павел.
Но место для преступления и вправду неудачное: шумихи никак не избежать. К обеду на Покровку полетят по пневмопочте депеши от важных начальников с требованием разобраться, решить, устранить, да без промедлений.
– Доброе утро, господа, – приветствовал он столпившихся полицейских. – Следователь Карский. Где охранники?
Охранники курили возле своей машины, так и стоявшей, чуть не уткнувшись носом в опалённый грузовик – «полуторка», судя по характерным формам. Павел отметил опущенные плечи, и то, как один всё время тянулся к лицу: то нос потереть, то лоб, что выдавало смущение и стыд, а второй, сам того не замечая, поглаживал себя по руке – тоже утешался. Взрыв машину сопровождения почти не задел, охранники отделались царапинами.
Представившись, Павел попросил коротко изложить произошедшее, решив, что не лишним будет послушать рассказ ещё раз, из первоисточника. Инкассаторы угрюмо насупились, просьба уже в который по счёту раз повторить всю ту же песню их не обрадовала. Да не спорить же со следователем! Пусть даже и стыдно вспоминать, как тебя обвели вокруг пальца. Павел слушал внимательно, не перебивая, только когда они закончили, перешёл к вопросам:
– Вы разглядели парня, который выпрыгнул из грузовика?
– Нет, – ответил один. – Он был с другой стороны, а потом грузовик взорвался, по нам начали стрелять и уже было не до того. Мы с напарником повалились на сидения, пытались выбраться из машины, чтобы ответить, да какой там! Голову не поднять было.
– А не было на них таких низких цилиндров, с пряжками спереди?
– Это извозчичьих, что ли?
– Да, – подтвердил Павел.
«Чёрные извозчики» часто одевались как настоящие извозчики, но не по полной форме, а вот цилиндры, как правило, носили, чтобы продемонстрировать принадлежность к группе.
– Да говорим же, не видели.
– Грузовик взорвался, когда парень выпрыгнул?
– Да. Почти сразу.
– Идёмте, – махнул рукой Павел, направившись к «полуторке».
Грузовик сильно обгорел. Прибывшие на место пожарные потушили его, но машина серьёзно пострадала. Очевидно, что преступник кинул в кабину гранату. Достать её не так сложно, как могло бы показаться: после Мировой войны на чёрный рынок попало много оружия. Война закончилась почти тридцать лет назад, но, налаженные в то время связи, не ослабевали и на рынке всплывали не только снаряды и оружие прежнего времени, но даже новые образцы. Продавали их сами же военные, тайком, конечно, но прикрывая друг друга и уплачивая положенную мзду вышестоящему начальству. Они поставляли оружие в города, а полиция потом воевала против хорошо вооружённых бандитов. Не то, что в прежнее время, когда у преступника в лучшем случае кистень имелся. Павел, правда, ту благодатную эпоху не застал, но времена, должно быть, были хорошие.
– Вы спросили водителя, кто на него напал, прежде чем его увезли в больницу? – спросил Павел у полицейского.
– Он без сознания был, – ответил тот. – Но с ним послали человека, он возьмёт показания сразу, как врачи позволят.
– Отлично.
– Да напарник его вырубил, кто же ещё! – с жаром вмешались охранники.
От комментариев Павел воздержался, обошёл машину, но номерных знаков на ней, разумеется, не наблюдалось.
– Пусть кто-нибудь займётся грузовиком, – распорядился он. – Да хоть вы, как вас зовут?
– Младший сержант Коненков!
– Вы и займётесь, – сказал Павел. – Наведите справки, узнайте, не пропадал ли где в городе или в окрестностях грузовик такой модели, ясно?
– Так точно!
«Итак, – принялся рассуждать Павел, – налётчиков было по меньшей мере трое: охрана толком не разглядела, но парни не с улицы на такую ответственную должность попали, кое-что заметили». Насчёт Воронина Володи сомнений у Павла почти не оставалось. Водителя могли, конечно, выкинуть, чтобы не мешал, а его напарника взять на мушку, но при таком раскладе сделали бы наоборот: выкинули напарника, а водителю велели рулить. Гораздо правдоподобнее выглядит версия, при которой Воронин сам оглушил приятеля и увёл фургон. Едва фургон поехал, «Эмка» тоже снялась.
