Читать книгу: «Княжеский крест. Исторический роман», страница 3
Михаил прилег на лавку, укрылся шубой и сразу же провалился в глубокий сон.
5
Над степью начиналось утро. Все небо было затянуто серой пеленой. На востоке стало светлеть, затем постепенно появилась розовая полоска, которая все разрасталась и разрасталась, и вот уже почти полнеба охватил розовый цвет, он все усиливался и усиливался.
А на горизонте стал появляться край красного диска солнца. Оно постепенно, неспеша всходило. Все небо полыхало, как будто где – то на краю земли был огромный пожар. Оранжевый цвет окрасил все вокруг: лежащий на бескрайней равнине снег, холмы, юрты. Красный цвет пробежал по золоченым башенкам и балконам ханского дворца на колесах.
Заревели верблюды, протяжно закричали ишаки, замычали коровы, заблеяли козы. Начинался новый день в Орде. Женщины шли доить коров и коз. Из отверстий круглых юрт высоко поднимался дым. Он как будто множеством рук тянулся в небо, пытаясь охватить его, чтобы узнать, что там, в бездонном пространстве, и есть ли там то, чего нет на земле.
Вильгельм Рубрук проснулся раньше всех. Из – под меховых одеял не хотелось вылезать. Он закрыл глаза, полежал еще некоторое время, обдумывая, что им предстоит сегодня сделать. Неожиданно спокойствие после сна переросло в тревогу, она как ножом полоснула по сердцу от одной мысли, что они находятся от родного Рима за многие, многие сотни верст в совершенно незнакомом краю с агрессивной природой и такими же дикими людьми. Кардинал медленно встал, подошел к огню, который уже угасал и горел кое – как. Он подложил сухих дров, сучьев. Пламя быстро охватило сухие дрова, и огонь стал разгораться все ярче, ярче. Вот уже он осветил желтоватым цветом полумрак юрты, дым струей потянуло в отверстие на верху войлочного дома.
Рубрук присел на лавку, которую они привезли с собой, задумался, задавая себе одни и те же вопросы: «Что их ждет сегодня, завтра и в дальнейшем? Как примет их хан Бату?».
Вильгельм прекрасно понимал, что от татар можно ждать все что угодно. Главное было не ошибиться в соблюдении их ритуалов, а также в дальнейших переговорах.
Придется терпеть все, возможно, унижение и непонимание, но ради святой веры в Иисуса, ради будущего, возможно, всей Европы и католической церкви, нужно было быть готовым ко всему.
Задумавшись, кардинал не заметил, как встал переводчик Гавино, и когда тот сел рядом, от неожиданности даже вздрогнул.
Гавино улыбнулся и подбодрил кардинала, стараясь не задеть его самолюбие:
– Не волнуйся, ваше преосвященство. Все будет хорошо. Это сначала все здесь кажется диким и странным. Скоро ко всему привыкнешь и освоишься. Татары народ доверчивый, любят подарки и когда уважают их обычаи. Сегодня самое главное узнать, когда нас примет хан Бату. Пойду, распоряжусь, чтобы воины, которые приставлены к нам, начали готовить еду. А то еще сами половину сожрут, тут зевать нельзя. Надо встретиться с их старшим воином – десятником, а он сообщит, что нам нужно делать после нашей трапезы.
Вскоре стали просыпаться остальные католики. Они подсаживались к огню, кутаясь в меховые шубы.
Татарские воины внесли котел, бросили в него куски мяса, подбросили дров в очаг, заговорили на своем языке с переводчиком, который вошел в юрту.
После того как татары вышли из юрты, Иоанн спросил у Гавино:
– Что они тебе сказали?
– Ничего особенного, – улыбаясь, ответил переводчик и добавил: – Велели самим варить мясо как нам нравится, и что сейчас принесут вино и рисовые лепешки.
И действительно, тут же вошел другой татарин, внес еду, разостлал на войлочном полу яркую цветастую ткань, положил на нее лепешки и поставил кувшин.
Приложив руку к сердцу, сказал что – то переводчику и вышел из юрты.
