Читать книгу: «Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты», страница 8

ГЛАВА 11. РЕКВИЕМ ПО МЕЧТЕ

Боль пробивалась сквозь сон и вместе с едой выливалась на пол. Желудок выворачивало наизнанку. Когда его опустошило, рвоту сменил мучительный кашель. Я потянулся к стакану с водой, стоявшему на тумбе, но рука снесла его и разбила стекло в мелкие осколки. Тогда я нашел силы, чтобы подняться с кровати и добежать до ванной, где вцепился губами в струю из-под крона. Несколько жадных глотков, и я почувствовал, как жидкость снова подступила к горлу и вылилась наружу. Затем я снова припал к крану. И все повторилось вновь. А затем еще и еще. Облегчения не наступало, лишь увеличился промежуток между приступами.

Опираясь о стену, я дошел до кухни и открыл окно. Морозный воздух стал наполнять квартиру. Принесенный им холод смог немного притупить боль. Я включил свет и достал из шкафа аптечку. Мои трясущиеся руки боялись рассыпать лекарства на пол. Все, что я смог найти, – это активированный уголь, который я припас для плохого алкоголя. Я сжевал его и вернулся постель.

Потерянным взглядом я смотрел в потолок. Казалось, он медленно кружил надо мной. Как будто меня медленно затягивало в обволакивающий круговорот темноты. Я боялся закрыть глаза и уснуть. Сейчас только сон мог принести мне облегчение, но я боялся вернуться в Лабиринт.

– Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь! Помоги! – прокричал я в потолок.

Тишина прозвучала ответом. Даже если соседи и услышали меня, они предпочли не заметить мой крик. Я не осуждал их – все мы одиночки в этом сером городе. Но как же я хотел, чтобы сейчас кто-нибудь сидел рядом. Чтобы он обнял, пожалел, позаботился. Сказал, что все будет хорошо. Я думал о своих родителях, но они жили в сотнях километрах от меня в другом городе. Они ничем не помогут. Я не мог позвонить друзьям или коллегам – никто из них не отличался самоотверженностью и готовностью ночью прийти на помощь. Только один человек мог появиться в моей квартире. Я взял трубку и набрал ей.

Гудок. Еще гудок. После третьего я услышал заспанный голос:

– Алло.

– Мне очень плохо, Кристина. Прошу тебя: приезжай, – сказал я и, не дождавшись ответа, выключил телефон.

Каждое слово – мучение. Я не мог произнести больше, чем произнес. Но Кристина должна была понять, что со мной случилось. Если бы ее настигли Тени Лабиринта, она набрала бы только мне. Поэтому она приедет. Я знал это, и это успокаивало.

Вместе с умиротворением ко мне стала подступать дремота. Я боялся, что не дождусь приезда девушки и усну. Ловец снов все еще лежал в квартире, и он мог снова отправить меня в Лабиринт. Пришлось встать, взять сумку с проклятым артефактом и выкинуть ее на лестничную клетку. Я не был уверен, что это поможет защититься, но на большее у меня не было сил. Не выбрасывать же сумку в окно?

Я думал о своем страхе, и этот страх не давал мне уснуть. Я не хотел возвращаться в сон. Свернувшись под одеялом в клубок от холода и боли, я ждал. Голова не могла ни о чем думать, но если она не думала, то сосредотачивалась на боли. И я начал просто считать. Один… Два… Три… Десять… Сто… Двести…

А затем раздалась мерзкая трель. Я не сразу догадался, что пищал дверной звонок, и понял это, только когда гость открыл дверь. У него не было ключей – это я забыл закрыть замок.

Не разуваясь, в комнату вошла Кристина в красной клетчатой куртке. Я был рад видеть ее, а она была растеряна и напугана. В руках она держала мою сумку. Увидев свои вещи, вместо радостного приветствия я поспешно крикнул:

– Выброси ее в коридор!

– Что с тобой случилось? – спросила Кристина. Ее голос дрожал.

– Надо убрать сумку, – повторил я.

– Что там? – голос Кристины стал строже. – Наркотики. Трава. Алкоголь?