Павел скользнул взглядом по окрестным домам, натолкнувшись на крикливого господина в окне, высунувшегося по пояс и следившего за полицейскими через театральный бинокль. Встретившись взглядом со старшим лейтенантом, мужчина едва не выронил бинокль и юркнул за занавеску. Разумеется, он снова займёт свой наблюдательный пункт, едва полицейский отвернётся. Павел отвернулся, не сомневаясь, что за остальными окнами прячется ещё с десяток «шпиков». Слухи так и распространяются.
Он мысленно восстановил весь маршрут, от почты до банка. Бандиты выбрали самое подходящее место для нападения: за проспектом уже слишком людно, а здесь хоть и центр, район спокойный. Обе машины дождались, пока инкассаторы повернут на Бриллиантовую улицу и начали действовать. Их было слишком мало и на численный и огневой перевес они не рассчитывали, сделав ставку на внезапность. А ещё точность и слаженность исполнения. Дерзко, да. Но в остальном совершенно не похоже на стиль «Чёрных извозчиков». В то же время трудно представить, чтобы какая-нибудь банда решилась работать на их территории.
«Может, гастролёры?» – подумал Павел.
Однако «Чёрные извозчики» имели авторитет не только в родном Петрополе и дела вели не только здесь. Их уважали. И боялись. И боялись гораздо больше, чем уважали. Подкопаться же к мерзавцам никак не удавалось: зимой трупы спускались под лёд озера на окраине города, за свалками, весной, когда тела всплывали, полиция записывала их всем скопом в самоубийцы, чтобы не портить статистику и не нарываться на неприятности, а то, глядишь, в следующий раз из подо льда выловят уже твоё разбухшее до неузнаваемости тело. Летом «Чёрные извозчики» привязывали к ногам жертв камни покрепче и спихивали с мостов, тоже на окраинах. В исключительных случая не секретничали: по части устрашения эти молодчики занимали первое место среди петропольских банд, а с засланными агентами расправлялись жестоко и страшно. Лет пять назад одного выкинули на полном ходу возле главного входа Покровки, в узле, свёрнутом из его же одежды, неаккуратно порезанного на части. Медик сказал, резать агента начали ещё живым. После того случая ни один следователь не хотел браться за дела, связанные с «Чёрными извозчиками», изворачивались, как могли, перебрасывая дела друг на друга, агенты наотрез отказывались шпионить, доносчики в воровской среде посылали полицию подальше, предпочитая отсидеть свой срок, чем пойти на сделку.
И чтобы такие упыри оставили свидетелей в живых? Да и не мастера они были по части тонких дел. Грабили, но грубее, проще. «Чёрные извозчики» основной доход имели с угона машин, грабежей квартир и магазинов. Занимались и рэкетом, десять лет назад очень активно – конокрадством, из-за чего до сих пор ссорились с цыганами, но, следуя в ногу со временем, переключились на машины. Начинали когда-то с простейшей схемы: поджидали в экипажах подгулявших купцов и богатых чиновников на выходах из ресторанов, нанимались подвезти, по дороге резали горло, обирали, а тело вывозили за город. Да и на сегодняшний день старое ремесло не забыли, из уважения к прошлому, надо думать, потому что с продажи машин и рэкета денег имели куда больше. Дома обчищали не только в городе, но и за городом, где людей поменьше и до полиции не докричаться даже днём. Да и головорезы их пользовались спросом: если нужно с кем-то разобраться, шли к «Чёрным извозчикам».
Павел ещё немного походил вокруг, потом кивнул одному из полицейских.
– Теперь к фабрике.
Выехать на проспект бандиты не побоялись, да им и деваться-то было некуда, с улицы только два пути, но не разворачивать же фургон! На проспекте их не остановили – а с чего бы? Преспокойно прокатившись по городу, преступники завернули во дворы, причём ясно, что маршрут обговорили заранее, знали, что квартал вблизи фабрики утром пустует.
– Жильцов соседних домов кто-нибудь опрашивает? – спросил Павел у полицейского. – Может, кто-то в окно что-то видел…
– Опрашивают, только пока ничего, – ответил полицейский.
Павел удовлетворённо кивнул. Пусть, ещё не вечер, а любопытных и глазастых в городе хватает.
Фургон стоял посреди двора: задние двери нараспашку, дверь со стороны водителя тоже открыта. Вокруг суетились двое полицейских, один дежурил на въезде, но тут пока что было тихо, да и когда ещё пронюхают! Толпа соберётся на Бриллиантовой, где преступники пошумели, про дворы прознают не скоро.
– Охранники, которые внутри сидели, в больнице, господин старший лейтенант, – доложил полицейский. – Без сознания увезли.
