Читать книгу: «Для маленьких девочек и мальчиков, которые думают, что они большие. Книга 2», страница 4
Но для того, что бы наш царь и Мессия пришёл к нам, нельзя сидеть сложа руки, мы должны приготовить ему путь для прихода к нам. Что же мы должны делать для этого?
Надо стереть с лица земли все, что напоминает об Иисусе Христе, что бы о Нем все забыли, бороться с Его последователями, потому что они наши враги. Разрушить гоевские государства. Делать это мы должны тайным образом, что бы наши враги не поняли того, что мы боремся с ними. Для этого мы должны прибегать к мудрым средствам: Хитрости, подлости, лицемерию, предательству, тайному насилию и непримиримости к гоям. Как мы должны это делать?
1. Надо постепенно входить в доверие к гоям. Как именно? Гои не способны думать глубоко, так как они чувственные животные. Тонкости политики они понять не в состоянии. Для того чтобы знать тонкости политики, надо быть призванными для политики. Для этого призваны мы.
Гои хотят удовлетворять свои чувства, а чувственное существо тонко и глубоко мыслить не может. Поэтому надо изучать традиции и нравы гоев и помогать им удовлетворять их чувства и эмоции. Когда они увидят, что мы помогаем им в этом, то они примут нас за своих друзей. Им нужно удовлетворение чувств. Вот на это надо обратить внимание.
2. Когда они будут упиваться удовлетворением своих чувств, то они совсем перестанут думать и захотят только удовлетворения своих чувств. Вот тогда то и будет начало достижения нашей цели. Они возненавидят своих царей, своих руководителей и церковников потому, что те стараются обуздывать их, не давая ему удовлетворять свои чувства и называя это развратом.
3. Развращение гоевских государств – ключ для достижения нашей цели. Средства для разврата известны – вино, увеселительные дома, зрелища, театры. При помощи разврата гоевских государств мы убаюкаем их и в это время возьмем в свои руки самое сильное для усыпления их медицину, доходы, торговлю. Таким образом, они будут делать то, что выгодно нам, и получая деньги от нас, будут послушны нашим интересам.
– При помощи этого самого сильного орудия направим толпу против их царей, руководителей и церковников. Новые «руководители» гоев восстанут против последователей Иисуса Христа потому, что не будет запрещать им развращаться. Мощным и организованным государством может быть только самодержавное государство. Государство без самодержавия – это не государство, а неорганизованная толпа – слепое стадо.
– Мы будем диктовать этому стаду свои интересы, и они будут выполнять то, что нам необходимо. Все это мы будем делать через своих послушных исполнителей, что бы гои не поняли, что это делаем мы.
– Разрушив гоевские государство, гоевскую религию и все то, что они называют своей культурой, мы заменим это тем, что выгодно нам для достижения окончательной цели. Этаким образом мы установим нашу власть над гоевскими государствами. Достигнув власти над гоями, все будет в наших руках, и тогда мы создадим самое мощное государство – государство Израиль.
Создав мощь Израиля, мы подготовим путь для царя и Миссии израильского народа. Все будет подчиняться нашему царю и Богу. Если для достижения нашей конечной цели будет необходимо пожертвовать частью еврейского народа, то перед этим останавливаться не надо, надо жертвовать его во имя великой цели. Для развращения гоев нам помогут наши женщины. Надо отдавать наших жен замуж за руководителей гоевских государств, чтобы они могли диктовать им то, что необходимо нам. Израильтяне, стремитесь к встрече нашего Мессии и царя Израиля, не останавливайтесь ни перед чем! Этот протокол должны изучить все чада Израиля и следовать так, как сказано здесь.
– Товарищи я как еврей протестую. Нет подтверждения подлинности этой информации. – Возмутился какой-то читатель.
– А причём здесь евреи, если какая-то кучка последователей фарисеев, решила господствовать над миром. Оглянитесь, кто правит миром, фамилии назвать.
– Не нужно фамилий и всё же товарищи… – Пытался настаивать сомневающийся..
– А что вы так возбудились, вы что считаете себя причастным к этой секте?
Зашедший в фае Борис Абрамович, остановился позади толпящихся. Он сразу узнал этот пожелтевший в веках пергамент. Пробившись через толпу, он стал снимать рукопись. В толпе возмутились:
– Почему снимаете? Мы тоже хотим дочитать!