– Этот человек с востока, сарацин с самого Багдада, мусульманин. Их тут много, хотят склонить татар к своей вере. Этот, видимо, в рабстве или в услужении у них. Мусульман здесь много, это тоже наши соперники. Они оказывают большое влияние на ханов. Вы еще с ними встретитесь. Это очень хитрые и коварные люди. Да и вообще здесь всякого разного люда полно, особенно сарацин и русских. Поэтому нужно быть очень осторожным и не говорить ничего лишнего. Все ваши слова и деяния будут докладываться хану.
– Надо нам держаться пока всем вместе. А то неровен час… – сказал Вергилио.
– Вам всем необходимо учиться говорить по – ихнему, иначе у вас будут большие трудности, – посоветовал Гавино.
– Будем стараться овладеть их варварским языком. Ты будешь, Гавино, каждый день учить нас их языку, – сказал кардинал Вильгельм.
В юрту снова вошел восточный человек. Стал ловко вытаскивать из котла мясо и резать его кривым ножом на мелкие куски. Затем поставил блюда на покрывало, разложил горками теплые лепешки, поставил кувшин с вином. Снова приложил руку к сердцу и что – то сказал, обращаясь к переводчику.
Католики, приглядевшись к сарацину, заметили, что он сильно отличается от татарских воинов. Хотя он и был смугл, но черты его лица были правильны, глаза не узкие, как у их охранников.
Толмач кивнул головой и тоже приложил руку к сердцу.
Восточный человек вышел из юрты, а Гавино, обращаясь к католикам, сказал:
– Этого человека зовут Азат, он приставлен к нам слугой, будет нас везде сопровождать. Он сказал, что скоро придет сотник и сообщит, когда состоится встреча с Бату – ханом. Он говорит, что великий хан сегодня в хорошем настроении и хотел бы с нами встретиться.
От неожиданности иезуиты и кардиналы молчали. Они даже и не предпо – лагали, что прямо сегодня увидят грозного владыку монголо – татар.
– Откуда он все знает? – с удивлением спросил Вергилио.
– Он все знает, и, наверно, к нам приставлен неспроста, чтобы знать, что мы будем делать и зачем приехали сюда. Я уже вам говорил, что мусульмане имеют большое влияние на ханов, и они с ними советуются и доверяют.
В это время в юрту вошел Бурунтай. На его плоском лице с небольшим носом, без усов и бороды, блуждала полуулыбка. Черные, узкие глаза с любопытством рассматривал католиков, их выбритые на затылке головы, грубые плащи с капюшонами, подпоясанные веревками. Вскоре на лице у сотника появилось разочарование, он понял, что от этих бедных монахов едва ли дождешься подарков, и заговорил с толмачом:
– Сегодня великий хан Бату примет вас у себя в юрте. Когда он вас пригласит, я вам об этом сообщу. Бурунтай потоптался на месте и, видя, что подачек не будет, сердито глянул на католиков и вышел из юрты.
Вильгельм де Рубрук понял, что хотел татарин, сказал, обращаясь к Гавино:
– Надо было ему чего – нибудь дать.
– Еще устанете давать, – с усмешкой ответил переводчик.
Кардинал де Рубрук, обращаясь к иезуиту Иоанну, сказал:
– Приготовьте подарки Бату – хану.
Иоанн де Поликарпо попросил монахов принести сундук с подношениями.
Иезуиты вчетвером вытащили кованый сундук, поставили его посередине юрты. Иоанн снял ключ, который висел у него на шее, открыл замок. Раздался мелодичный звон, и крышка сундука медленно открылась. Все с интересом посмотрели на то, что в нем было. А посмотреть было на что. Это была золотая посуда, украшения из алмазов и драгоценных камней.
Кардинал Вильгельм де Рубрук тут же распорядился закрыть сундук со словами:
– Закройте побыстрее крышку, а то, не дай Бог, войдут воины и заберут драгоценности.
– Теперь не заберут. За грабеж подарков хану и даже если
кто осмелится к ним притронуться, того ждет мучительная смерть, – успокоил толмач.
– Принесите меч, – потребовал кардинал Рубрук.
Монахи внесли футляр из красного дерева, отделанный слоновой костью и золотом, и положили на сундук.