Павел кивнул. Подошёл ближе, заглянул в кабину через плечо паренька, снимавшего отпечатки: парень бережно высыпал из коробочки тонкий пылевой порошок на руль, но выглядел при этом расстроенным, значит, не ладилось.
– Нашли что-то? – на всякий случай спросил старший лейтенант.
– А? – Парень резко выпрямился и стукнулся о раму. – Уй! – Он с чувством потёр ушибленное темя. – Нет, господин следователь, всё вытерли.
– Нарочно? – вопросительно выгнул брови Павел.
Преступники далеко не всегда проявляли подобную предусмотрительность, хотя дактилоскопический метод начал использоваться уже больше полувека назад.
– Похоже, что да, – признал парень.
– А шашки где?
– В кузове, – махнул рукой специалист.
Обойдя фургон, Павел заглянул в кузов – шашки лежали рядком на куске ткани, их собирались приобщить к делу как улики. Преступники снова действовали наверняка, закинули аж четыре штуки, хотя хватило бы одной. Видимо, чтобы охранники не успели погасить. От «дымовух» разило гарью и селитрой, конструкцию они имели самую примитивную: свёрнутые из пропитанных аммиаком газет трубки. Просто и эффективно. Кем бы ни был автор плана, он определённо предпочитал идти по пути наименьшего сопротивления.
На одной из трубок Павел разглядел дату выпуска газеты, получалось, что сутки назад. Конечно, дата вовсе не говорила о том, что подготовка началась за сутки (попахивающие аммиаком самопальные шашки долго хранить никто не станет, сделают накануне), но дата натолкнула Павла на другу мысль: когда же началась подготовка? Ведь маршрут наверняка меняется, сообщают его инкассаторам незадолго до смены, так когда же завербовали пердателя-Воронина, и, что важнее, его завербовали, чтобы провернуть дело, или же преступники готовили операцию и потому связались с Ворониным?
Задумавшись, Павел побарабанил пальцами по дверце фургона. Он не знал, сколько обычно перевозят инкассаторы, но подумал, что сумма в сто тысяч в любом случае необычна. «Нужно навести справки в банке», – подумал Карский, уцепившись за новую, интересную мысль: что, если Воронин был не единственным? Если бандиты знали, на что охотятся, если точно знали, какую сумму повезут из Почтамта в банк, у них должен был быть осведомитель в самом банке.
– Где оружие? – спросил Павел.
Полицейский, к которому был обращён вопрос, недоумённо нахмурился.
– У охранников ведь было оружие, нет? – терпеливо объяснил следователь. – Не в больницу же его увезли вместе с ними.
– Оружия не было, – ответил полицейский.
Запрокинув голову, Павел посмотрел на окна, выходившие во двор: все узкие, тёмные, неприветливые.
Значит, оружие забрали преступники. Хорошо это или плохо, ещё не известно. Пока что единственной зацепкой виделся пресловутый Воронин, больше ухватиться не за что. Может, появятся и другие ниточки, но Воронин должен лично знать своих нанимателей, он – кратчайшая тропинка.
«Вот этой тропинкой и двинемся».
– Если найдёте свидетеля, сразу на Покровку везите, – распорядился Павел. «Похоже – не похоже, а лишнего свидетеля не только „Чёрные извозчики“ убрали бы, – подумал он. – Охранники лиц не видели, потому и живы, а вот Воронин может уже на дне Велиги рыб кормить».
Павел вернулся к своей машине, прикидывая, куда лучше сейчас поехать: в банк или на квартиру к потенциальному утопленнику, в итоге решил, что второе. Застать там Владимира он не надеялся, но хотел, по крайней мере, потолковать с его родными.
Семья Воронина обреталась на Княжьем острове, на другой стороне Велиги, словно врезанном между двух её рукавов. Отделённый от основной части города, остров и вправду жил на положении суверенного княжества, или как отдельный городок, со своими внутренними событиями, личностями, правилами. Даже петропольские авторитеты, из «деловых», сюда не совались: их власть здесь признавалась постольку-поскольку. На западной части острова имелась большая Гавань, откуда постоянно отходили суда, чаще гружёные кожей, выделывавшейся на местном кожевенном заводе, и множество причалов и пристаней, которыми пользовалось население в частном порядке. Воронин снимал жильё в южной части острова, со стороны реки. Это был район Кожевенного завода и запах там стоял такой, что хоть с прищепкой на носу ходи. К счастью, жил он на самой окраине района, неподалёку от набережной.