– Нет. Конечно, нет, – ответил я.

Девушка больше ничего не спросила. Вместо этого она открыла сумку и стала рыться в ней, пока не нашла ловец снов. Она вытащила его, чтобы рассмотреть. Затем вздрогнула и сразу же швырнула артефакт на пол. Кристину напугал паук, который высасывал кровь из маленького бледного человечка, опутанного паутиной.

– Что это? – прошептала девушка.

– Прошу тебя: давай завтра… Мне очень плохо. Очень.

– Что это за ужасная вещь? – девушка сжала одно плечо рукой. – Что с тобой произошло?

– Его надо отнести на площадку, – настаивал я.

– Я не буду его трогать руками, – возразила Кристина. А после короткой паузы добавила: – Пока ты не объяснишь, что это.

Я не хотел ничего объяснять. Не сегодня. Поэтому я поднял себя с кровати и, взяв ловец снов в руки, отнес его на лестничную клетку. Повесив артефакт на ручку входной двери с другой стороны квартиры, я вернулся в постель.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – с обидой спросила Кристина.

– Хочу, но завтра. Мне очень плохо. Я боюсь вспоминать то, что со мной произошло. Просто будь рядом, – попросил я и закрыл глаза.

Теперь, когда Кристина сидела рядом, я больше не боялся. Теперь я мог уснуть. Сквозь темноту я услышал голос Кристины, который заставил меня открыть глаза:

– Ты звонишь мне среди ночи. Просишь приехать. Я мчусь к тебе в страхе, что с тобой случилось что-то ужасное. Нахожу твою квартиру открытой с выброшенной на лестничную клетку сумкой. Нахожу тебя в ужасном состоянии. А теперь ты не хочешь мне ничего объяснять?! Разве это честно?!

Справедливое обвинение! Кристина не подавала виду, но она боялась. Она хотела, чтобы я ее успокоил и объяснился.

– Я был там. В другом мире, – произнес я.

Кристина приоткрыла рот от изумления.

– Ты спустился вниз по Лестнице? – уточнила она.

– Нет. Я попал туда по-другому. Через сон.

Кристина опустила голову. Покусывая губы от разочарования, она пыталась подобрать слова. Но это было лишним – я и так видел, что она не верила мне. Обида смешалась с болью, и эта смесь вырвалась из меня злобным криком:

– Как Дима, скажешь мне, что я пьян?!

– Твое состояние и правда пугает, – ответила девушка.

Я захохотал:

– Ты права. У всего есть простое объяснение: я пьян, а твой отец сумасшедший. Зачем нам…

– Не смей так говорить о папе! – Кристина в ярости вскочила с кровати и сжала руки в кулаках.

Я не думал, что она может так страшно злиться. Она дышала, как дышит бык перед тем, как наколоть на рога тореадора, – тяжело и глубоко. Мой испуганный взгляд удержал ее от того, чтобы сказать слова, о которых обычно потом жалеют. Кристина сделал глубокий выдох и вновь стала правильной и уравновешенной девушкой, какой я ее знал.

– Извини, – сказала она. – Я не должна была делать поспешных выводов. Просто меня многие обманывали. Говорили, что чтобы понять отца, я должна попробовать препараты, расширяющие сознание, или сделать что еще похуже. Поэтому то, что сейчас происходит… Что, если это окажется еще одной ложью…

Теперь стало понятно, чего хотела Кристина. Просто узнать, что я не использую ее.

– Один человек, очень странный человек, дал мне ловец снов, который сейчас висит на входной двери. Он открывает для человеческих душ дорогу в Лабиринт, куда они могут прийти во сне.

– Лабиринт? – Кристина ненадолго задумалась, после чего произнесла: – Как красиво звучит – «Лабиринт». Не «астрал», не «параллельный мир», не «сон». Надо отдать тебе должное: в этом слове нет ничего от пошлых и банальных терминов шарлатанов, астрологов и псевдоцелителей.