– Спокойно товарищи! Кто видел, кто знает лицо, повесившее это на стенд? Вы видели? Может вы повесили? И вы не видели? Вы хотите быть свидетелем?
Толпящийся люд, потихоньку рассосался вокруг Участкового. Тот свернув пергамент в рулон, засунул его к себе во внутренний карман. Затем ровным шагом направился в актовый зал. На сцене уже собралась труппа, нам уже знакомых артистов. Валькирия объявила звонким голосом, затем стала читать нужный текст:
– Финальная сцена в склепе, Ромео и Джульетта:
И бремя рока с плеч усталых сброшу.
Любуйтесь ей в последний раз, глаза!
В последний раз ее обвейте, руки!
И губы, вы, преддверия души,
Запечатлейте долгим поцелуем
Бессрочным договором с небытием.
Рядом стояла Мерлин в шёлковой, розовой блузке и Жиган в футболке, с номером два на спине, который непрерывно ногами бил чечётку. Жиган повторял текст за Валькирией в своём понимании:
– На воле скину с плеч я лагерный бушлат.
В натуре не отвесть моргала!
Последний раз к тебе я грабки протяну!
Короче Джулька, Ромка ведь не жалкий фраер,
Засос прощальный для тебя.
Но прежде чем мне отравиться, тебя я стерву замочу! В натуре граф Парис продажный мент! Не может честный фраер быть с таким вот погонялом. – И Жиган запел подыгрывая на гитаре:
– И перо за это получи.
– А шо ты злишся ну чуточку тебе я изменила. С кем не бывает. – Обиженно произнесла Мерлин.
– Ты изменяла мне со всеми! И даже с этим Некрофилом! Копулетти твою мать, век воли не видать!
– Ты звал меня Ромео! – К Жигану подошла Стародворская.
– Твою ядрено мать, пора линять. И перо за это получи. – И Жиган ловким движением выхватил финку и порезал блузку на груди Похоти. Та в испуге визжа, повалилась на пол.
– Ну конечно своеобразный взгляд на Шекспира, конечно есть накал страстей, но не пойдёт. Не то. Артист попробуйте вы. – Вмешался Режиссёр.
Артист артистично улёгся на полу. Затем изобразил пробуждение, заговорил:
– О монах,
Где мой супруг? Я сознаю отлично,
Где быть должна. Я там и нахожусь.
Где ж мой Ромео?
– Стоп, стоп, стоп! Играешь ты Ромео, милый друг. Ты в склепе, вот лежит Джульетта. – Вновь вмешался Режиссёр.
– Милый друг? Ах если бы! Джульетта, правда душка граф Парис. Убить его я не смогу. И брат Тибальт был тоже душка.
– Да знаю я их всех. Давай скорей нажрися яду. – Прошептала Джульетта-Похоть.
– Фу как грубо. Твоя безграничная ненасытность, привела тебя к полной деградации духовного восприятия красоты. Видимо Патологоанатом так задушил тебя в объятьях страстных, что твоё тело пришлось Жигану оживлять, но часть мозгов твоих к большому счастью, реанимировать не удалось.
– У всех есть слабости. – Тихо сказал Патологоанатом.
– Артист пожалуй прав. Роль Джульетты ему больше подойдёт. А кто у нас Ромео? Ну вот хотя бы ты Патологоанатом.
– За что мессир? – Испуганно простонал Артист.
– Ну что? Джульетта по сценарию умрёт и так. Мессир позвольте девушку. Я не смогу целовать этого мёртвого извращенца. – Виновато обратился к Режиссёру Оборотень.
– Позвольте! Я не извращенец, я такой родился! – Забыв про страх возмутился Артист.
– Кому ты лепишь, труженик тыла? Пролезли во все щели, профессий бабских нахватали, стилисты, дизайнеры, визажисты, кутерьё – твоё, моё. Я педикам бы всем назначил принудительное лечение, каждый день на полторы смены в шахту. И никаких там слесарей, в забой бурить в ручную, или на проходку. Теперь слушай сюда «заддавала», берёшь лопату и бегом на улицу. Копаешь яму два на два и в глубину на два метра, за два часа. Если не успеешь, я тебя в этой яме и закопаю, как дважды два. Время пошло. – В голосе Патологоанатома не слышалось сожаления.
– Артист как-то сразу проникся в тему и убежал. Ни слишком ты к нему суров Ромео. Ну что же, на роль Джульетты попробую я вас, коль вы всех ближе к нам стоите. – Обратился Режиссёр к Стародворской.
Как только стала известна Джульетта, в руку Оборотня кто-то сразу всунул капроновые колготки, ещё таящие тепло женского тела. Рефлекс Патологоанатома поражал воображение, не кто даже не понял, как колготки сдавливали горло у Джульетты.
– Как быстротечен и непредсказуем этот женский антураж. Совсем ещё недавно эти колготки сдавливали совсем другие округлости, а губы их хозяйки источали лесть, в твою Джульетта честь. И вот теперь я вижу как синеют губы у тебя. – Говорил всё это Патологоанатом, как бы в глубокой задумчивости.
– Немного боли мне не повредит. – С каким-то упоительным наслаждением, выдохнула Стародворская. Оборотень сдавил сильней.
– Спасите! – Сдавленно, прошептала Джульетта-Стародворская, краснея у всех на глазах. Она пыталась руками ослабить удавку. Но Оборотень действовал профессионально, Как только глаза его жертвы начинали закатываться, он ослаблял свою хватку, и только Джульетта вдыхала пол глоточка воздуха, колготки вновь сдавливали горло. Жуткий страх охватил окружающих, заворожённо наблюдающих эту пытку. Наконец лицо Стародворской распухло и стало синеть.
– А ты похожа на неё, мою русалку, первую любовь. Я встретил в озере её. Она была такой красивой. Такою тихой и холодной в одинокой гордости своей. Я так её всегда согреть стремился, прижавшись к её телу, распухшему от холода в воде. О как красиво парили волосы её под водной гладью, где зелень водорослей в них венком вплелась. Мы так встречались с нею две недели, то были две недели в упоении счастливом. Как я страдал, когда её на берег вытащили рыбаки. Я знаю что она меня ждала. Я тайно ночью в мог её забрался, чтоб с ней проститься, моей русалкой одинокой. Согреть её в последний раз, пока её зароют в землю. – Все это говорил Патологоанатом, как будто бредил в забытьи.
– А говорят до встречи с ним, она была жива и очень говорлива. – Кто-то тихо прошептал, из стоящих на сцене.
– Теперь ты так похожа на неё Точно такое же лиловое распухшее лицо, как будто бы хранящее обиду, с той разницей, что на твоём не вижу я пиявок. Припрячу я тебя в укромном месте. Чтоб была ты с душком моя Джульетта, и после трупным ядом отравлюсь я сам. – И Патологоанатом стал облизывать искажённое лицо Джульетты.
– Стоп! Стоп я сказал Отелло хренов! Русалки, что мы ставим Гоголя? Что-то вы всё перепутали. Правдоподобно, но не то! Где Артист? Он что как Гамлет гадский могилу роет: – «Бедняга Йорик!» – В тот момент пока говорил Режиссёр, в зал вошёл громадный поп в рясе. На его шее болтался железный-наперсный крест. Поп по своим внешним параметрам, пожалуй не уступал Товароведу. Только у него была пышная борода и длинные волосы сзади перехваченные резинкой.
– Изыди бесы! – Пробасил он, как вихрь врываясь на сцену. От этого порыва, многих присутствующих охватил трепет.
– Старец ты! – Удивлённо подняв бровь, произнёс Барон.
– Барон Прусакович! Ну как же. – И Старец припал к груди Полковника.
– Ты здесь, и это мне не по душе. – Сказал Барон каким-то мёртвым голосом.
– Аллилуйя рок ин рол! Призван для усиления музыкалки. – И поп достал из чехла электрогитару, до этого висящую у него на спине. Оглядевшись спросил:
– Где здесь можно за питаться?
– В буфете! Нам всем давно уж не мешало за питаться в нем. – Сказал Товаровед.
– Чуешь чем пахнет? – И старец поднёс свой кулак, одетый в перчатку без пальцев, к лицу Товароведа.
– Салом отче. – Ответил тот и с яростным аппетитом вцепился в руку Старца. Оторвав клок кожаной перчатки, стал с наслаждением его жевать.
– У кашалот, руку мне прокусил. – Восхищённо сказал поп. Затем он повалился в ноги Режиссёру:
– Благослови отче!
– Бог благословляет! – Ответил Режиссёр. И продолжил: – Разрешите представить, Старец, он же Расстрига, и он Поп музыкант.
На сцене все засуетились и через пять минут, был уже организован вокально инструментальный ансамбль. Где Расстрига играл на бас гитаре, Жиган на ритм гитаре, на соло гитаре играл Режиссёр, Товаровед на аккордеоне, Ирина Султановна и Авдотья Филипповна на скрипках и на ударных Звездочёт.
– Гот мит унц! – Пробасил Расстрига.
– Да! – В едином порыве закричали все вокруг.
– Рок опера «Иисус Христос супер стар». Я исполню вам мою любимую арию Иуды.
Когда Режиссёр закончил вокал, к нему подошёл Борис Абрамович, и вытащив из кармана старинный пергамент, тряхнув, развернул его перед ним.
– Это было повешено в фае для всеобщего обозрения. – Сказал он.
Из-за тёмных не проницаемых очков, ничего нельзя было понять по лицу Режиссёра. Только он молча покинул сцену. За ним засеменил Звездочёт, на своих татарских кривых ножках. Через некоторое время, Шаман ошалело выскочил на сцену и прокричал:
– Военный сбор! Построение на сцене! Готовность через пять минут! Всем понятно?
Все стремглав бросились в рассыпную.
Наконец на сцену вышел Режиссёр, в парадном мундире советской армии с позолотой и лампасах. На нем были маршальские погоны и жезл генералиссимуса. Он сверлящим взглядом пристально обвёл окружающих и словно рыкающий лев, заговорил дьявольским басом:
– О, Россия – страна воров! Как можешь ты рождать святых!? Я ненавижу эту землю! Это мой мир, я царь и бог здесь! Россия, сколько раз тебя гасил я словно в пепельнице сигарету, но ты свечою разгоралась! И сколько я слоняюсь здесь среди балтийских волн на периферии, хочу пройти и не могу, Печорских старцев молитвы непреодолимою стеной, мне преграждают путь. Мне не пройти. Да что мне делать с народом этим и землёй? Я истребил Святую Церковь, и сотни тысяч только духовенства, казалось всё, вот, вот уж, задул я пламя веры Православной, остались обгорелые лишь угли. Но эти угли так зажглись и засияли, что искры их вот вот зажгут вновь верою сердца, ведь снова в воздухе таиться этот яд, благоуханья Святой веры, и совесть бродит повсеместно. Я день за днём корпел века, да что века, тысячелетия! Проклятая земля, и даже воздух здесь насыщен благостью, что травит бесов словно ладан. И вот Иудушка любимый мой герой, родился среди нас! Иудушка покайся приди к папе! – Последняя фраза была произнесена в таких низких частотах, что стоящая в начале строя, в отлично подогнанной форме связистки, рядовая Тинна, присела и закрыла уши, демонстрируя свои красивые коленки.
– Наконец! Тебя вижу молчащей! Боец! – Прорычал ей Режиссёр.
Рядом стояла Иллюзия, или Иллюзионист, потому что нельзя было понять по внешнему виду. Она была в брюках и походила на новобранца, если бы на её погонах не было бы ефрейторских лычек, а на ней так прекрасно подогнанный мундир.
– Иллюзия – ты ложь – ты дочь моя!
– Отец я тоже вас люблю как прежде. – Ответила Иллюзия не поднимая глаз.
– Товарищ младший сержант Оксана, что притихла? Что не срывается из уст твоих насмешки, клевета?
– Пред вами я как будто на духу, и как на исповеди клеветать не смею, что с ролью светской львицы, мне помогает справиться свободной женщины натура. Что раньше было былью, стало явью. Что раньше было блядью, стало свободной женщиной. Я честь готова отдавать вам, день и ночь, и даже вместе с Кама сутрой в купе. – Оксана вышла из строя на два шага, отдала честь и развернувшись вернулась на место. На ней сидела форма словно у неё портной был сам Вячеслав Зайцев.
– Здравия желаю товарищ Главнокомандующий! Ура! Ура! Ура! – Старательно кричал Товаровед, подошедшему к нему Режиссёру.
– Чего кричишь болван.
– Рад стараться! До здравствует победа! Ура! Ура! Ура!
– Какая победа, сержант?
– Ни могу знать, товарищ главнокомандующий! Я по снабжению, я тыловик.
– Ах тыловик! Тогда Кругом! Вот по тылам тебе! – И Режиссёр залепил ему ногой под зад.
– Да здравствует генералиссимус! Ура! Ура! Ура! – Стоя спиной к Режиссёру орал Товаровед.
– Кругом! Ты что орёшь?
– От радости наверно. В нем бычий цепень ростом с анаконду, возможно дав под зад, его вы оглушили. Теперь в два горла жрать не просит. Своим пинком под зад, вы осчастливили его, притихли сластолюбие с чревоугодием совместно. – Сказал Жиган невидимый из-за Авдотьи Филипповны.
– Разговорчики в строю!
– Старший, сержант, Авдотья, Филипповна. Для вас Авдотья, просто.
– Авдотья. Плохо. Все ленишься унывая. Где результат!?
– У других не лучше. – Произнесла Авдотья и у неё задрожали от обиды губы.
– А кто это у нас тут спрятался за телесами Филипповны!?
– Старшина Жорж Милославский. – Отрапортовал Жиган.
– Какой такой ещё Милославский!?
– Тот самый из кино, что обнёс хату Шпака. Ассоциативно абстрагируясь идентичностью образа киногероя, с моим индивидуумом, процесс моего мышления зиждиться на глобальном учении марксизма-ленинизма, в частности на изречении – экспроприировать экспроприаторов. Так вот сущность ….
– Скотина. – Рявкнул Режиссёр, махнув рукой и его голос утратил рёв.
– Прапорщик Валькирия Ивановна. – Отрапортовала жена Товароведа, одетая в полинялую и заштопанную форму ВДВ.
– Что скупость не щемит, нутро не тянет? Пошила новую себе хотя бы юбку.
– Спасибо не щемит не тянет, не жалуюся на здоровье. На форму просто денег жалко.
– Режиссёр поморщился и подошёл к Участковому, произнеся:
– Старший прапорщик Борис Абрамыч! Вот вам скажу пример. Хоть вас зовут и лихоимцем, и даже присвоителем чужого, я верю вам, вы нас не подведёте. А?
– Так точно, уж не подведу. – Проблеял Участковый.
– Ну что ж глядите. Отныне вы заведуете общаком.
– Рад стараться! – Прокричал Участковый, весь светясь и его глаза излучали далеко идущие планы.
– Младший лейтенант Алиева, военный следователь.
– Ирина Султановна к вам претензий нет. Хоть вы неправедно и засудили многих, из личной неприязни и корысти, но главного не упустили в службе.
– Рада стараться.
– Лейтенант Синичкина! – Отрапортовала Катя и на её глазах навернулись слезы.
– Сколько лет то тебе лейтенант Синичкина?
– Шестнадцать по легенде. – Тихо ответила Катя, ели-ели сдерживая слезы.
– Ну чего губы надула?
– Губы это не живот. – Послышался голос Оксаны.
– Я так старалась. А вы меня не похвалили. – Сказала Катя, дрожащими губами и шмыгая носом.
– Зависть, имеет разрушающею силу на своём пути, когда стремиться к цели. Не распускай сопли Синичкина! Ставлю тебе четвёрку.
– Правда! Да я за партию готова, продать отца и мать! – Екатерина на шаг вышла из строя, глядя снизу на величину Генералиссимуса, и в её засветившихся глазах, слезы сверкнули бриллиантами.
– Синичкина пять, встань в строй опять! Вот они Павлики Морозовы – Иудушки – герои нашего времени.
– Старший лейтенант Прусак. Готов сменить мундир парадный, что бы в окопах ползать перед вашей славой. Всего лишь офицер я, ходы мои всегда в диагонали, как повезёт, завишу я от случая, то белых клеток полосу, то чёрная наступит полоса. А вы же ферзь, вам все ходы подвластны. Так разве виноват в том офицер, что он ферзи, гораздо ниже достоинством своим.
– Отставить! И не продолжайте! Я знаю вас, вы гордостью самолюбивой тщеславие моё зовётесь! Вы вне сомнения лучший, хотелось наказать бы вас, но как могу бороться, я сам с самим собой.
– Капитан НКВД в отставке! Пенсионер.
– Какой же вы в отставке? Да в вас ещё играет кровь и желваки на скулах. Есть порох пока в пороховницах, песок то сыпать подожди. Ну как, готов ещё мне послужить?
– Да я за вас порву любого! Забью замучаю и уничтожу! Зубами загрызу, порву мошонку этими руками! Сломаю пальцы на руках и на ногах! Все зубы плоскогубцами по вырву! Порву им зад кровавою звездою … – В ярости весь сотрясаясь и брызгая слюной, Пенсионер замолчал, так как Генералиссимус уткнул его лицо в свою грудь.
– Ну ладно верю. Будя, будя.
– Майор армии соединённых штатов Америки, Абрахам Массон. Жил на востоке принял ислам, вернувшись в Америку вступил в разные секты, и теперь я сторонник экуменизма и член ложи.
– Член ложи Артиста. – Засмеялась Анфиса.
– Подполковник медицинских войск Патологоанатом. Гинеколог – Оборотень.
– Почему же Оборотень?
– Зачем нужна война с Россией, когда за деньги Родины, мы убиваем каждый год помногу миллионов не рождённых. Выходит мы оружие врагов, то есть оборотни. С прискорбием сообщаю я убийца.
– Полковник Спец службы Звездочёт! Шаман, маг, чародей.
– Генерал майор Мерлин. Начальник отдела обслуживания войск. – Все это томным голосом произнесла Похоть, сделав шаг вперёд. Сзади к ней подбежал Жиган и поставил включённый вентилятор к её ногам. Дальше произошла не увядающая классическая сцена, поднятия подола при помощи воздушных масс.
– Вице адмирал Анфиса.
На Анфисе действительно был морской китель вице Адмирала, что соответствовало генерал лейтенанту. Её волосы были заправлены в под адмиральскую фуражку, только на ней напрочь отсутствовала юбка.
– Почему без юбки?
– Так была же команда готовность номер один! Как море для моряка, прелюбодеяние моя стихия. Хотелось в полной форме, для этого и надо быть без формы.
– Генерал полковник воздушно десантных войск Артист, но для моих крылатых героев парашютистов, можно просто Марина. Десантники это так романтично, голубые береты, голубые тельняшки и кругом мужские сильные руки.
– Генерал армии по политической части и подрывной работе с врагами, Расстрига.
– Отступничество от веры и ересь твой конёк. – Положив руку на погон попу, с пониманием дела произнёс Режиссёр.
– Кто мне судья? Где я, и где они!
– Маршал советского союза Стародворская! Вокруг меня одни лишь черви, я их давлю, давлю ногами. Но к сожалению их так много развелось, гораздо больше нас. Ах если было бы возможно, мне ступни вырастить сорок последнего размера, что бы давить за раз побольше червяков.
– Какое удивительное не милосердие! – Сказав, Генералиссимус подошёл к ней и поцеловал в засос. – С трудом оторвавшись от присосавшейся к нему большой пиявки, он пророкотал: – Все свободны, а вас Маршал я попрошу остаться.
– Мне остаться? – Счастливо задышала Стародворская.
– Вам. И ещё, по случаю ЧП, попрошу остаться Расстригу, Звездочёта и Барона.
На опустевшей сцене стояла Стародворская, в маршальском кителе. Режиссёр сидевший в первом ряду, в окружении Расстриги, Звездочёта и Барона, спросил тихо и ласково:
– Как так получилось, что деньги и документы доверенные вам, пропали?
– Я не знаю! Клянусь мессир, ключ был всегда со мной! Мой господин средь нас Иуда! Найти, и эту тварь продажную порвать на части!
– Ну что вы милая, с предателями так нельзя. – Ласково сказал Режиссёр.
– Да как же так нельзя, он нас подставил! – Возмутился Звездочёт.
– Предательство, нужно растить, лелеять, взращивая осторожно, что бы свои ростки предательства, предатель смог бы оправдать. А если можно оправдать, так это вовсе не предательство, и ты уже борец с системой, а может даже жертва той системы. Предательство – искусство, словно бреющий полет, над станом вражеским. Возьмите вот хотя бы писателя Резуна, что взял себе отличный псевдоним «Суворов».
– О, я его отлично знаю. – Сказал Полковник, сидящий в погонах старшего лейтенанта.
– Ещё бы вам его не знать. Возьмите вы его произведение «Аквариум». Пошёл служить он в главное разведывательное управление за тем, что бы звезды хватать с небес, и сразу на погоны. А когда служба за границей, по вербовке иностранцев оказалась не посильной и опасной, перебежал на сторону врага. Ну что ж не справился бывает. Мог бы тихо и спокойно на Родине бы дослужить. Ан нет! Для победителя покой не нужен. Предал, и снова на коне, служи теперь другим спецслужбам. Секреты кончились, которые продать ты можешь, тогда пиши, заказчики твои оплатят все с полна. Ты снова в славе, ты писатель. И будет время, когда предателю за книги, платить валютой будут им же преданные люди. – Вещал Режиссёр.
– Сознайтесь душечка, и будет вам не больно! – Пробасил Расстрига.
– Признаюсь, что для этого ЧП я вызвал Старца. Поверьте лучше вам сознаться, что б не узнать Расстригеного Экзорцизма.
– О Вельзевул! Не виновата я!
Режиссёр откашлявшись, сказал:
– Тогда прошу в кулису.
Стародворская покорно пошла за кулису, во мрак. Извинившись перед оставшимися, за кулисой исчез и Режиссёр. За тем Барон и Звездочёт извинившись, исчезли тоже за кулисой, оставив в зале одного Расстригу. Поп музыкант прислушался к шороху
из-за кулисы. И до него донёсся слабый голос Стародворской:
– Мой князь, скорей приди ко мне, нашлёпайте свою служанку.
Сразу после призыва послышались хаотичные удары и затрещины, и наконец падения тела.
– Что разлеглась, раскинув ливер. Чай не в мясной ты лавке на прилавке. – Это через некоторое время, после падения тела, послышался голос Режиссёра. Какой-то глухой удар как по матрасу, видимо привёл в себя лежачие на полу тело и послышался голос Стародворской:
– Ой! Ещё мессир! Я виновата! Ой! – Послышался удар и вновь падение тела. Кода на своё кресло уселся вернувшийся Режиссёр, Барон и Звездочёт уже сидели на своих местах и невинно смотрели в непроницаемые очки Генералиссимуса.
– Что-то долго отсутствует наш маршал. Непорядок. Пойду проверю. – И Расстрига скрылся за кулисой.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь! Целуй крест овца заблудшая!
Находящиеся в зале, минут пять слышали утробные стоны. А когда Старец вывел на сцену маршала Советского Союза, все невольно вздрогнули от её вида. Лицо у неё было заплывшее синевой, а губы были обожжены так, будто она только что гладила белье, и в интервалах между глажкой, старательно целовала утюг.
– Вы что уже начали отчиткой заниматься? – Испуганно спросил Звездочёт.
– С чего вы взяли? Так, для начала дал ей крест поцеловать. – Ответил Старец. Он блаженно развалился на сидении, выпячивая свой живот. Рядом также выпячивая живот сидела развалившись Стародворская, только было видно, что она мало что соображает, а тем более видит.
– Ух, ты лохнесское чудовище моё. Мы сегодня с тобой ещё разок займёмся, Экзорцизмом.
– Товарищи, вы меня понимаете? О том где хранятся наши сбережения, знали только вы трое. Если даже вы и не говорили об этом никому, это не значит, что вы были предельно осторожны, раз вас могли подслушать. Порядок знаете. – Бесстрастным голосом сообщил Режиссёр.
– Да мессир! Делайте со мной что хотите, только не отдавайте меня этому зверю. – И Звездочёт показал лысой своей головой, в сторону Расстриги.
– Да ты не знаешь кто здесь зверь на самом деле. И за язык тебя я не тянул. Прошу в кулису. – Тихо улыбаясь, промолвил Режиссёр. Из-за кулисы Звездочёт вышел уже горбатым на всегда. Далее за кулисой скрылись Режиссёр с Бароном. Звездочёт со Стародворской не реагировали ни на что, а Расстрига всё прислушивался. Наконец за кулисами раздался резкий удар с эхом. И через некоторое время, на сцене вновь появилась парочка, только теперь они шли как-то очень уж осторожно, придерживая друг друга. Когда они расселись на свои места, Расстрига заметил зарождающийся синяк под глазом Прусака, а у Режиссёра было разбито одно стекло в очках, и через трещину он видел красный страшный глаз.
– Мессир. – Все что только смог сказать Старец.
– Не бей по гордости своей, она тщеславием самолюбиво с рикошетит. – Поглаживая распухающий глаз, ответил Режиссёр.
Где-то около месяца спустя, в степях Казахстана стояли два состава, дожидаясь пока пройдёт скорый поезд. Один эшелон был с военной техникой, возвращавшийся домой с учений, другой с белыми цистернами, наполненными молдавским вином. К Крокодилу Гене, лежащему в теплушке на матрасе, подскочили запыхавшиеся два бойца-молдаванина и затараторили на перебой:
– Товарищ сержант. Мы там земляков встретили, сопровождающих. Они вагоны с вином сопровождают. Мы с ними разговорились, они сказали, что нам вина дадут.
При слове: – «вина дадут» – Крокодил подскочив, сел, уставившись в деревянный антураж Сталыпенского вагона, совокупность предметов окружающей среды, обстановки:
– Сколько?
– Не знаем. Сказали сколько хотим.
– Так, быстро хватайте канистры и дуйте к ним. Я сейчас ещё бойцов организую.
Солдаты долго бегали таская канистры с вином, пока совсем не осталось пустых ёмкостей.
Прапорщик заметив суету между вагонами, подошел к Крокодилу:
– Я видел твои бойцы с канистрами бегали. Что таскали, вино?
– Какое вино? Откуда?
– Ну хорошо! Не хочешь по хорошему, я сейчас с офицерской проверкой к вам нагряну. – И прапорщик быстро исчез. Сержант Гена тоже бросился бегом к своим подчиненным.
– Атас! Прапор пронюхал, что мы вино таскали. Сейчас наябедничает руководству и те с придут с проверкой.
– Чо делать? – полетели со всех сторон голоса.
– Что делать? Прятать. Так, мне служить осталось совсем ничего, ну если вино найдут, вы до моего дембеля не доживете.
Пришедшая офицерская проверка не выявила ничего. Однако солдаты ехали пьяные до самого Мариуполя, и как офицеры ни искали вино, так найти его не смогли. Только уже когда прибыли в Жданов и стали разгружаться, то было отмечено, что почти вся техника стоит без воды.
– Ах ты еханный бабай! Вон куда они вино спрятали. Воду слили с радиаторов, а вино туда залили. – Сказал догадавшийся подполковник Шот.
Красивый и старинный город Рига. Но пока за четыре месяца службы, Бабуин мало что видел в этом городе. Службу нёс Бабуин в «Ворошиловских казармах». Это был небольшой военный городок, состоящий из казарм, гостиниц, складов и автомобильных ангаров. На территории городка располагался гарнизон, состоящий из автомобильного батальона, учебки химических войск, роты связи, спортивной роты и ансамбля песни и пляски прибалтийского военного округа. Брат Бабуина имея средне техническое образование попал в учебку, а он сам осчастливлен был авто батом. Три месяца Бабуин находился в так называемом карантине. Это когда новобранцев держат отдельно от старослужащих. Служба началась с работы, работой и закончится до демобилизации. В свободное от работы время, строевая и спортивная подготовка. Любимым занятие в воспитание молодых бойцов, были многокилометровые марши в защитных резиновых комбинезонах и противогазах. Лето выдалось жаркое, и после таких пробежек, внутри защитного комплекта становилась баня, а в противогазе в стёклах стояла вода. Поразительно то, что химики базирующиеся рядом, не осваивали так досконально ОЗК – общевойсковой защитный комплект, как наши водители. Через три месяца таких пробежек, у Бабуина появилось смутное ощущение, что у него стали расти уши. Причём здесь уши спросите вы? Притом, когда ты бегаешь как заяц, должны расти уши. Прошло время, закончились подготовительных три месяца и Бабуин попал во вторую роту. Тут-то он попался крепко. По натуре он кот, который гуляет сам по себе, должен был приобщиться к батальонным традициям, к дедовству. А тут ещё командир роты старший лейтенант Чуваев, хреновый психолог, но решительный командир, решил его осчастливить, сделать ротным диспетчером. Были же на эту должность наверно желающие. Как говаривал командир: – Сказал люминий, значит люминий. И теперь наш молодой боец должен был ездить в рейсы и на работу, ходить в наряды и уже в свободное время, заниматься каждодневным выписыванием путёвок и списыванию горюче смазочных материалов. И это прекрасно скажу я вам, если бы не дедовство. Здесь в авто бате, дедовство было доведено до совершенства. Вчера к Бабуину подошёл старослужащий литовец и бросив робу на табуретку, сказал:
