Читать книгу: «Заповедные острова», страница 6
Через несколько дней меня навестила Аделаида Георгиевна, рассказала о своём житье и последние новости. Днём она работала на складе воды. Был такой склад, куда свозили всю найденную бутилированную воду, любые запасы которой считались стратегическими. Вечерами выходила на женские посиделки и часто «делала шоппинг». Этим словом она называла прогулки по району, во время которых навещала попутные магазины. Аделаида Георгиевна очень хотела найти магазин мехов и хотя бы примерить несколько недоступно дорогих шуб. Но где эти магазины находятся, никто из её новых знакомых не знал, вот и бродила иногда в надежде повстречать заветную вывеску. Также она рассказала, что руководит всем некий депутат Макаров. Я попросил по возможности узнать, где он живёт.
В следующий раз Зимина приехала ещё через несколько дней. Привезла еды, керосиновую лампу и что-то ещё по моим заказам. Из сумки торжественно достала бутылку очень дорогого красного вина. Как и в прошлый раз, она привезла много слухов и новостей.
– Знаете, Саша, я слышала, что инициативные товарищи пытались пробить стену, разогнав в неё автомобиль, но из этого ничего не вышло.
– Вот бы академик Ранков посмеялся.
– А недавно двоих парней застрелили у забора здания Министерства обороны.
– Как так?
– Они там держат круговую оборону, думая, что началась третья мировая война. Никого к себе не пускают. Ходят слухи, что они выполняют какой-то протокол, положенный на такой случай, и выйдут не раньше, чем через год.
– Даже этого депутата Макарова не пускают?
– Вообще никого. Боятся, наверное, диверсантов.
– А чего они там едят?
– За военных не стоит беспокоиться, уж это здание построено с учётом всяких неожиданностей. Одна женщина проходила неподалёку и сказала, оттуда пахнет свежеиспечённым хлебом.
– Аделаида Георгиевна, Вы узнали, где живёт Макаров?
– Да, оказалось, что это не секрет. Вот, я записала на бумажке. Это недалеко, через речку. Депутат живёт с видом на Новодевичий монастырь.
В тот день мы очень душевно посидели – смеялись и вспоминали нашу околонаучную жизнь. Она собралась уезжать и шутила, что впервые в жизни может спокойно садиться за руль после двух бокалов вина, так как на дорогах нет никаких гаишников. Я пообещал, что к следующему её визиту окончательно определюсь со сроком своего добровольного дежурства и ожидания вестей с той стороны.
Но Аделаида Георгиевна не приехала в обещанный день, не появилась и на следующий. Я всё чаще подходил к окну и даже иногда выходил на набережную, но знакомого синего форда на горизонте не было.
Через неделю я уже не сомневался, что что-то случилось, но твёрдо решил назначенный сам себе месяц досидеть здесь, в НИИ. Не проходило и двух-трёх дней, чтобы с той стороны я не услышал хлопка, выстрела или целой очереди. Однажды до меня донеслась отчаянная канонада. Я выскочил на крышу, но под сводами Пузыря искрил самый настоящий новогодний салют. «Вероятно, кто-то добрался до магазина фейерверков», – подумал я.
Ровно через месяц я счёл своё обещание, данное самому себе, сдержанным. Никто с той стороны не появился, стена не упала, и я с чистой совестью отравился в Хамовники. Аделаида Георгиевна рассказывала, что главный информационный сектор находится на первом этаже гостиницы Юность, что близ метро Спортивная. Путь пешком через Бережковский мост и Хамовнический вал занял бы полчаса, но я крался задворками, стараясь не встречать случайных прохожих, так что шёл все полтора.
– Здравствуйте, – первая поздоровалась со мной жизнерадостная девушка, расположившаяся за стойкой ресепшн гостиницы. Она пристально изучала меня.
– Добрый день.
– Что-то я Вас не помню, – сказала она с некоторым пристрастием. – Вы регистрировалась?
– Пока нет.
– Давайте-давайте, вот бланк возьмите. Скоро два месяца с начала учёта, а всё ещё находятся люди, которые не зарегистрированы. Вот я на второй день бумагу получила. А Сергей Станиславович сказал, что скоро на улице будут документы проверять. Потому что неучтённые люди где-то прячутся, а потом на складах дефицитные продукты пропадают.
Я заполнил бланк вымышленным именем, назвавшись лифтовым диспетчером Романом Петровым.
– А паспорт у Вас есть?
– Паспорт я дома оставил, а живу в Медведково, так что в этом Пузыре я оказался без документов. Девушка, как Вас зовут?
– Марина.
– Скажите, Марина, вы не знаете, как мне найти одну знакомую? Её зовут Зимина Аделаида Георгиевна. У вас она работала на складе воды.
Марина с ужасом посмотрела на меня и закрыла себе рот ладонью.
– Аделаида Георгиевна? – заикаясь выдавила она, убирая руку и не сводя с меня глаз. Я сразу подумал о худшем. – Она… погибла.
Словно очнувшись и желая как-то загладить плохую весть, Марина стремительно повернулась к шкафу с папками, стоящему позади, и начала рыться в бумагах.
– Как так – погибла?
– Вот, – она вчитывалась в какой-то отчёт или протокол, – найдена 12 июня с пулевым ранением в живот во дворе дома 18 по Хользунову переулку. Извините, – Марина села.
– А сегодня какое? – спросил я, голова была в каком-то дыму…
– Сегодня 3 июля, – ответила Марина извиняющимся тихим голоском.
– Три недели назад… – промычал я сам себе и, не прощаясь, вышел из гостиницы.
Глядя под самые ноги, я вернулся в своё НИИ и впервые за это время крепко выпил. Хотя вокруг, судя по всему, было достаточно людей, я чувствовал себя совершенно одиноким, почти брошенным. И, конечно, очень жалел Аделаиду Георгиевну, с которой проработал в одном НИИ по меньшей мере пятнадцать лет.
Проснувшись на другой день, твёрдо решил улетать отсюда, но сначала сообщить депутату Макарову о наличии изобретения академика Ранкова, которое он назвал «Возвращатель». Адрес депутата лежал в кармане, и через некоторое время я уже сидел на лавочке перед его домом.
Но шесть часов дежурства во дворе не принесли результата – депутат не появился. Я ушёл спать в НИИ, а на другой день снова уселся на лавочку, но опять безрезультатно. В следующие дни он тоже не появлялся, и я старался приходить в разное время, чтобы поймать его наверняка. Однажды я увидел бредущую с тяжёлой сумку женщину и подошёл поинтересоваться, жив ли вообще депутат Макаров. Она ответила, что видела его буквально вчера. Лишь только на восьмой день к дому подъехал чёрный внедорожник, из которого вышел энергичный мужчина в пиджаке.
– Простите, – окликнул я его сзади. – Вы депутат Макаров?
– Да, – обернулся он.
– Значит, это Вы самый главный?
– Я председатель Комитета спасшихся. А чем, как говорится, могу?
– Понимаете, у меня к вам большое дело. Очень большое.
– Так я слушаю.
– Надо присесть.
– У меня времени не много, пойдёмте со мной, по пути изложите своё дело.
Макаров пригласил меня домой и пока я рассказывал историю нашего спасения в НИИ, рылся на антресоли, поставив стремянку.
Вопреки моему представлению о том, как должны жить депутаты, эта квартира не тянула на дворцовые палаты и, хотя всё в обстановке было стильно и недёшево, подобных жилищ в Москве немало. Так что я проникся к нему доверием, решив, что он – человек честный.
По мере того как я приближался к истории с испытанием стены и выводам академика Ранкова, Макаров изучал антресоль всё медленнее, оборачиваясь на меня и пристально разглядывая. Затем спустился и сел напротив, слушая внимательно и не перебивая.
Я рассказал об эксперименте с вазой и собакой и закончил на том, как академик исчез в комнате после хлопка. Некоторое время мы молчали, Макаров встал и начал ходить по комнате.
– Так значит, у вас есть устройство, которое перемещает за стену?
– По крайней мере так считал академик Ранков.
– Оно работает?
– Да, но надо заряжать. На один заряд требуется около трёх часов.
– И находится у вас в научно-исследовательском институте?
– Да. И я бы хотел показать Вам всё, а потом использовать для себя. Когда я исчезну, или, лучше сказать, перенесусь, делайте с устройством всё, что пожелаете.
– Надо срочно собрать наших учёных, у нас есть небольшая группа тех, кто имеет отношение к наукам. И взять устройство под охрану.
– Да, но всё это после меня. Пожалуйста, сначала поедем только вдвоём. Я и Вы. Я всё покажу, научу, там несложно. Потом вы поедете звать кого хотите, а я в этом время перенесусь.
– Как мне убедиться в том, что это не обман и не ловушка? Может, меня хотят убить, а Вы лишь заманиваете?
Я был готов к этому вопросу и показал свой пропуск в НИИ, документы Ранкова, а также некоторые научные работы с моей фамилией, приказы по институту о проведении экспериментов в том составе, где числились я и академик. Всё это я собрал по кабинетам и лабораториям.
Макарова доказательства устроили, мы прыгнули в его машину и через 15 минут вошли в фойе Института.
– А я ведь знаю эту собаку, – сказал Макаров. Кормилась у нас при гостинице, а бегала по всему Пузырю. Вот и добегалась.
– Да, может, это другая.
– Она-она. На весь Пузырь одна только собака спаслась и кошек штук пять. Конечно, мы смогли посчитать только бездомных. Сколько их по запертым квартирам с голоду погибло, не известно. Хотя они же исчезали также, как и люди. Я не слышал, чтобы кто-то, изучая очередную квартиру, наткнулся на мёртвую кошку или собаку.
– Вот сюда, пожалуйста, – я открыл дверь в комнату.
– Темновато. Окон нет здесь?
– Нет, это помещение для экспериментов с газом, нужны были крепкие стены, а не окна, – засмеялся я.
– Я как-то представлял это более масштабным, – сказал Макаров, проходя дальше.
– Одну секунду, включу генераторы и появится свет, – я побежал в конец коридора, там находилась дверь в небольшое помещение, где на бетонном полу стояло четыре больших стационарных генератора.
Повернув рубильник, нажав стартовую кнопку и убедившись, что один из генераторов заработал, я хотел уже возвращаться, но тут услышал знакомый хлопок. Несколько секунд я стоял, боясь шелохнуться, словно это могло что-то изменить. Сомнений не было.
– Сергей Станиславович, – крикнул я негромко, выйдя в коридор. Но мне никто не ответил. – Товарищ депутат, – повторил я призыв, подойдя ближе.
Осторожно заглянув в комнату, где уже появился свет, более всего я боялся увидеть в ней пиджак, брюки и туфли Макарова на полу. Но именно это я и увидел.
– Как же так!? – обиженно спросил я, обращаясь к туфлям.
Без сомнений, он не знал, как пользоваться Возвращателем. Батареи были заряжены, я всегда держал их в таком состоянии, но и об этом не мог знать депутат. Не мог он знать и о том, как запускается обратный 10-секундный отсчёт. Но с другой стороны, чего тут сложного, серебристый тумблер, расположенный с краю приборного щита, на котором есть и другие кнопки, и рычажки. Академик, поработав паяльником, из всего прибора управления подачей газовой струи задействовал только запуск таймера, так что на остальные кнопки нажимать было бесполезно. Но неужели Макарова привлёк именно этот серебристый рычажок, который он, видимо из любопытства, щёлкнул, не ожидая последствий? Как это теперь узнать?
– Поразительно! – ходил я по коридору туда и обратно, вскрикивая это слово много раз.
Словно убийца, пытающийся скрыть следы преступления, я собрал его одежду и сжёг в топке нашей котельной. В первые часы у меня не было сомнения в том, что произошедшее надо как-то загладить. Возник план: пойти в гостиницу и выяснить у девушки Марины, кто второй после Макарова, найти этого человека и рассказать всё. Желательно повторить, на этот раз успешно, то, что не удалось с депутатом, то есть знание передать и успеть улететь самому. Размышляя, я понял, что всё это сложно, долго и надо ли так делать, ведь попытки были и ничего не вышло. Не плюнуть ли, не улететь ли прямо сейчас, когда зарядятся аккумуляторы? В конце концов, не выйти ли на набережную и не поведать ли тайну Возвращателя первому встречному?
Но я не смог зарядить аккумуляторы. Через полчаса прекратился шум из генераторной, некоторое время я выяснял причину остановки, которая оказалась проста – кончился бензин. Битый час я бродил по подвалам института в поисках запаса топлива, но безуспешно. Одна из дверей, в которой бензин точно должен был храниться – оказалась заперта. Ключи должны были находится на вахте, но их там не было. В баках запасных генераторов что-то плескалось, но теперь я уже не был уверен, что этого хватит для зарядки. Я решил отдохнуть и на другой день отправиться в вылазку за бензином на заправочную станцию.
Но всё обернулось иначе. На следующий день я увидел, как к соседнему зданию подъехали вооружённые люди и вели себя так, как делают те, кто чего-то ищет. Зелень листвы скрывала от меня полную картину, но я испугался, поняв, что это может закончиться гораздо хуже, о чём я раньше и не подумал. В эту минуту я решил скорее улететь вслед за Ранковым и Макаровым, но аккумуляторы Возвращателя не были заряжены. Я смотрел в окно и с ужасом наблюдал, как вооружённые люди поехали в мою сторону и увидели машину Макарова! Чёрт возьми! Я совсем не подумал о машине, ведь её нужно было переставить в другое место! Впрочем, у меня всё равно не было ключей, так как они были сожжены вместе с одеждой и обувью.
Пока незваные гости осматривали внедорожник депутата и настороженно изучали предупреждающие таблички о химическом заражении нашего здания, я запер железную дверь комнаты, в которой находился Возвращатель, и через запасной выход, дворами, убежал из института. Потом я пробрался в Лужники, памятуя рассказ Зиминой о том, что это один из самых пустынных секторов Пузыря, так как в нём нечего делать. Нужно было пересидеть где-то день-другой, а потом, заправив генераторы, улететь сразу же.
В главном спорткомплексе я нашёл комнату отдыха с диванами и временно обосновался там, регулярно выглядывая в окно, отогнув край занавески: не ищут ли меня. Было только одно желание – дождаться, когда утихнет этот шум, вернуться в НИИ и улететь, уже ничего и никому не сообщая. Поэтому через два дня я прокрался на набережную и стал наблюдать за тем берегом, где располагалось НИИ. К сожалению, там копошились люди. Каждые два дня я выходил из своего укрытия, чтобы найти еды и посмотреть на ситуацию вокруг института. Однажды я прокрался совсем близко и услышал внутри взрывы. Я понял, что таким варварским образом там открывают двери. Делать нечего, вернулся в Лужники.
Через три недели началась настоящая война. Сначала выстрелы раздались в одном месте, потом в другом, потом казалось, что стреляют везде. По дорогам носились какие-то автомобили со следами автоматных очередей на крыльях. К моему несчастью, боевые действия начались и в Лужниках, хотя я считал этот район тихим и безлюдным. Сначала приехали полицейские, я было обрадовался им, подошёл, но получил совет поскорее отсюда убегать, так как скоро нагрянут военные и будет бой. Послушав рекомендацию, поспешил туда, где казалось наиболее безопасно, то есть в родной НИИ. К счастью, около него уже никого не было, вероятно, военные или полицейские сейчас заняты войной друг с другом.
Конечно, я бросился к заветной комнате и обнаружил выбитую дверь, которая под силой взрыва отскочила внутрь помещения, задев энергетический шкаф, лежащий теперь на полу. Пластины аккумуляторов остались целыми, а вот вся подводка оказалась вырванной «с мясом». Тогда я побежал в генераторный зал, но, к счастью, там ничего не пострадало; вероятно потому, что я его не запер. Воистину, не нужно было запирать и комнату с «Возвращателем», была бы целее. Как говориться, «не было бы счастья» – взрывом непрошенные гости открыли комнату, в которой хранились химикаты, в том числе и бензин.
Я немного прибрался на этаже, выметая крошки осыпавшейся штукатурки, заправил генераторы, а потом приступил к ремонту подводки аккумуляторного шкафа. Честно говоря, мне не был до конца понятен принцип работы Ранковского устройства, и я утешал себя надеждой, что остальное задействованное оборудование не пострадало. На лицевой его панели находились контрольные индикаторы и несколько кнопок управления, теперь всё это было скрыто от меня. На попытки поднять шкаф ушло два дня. Я использовал лом в качестве рычага и даже принёс автомобильный домкрат, но всё, что мог сделать, это приподнять шкаф до уровня своих колен. Тем не менее, я закончил восстановление проводки и теоретически шкаф можно было использовать даже в лежачем положении, но так невозможно было включить все его 16 блоков. Мне нужно было добраться до кнопок, а с той стороны реки всё ещё было неспокойно. Однажды погоня со стрельбой произошла на набережной перед зданием НИИ, но я побоялся выглядывать в окно.
Стрельба и взрывы продолжались больше двух недель, я боялся выходить из здания, лишь изредка навещая продуктовый магазин, чтобы схватить там пачку гречки, каких-нибудь консервов и воды.
Про магазин расскажу особо. Он вам пригодится, если захотите остаться в Пузыре. Тут рядом, на углу, есть большой продуктовый супермаркет, заметный с дороги благодаря высоким витринам. А за ним находится небольшой бизнес-центр с внутренним двориком, в котором был ещё один магазин, поменьше. Как работники НИИ, я и Зимина знали про этот маленький лабаз и пошли туда на разведку ещё в первые дни. Он находился в удобном полуподвале с одной единственной вывеской, которую мы сняли, и это позволило сделать магазинчик нашим секретным продуктовым складом. К тому же мы нашли ключи хозяина, старого армянина, так что магазин мы ещё и заперли. Ключи вот – я вам отдаю.
Ну, а что было дальше, вы, наверное, уже догадались. Я сидел здесь, у окна или на крыше, и ждал, когда появится кто-то, кто сможет мне помочь поднять шкаф. Иногда проходила женщина или щуплый мужичок, как-то проехал на мотоцикле парень, но я боялся, что они не смогут помочь справиться с тяжеленным шкафом. Идти через мост к людям я категорически не хотел. Сегодня двенадцатый день с тех пор, как закончилась стрельба, и ровно месяц с тех пор, как я перебежал сюда из Лужников. Наконец-то я заметил на набережной двух мужчин и женщину, которые не держали в руках оружия.
Вы помогли мне поднять шкаф, но оставалось ещё одно важное дело; я должен был кому-то передать знания и сделать это так, чтобы вы не бросились к устройству раньше меня, израсходовав заряд. Сейчас я пойду в ту комнату и перенесусь прочь отсюда, надеюсь, в остальной мир. А вам я оставлю ключ от решётки, привязав его вот к этой верёвочке, один конец которой привяжу сюда, а другой повешу вот тут. А сюда привяжу другую верёвочку, под которой поставлю свечку. Когда свеча прогорит вот до этого уровня, пламя пережжёт вторую верёвочку и ключ под силой тяжести упадёт к вам в руки.
А теперь я расскажу, как зарядить устройство, чтобы воспользоваться им повторно.
ХХХ
Мы уже давно притихли, слушая рассказ учёного Кулешова, повинуясь не столько безвыходности ситуации, сколько интересности повествования. Закончив, он дал нам нехитрый инструктаж по запуску устройства и зажёг свечу, расположенную под верёвочкой.
– Это сколько пройдёт времени, пока пламя опустится до верёвки? – спросил Генка.
– Думаю, несколько минут, свечка то тонкая, церковная, – ответил Кулешов.
– А зачем Вы нам рассказали всё это? – подала голос Нина.
– Понимаете, нельзя быть уверенным в том, что устройство Ранкова работает так, как задумано. Возможно, он погиб, пропал навсегда, разлетелся, как говорится, на атомы. Всё-таки, с той стороны нет никаких сигналов, а я грешным делом ждал, что дня через три академик прилетит обратно. Прошло три месяца, а его всё нет, как это объяснить? Не тем ли, что не добрался он туда? И всё-таки сегодня я испытаю его на себе. Как знать, быть может, завтра стенки Пузыря растворятся сами собой, а я погибну. Ну так хоть расскажите другим обо мне, Ранкове, Зиминой. К тому же мне очень хотелось поделиться всем этим хоть с кем-нибудь, и, как я сегодня понял, лучший способ выговориться – посадить собеседника в клетку, угрожая не отдать ключа. Счастливо, друзья.
Кулешов скрылся за поворотом, но сразу вернулся. – Друзья, я забыл ещё кое-что сказать. Точнее, попросить. Обещайте мне, что не воспользуетесь прибором втихую, а обязательно передадите информацию ещё кому-то. Изобретение академика Ранкова принадлежит всем!
Он скрылся, и через несколько минут мы услышали громкий хлопок. Как он и рассчитал, пламя свечи вскоре опустилось, и верёвка перегорела, ключ упал нам под ноги. Мы двинулись в ту комнату и нашли только одежду учёного.
– Ну а мы что, сразу за ним прыгнем или подождём? – спросил я.
– Страшное дело, – заключил Генка. – Но, похоже, надо и нам прыгать.
– Я думаю, надо нам тут всё запереть и поехать пообедать, обсудить и подумать, – предложила Нина.
– Давайте только заново зарядим.
Так и поступили, снова запитали батареи и вернулись к своему Бентли. – Ну что, сэры, хорошо я вас покатал? – многозначительно спросил Гена.
– Да уж, так мы никогда не катались, – ответили мы, засмеялись, но быстро умолкли. Каждый думал об устройстве, которым можно воспользоваться хоть сейчас.
Не вышло разговора и дома. Генка подолгу стоял у окна, глядя на набережную, Нина делала вид, что читает книгу, я тоже не поднимал этой темы. Мы поняли главное: устройство перемещает только одного человека за один заряд, а значит, каждый должен решать за себя.
Прошло несколько дней, и Генка вдруг сказал:
– Слушайте, я, пожалуй, буду пробовать.
– Решил? – уточнила Нина.
– Да. Решил. Вы люди холостые, вам везде хорошо, уже и живёте как семья. А моя жизнь осталась там – сыновья, жена и даже тёща. Мне будет трудно жить надеждой, что стенки Пузыря исчезнут сами собой, тем более, что я знаю теперь о существовании устройства.
– Но, может быть, ещё подождать? Вдруг этот прибор убивает, а не перемещает?
– Я думал об этом. В Пузыре всё так непредсказуемо, что завтра это здание могут взорвать и мне останется только кусать локти. Нет уж – решил, так решил.
– Ген, ну кто его взорвёт?
– Ну ладно, пусть не здание взорвать, а устройство сломать. Ты что ли потом будешь паять там проводки? Я слесарь, я паять не умею. Не путайте меня. Сегодня отвальная – завтра улетаю.
Мы провели последний вечер в разговорах, наполненных напутствиями и инструкциями. До Катаклизма мы не были такими уж закадычными приятелями с Геннадием Мониным; честно говоря, у меня и вовсе не было друга в большом и благородном понимании этого слова. Выпадало мне работать и со старым мастером Анохиным, строгим и практичным формалистом, случались дежурства с весёлым выпивохой и балагуром Шестаковым, но только с Генкой мы говорили на одном языке. И я рад, что в этом Пузыре оказался именно с ним, надёжным и понимающим, каким и должен быть настоящий друг.
Прощаясь, мы выпивали дорогой коньяк, сидя в огромных кожаных креслах и дымили сигарами. Помню, как эти кресла нашли в приёмной районного прокурора, полдня потратили на то, чтобы переместить их в нашу квартиру, и с тех пор каждый вечер сидели в них, смотря фильмы. А Нина, всё понимая, делала вид, что хлопочет на кухне, а потом оказалось, что вовсе не делала вид, так как вынесла торт с кремовыми розочками.
– Торт? – удивились мы. – Как?
– Ну а что сложного? Мука есть, молоко есть, по квартирам полно варенья, яичный порошок нашла, ну что я вам буду секреты рассказывать, – смеялась она.
Ну другой день Генка торжественно вручил мне ключи от Бентли.
– Приходилось ли тебе мечтать, Юра, что ты такие подарки будешь получать? И без всякого с твоей стороны дня рождения? – по коридорам НИИ раздался его раскатистый смех. – А ну ка, выйдите отсюда. Я заранее разденусь и аккуратно сложу всё в пакет, выбросьте потом. Не хочу, чтобы мои обноски тут валялись, когда войдёте.
Вскоре мы спрятались в генераторной и, дождавшись глухого хлопка, вернулись обратно. В комнате никого не было.
– Ну вот твой Генка и улетел, – задумчиво сказала Нина. – А мы даже не обсудили, что скажем, если доберёмся туда. Ещё не известно, что нас ждёт на той стороне. Если окажешься там, не спеши всё рассказывать.
– Нин, а мы как поступим?
– Не знаю.
– У тебя там есть кто-нибудь? Я никогда не спрашивал об этом, муж или жених?
– Никого, не волнуйся, – ответила она, игриво вскинув брови.
– А родители?
– Мама у меня в Вязьме. Пойдём включать эти генераторы.
Мы дождались, когда батареи Возвращателя снова зарядятся, и вернулись домой.
ХХХ
Мы порешили на том, что пока пользоваться устройством не будем. Казалось, Нина сомневается, а лично меня это совершенно устраивало. Генка был прав: нигде больше я не мог получить в подарок ключи от Бентли, а также пить элитный алкоголь, курить сигары, носить дорогущую одежду. А туфли! Какие шикарные туфли я подобрал в бутике на набережной! Их стоимость, судя по ценнику, равнялась четырём моим зарплатам. И хотя в прежней жизни я не курил и всегда носил кроссовки, в Пузыре я оценил и сигары, и обувь. Я даже начал пользоваться духами; для этого как-то с Ниной пришёл в парфюмерный магазин и припадал носом ко всем флаконам, пока не понял, что мой запах – «Фаренгейт», густой и чуть сладковатый.
А самое главное, в моей жизни появилась прекрасная женщина, которая тоже, словно тот Бентли, была подарком именно новых времён. И я был готов пожертвовать всей своей прошлой жизнью ради этой новой – по крайней мере ещё на какое-то время.
Да, я знал, что жизнь в Пузыре меняется с каждым месяцем и не в лучшую сторону. Да, я знал, что рано или поздно начнутся проблемы с водой и едой, что такое общество всё равно обречено на вымирание; но пока прошло лишь четыре месяца с момента Катаклизма и, если не считать прошедшей войны между военными и полицейскими, всё у нас было хорошо.
А что касается продуктов, то примерно в то время, когда улетел Генка, в Пузыре произошло неожиданное открытие. Женщины-активисты, найдя на рынке магазинчик с семенами, затеяли их посадить. Мы всегда знали, что под розовым небом деревья не сбрасывают листьев, а кислорода в воздухе, видимо, побольше обычного, так как свечи и спички горят ярче и более высоким пламенем. Но делать из этого выводов и экспериментов сразу не додумались. Как только женщины дождались первых всходов, слухи мгновенно расползлись и сотни людей вылезли из своих нор, придя посмотреть на это чудо – выросшие и созревшие овощи. Первые посадки были сделаны прямо на газонах Хамовнического вала.
Через 5 дней наметилась, а через 10 дней после посадки высоко поднялась целая гряда свёклы и моркови. Среди спасшихся оказалась женщина-агроном, которая рассказывала:
– Вообще, на этот процесс нужно 50 дней, а тут ботва поднялась за 10. Если так судить, свёклу можно будет выкапывать ещё через неделю.
И действительно, через 20 дней после посадки свёкла и морковь были выкопаны и опробованы. Это были хорошие, спелые и вкусные плоды.
Комитет сразу взял это дело под свой контроль, семена объявили стратегическим продуктом. Их искали и собирали по магазинам, рынкам и квартирам. Но агроном наладила и сбор своих семян, так что ещё через месяц свободных газонов с зелёной травкой почти не осталось – везде что-то цвело или колосилось. На газонах вдоль проспектов высадили картофель, в парках огурцы и свёклу, в Лужниках нашлось место для большого поля капусты и помидоров. То там, то здесь можно было увидеть зрелый, набитый семечками подсолнух, который посадили, видимо, просто так, благо фабричных семечек в пакетиках всё ещё много было во всех магазинах. Наш мирок расцвёл и ещё более позеленел, став каким-то сказочно пёстрым.
Но женщины не были бы женщинами, если, имея такую благородную почву и запас семян, не начали сажать бы цветы; не удержалась и Нина. Прямо во дворе нашего дома на Фрунзенской набережной она вскопала большой участок газона и посеяла там всё подряд, от хризантем до чайных роз. Всходы появились через два дня, а спустя две недели наш двор украшала огромная пёстрая клумба прекрасного цветочного разноцветья. Нина была в таком восторге, что уделяла этому несколько часов ежедневно, перекапывала землю, сажала и поливала. За водой она ходила на реку и без шуток просила сделать ей коромысло.
Цветочные посадки украшали теперь все свободные места, не занятые сельхозкультурами вроде картофеля. Это вывело людей на улицы, теперь везде можно было встретить копающихся в земле, а Комитет ввёл новые обязательные работы – сев и уборка овощей. Мы с Ниной от назначений не отлынивали, тем более что-то повинность была не тяжёлой. Нужно было работать на общее благо один, иногда два дня в неделю. За это участие позволялось пользоваться запасом свежих овощей, для чего нужно было прийти на склад, организованный в Лужниках, предъявить документ и отметку о зачисленных трудоднях. Кладовщик выдавал тебе столько картофеля, капусты, свёклы и т.д., сколько ты мог сам унести.
Картофель в магазинах за последнее время основательно подъели, как и другие овощи. Можно было разбить окна парочки квартир и проверить их кухни, в любом доме всегда имелись сетка картофеля, несколько луковиц, иногда кочан капусты, но непроверенных квартир первых этажей к этому сроку почти не осталось. Наступили времена, когда спасшиеся принялись за квартиры вторых этажей, подъезжая к окнам на грузовых фургонах или залезая по приставным лестницам, там, где позволяла высота.
Комитет заполучил две автовышки, с помощью которых электрики ремонтируют мачты городских фонарей. Я же использовал своё преимущество слесаря, мужчины и владельца газорезки, т.е. вскрывал квартирные двери. Но это была такая морока, особенно ради килограмма картошки, что проще было доехать до склада и получить там всё, что нужно. К тому же на полях собирался народ работящий, весёлый, и нахождение в этом обществе резко повышало нам с Ниной настроение и надежду на будущее.
Однажды, когда мы с Ниной в числе бригады из десятка других спасшихся работали на уборке моркови, с моей подругой случилось что-то непонятное. Было весело, народ шутил и подбадривал друг друга, царила атмосфера студенческого выезда на картошку. Нина сказала, что отойдёт в туалет, а вернулась молчаливая, пряча глаза.
–Ты чего помрачнела?
– Всё нормально, – ответила она, вернувшись к работе, пытаясь не поднимать взгляда от моркови.
– Тебя там никто не обидел? Что с лицом-то?
– Нормально, говорю. Голова немного заболела.
Там, где был расположен туалет, построенный по деревенскому типу из досок над выкопанной ямой, недалеко располагалась автостоянка, на которой было людно. Кто-то приезжал, кто-то уезжал, там же находился весовой пункт, на котором окончательно взвешивали овощи и грузили на машины, чтобы везти на склад; там же сидел учётчик от Комитета, кто-нибудь от полиции, словом, было достаточно людей. По дорожке от нашего морковного поля до стоянки и туалета тоже всё-время кто-то шёл туда или обратно, так что определить обидчика было затруднительно.