– Да, красивое, – согласился я, не обратив внимания на тонкую иголку слов, прозвучавшую во фразе девушки. Я продолжил развивать мысль: – И страшное – в Лабиринте живет минотавр. На меня напало ужасное существо. Как бы его описать? Нечеловек?

– Нечеловек? Мой отец назвал их так же, – отстраненно произнесла Кристина. Она отвернулась, чтобы я не видел слабые слезы, заблестевшие в уголках ее глаз.

Мы молчали. Я задумался над тем, что есть люди, живущие с ожиданием крестной феи. Они считают, что если она прилетит и подарит им хрустальные туфельки, то этот волшебный подарок изменит их жизнь к лучшему. Не нужно будет больше сидеть в грязной хибаре и перебирать горох. Теперь вместо стула у тебя будет трон, вместо шапки – корона, а вместо избы – дворец…

Но когда феи нет слишком долго, люди начинают ждать злую колдунью. Они жаждут проклятья, которое убьет их никчемную жизнь. И тогда, пройдя через смерть, они получат все то, что не дала им крестная фея. Спящая красавица, Белоснежка, Мастер и Маргарита – сколько людей обрели счастье благодаря вниманию зла к своим персонам. Люди помнят эти дары тьмы. Поэтому они ищут в кометах знамения конца света. Они ждут ядерной войны и природных катаклизмов. Они знают, что тогда правители будут скинуты со своих тронов, и место низверженных станет свободным.

…Я не заметил, как мысли полностью овладели мной и погрузили в сон. Только когда солнечные лучи коснулись лица, я вернулся в реальность и не увидел Кристины. Я поднялся с постели и зашел на кухню: на плите стояла кастрюля со сваренной кашей, приготовленной девушкой. Вряд ли она готовила ее ночью, значит, дождалась утра. Я посмотрел на часы в коридоре – циферблат показывал двенадцать. Из-за бессонной ночи я проспал слишком долго. Но куда ушла Кристина?

Неприятное предчувствие проникло в мою голову. Я не хотел верить ему, поэтому решил сразу убедиться в своей ошибке. Я открыл входную дверь, чтобы увидеть ловец снов на лестничной клетке, и не нашел его.

Разочарование.

Все, что я чувствовал, – разочарование. Пустое, бесчувственное, без злобы или обиды. Мы вместе могли взять ловец снов, чтобы отправиться в иной мир, а Кристина украла артефакт, чтобы путешествовать одной. Как она могла опуститься до банального воровства?

В комнате раздался телефонный звонок. Уверенный в том, что звонит Кристина, что она одумалась, я вернулся в спальню ответить на вызов. Увы! Звонил Дима.

– Привет, – поздоровался я, взяв трубку.

Вместо приветствия Дима произнес:

– Кристина умерла.

ЧАСТЬ 2. ПАДЕНИЕ

В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим… Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему».

(Исаия 14:11-14)

ГЛАВА 1. ИНТЕРЛЮДИЯ (ОКОНЧАНИЕ)

Капли летнего дождя тихо били по стеклу. Они собирались в тонкие струйки, напевая мелодию одиночества. Все в этом мире потеряло цвет. Небо затянула серая пелена, и в ней не нашлось места для солнца; листья лишились зелени; белая комната утратила чистоту, а душа – безмятежную радость. Только мелодия грусти звучала в унисон с дождем. И вопрос, заставивший меня вздрогнуть от ожившей совести:

– Так почему ты убил ее? – спросила Пленница белой комнаты.

Я оторвал взгляд от окна и посмотрел на собеседницу – все ту же милую девушку с серебристыми волосами и плюшевым кроликом. И она все так же задавала свои неуместные вопросы, нелепые и по-детски бестактные, однако заставляющие искать ответы. Что стояло за ними: детская наивность или холодный расчет? Сейчас, когда я сидел напротив Пленницы, она мне совсем не напоминала Ведьму. Но и Кристина не напоминала воровку. Что творилось в душе Пленницы белой комнаты? Сначала я убеждал себя, что Алексей Георгиевич рассказывал о ком-то другом или что он жестоко ошибся в том, что произошло восемь лет назад. Теперь я колебался в своем убеждении.

– Если ты не хотел обсуждать со мной историю, то зачем рассказал ее? – с искренним недоумением спросила девушка. Это было еле заметно, но она возмущенно надула губки. Выглядело это очень мило, и я улыбнулся.

– Чего? – спросила Пленница.

– Ничего, – ответил я. – Меня удивляют твои вопросы: почему это я убил Кристину?

– Ты похож на Деда Мороза, который дарит подарки утром, но просит открыть их вечером. А потом ругается, если упаковку разорвут раньше времени. Такие подарки дарят не для того, чтобы сделать человеку хорошо, а чтобы сделать плохо, – ответила собеседница.

Я хотел сказать, что Дед Мороз так не поступает, но потом понял, что девушка говорила о своем отце. Мне стало обидно за нее и за то, что бывают такие родители. Но я не сказала этого вслух.

– Я ничего не дарил Кристине. Она украла у меня ловец снов.

– Но ты ведь сделал так, чтобы она его украла, – не согласилась девушка.

– Нельзя никого заставить что-то украсть у себя, – возразил я.

– Если бы ты был смертельно болен и врач оставил лекарство, которое тебя спасет, на этой тумбочке со словами: «Не трогай», то ты бы не выпил это лекарство, когда врач уйдет?

– Но Кристина не была больна.

– Но ведь ее душа очень-очень болела! – воскликнула собеседница.

Это была правда. Кристина страдала из-за мрачной истории с ее отцом и хотела знать истину. Той ночью, когда я позвонил Кристине, я оставил сумку с ловцом снов там, где она не могла ее не найти. Затем я рассказал ей об артефакте, а сам уснул. Осознание, что после этого Кристина не могла поступить иначе, стало неприятным открытием. Я стал оправдывать себя тем, что был в тот момент слишком слаб и испуган, чтобы принимать здравые решения.

– Я не виновен в смерти Кристины. Я не хотел, чтобы она умерла, – говорил я тихим голосом.

Я не злился на собеседницу. Мне даже не было обидно. Было просто грустно, что так получилось.

– Хм… – девушка соскочила с кровати и задумчиво подняла голову, приложив указательный палец к губам.

Пленница белой комнаты внимательно рассматривала потолок, будто ее следующая реплика была написана там. Она стояла так минуты две, пока не нашла ответ, и, посмотрев на меня прямым взглядом, вынесла вердикт:

– Ты испугался!

– Чего?! – моя фраза прозвучала как нечто среднее между вопросом и восклицанием.

– Да, испугался, – повторила девушка, – за свое одиночество. Вы влюбились друг в друга, и тебе стало страшно, что вы будете вместе.

Я был несколько ошарашен таким заявлением.

– Кристина мне, конечно, нравилась. Но не настолько, чтобы я был влюблен, – возразил я.

– Значит, ты испугался, что влюбишься!

– Что же в этом страшного?

Каждая новая фраза собеседницы вызывала во мне все большее удивление.

– Ты боялся умереть!

– Умереть? – переспросил я, пытаясь понять, как эти две вещи – влюбленность и смерть – могут быть связаны между собой.

– Да, умереть. Ты Мечтатель. Ты мечтал иметь девушку, и твоя мечта почти сбылась. А когда у людей исполняются желания, они больше не могут ничего желать. Зачем фантазировать? Зачем придумывать свои миры, если все есть в реальности? Если бы ты перестал мечтать, то больше не мог бы называть себя Мечтателем. А потерять свое имя – то же, что и умереть. Ведь человек без имени ничем не отличается от человека, который вовсе не рождался. Поэтому кто-то из вас должен был умереть. И ты решил, что лучше, чтобы умерла она.

Девушка произносила свой монолог спокойно и многозначительно. Как и всегда. И это раздражало. А еще меня пугал ее прозорливый взгляд: где-то в глубине души я боялся, что Кристина войдет в мою жизнь и перевернет ее. Лишит моего привилегированного одиночества и сделает из меня обычного, ничем не примечательного человека. Боялся, что у меня ничего не получится, и я потеряю ее вместе со своей гордыней. Но смерть не была моим желанием, скорее, еле уловимым порывом темноты. Ведьма разглядела его, вытащила из забвения и протянула на своих ладошках. Заставила увидеть себя хуже, чем я был. С таким обвинением я не мог мириться.

– Так что же получается, Ведьма, я и тебя должен убить? – прошептал я. Ироничная злоба вырвалась вместе с той тьмой, которую нашла Пленница белой комнаты в моей душе.

Девушку передернуло от обращения к ней. Она обняла себя и села на кровать, перебирая взглядом по полу. Спустя пару мгновений она опустила руки на коленки и неестественно высоко подняла подбородок. Затем немного опустила его и, стараясь улыбаться, сказала:

– Не нужно!

После этих слов девушка соскочила с кровати и сделала шажок в мою сторону. Я немного отклонился назад и почувствовал прикосновение женских рук к своим ладоням. Девушка сжала мои кисти тонкими пальчиками и произнесла:

– Я могу сохранить твои миры! Мы можем мечтать вдвоем!

Вторжение в личное пространство произвело на меня впечатление. Но не такое сильное, как бы этого хотела собеседница. Одна особа уже воспользовалась своим обаянием, чтобы получить от меня то, что ей было надо. В ответ на свой жест девушка услышала скептическое:

– И о чем же мечтаешь ты?

– Я мечтаю видеть с тобой одни сны! – уверенно заявила Пленница белой комнаты.

Фраза была слишком искренней, чтобы быть правдой. Все, чего хотела Ведьма, – это избавиться от одиночества. А буду ее спасителем я или кто-то другой – совсем не играло для нее роли. Если она и правда верила в то, что говорила, то это было заблуждением ее безысходности. В одном я был согласен с Пленницей – ее заточение в тюрьме несправедливо. Восемь лет жизни она провела здесь одна. Она не имела возможности научиться общаться с людьми, поэтому ее неумелые фразы ранили и обижали. Больше великодушия!

– И как же мы сможем видеть одни сны? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно.

– Давай я опишу тебе свой сон, а ты скажешь, понравился он тебе или нет?

– Давай попробуем, – согласился я, даже не представляя, о чем она собирается рассказать.

Девушка почти подпрыгнула от радости. А затем, сделав серьезное выражение лица, селя рядом со мной на кровати и начала свой рассказ.

ГЛАВА 2. ХРУСТАЛЬНЫЙ ГРОБ

Алексей Георгиевич смотрел на медицинский саркофаг. Белый глянцевый эллипс с прозрачной крышкой напоминал капсулу пришельцев, попавшую на Землю с космического корабля. Сложно было поверить, что настолько совершенный механизм создали лишь для того, чтобы он стал тюрьмой для совсем юной девушки. Она лежала внутри, обнаженная и изможденная. Ее вид вызывал сострадание и отторжение: кожа натянута на ребра, в складках образовались пролежни, а все тело пронизано и обмотано трубками, капельницами и проводами. Восемь лет. Восемь долгих лет она спала внутри этой тюрьмы.

Алексей Георгиевич хорошо помнил затворницу до того, как ее поместили в саркофаг. Девочке исполнилось двенадцать, и она была пока еще живой, общительной и красивой. Немного странной, но кто не вырастит странным, когда тебя ненавидит собственный отец? Он сочувствовал девушке, но верил, что когда она станет взрослой, то будет такой же красивой и умной, как ее мать. И обязательно обретет свое счастье. Тогда он и представить не мог, что в двадцать лет она будет похожа на мумию.

Сначала Алексей Георгиевич считал, что заточение продлится недолго. Так, по крайней мере, они планировали с Эдвином Крампом. Но время шло – ее ровесницы ходили в школу, дружили, влюблялись, поступали в институт, успевали выходить замуж и даже рожать, – а девочка продолжала спать. А когда Крамп пропал, то стало понятно – этот сон не закончится никогда. Девочке не суждено вырасти: она не наденет вечернее платье на выпускной, не будет ждать результатов экзаменов, не узнает вкус первого поцелуя. Она всегда будет видеть один и тот же сон: белую комнату в старой больнице с вечным летом за окном. И только редкие гости – спящий персонал Лаборатории – порой будут навещать ее.

Или не только он? Сны в Лаборатории были очень странными и совсем не похожими на обычные сновидения. В этих снах путешествовали не только люди: мертвые, проклятые и даже Древние Боги могли встретиться в ночных мечтаниях. Кого и что видела девушка в своем бесконечном сне? С кем она встречалась? Кто и что ей говорил? Было страшно представить, что стало с ее нестабильной психикой за восемь лет путешествий по потусторонним мирам. Ее нельзя было выпускать.

Алексей Георгиевич чувствовал свою вину перед девочкой. Он был влюблен в мать девушки и теперь считал, что если бы он наплевал на свои принципы и дружбу, то любимая была бы до сих пор жива, а ее дети не были бы обречены на страдания. Когда Волчица поссорилась со своим мужем и лучшим другом Алексея Георгиевича, он пришел к ней, чтобы забрать с собой. Но любимая отказалась идти с ним.

«Никто не сможет быть рядом со мной. Я уже проверила», – ответила она.

Она ошибалась, а он не стал настаивать. Если бы он знал, чем все закончится, Алексей Георгиевич никогда бы не ушел в тот вечер. Он потерял любимую, и все, что у него от нее осталось, – это уродливая мумия, которая продолжала хранить искаженный образ любви.

У Алексея Георгиевича было тайное желание: он хотел, чтобы девушка сбежала из Лаборатории и обрела счастье, которое не досталось ее матери. Но присяга требовала от него, чтобы этого никогда не случилось. Долг перед государством для Алексея Георгиевича всегда был важнее долга перед любимой женщиной.

Но если найдется тот, кто спасет девушку вместо него, – он, пожалуй, обретет счастье. Но для этого рыцарь должен доказать, что он достоин руки принцессы. А как герои получают право освободить девушку из башни? Они побеждают дракона. И Алексей Георгиевич стал тем самым драконом. В сказках всегда находится герой, который убивает чудовище, но вот только жизнь – не сказка. За восемь лет никто не смог перехитрить дракона.

Алексей Георгиевич уже знал, кто станет его новым противником. Программист, которого принцесса красиво зовет «Мечтатель». Ему это имя сказали врачи, которые услышали его от затворницы. Все, что происходило с девушкой, он узнавал только от них. За все эти восемь лет Алексей Георгиевич так и не решился поговорить с ней. Он знал, что не сможет посмотреть ей в глаза: ведь это он должен был стать ее спасителем. А стал надзирателем. Ему досталась не та роль, но он все равно отыграет ее до конца.

Алексей Георгиевич знал и то, чем закончится новое противостояние. Мечтатель, Бегущий с волками, Глупый – сколько было самоназванных героев? А сколько еще будет? Ничего не изменится: никто из них не победит. Тем более Мечтатель. На что он способен, кроме как мечтать?! Недостаточно решительный, недостаточно сильный, недостаточно хитрый. Сплошное «недо». В глазах Алексея Георгиевича Мечтатель был посредственностью. И все же, начальник службы безопасности хотел дать ему шанс.

В палате раздался звонок внутреннего телефона. Алексей Георгиевич оторвался от размышлений и поднял трубку. Звонили с проходной. Охранники очень быстро запоминали, что если начальника службы безопасности нет в своем кабинете, то он у саркофага.

– Говорите, я слушаю.

– Алексей Георгиевич, здравствуйте! Тут некто Максим Листвянский. Говорит, что пришел к вам. Что нам с ним делать?

– Проводите его в конференц-зал. Я сейчас подойду, – начальник службы безопасности положил трубку и вышел из палаты.

Дверь захлопнулась. Теперь ее можно было открыть только с помощью электронного ключа, единственный экземпляр которого хранился у Алексея Георгиевича. За восемь лет очень многие пытались выкрасть затворницу из саркофага, и теперь начальник службы безопасности не доверял никому, кроме себя.

Он шел по коридору, рассуждая о цели визита Максима.

– Что его могло сюда привести? Неужели по дочери соскучился? – ехидно произнес он вполголоса.

Это было, конечно, неправдой. За восемь лет отец ни разу не спускался к заточенной дочери. Он не интересовался ее состоянием, даже не спрашивал, жива ли она. Только когда до Максима доходили слухи, что девушку пытались освободить, он звонил и задавал всего один вопрос: «Она все еще там?» Когда следовал положительный ответ, в телефоне слышался облегченный выдох, а затем произносился недолгий монолог с призывом усилить контроль и покончить с расхлябанностью персонала. Алексея Георгиевича это жутко раздражало. Как то, что кто-то смеет вмешиваться в его работу, так и то, что отец никогда не называл свою дочь по имени. Этим Максим пытался подчеркнуть, что девушка не заслуживает того, чтобы называться человеком. Поэтому телефонные разговоры между двумя бывшими друзьями никогда не длились долго. После смерти Волчицы они ненавидели друг друга, хотя и продолжали делать вид, что это не так. У Максима все еще оставались связи, которыми Алексей Георгиевич продолжал пользоваться, обеспечивая свою несменяемость на посту начальника службы безопасности, несмотря на обилие желающих занять это место. А Алексей Георгиевич обеспечивал надежную охрану Ведьмы. Из всех людей Максим доверял это дело только ему. Поэтому, несмотря на общую ненависть, дружба по необходимости продолжалась.

Алексей поднялся в совещательную комнату в надземной части Лаборатории. Садиться вдвоем за длинный стол на шестнадцать персон было перебором, но Алексей Георгиевич не хотел видеть бывшего друга в своем кабинете. Он вообще не хотел его видеть, но если встреча неизбежна, то пусть она пройдет на нейтральной территории.

Максим уже сидел за столом в конце комнаты, постукивая двумя пальцами по дереву, а второй рукой прижимая губы. Его взгляд бегал по комнате, не пытаясь за что-то зацепиться. Собственно, и цепляться ему было не за что. Темное коричневое помещение с еще более темной мебелью и черными креслами. Только окно было белым, но и его завесили вертикальными жалюзи из коричневой ткани. Свет был выключен, поэтому в комнате стоял полумрак, из-за которого комната казалось абсолютно неуютной. Однако Максим забыл, что такое уют, и не замечал его отсутствия в конференц-зале.

Дверь начала скрипеть, и Максим замер. Он смотрел сосредоточенным и испуганным взглядом на дверной проем, в котором стоял уже почти пожилой мужчина. Узнав в вошедшем Алексея Георгиевича, гость поднялся со стула и с дрожью в голосе спросил:

– Она все еще там?

Начальник службы безопасности не спешил с ответом. Он закрыл за собой дверь, нашел выключатель на стене и зажег лампочки в комнате. Затем подошел к столу и сел на стул с противоположной стороны от гостя, так, что они оказались в метрах пяти друг от друга. У Максима от нетерпения задрожали губы. Он был уже готов закричать, как Алексей Георгиевич все-таки ответил:

– Будь спокоен. Она там. Под моим присмотром.

Максим облегченно выдохнул, опустил голову и стал массировать виски пальцами. Алексей Георгиевич рассматривал гостя, чьи движения были нервными и дерганными. Руки Максима дрожали, а кожа пожелтела. Проявлялась так старость или пристрастие к алкоголю, сказать было сложно. Темный повседневный пиджак был мятым; на изгибах воротника и рукавах клетчатой рубашки были просаленные пятна. По внешнему виду гостя начальник службы безопасности заключил, что его бывший друг снова живет без женщины. Алексей Георгиевич испытывал к своему «другу» смешанные чувства: брезгливость, жалость, отвращение. И главное – торжество. То, во что превратился его соперник, радовало Алексея Георгиевича. Огорчало то, что в научной среде он все еще был значимой фигурой. Не в научной деятельности – Максим уже давно ей не занимался. А вот в административной он преуспел. Максим Николаевич половину вопросов мог решить, просто позвонив куда надо. И это выводило Алексея Георгиевича из себя.

– Знаешь, а ты начал стареть, – сказал Максим, глядя на собеседника. Он произносил слова быстро, но с неестественно длинными паузами между ними.

– Никто из нас не молодеет, – согласился Алексей Георгиевич. Начальник службы безопасности смирился с неизбежной старостью, но на фоне сдавшего «друга» справедливо считал себя еще полным сил.

– Может быть, расскажешь, что у тебя происходит? – спросил Максим.

Такие вопросы раздражали Алексея Георгиевича больше всего, потому что он ненавидел, когда кто-то ставил под сомнение его компетентность.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил начальник службы безопасности.

– А ты не знаешь, что случилось на выходных?

– Много что случается. Что произошло у тебя?

Максим начал стучать пальцами по столу – всей рукой сразу, все быстрее и быстрее, пока не хлопнул ладонью о дерево.

– Не у меня. У тебя. В гостинице сгорела девушка. Все тело – сплошной ожог, страшно смотреть. В отель приехали пожарные и нашли… вместо одной стены они нашли провал в Лабиринт. Только на следующий день затянулся. Девочка – дочка Альберта Майера. Они вместе с Эдвином спускались на нижние этажи. Помнишь?

– Я все помню. Ты объясни: при чем тут я? – спросил Алексей Георгиевич.

– А при том, что незадолго до смерти девочка сдружилась с программистом, имени, к сожалению, не знаю. Но знаю, что работает он в твоей Лаборатории на подземных этажах. И в гостях у моего друга, Льва Эдуардовича, они с погибшей обсуждали Бесконечную Лестницу.

Алексею Георгиевичу казалось, что его как котенка тычут мордой в собственное дерьмо. Сам факт существования Бесконечной Лестницы относился к государственной тайне. А его сотрудник обсуждает ее с посторонними людьми. Руководитель несет личную ответственность за действия своих подчиненных. Если вдруг что – Алексею Георгиевичу отвечать. Сохраняя внешнее спокойствие, начальник службы безопасности ответил:

– Наши сотрудники много что и с кем обсуждают. За всеми не уследишь.

– Много что? Это так ты называешь государственную тайну? Ее много с кем и не надо обсуждать. Погибшая была иностранной гражданкой – этого тебе недостаточно?

– Спасибо, что предупредил. Я проведу с ним «воспитательную» беседу.

– А тут одной беседы будет мало. За день до этого твой сотрудник повез пьяного сына Льва Георгиевича показывать Бесконечную Лестницу. Как-то слишком много для одного человека за два дня, не находишь? – продолжал сыпать обвинениями Максим.

Мечтателя можно было привлечь к уголовной ответственности за раскрытие государственной тайны и отправить в заключение на добрый десяток лет. Вот только за такое программист отправится в колонию, а он – Алексей Георгиевич – на пенсию.

– Знаешь, Максим, у нас в Лаборатории сложно работать и не сойти с ума через пару месяцев хождения вниз. Парень виноват, но не ломать же ему жизнь из-за того, что его мозги начало выворачивать. У нас такое часто бывает. Я его в отпуск со следующей недели отправлю.

Максим недовольно поморщился, посмотрел в сторону, а потом с какой-то философской ноткой произнес:

– Старым ты стал…

– Со старостью становишься мудрее, – сказал Алексей Георгиевич.

– Вот только самых мудрых отправляют на пенсию.

Теперь уже Алексей Георгиевич поморщился и ответил:

– Снаружи происходит много чего. Ты, главное, помни, что пока я здесь, Лаборатория живет под моим контролем. Никто из охраны не работал здесь так долго, как работаю я, а я много чего видел. И много кого останавливал.

– Вот и парня своего останови. Если ты это не сделаешь, клянусь, я его пристрелю. – Максим сделал небольшую паузу и добавил: – А еще лучше, покончи с ней. Я тебе говорю: она внучка дьявола и всех нас к нему отправит.

– Тебе не стоит так говорить о ее дочери, – произнес Алексей Георгиевич. Его скулы свело, а пальцы вцепились в замке, но Максим совсем не замечал реакции собеседника.