Плано Карпине открыл футляр, и все увидели меч из дамасской стали. Его холодный блеск возбуждал, а украшенная золотом и алмазами рукоять привораживала своей красотой.
В юрту вошел Азат и сказал, обращаясь к переводчику:
– Сейчас я вас отведу ко двору великого Бату. Там лишнего ничего не говорите, пока не прикажет Бату, а если что спросит, говорите кратко, без лишних слов. Когда подойдете к шатру и войдете в него, ни к чему не прикасайтесь.
Сделав внушение, проводник вышел из юрты и пригласил остальных католиков двинуться за ним.
Монахи подхватили сундук, футляр с мечом для великого хана, и вся процесссия двинулась к юрте Бату.
По дороге Азат продолжал наставлять монахов:
– У шатра хана будут гореть костры, вы должны пройти между ними. В шатер вы должны войти с непокрытыми головами и пасть перед ханом на колени.
Наконец, католики дошли до ханского шатра, вошли в него, старались вести себя, как учил Азат. Встали перед татарским ханом на колени, ожидая, пока он милостиво не прикажет встать.
В шатре наступила гнетущая тишина. Бату – хан сидел в полном безмолвии. Желтое узкоглазое лицо татарского хана было непроницаемо. Казалось, он даже не заметил вошедших и сидел глубоко задумавшись.
Бату – хан небольшого роста, с узкими, как щелочки, глазами, с выбритой на макушке головой до висков, сидел на четырехугольном позолоченном, широком, как стол, троне, с несколькими ступенями. Рядом сидела его самая любимая молодая жена, в меховой шапке, с павлиньими перьями на голове, украшенными драгоценными камнями. Она, как кукла, была укутана в дорогую золоченую ткань. Лицо ее было миниатюрное, с маленьким носом и необыкновенно живыми и искристыми глазами, которые с удивлением и интересом смотрели на монахов.
По правую сторону находились мужчины, приближенные великого хана, братья, сыновья и близкие родственники. По левую сторону сидели нарядные женщины, жены татарского хана.
У входа на широкой скамье стоял объемистый бурдюк с кумысом и золотыми и серебряными чашами.
Хан Батый, отвлекшись от своих мыслей, стал внимательно разглядывать католиков, затем приказал встать и говорить.
Вильгельм де Рубрук начал свою речь:
– Великий и всемогущий хан Батый, мы посланники папы римского Иннокентия четвертого. Прибыли к тебе с великой миссией от имени Бога нашего Иисуса Христа и всей нашей католической церкви. Ради мира и дружбы. Ибо мир между нами даст нам все земные блага, которые дарует нам Господь. И призываем тебя, всемогущий и великий хан, уверовать в христианство, ибо сказал Бог: «Кто уверует и крестится, тому Господь даст блага земные и вечное блаженство в раю».
Наступила тишина. Никто в это время не знал, как поведет себя хан после такого смелого предложения. Или он разгневается на послов и велит их прогнать, или милостиво отпустит.
Наконец хан улыбнулся, сказав:
– Я дошел до последнего моря и немного не дошел до Рима.
Говорят, это красивый и богатый город. Оставайтесь у нас, и мы обсудим ваше предложение.
Напряжение, которое испытали католики, спало, Вильгельм незаметно смахнул выступивший на лбу пот.
Затем Бату расспросил всех католиков, кого как завут, и велелписарю все за – писать.
Встреча близилась к концу, и хан уже хотел дать знак, чтобы послы удалились, но кардинал Рубрук преклонил колено и обратился к хану:
– Великий и всемогущий хан, прими от нашей церкви скромные дары.
Хан слегка кивнул головой, давая согласие.
Монахи внесли сундук, поставили его перед троном повелителя, а сверху по – жили меч в дорогом футляре.
Кардинал Вильгельм де Рубрук открыл футляр, достал меч, который как молния сверкнул холодной сталью, торжественно произнес:
– Великий и всемогущий хан, мы, посланники папы Иннокентия четвертого, преподносим тебе этот меч дамасской стали, как победителю и великому полководцу.
Рубрук подошел к трону и с поклоном положил меч.
Батый встал, быстро подошел к футляру, взял сильной рукой изумительной красоты меч. Его взгляд впился в необыкновенное оружие. Лицо стало суровым. Прирожденный воин, он даже преобра – зился, держа в руке клинок, зацокал языком, произнес:
– Кху! Кху! Кху!
Затем спустился по ступенькам, подошел к сундуку. В шатре стояла полная тишина.
Вергилио ключом открыл сундук. Крышка с мелодичным звоном поднялась, и взору татарского хана предстали сокровища, сверкая золотом и бриллиантами.
Батый, сделав непроницаемое лицо, вернулся на свой трон, сел и сказал:
– Ваши подарки порадовали мою душу, особенно меч из дамасской стали. Он будет символом моих новых побед над врагами.
За эти подарки я тебя, кардинал, тоже отблагодарю достойно. Я дарю тебе одну из своих лучших жен Айгуль – лунный цветок, – и указал на одну из женщин, сидевших по левую сторону от трона.
Кардинал Вильгельм от удивления и гнева не мог произнести ни слова.
Толмач, стоящий рядом, зашептал на ухо Вильгельму:
– Ваше преосвященство, не вздумай отказываться, иначе хан разгневается, кланяйся и благодари. Потом разберемся.
Кардинал, не говоря ни слова, низко поклонился хану.
Батый сделал знак, чтобы все удалились, показывая, что прием послов закончен.
6
Когда Михаил проснулся, в шатре никого не было. Он полежал некоторое время, рассуждая про себя:
– Интересно, сколько времени я проспал? Наверно, долго после такого трудного путешествия по степи. Интересно, где же князь? Почему такая тишина?
Михаил откинул с себя княжескую шубу, встал, подошел к выходу и хотел уже выглянуть из шатра. Но тут услышал сзади себя тяжелые шаги, обернулся и увидел великого князя. Он вышел из второй половины шатра, держа в руке толстую восковую свечу.
Ярослав поставил подсвечник со свечой на стол. Жестом пригласил своего гостя, указывая на лавку, со словами:
– Долго же ты, Михаил Романович, проспал. Настоящим богатырским сном заснул. Я и будить не стал, думаю, пусть выспится, а потом уж и поговорим.
Князь встал, откинув полу шатра второй половины, крикнул:
– Ефим! Подавай побыстрее нам с гостем откушать да неси терпкого вина.
Вскоре пришел слуга и внес на большом блюде мясо, каравай хлеба. Все это он поставил на стол, затем сходил еще раз в отгороженную половину шатра и внес чарки и объемистый кувшин с вином.
– Ешь пока горяченькое, – указывая на еду, предложил хозяин, наполняя чарки вином.
Только сейчас Михаил почувствовал, как он сильно проголодался, и стал с удовольствием есть зажаренное мясо, запивая его вином.
Ярослав с расспросами не спешил, медленно ел, пристально поглядывая на своего гостя. Наконец увидев, что Михаил уже утолил свой голод, попросил:
– Что ж, Михаил, рассказывай дальше про свою жизнь. Она меня очень заинтересовала. И поподробней расскажешь и о том, как ты жил в татарском полоне. А сейчас все – таки расскажи, как ты попал к татарам в Орду.
Михаил, закончив свою трапезу, поудобней уселся на лавке, укутался в волчий тулуп, который предложил великий князь, и начал свой печальный рассказ:
– Прожили мы в избушке с Анастасиюшкой несколько дней, и все это время я думал о своей судьбинушке. Что мне делать? Куда податься? Да еще и девушка была со мной. И за нее я был в ответе. Оставаться она в городе не хотела одна, желала пуститься в путь со мной.
Постепенно в город возвращались разбежавшиеся по лесам дружинники и защитники города. Люди стали строить землянки, приводить в порядок уцелевшее жилье.
Тут вернулся в Рязань из Чернигова боярин Евпатий Коловрат. Его посылал за подмогой в Чернигов князь Юрий. Но черниговцы не пожелали помочь нам, и Евпатий набрал людей по дороге, всех тех, кто захотел сразиться за землю Русскую. Вернувшись в свой родной город, боярин, увидев такое разорение, прослезился и воскликнул:
– Ну, поганый хан, ты у меня расплатишься за все! За погибель рязанцев! За разорение моего города!
Он тут же собрал на площади всех уцелевших защитников
города. Бросил клич всем оставшимся в живых дружинникам и всем тем, кто желает отмстить татарам, вступать в его дружину, чтобы расплатиться за все с врагами. И уже через несколько дней Евпатий Коловрат собрал около себя почти две тысячи воинов. Все вооружились как положено. Так как это сделать было просто. Оружие валялось везде. Погибших защитников города предали земле, а оружие собрали и сложили в уцелевший амбар и выдавали всем, кто хотел сразиться с погаными. Я, конечно, один из первых пришел в отряд Коловрата. И вот настал час, когда наша дружина двинулась вслед за татарами. Анастасиюшку я оставил в своей избушке, крепко обещая ей вернуться.
Наша дружина настигла татар уже в Суздальской земле и остановилась в лесу. Напасть на ничего не подозревающих татар мы решили утром. И вот как только забрезжил рассвет, мы ринулись на своих врагов. Не ожидавшие нападения татары растерялись, не зная что делать. Пока они опомнились, наш отряд без пощады уничтожал своих врагов. Воины дружины сражались, не щадя своей жизни. Евпатий Коловрат был не просто хороший воин, а настоящий богатырь. Он косил своим мечом ненавистных врагов, как траву в поле. Татары, видя такого разъяренного воина, в ужасе разбегались в разные стороны. Не один меч сломал боярин в жестокой сече.
Полки Батыя в смятении стали разбегаться, не понимая, откуда на них свалилась такая сила. Им в страхе показалось, что загубленные ими люди восстали. И татары в ужасе побежали с поля боя. В тот день мы одержали великую победу над несметными полчищами поганых.
Мы почти каждый день нападали на своих врагов, наводя на них страх. Тогда Батый послал против нас хана Хостоврула с самыми сильными полками. Встретились мы с ними в поле. Хан выехал вперед своего войска и стал хвастать, что он сразит любого, кто с ним осмелится вступить в бой. Недолго похвалялся татарский хан. Выехал вперед наших полков Евпатий Коловрат. Вынул меч и помчался на хана, чтобы встретиться с ним в единоборстве. Сшиблись воины в смертельном бою. Разрубил Хостоврула наш храбрый витязь от шеи до седла, и началась великая сеча. Каждый наш воин бился с десятерыми врагами, и дрогнули тогда татарские воины и побежали.
Но хан Батый снова на нас повел несметные полчища. Бились мы тогда до последнего вздоха, не жалея живота своего. Но на каждого дружинника нападало несметное число татар. Стали наши ряды редеть. Вот уже пал в бою наш бесстрашный воин Евпатий Коловрат. Нас уже осталось совсем мало. Накинулись на нас татары, повязали своими арканами и повели к их главному хану Бату. Положили мертвого Евпатия у ног хана, а нас поставили перед ним. Хан созвал всех своих военачальников и сказал:
– Если бы мои воины были, как эти русские, я бы завоевал весь мир. Они сражались как львы, не боясь, что нас много. – И показывая на Евпатия Коловрата, продолжил: – Если у меня был бы такой воин, я бы держал его у самого сердца.
Пораженный и восхищенный нашей храбростью Батый повелел отпустить нас всех и отдать тело Коловрата.
Все израненные, мы двинулись назад в Рязань, неся тело бесстрашного воина, и, найдя подходящее место, похоронили его со всеми почестями. На могиле нашего героя мы все поклялись биться с врагами, мстить им за погибшего Евпатия Коловрата, за разоренные наши земли, за сожженные города.
Вернулись мы небольшим отрядом в Рязань. Немного отойдя от битвы и подлечив раны, решили мы всей оставшейся дружиной держать свой путь в град Киев.
В Киеве наша дружина распалась, все разбрелись по городу и устроились кто как смог. Мы с Анастасиюшкой вскоре поженились и стали славно и дружно жить.
Град Киев был богатый, в нем процветали ремесла, торговля, и работа мне нашлась по душе у великого мастера булата Никиты Сла – вовича, изготовляющего оружие: ножи и мечи. Это оружие из булата гораздо лучше и крепче оружия из дамасской стали. Покупали его богатые люди. Так что жили мы безбедно, хватало нам на жизнь и приобретение небольшого домика. Я быстро овладел мастерством изготовления оружия, за что меня ценил мастер Никита.
Через два года пошли слухи, что татарские полчища опять двинулись на Русь. Вскоре появились беженцы, кочевники кипчаки и половцы. Их было множество. Они, не задерживаясь около Киева, уходили в Венгрию.
И вот татары подступили к городу, но через реку не стали переправляться, а послали послов к великому князю Михаилу. Послы хотели прельстить князя и горожан, просили, чтобы город сдался без боя, обещая, что они не будут разрушать Киев и не тронут его жителей. Зная лживость поганых, горожане убили послов и решили обороняться. Великий князь Михаил Всеволодович с митрополитом Петром вскоре исчезли из города. Говорили люди всякое, будто князь испугался огромной татарской силы, а другие утверждали, что отправился за подмогой. Тогда галицко – волынский князь Данила Романович поручил защиту города своему воеводе Дмитру Ейковичу.
Татары в этот раз не стали брать город и ушли в степь. Горожане вздохнули свободно, думая, что Господь отвел от них беду, и посчитали, что хан Бату напугался брать неприступный город – крепость Киев. Жизнь в городе стала налаживаться, люди оправились от первого испуга, радовались, что монголо – татары оставили город в покое.
Но в сентябре 1240 года враги вновь подошли к городу с огромной силой. Когда я поглядел вокруг, поднявшись на стены крепости, то увидел, насколько хватало глаз, везде находились татарские воины. Город они обложили со всех сторон. Защищать Киев вышли все горожане.
Вскоре начался штурм. Нечестивцы лезли на стены как муравьи, защитники лили на них смолу, кипяток, кидали огромные камни, баграми сталкивали лестницы, а они вновь ставили лестницы, все лезли и лезли. Десять дней и ночей мы стояли на стенах, отбивая нападение врагов. Хан Бату приказал подвезти к стенам города стенобитные орудия с навесом. Где стены были тоньше, там не переставая били огромными бревнами, подвешенными на цепях. Наконец в одном месте стена не выдержала и рухнула. Татары ворвались в город, и началась резня. Они уничтожали всех от мала до велика. Поджигали дома. Наших воинов осталось совсем мало, но мы до последнего бились с врагом. Сам Дмитро сражался в первых рядах, весь израненный упал на кучу татарских воинов, которые полегли от его меча. На горстку оставшихся в живых наших ратников татары набросили арканы и взяли в плен. Я оказался в числе плененных.
Вскоре к нам подъехал на резвой гнедой лошадке сам Бату – хан. Он по досто – инству оценил мужество воеводы Дмитро и велел сохранить ему жизнь, а я с арканом на шее вместе с другими плененными попал в рабство к татарам.
В Орде я сразу же сообразил, что мое ремесло может меня спасти от безжалостного рабства, а может быть, даже и смерти. Так как пленные находились в очень плохих условиях. Их не кормили, жестоко избивали, заставляли работать плетьми и палками, а кто не повиновался или ослабевал, тех убивали. Я сразу же, как выдался мне случай, сообщил татарам, что умею делать из булата оружие. Вскоре в мое распоряжение дали кузницу с металлоплавильной печью и таких же несчастных рабов, как я, подмастерьев. Первые несколько татарских секир, которые я изготовил, очень понравились ханам. С тех пор за мной укрепилась слава хорошего оружейника. Меня и моих подмастерий кормили объедками и поили кумысом. Наше положение было намного лучше, чем у других рабов, и как выдался случай, я из плена убежал. Если бы не вы, то, наверно, ждала бы меня погибель или бы татары изловили, или волки бы сожрали.
– А с Анастасией – то что? – с любопытством спросил князь.
– Не знаю, – печально ответил гость, – может быть, в плен попала к татарам, а может быть, погибла. Ведь когда поганые ворвались в Киев, они убивали всех подряд. Находясь в плену, я постоянно присматривался к пленным русским женщинам. Всегда думал, а вдруг живая. Только там я ее так и не встретил. Может быть, в другой улус попала? А может быть, и правда погибла?
После рассказа Михаила Ярослав, потрясенный его трагической судьбой, долго молчал, что – то обдумывая. Затем, взглянув на беглеца, сказал:
– Эх, как бы ты мне нужен был бы тут в Орде! Да нельзя тебя назад возвращать. Ты у них был на виду. Они сразу же тебя узнают. И тогда у меня возникнут сложности с басурманами. А меня вызвал в Орду сам Батый, и я ему хочу предложить мир. А из – за тебя может с ними произойти ссора.
– Михаил с удивлением посмотрел на собеседника и воскликнул:
– Да какой с этими погаными может быть мир?! Да их бить надо и гнать с нашей земли!
– Это ты правильно сказал, Михаил, что надо бить их и гнать снашей земли. Да только кто это будет делать? Нам с ними сейчас не биться надо, а договариваться, иначе они придут еще на Русь, пожгут и разрушат наши города и села. Что в этом толку? Были бы еще одни татары, а то с запада прут на нас и немцы, и шведы, и литовцы. Все хотят от Руси отхватить лакомый кусочек, насадить нам свою, папскую веру. Да и биться с татарвой некому. Все князья разобщены, каждый хочет быть сам по себе. Когда татары шли на Русь, никто друг другу не помог, а наоборот предали, и пошли некоторые князья на поклон к хану Бату, думая, что он их княжество не тронет. А он и тех и других побил, пожег и угнал множество народу в полон. Нам теперь объединяться надо, устоять от тех и других врагов. Сейчас Батый раздает князьям ярлыки, право на владения княжествами, за тем и меня вызвал. Он ведь тоже не дурак, ему нужна поддержка. Конечно, он прежде всего обложит нас данью, но это лучше, чем пустить на погибель и поругание Русскую землю.
Михаил с потухшими глазами слушал великого князя, затем лицо его вдруг преобразилось, на лице появилась злая ухмылка, онвыпалил Ярославу:
– Что ж, вы, выходит, едете к Бату – хану сдавать Русь в рабство! Чтобы мы во веки веков жили под гнетом татар! Не бывать этому!
Великий князь улыбнулся и миролюбиво ответил:
– Не сдавать мы едем в Орду Русь, а выручать. Сейчас самое главное, надо договориться с ханом, и чтобы он дал нам ярлык на правления нашими же княжествами. Иначе он отдаст это другому, который будет пятки лизать татарам, нисколько не заботясь о простых людях. Тем более папа римский, немцы и шведы очень хотят, чтобы мы с татарами начали войну. Тогда у них будут руки развязаны и они захватят северо – западные земли Руси.
Михаил после слов великого князя крепко задумался. Ярославему не мешал, только поглядывал на него с улыбкой.
Наконец, оторвавшись от своих мыслей, гость произнес:
– А ведь правду, Ярослав Всеволодович, ты говоришь. Видно поневоле при – дется с татарами идти на мир. Их нам сейчас не одолеть.
– Вот то – то и оно, что не одолеть. Надо быть нам похитрее, сделать так, чтобы татары нам помогли побить немцев и шведов. Вот я тут в степи зачем остановился? Да для того, чтобы все еще раз обдумать да дождаться остальные возки с подарками хану. Уже послал навстречу часть своей дружины, чтобы татары не разграбили. Сегодня должны подъехать, а тогда и с Богом, двинем в это чертово логово.
Князь достал из сундучка грамоту, свернутую в трубку и перевязанную шелковой тесьмой, сказал:
– Эту грамоту передашь моему сыну Александру. Там все написано. О нашем долгом пути и о тебе. Будешь служить у моего сына в его дружине. Воин ты знат – ный. Я думаю, что у тебя будет возможность отомстить татарам, дай только срок. Сейчас Александр собирается в поход против литовцев. Совсем страх потеряли, уж сколько раз Александр давал им бою, да так, что бежали без оглядки, а нынче опять стали делать набеги, грабить и угонять в плен людей. Да и весточку от меня привезешь моим сыновьям, что жив, здоров и уже добрался до Орды.
– Сумею ли я один преодолеть такой путь? – с сомнением спросил беглец.
– Сумеешь, – ответил князь и добавил: – С тобой я отправляю еще пять своих воинов и несколько лошадей, навьюченных пропитанием. Так что, готовься. в пу – ть пуститесь сей же час, время не ждет, а мне надо поспешать в Орду.
Михаил встал, радостно заулыбался и с готовностью произнес:
– По твоему велению, великий князь, я готов пуститься в путь хоть куда!
– Тогда снаряжайся в ратные доспехи. А люди и навьюченные
кони уже ждут тебя.
7
День для великого князя Миндовга сегодня начинался на редкость удачный. Во – первых, он был ясный, солнечный и не холодный, что предвещало хорошую охоту на кабанов, на которую он уж давненько собирался, но никак не мог вырваться, то из – за занятости, то из – за непогоды, которая не располагала для выезда в лес.
Утром, проснувшись, князь окончательно решил для себя, что сегодня он на славу проведет время, охотясь на кабанов. Он поцеловал в губы молодую белокурую красавицу – жену, бодро встал и направился умываться, кликнул слугу:
– Клястутис, неси холодной воды.
Слуга, зная пристрастие князя обливаться холодной водой, уже все приготовил. И как только хозяин встал в огромное деревянное корыто, стал обливать его крепко сложенное тело с головы до ног, ежась от холода.
А Миндовг от удовольствия только покрякивал и кричал:
– Лей же побыстрее! Ох, и хорошо!
Затем, схватив толстое холщовое полотенце, висевшее на плече у слуги, стал растираться, постанывая от удовольствия. Растерев свое тело так, что оно стало розовым, князь потребовал подать одежду. С помощью слуги Миндовг надел одежду из тонко выделанной кожи с металлическими бляхами на груди, натянул телячьи ботфорты, пристегнул длинный кинжал. Он уселся за широкий стол, ожидая, когда служанка принесет завтрак. Полногрудая высокая светловолосая женщина принесла глазурованную кружку с молоком и краюху свежего душистого хлеба на серебряном подносе.
Великий князь по утрам любил пить парное молоко со свежим хлебом, и это было его любимое блюдо. Этой привычке он почти никогда не изменял, исключая походы, когда приходилось есть что придется.
Управившись с завтраком, князь вошел в обширную палату с высоким кожаным креслом, украшенным медными бляшками, напротив стоял длинный широкий стол с лавками. Не успел Миндовг сесть в кресло, как к нему подошел один из его ближайших помощников, его дядя Викинтас, и сообщил:
– Приехали от папы римского два монаха – иезуита, Гавидо и Витал.
Князь от удивления поднял бровь, спросил:
– Чего они хотят?
– Они хотят с тобой встретиться. Говорят, что посланы папой Иннокентием четвертым.
Великий князь с раздражением проворчал:
– Опять, наверно, со своими указаниями. Как будто мы и без них не знаем, что нам делать. Хотят, чтобы мы подчинились немцам и жили под ними в рабах.
– Да ты, племянник, сильно не распаляйся, сперва выслушай их. Узнай, чего они хотят. Может, что и дельное предложат. По крайней мере мы должны узнать, что они на сей раз задумали.
– Ладно, приглашай их ко мне, а князьям, которые собрались на охоту, скажи, пусть немного подождут.
В княжескую палату не торопясь вошли иезуиты. Один из них был худощавый, высокий ростом. Одет он был в плащ из грубой льняной ткани, подпоясанный веревкой. Другой небольшого роста, с крупной головой, с черными навыкат глазами, одетый так же, как его собрат. Монахи медленно подошли к князю. Тот, не стесняясь, в упор некоторое время их рассматривал. Затем, улыбнувшись, пригласил сесть их на лавку. Монахи молча сели, ожидая, что скажет литовский князь. На какое-то время наступила тишина, никто не начинал разговор. Выдержав паузу, Миндовг спросил:
