Читать книгу: «Инверсионный шлейф», страница 3

– Хорошо, но только давай не сегодня.

– Нет, именно сегодня, раз уж так все вышло, – настаивала она.

– Тебе пр-противна моя речь? Да?

– Глупенький! Конечно же нет. Я просто хочу, чтобы ты вылечился и стал летчиком.

Путилово – небольшой населенный пункт, в котором располагался детский ортопедо-неврологический реабилитационный центр. Раньше он назывался санаторием имени Первого мая. Место для его постройки было подобрано удачно: повсюду его окружал лес, шум проезжающих машин не нарушал покой и тишину этого заведения. Особенно красиво там было летом: аллеи для прогулки, выходившие к маленькому фонтану в центре, две детские площадки. Одна, прямо около санатория, напоминала маленькую асфальтированную площадь, в центре которой стоял памятник юному Ульянову, другая же была около самого леса и уходила вглубь сосновой рощи. На этих площадках располагалось несколько беседок для отдыха, различные лестницы, качели, карусели и футбольные мини-ворота.

Самойлов остановил машину около шлагбаума. Дальше проезд был запрещен. Свернув на стоянку, он сказал Ирине:

– Л-ладно. И пр-правда, вдруг это мой шанс, может быть, единственный. Где мне найти этого Александра Николаевича?

– Сейчас я все узнаю и приду за тобой. Хорошо?

Иван кивнул. С этими словами она вышла из машины и красивою походкой направилась к зданию.

Ждать пришлось недолго. Через пятнадцать минут Ирина вернулась.

– Пойдем, я договорилась, он тебя примет, – девушка уже была в белом халате, который очень шел ей.

Самойлову всегда нравились девушки в белых халатах, и в тот момент он не мог оторвать взгляда от своей спутницы. Они прошли внутрь здания. Детский центр не напоминал больницу, как представлял себе Иван, хотя что-то похожее и было. Всюду бегали дети на костылях, именно бегали, изредка опираясь на них.

Логопедическое отделение находилось на четвертом этаже. Ирина проходила практику на первом, ухаживала за больными после операции. Таких отделений было несколько: в одном исправляли сколиоз, в другом проводили операции на удлинение рук и ног, если какая-то конечность была короче, в третьем лечили болезни позвоночника, далее еще пара хирургических отделений и, наконец, то, что нужно было Ивану – логопедическое.

Зайдя в кабинет Александра Николаевича, Самойлов увидел мужчину за пятьдесят крепкого спортивного телосложения. С первых минут разговора он расположил Ивана к себе. Александр Николаевич был добрым и приятным человеком и мог рассуждать и беседовать на разные темы. Впоследствии Самойлов узнал, что у него два высших образования, что в свое время он входил в сборную СССР по тяжелой атлетике и что эту методику избавления от заикания разработал он сам. Скольким несчастным этот специалист, настоящий профессионал своего дела, помог избавиться от этого тяжелого недуга! Причем его методика полностью и на всю жизнь искореняла болезнь, что не могли пообещать другие методы.

Разговор был долгий, около двух часов. Александр Николаевич объяснил Ивану, что именно ему нужно делать. С того момента он должен был в разговоре всегда придерживаться определенного речевого правила, причем для каждого типа заикания существовало свое. Правило Ивана – говорить по слогам, слитно.

Правило, если, конечно, грамотно его выполнять, абсолютно исключает заикание. Поначалу, когда человек только осваивает свою работу, речь выглядит неестественной, как бы замедленной, может показаться, что тянутся гласные из-за чрезмерного стремления в них. Но затем правило закрепляется и окончательно автоматизируется. У безнадежно заикающегося при постоянной практике появится и уже никогда и ни при каких обстоятельствах не исчезнет обычная, нормальная, здоровая и даже красивая речь. Поскольку на плохую речь, где страдает переключаемость, то есть система работы органов речи, как бы записывается новая, правильная. Вырабатывается условный рефлекс, примерно как в опыте Павлова над собаками.

После разговора Самойлов зашел к Ирине. Она оказалась очень занята в этот день. Слишком много народу было после операции, и за ними требовалось тщательное наблюдение. Иван не стал мешать и, пообещав, что приедет на следующий день, решил отправиться домой.

На обратном пути он не гнал машину, а курил и думал. Ему вспоминались фразы и приведенные Александром Николаевичем примеры. Один из них запомнился особенно. В этом санатории лечились два парня, которые мечтали стать летчиками, но им тоже мешало заикание. Они упорно работали и, в конце концов, стали впоследствии летчиками-испытателями. Этот пример очень сильно подкрепил надежду Ивана, он решил, что приложит все возможные и невозможные усилия для преодоления речевого недуга.

Самойлов оставил машину в гараже и только собрался уходить, как началась гроза, а еще через несколько минут полил ливень как из ведра. Зонта у него не было, и он остался пережидать грозу в гараже. Стоя у приоткрытой двери, Иван смотрел на необычайное буйство природы. Небо заволокло тяжелыми от воды тучами до такой степени, что оно стало чуть ли не черным. Молния стреляла, разветвляясь на множество отростков, казалось, она хотела дотянуться до земли и зацепить там кого-нибудь. Гром гремел сильно и оглушительно, как будто и вправду Бог ехал по небу на своей колеснице, громко стуча колесами, и метал на землю огненные стрелы.

Самойлов еще не знал, что этот день перевернет всю его жизнь, почти так же, как необыкновенно быстро солнечная погода сменилась сильной грозой. Эта молния, которая сверкала в тот миг, проходила не через полнеба, а по линии его судьбы, ответвляя ее в другую сторону…

Глава 4

Как оказался в этом районе, Иван сам долго не мог понять. Очень хотелось курить, сигарет в кармане не оказалось, и он решил зайти в большой магазин. Почему именно в магазин – тоже непонятно, рядом было довольно много ларьков. Открыв дверь, над которой большими буквами было написано «Гипермаркет», он вошел внутрь. «И у нас стали строить такие магазины», – подумал он.

Самойлов ходил мимо длинных стеллажей, держа в руках железную корзину. Покупателей не было вообще, хотя часовая стрелка на штурманских часах Ивана показывала тринадцать часов. Сигарет нигде не было, полки были завалены чем угодно, кроме них. Откуда-то появилась девушка в форме стюардессы, она стояла в нескольких шагах от него. «Вот, наконец-то, хоть один человек. Надо спросить у нее, не знает ли она, где здесь продаются табачные изделия, а то я совсем запутался среди этих полок», – промелькнула спасительная мысль. Быстро подойдя к девушке, Самойлов спросил, удивляясь тому, что говорит совершенно без заикания:

– Девушка, извините, вы не знаете, где…

Вдруг он обомлел. Это была она, та самая стюардесса Саша, которую он встретил в Шереметьево-2.

– Здравствуй, Ваня, – произнесла она и улыбнулась.

– Здравствуй, но как ты…

– Я искала тебя, – оборвала его речь Саша. – Я знала только город, и все эти поиски были бессмысленны. Это чудо, понимаешь, чудо! Почему ты не позвонил мне?

«Внимание, объявляется посадка на рейс 948, Москва – Париж», – неожиданно раздался голос.

«Это сон», – подумал Иван, осматривая помещение аэропортовского кафе. Все было как тогда… они сидели вдвоем за тем же столиком, все ощущения: звуки, музыка, запахи – все то же самое. Это казалось настолько реальным, что Иван быстро отогнал от себя мысли о сне. Это не сон. Вот сидит она – Саша. Боже, как она красива! Такие незнакомые, но почему-то родные черты лица: губы, ослепительно синие глаза, брови, каштановые волосы.

– Я потерял твой номер телефона, – опомнился Иван.

– Да? Ну, теперь это неважно. Я нашла тебя. Мы вместе. Теперь мы никогда не расстанемся. Правда? – спросила она, беря его за руку.

– Правда. Я люблю тебя, – неожиданно для себя признался он.

– Мне пора, я должна лететь, – девушка поднялась на ступеньку трапа.

– Я люблю тебя, – повторил Иван и, не удержавшись, поцеловал ее в губы, ощутив головокружительный запах ее духов.

– Я тоже люблю тебя, – сказала она грустно и отстранилась от него. – Но мне пора. Запомни мой телефон: 934-67-63. Звони, я буду ждать, милый, – произнесла девушка, поднимаясь выше и выше к большому лайнеру.

Закрылся люк, самолет расплылся в глазах у Ивана, но через миг появился вновь в образе вертолета. Закрутились винты, и одновременно с этим машина стала подниматься с большой вертикальной скоростью…

Открыв глаза, Иван быстро вскочил с кровати и побежал к окну, где уже довольно далеко, удаляясь от города, летел вертолет. Звук его движков еще был довольно хорошо слышен. 934-67-63 – всплыло из подсознания вместе со сладким чувством нежности, любви и сна…

 
                                          * * *
 

Осень пришла неожиданно рано. Уже в конце августа пошли дожди, которые лили неделями. Заметно похолодало. Листья быстро пожелтели и кружили над землей, застилая улицы осенним ковром. От продолжительного дождя повсюду были лужи, в которых отражалось серое сентябрьское небо. Но природа непредсказуема, и с первыми днями октября дожди закончились, стало довольно тепло, тучи исчезли, уступив место яркой синеве с кое-где плывущими по нему облаками.

– Спокойно, голубчики. До конца еще пять минут, – успокаивал седой преподаватель разбушевавшуюся группу студентов.

Подходила к завершению четвертая пара, последняя на неделе. Пятница. Все с нетерпением ждали этих пяти минут, чтобы потом целиком отдаться выходным.

– Запишем определение, – продолжал профессор. – Аккредитация – это…

Раздался звонок. Все вскочили и дружно повалили к выходу из аудитории, не дав закончить преподавателю.

– Ну что ж, на сегодня все, спасибо за внимание, – только и оставалось сказать ему.

Выйдя на улицу, Иван достал из кармана кожаной летной куртки, подаренной братом, приезжавшим в отпуск в августе, сигарету, закурил и неторопливо пошел к троллейбусной остановке.

Все чаще его мысли возвращались ко сну, к милой Саше, которая была так близко, которую он так нежно целовал. Весь день, сидя на лекциях, Иван думал о ней, вспоминал ее глаза, каштановые волосы, нежный красивый голос. Что-то перевернулось в нем после этого сна. Казалось, что он влюбился в нее там, во сне, и эти три слова «я тебя люблю» были чистой правдой. Ирина уходила на задний план, как будто стрелка весов, на одной чаше которых была Ира, а на другой Саша, стремительно вильнула, обозначив больший вес Александры в душе Ивана.

– Ты чего, глухой? – раздался голос позади.

Самойлов обернулся. Около тротуара стояла машина Никитина, который быстрым шагом догонял друга.

– Здорово, – протянул ему руку Иван. – Ты где сегодня пропадал? Я все утро искал тебя в институте.

– Да-а, – махнул рукой Николай, – я сегодня сам попал только на крайнюю пару, Петрович гонял нас до седьмого пота. Ему, видите ли, неважно, что у меня институт, он желает одного: чтобы я стал чемпионом России. Ведь через месяц соревнования в Москве. Вот! Уезжаю «на Россию».

– Понятно. Какие планы на сегодня?

– Какие тут могут быть планы. Домой пожрать и на тренировку. А ты домой? Пойдем довезу.

Друзья сели в машину и поехали.

– Мне приснилась она сегодня, – проговорил Иван.

– Кто? – удивился Николай.

– Саша.

– Какая Саша?

– Ну, та стюардесса из Шереметьево, – сказал Самойлов, достав сигарету. – Я закурю?

– Кури, – Никитин открыл пепельницу. – И чего?

– Ничего. Кажется, я люблю ее, – Иван мечтательно посмотрел куда-то вдаль, где за стеклом автомобиля проплывали улицы города.

– Ну ты, брат, даешь. Ты видел ее всего один раз и, помнится, про любовь мне тогда ничего не сообщал. Или ты влюбился во сне?

– Да, именно во сне. Представляешь!

– Ну? дела, – протянул Николай, тормозя на красный свет светофора. – У меня для тебя тоже есть новость, правда, не такая важная, как твоя, – он подмигнул Ивану. – В общем, я решил идти в десант. Короче, поступаю в этом году в училище ВДВ. Что скажешь?

Эта новость была для Ивана не совсем новой, он прекрасно знал отношение друга к небесной пехоте.

– Даже не знаю, Колян. Решай сам. Ты хорошо подумал?

– Да не знаю. Понимаешь, батя – десантник, дед – десантник, войну прошел. А я кто? Будущий инженер, можно даже сказать – инженеришко. Да и тянет меня туда. Ну, сам знаешь: голубые береты, десантное братство, – горячо объяснял Николай. – Здорово! Романтика!

– Решение, конечно, хорошее. Но ты еще раз подумай, взвесь все за и против.

– Да, да, такие решения с бухты-барахты не принимаются, – согласился Никитин. – А твою стюардессу мы найдем, раз уж так все выходит. Только как же Ира?

– Ира, – сказал Иван, задумавшись. – Она красивая, добрая, душевная…

– И фигура на пять баллов, – вставил Николай.

– Ну да. Но понимаешь!.. Сегодня все как перевернулось. Я понял, что не люблю ее, хотя думал совсем наоборот. Даже не знаю, как буду смотреть ей в глаза, такое чувство, что я изменил ей. Наверное, мне нужно расстаться с ней.

– Э-э, ты погоди, не горячись. Не спеши рвать с ней.

– Слушай, поедем ко мне, похаваем, а потом я схожу с тобой на тренировку, надеюсь, Петрович будет не против. Сегодня весь день один. Скучно.

– Добро, – согласился Никитин.

Дверь открыл Сергей Иванович.

– Здорово, студенты, – он пожал руки ребятам. – Как дела?

– Нормально, Сергей Иванович, – ответил за двоих Николай.

– Проходите, обед готов. Да, пока не забыл, завтра прыжки. Трегубов вас приглашал.

– Во! Нормально! – обрадовался Иван.

– А ты чего нос повесил, десантник?

– Да жаль, может быть, не смогу, усиленные тренировки к чемпионату.

– Ну, попроси тренера, вдруг отпустит. Сейчас ведь прыжки редко бывают, хотя и чемпионат – дело нешуточное, – серьезно сказал Сергей Иванович. – Чемпионом-то станешь, как чувствуешь, боксер? – он улыбнулся.

– Постараюсь.

– Вот и добро.

 
                                          * * *
 

– …так, сейчас без спешки, по готовности начинаем прыжки, – закончил начальник парашютно-десантной службы подполковник Трегубов Андрей Станиславович, осматривая строй летчиков.

Иван и Николай прыгали первым взлетом и торопливо подгоняли под себя подвесные системы парашютов Д-5.

– Помоги пристегнуть запаску, Колян, – попросил Самойлов. – Вот… вот так… спасибо.

– Ну, вроде бы все, пошли, – произнес Никитин, надевая шлем.

– Ладно, ты только не дрожи коленками, – подшутил Иван и направился за другом к самолету, где уже стояло несколько парашютистов.

После того как все десять человек построились, Трегубов разместил их по весу с учетом того, что самые тяжелые прыгают первыми, еще раз проверил их снаряжение, повторил вкратце действия в воздухе и спросил:

– Кто желает пойти пристрелочным?

Короткую паузу нарушил голос Николая:

– Я!

– Никитин? Ну, добро, добро.

Ан-2 после короткого разбега оторвался от земли и ушел в набор высоты. Парашютисты сидели молча, посматривая в иллюминаторы. Трегубов надел подвесную систему и пошел вдоль борта самолета, пристегивая карабины вытяжных веревок к удлинителям, свисающим с троса, натянутого под потолком фюзеляжа. Зацепляя карабины одного, он показывал его сидящему рядом другому парашютисту, и тогда тот хлопал соседа по спине: все, мол, в порядке, зацепил.

Машина выполняла четвертый разворот, вставая на боевой курс.

– Анекдот хочешь? – пытался перекричать гул двигателя Николай.

– Давай, – Иван отогнул ухо шлемофона, чтобы лучше слышать товарища.

– Приготовиться, – хлопнул Трегубов по плечу Никитина.

– Ладно, в другой раз, – улыбнулся тот, обращаясь к Самойлову. – Давай, жду на земле.

Летчик заметно сбавил обороты двигателя, гася скорость перед выброской. Боевой курс. Раздался противный рев сирены, на табло загорелась зеленая лампа. Трегубов открыл дверцу люка и хлопнул Николая по плечу:

– Пошел!

Иван посмотрел на друга. Его лицо стало серьезным, напряженным, взгляд был устремлен в бездну. Он поставил десантный ботинок на срез люка, держа руки на кольце, и, оттолкнувшись, ушел в синее небо. Трегубов высунул голову и смотрел за действиями Никитина. Самойлов тоже пододвинулся поближе к люку и наблюдал за товарищем. Тот летел ровно, держа ноги вместе, заваливаясь постепенно на бок, за ним болтался купол стабилизирующего парашюта. Прошло три секунды. Рывок кольца – и в небе повис белый купол Николая.

– Отлично работает парень, – сказал Трегубов, закрывая дверцу люка.

Иван шел после Николая, то есть первым во втором заходе. Волнение нарастало все больше и больше, тогда он посмотрел в иллюминатор, где вдалеке виднелся город, на лица летчиков напротив.

– Так, четверо встали, – послышался голос выпускающего.

Чувствуя тяжесть парашютов, Самойлов поднялся, крепко схватил правой рукой красное кольцо, а левой, как учили, накрыл правую.

«Пэ-э-эп», – заорала сирена.

– Пошел!

Оттолкнувшись, Иван вывалился за борт. Его перевернуло вверх тормашками, так что он увидел небо и уходящий в голубую бездну самолет.

«Кольцо – сорок один… Кольцо – сорок два, – считал он мысленно. – Кольцо – сорок три… Кольцо – сорок четыре. Кольцо – сорок пять». Рванул что было сил кольцо. Рывок. Тишина. Так тихо, что слышно свое дыхание. Перед ним земля. Как же красиво!

– Ура! – закричал он от радости.

Когда до земли оставалось около ста пятидесяти метров, Самойлов развернулся в подвесной системе, готовясь к приземлению. Земля быстро набегала. Удар, и он уже лежит на ней. Купол не хотел успокаиваться и тянул Ивана по полю, тогда он подтянул нижние стропы, и парашют покорно лег. Собрав его, Самойлов направился к брезентовым столам, где уже «загорал» Никитин.

В этот день друзья сделали по два прыжка, полностью отдав себя небесной стихии. Прыжки подходили к концу. Около самолета построился крайний взлет. Те, кто уже отпрыгался, загружали распущенные купола в грузовой автомобиль, потихоньку сворачивали ненужные «столы». Иван и Николай помогали закидывать парашюты в ЗИЛ.

– Самойлов, Ваня! – позвал летчик, куривший около Ан-2. – Иди сюда.

Это был старинный друг и однокашник отца Самойлова, они дружили еще с курсантских времен, и так соблаговолила судьба, что под завершение летной карьеры оба попали в один город, только в разные подразделения: Сергей Иванович – командиром военно-транспортного полка, а Александр Кузьмич Воронков – начальником пока еще не до конца развалившегося ДОСААФа, именно он выполнял в тот день полеты на одном из бортов по выброске летчиков полка.

– Вот что, давай-ка слетаешь сейчас со мной. Посмотрим, на что ты способен, – сказал Воронков. – До выброски посидишь в салоне, а потом сядешь на правую «чашку».

– Добро, – Иван благодарно кивнул.

Зайдя на борт, Самойлов сел на порожек при входе в кабину. Парашютисты уселись по местам. Запуск. Самолет вырулил на взлетную полосу и после разбега оторвался от земли. Ветер усилился, поэтому воздушные ямы ощущались намного сильнее. Самолет болтало, но крепкие руки и мастерство пилота удивительно мягко удерживали его в горизонте.

Выход на боевой курс. Сирена. Пошел! Пять парашютистов покинули борт и вспыхнули в небе белыми куполами. Еще заход, и оставшиеся пять человек вместе с выпускающим ушли в бездну. Штурман вылез из-за штурвала и жестом пригласил Ивана в кабину. Самойлов сел на правое кресло и надел наушники.

Третий, четвертый разворот. Ан-2 вышел на посадочную прямую. Молчавший все это время пилот сказал:

– Запрашивай.

– Что-то я не понял вас, Александр Кузьмич, – ответил Иван, нажав кнопку СПУ.

– Запрашивай, говорю. Жокей, я шестьсот сорок первый, на прямой, к посадке готов. Я вылечу тебя. Что же это такое, здоровый парень, а, видите ли, не годен. Выкинь всю дурь из головы и запрашивай, – немного грубо сказал пилот.

Волнение подкатило к горлу, ведь это было первое серьезное испытание для его речи. Нажав кнопку радиостанции, Иван четко запросил:

– Жокей, я шестьсот сорок первый, на прямой, к посадке готов.

– Шестьсот сорок первый, посадку разрешаю, – ответил руководитель полетов.

– Разрешили, – ответил Самойлов.

– Ну вот, – Александр Кузьмич с улыбкой посмотрел на парня. – А говоришь – заикание. Все ты можешь, только вбил себе в башку всякую хрень.

Иван не стал ничего доказывать, откинувшись на спинку, он поудобнее устроился в кресле, взял в руки штурвал, дублируя действия летчика. Знал ли тот, сколько пришлось сделать для того, чтобы сейчас вот так, сидя за штурвалом Ан-2, Иван мог запросить посадку?

Поначалу относительно простое речевое правило Ивану никак не давалось, он не мог понять, когда выполняет его верно, а когда нет. Тогда он пять дней не вылезал из дома и читал специальные тексты, тренировался перед зеркалом. А скольких прохожих он достал с вопросами, после того как более-менее освоился.

На первых порах получалось не все, были и срывы, и поражения, но Самойлов не сдавался и шел вперед, анализируя и исправляя допущенные ошибки. Было трудно, но с каждым новым днем становилось все легче и легче. И вот однажды, посчитав, что он находится на пике совершенства, попытался познакомиться с красивой девушкой на остановке. Не для того, чтобы продолжить потом с ней какие-либо отношения, а просто в качестве тренировки, ведь при знакомстве с девушкой волнение усиливается еще и из-за простого смущения, застенчивости и так далее. Иван подошел к ней, но, видимо, сильно переволновавшись, начал не по правилу. Это был мощный удар по всей работе, по вере в здоровую речь. Он заикался сильно и отвратительно. Благо девушка оказалась понимающей и, не обратив на это внимание, дала ему свой номер телефона. Самойлов, сгорая от стыда, взял его и, мысленно ругая себя, ушел в сторону. Он бросил всю работу над речью и неделю просидел дома, отдавшись горьким мыслям.

Но потом здравый смысл взял верх, и Иван съездил в Путилово к Александру Николаевичу. Тот объяснил ему, что в данном случае Иван поддался панике перед началом речи и «сдался до боя» и вследствие этого получил безобразную речь, не выполнив речевое правило. Борьба с заиканием напоминает греблю против течения быстрой реки: чуть отпустишь весла и опять окажешься на прежнем месте, к которому шел так долго, натирая до крови мозоли на руках.

И снова работа: слоги, специальные тексты, речевая практика, насмешливые улыбки людей, услышавших неестественную, странную речь. Иногда на так называемую речевую практику с Иваном ходил Никитин, он искренне радовался за успехи друга и переживал все его неудачи. Один раз Самойлов еле успел оттащить Николая от человека, который передразнил Ивана, посмеявшись над необычайной речью. Сколько было телефонных звонков в различные организации, знакомым и не очень знакомым людям, вопросов, совсем не нужных, но направленных лишь на одну цель – здоровую речь.

Ирина тоже очень помогала Ивану. Подсказывала, советовала и в нужных случаях даже ругала его. Он сильно привязался к ней за этот относительно короткий срок. Ира много сделала для него. Новая речь Самойлова была во многом ее заслугой.

Иван, по словам Александра Николаевича, почти довел правило до автоматизма, оставалось совсем немного. Да он и сам понимал это: страх перед диалогом исчез, его речь стала не только естественной, но и красивой. Самойлов стал забывать, что такое заикание. Как и обещал Александр Николаевич, все это произошло за два-три месяца. Но они были отнюдь не легкими. Только колоссальным усилием воли Иван добился результата.

Конец прыжков. В этот раз прыгнул не весь летный состав полка. Летчики вообще не очень любят прыгать, отлынивая от этого занятия всевозможными способами. Есть, конечно, фанаты. Вот они и отдуваются за всех, но для них это большое удовольствие.

Сели все борты, выполнявшие десантирование, это четыре самолета АН-2 ДОСААФа, базирующегося на военном аэродроме. Свистели турбины гражданских лайнеров, аэропорт которых располагался по соседству, имея одну взлетно-посадочную полосу с военным. Иван и Николай помогали технику зачехлять АН-2. Экипажи собрались под крылом, где была «накрыта поляна» по случаю успешного завершения полетов. Воронков, разлив авиационный спирт, протянул всем стаканы:

– Давайте, мужики, сто грамм «за сбитый».