Читать книгу: «Заповедные острова», страница 5

Чуть сгорбленная мужская фигура шла в нашу сторону со стороны НИИ Стартовых комплексов. Лет пятидесяти, в тёмной трикотажной жилетке под пиджаком, как ходят на работу научные сотрудники или преподаватели ВУЗов, лысеющий и немного располневший. Ему не хватало только указки в руках.

Не было ничего необычного в том, что в Пузыре незнакомые люди подходили друг к другу. Наоборот, так узнавались новости, и если где-то, обшаривая очередной магазин, спасшиеся встречались, то здоровались и перекидывались пару слов. Бывало даже, мы с Генкой побыстрее уходили прочь, видя, что в нашу сторону кто-то направляется. Мы всегда остерегались встречи с представителями Комитета, от которых можно было получить направление на обязательные работы.

Но этот мужчина, уверенно идущий в нашу сторону, заинтересовал нас, потому что мы никак не ожидали увидеть кого-то именно здесь. Рядового спасшегося в этом секторе Пузыря ничего не могло заинтересовать. А этот шёл к нам, не подняв руки высоко над собой, как это принято правилами Пузыря при встрече незнакомых людей. Здесь почти не было магазинов и квартир, а пара институтов, архив и патентная библиотека были лишь бесполезными зданиями. К тому же, для тех, кто не умел водить автомобиль, а таких была добрая половина, путешествие сюда было бы хлопотным, так как нужно было дойти до Бережковского моста, подняться на него и так далее. После трагической пропажи депутата Макарова этот район и вовсе считали подозрительным, ведь именно здесь нашли его машину. Поэтому мы втроём уставились на идущего к нам мужчину и заинтригованно ждали.

– Добрый день, вы не поможете мне немного? Там надо шкаф поднять, у меня просто сил не хватает, – мужчина пытался вести себя так, словно просил соседей по лестничной клетке о каком-то пустяке. Мы видели, что он пытается скрыть волнение, но когда уже Генка хотел было задать какой-то явно прямой вопрос, его вдруг перехватила Нина:

– Ну, конечно, ребята помогут. Где ваш шкаф?

– Вот прямо здесь, в этом здании, – ответил тот, вытирая со лба испарину и кивая на здание НИИ. – Меня зовут Александр.

– Ну, ведите, Александр, – сказали мы, и он потрусил впереди, оборачиваясь и уверяя, что это быстро, «буквально на пять минут».

Когда мы подошли ближе к НИИ, то заметили предупреждающую табличку, говорящую об опасности химических загрязнений. Но Александр уверил, что всё чисто, а надпись сделал он сам.

С того дня как пропал депутат Макаров, прошло почти полгода. Мы были тогда внутри этого корпуса – вскрывали газорезкой несколько дверей по заданию Комитета. Военные добыли взрывчатку и активно применяли её в тех случаях, когда не могли выбить дверь, так что коридоры НИИ были засыпаны штукатуркой и щепками. Помню, как нам указали на массивную железную дверь, которую взрывчатка не взяла; мы вырезали замок и военные с фонарями вошли внутрь. Это оказалось какое-то хранилище бесполезных для нас вещей и больше ничего. Другая дверь была в подвале, но и за ней не было следов депутата Макарова, а только какие-то списанные приборы, грудившиеся на стеллажах и покрывшиеся многолетней пылью. Потом нас с Генкой поблагодарили и разрешили уйти. Но даже спустя время, когда в здание этого НИИ можно было прийти свободно, у нас такого желания не возникало. И вот спустя полгода мы идём по тем коридорам.

Вслед за мужчиной мы поднялись на второй этаж и снова спустились на первый, а потом, кажется, ещё ниже, и он всё что-то говорил и говорил.

– Я здесь, понимаете, работаю, так уж вышло.

– Здесь? – уточнила любопытная Нина.

– Да, я научный сотрудник, мы занимались термостатированием, потом газовым контролем. Впрочем, что я это о своём, да о своём? Кому это интересно? Только нам, специалистам, – и свернул в очередной коридор.

– Ну почему же, очень интересно, – сказала вежливая Нина.

– Я здесь двадцать два года отработал, можно сказать, всю жизнь отдал. А сейчас остался один.

Мы подошли к пустому дверному проёму, за которым на полу валялась треснувшая дверь.

– Вот, проходите, пожалуйста, это здесь. Я знаю, искали пропавшего человека, двери вскрывали любым способом. Эту дверь выбили взрывом, – сказал он и направил на неё свет фонарика.

– А что же вы не открыли её, раз здесь работаете? Не пришлось бы взрывать, – сказал Генка.

– Понимаете, меня не было, – ответил Александр и как-то замялся. – Одну секунду, я сейчас включу свет, тут генераторы совсем рядом, – и куда-то убежал. – Только не трогайте ничего.

Мы вошли внутрь большого помещения с кафельным полом и стали изучать его в свете фонаря, который нам оставил Александр. По трём стенам стояли стеллажи с различными приборами, железные высокие шкафы с большим числом выдвижных ящичков и кабелями разной толщины, встречавшимися повсюду. На четвёртой стене был установлен некий щит в высоту человеческого роста и такой же в ширину, на вид из нержавейки. Он блестел зеркалом, отражая лучи фонаря и мы не сразу заметили, что на нём нанесена, словно нацарапана гвоздём, какая-та разметка. На полу лежал сорванный со своего места приборный шкаф, обнажив нашему взгляду свою тыльную сторону с торчащими проводами. Шкаф размерами походил на большой холодильник, разве что был несколько повыше.

– Посмотри, он тут недавно чинил чего-то, – сказал Генка, осветив край стола, где в рабочем положении лежали паяльник, моток олова, блюдце с канифолью, обрезки проводов и прочий мелкий инструмент.

Послышался глухой звук работы генератора, под потолком зажглись плафоны белого света, и через минуту появился запыхавшийся Александр.

– Ребята, вот, видите, шкаф лежит. Я не знаю, сколько он весит, наверное, килограммов сто пятьдесят. Я не смог поднять.

– Александр, – вкрадчивым голосом прощебетала Нина, – а зачем его поднимать?

– Понимаете, – возникла подозрительно длинная пауза, во время которой глаза Александра стали каким-то извиняющимися, – нужно починить. Я здесь давно работаю, мне тут всё родное. А они разломали, разбили. Я в ответе за этот Институт. Да, я хочу, чтобы всё было в рабочем состоянии. Они взрывом выбили не только дверь, но и рухнул вот этот шкаф с дорогим оборудованием.

– Темните Вы, Александр. Ну, давай, попробуем, – сказал Генка и нагнулся, примеряясь, за что схватить шкаф.

Он, действительно, оказался тяжёлым. Пришлось сделать нехитрое приспособление и подпирать его стальным ломом, пока мы перехватываемся. Когда он занял своё место, мы не обнаружили на лицевой стороне обилия приборов, которое ожидали, – лишь десяток чёрных кнопок, утопленных внутрь корпуса, так что они не пострадали при падении шкафа.

– А чего это такое-то? – спросил я.

– Ну как сказать, – вытирая руки тряпкой ответил Александр, – накопитель энергии. Среди вас физики есть? – мы отрицательно покачали головами. – Ну тогда я так вам объясню: представьте, что в этом шкафу двадцать автомобильных аккумуляторных батарей.

– Ну, так это понятно, – закивали мы.

– Но не совсем. Про плазму слышали? – спросил он, но мы пожали плечами. – Ну хорошо. Видели у всяких гадалок и хиромантов на столе часто стоит такой прозрачный шар, а в нём как бы молнии ходят, дуговые разряды?

– Видели.

– Вы наверняка также знаете, что такое кривизна пространства и времени? Ну, книжки вы читали фантастические? Фильмы смотрели? Есть такое направление – неевклидово пространство-время, искривлённое гравитацией.

– Ладно, товарищ физик, нам пора, – сказал Генка.

– Подождите, у меня к вам есть ещё одна маленькая просьба. Очень вас прошу, это буквально на минуточку.

И, не дожидаясь согласия, он заспешил по коридору, потом мы завернули и впереди увидели надпись «Касса». – Вот сюда, пожалуйста, – дверь в помещение кассы была открыта, он любезно пропустил нас вперёд.

Мы вошли в большую комнату, где вдоль стены располагались несколько сейфов и металлических шкафов; нашлось место даже для небольшого дивана и уголка с чайником.

– Деньги, что ли, решил заплатить? – пошутил я. – Так денег у нас много.

Но я не успел и обернуться, как услышал за спиной глухой звон закрываемой решётчатой двери.

– Э, мужик, не шути так! – закричал Генка, хватаясь за решётку.

– Что за шутки, товарищ? – завопила Нина.

– Пожалуйста, не кричите и не беспокойтесь, – ответил тот, стоя по другую сторону. – Вам ничего не угрожает.

– А ну, открой дверь, козёл! – бесновался Генка и тряс арматуру, из которой была сварена решётка.

– Я приду через минуту, успокойтесь пока, – сказал Александр и куда-то ушёл.

– К маньяку попали, точно! – то ли в шутку, то ли в серьёз сказала Нина. – Слышали, девушки пропадают?

Вернулся он, держа в руках табуретку, моток верёвки, свечку, ножницы и прочие хозяйственные предметы.

– Я ведь выйду и набью тебе морду! – не унимался Генка.

– Надеюсь, что к этой минуте меня здесь не будет. Я вам сейчас всё объясню. Есть обстоятельства, которые заставляют меня рассказать вам длинную историю, и вам надо её полностью дослушать. А потом вы должны позволить мне сделать то, что я хочу сделать. И лучший способ – временно ограничить вам свободу. Повторяю – временно. Друзья, вы присядьте, я за полчаса расскажу всё, что нужно, потом уйду, а вам оставлю ключ от этой двери.

ХХХ

Я работаю в этом НИИ почти всю жизнь, и в тот день тоже находился на работе. На 12 дня пятницы 14 мая был назначен небольшой эксперимент по профилю НИИ. Точнее сказать, серия экспериментов уже была проведена, результаты были стабильны и для официального фиксирования требовалось пригласить комиссию. У нас так всегда делается, дело рутинное. Эксперимент заключался в способности газоотводного канала выдержать новые границы температур. В составе комиссии было восемь человек, с нашей стороны старшим был директор НИИ Ципилев; старшим из приглашённых был академик Ранков.

Все собрались к 9 утра и готовили оборудование и измерительные приборы. Эксперимент должен был проходить в специальном помещении цокольного этажа. К 10 часам провели пробный пуск, к 10.40 ещё один. Третий пуск должен был быть контрольным, поэтому объявили небольшой перерыв. Члены комиссии побежали на перекур и в буфет, в помещении остались только трое.

Первым оставшимся был я – научный сотрудник НИИ Александр Борисович Кулешов. Я что-то проверял у датчиков. Вторым был сам академик Ранков Алексей Игоревич, который присел за стол и начал что-то записывать в книжечку. Третьей была Зимина Аделаида Георгиевна – наш штатный учёный секретарь. Она уселась в кресло и углубилась в экран смартфона.

Как мы все уже знаем, в 11 утра произошла какая-та метаморфоза. По зданию прошла непонятная дрожь и мы услышали звуки разбиваемых стёкол. Сначала мы никак не отреагировали, хотя и с любопытством оторвались ненадолго от своих дел. Но когда члены комиссии стали задерживаться с перекура, мы поднялись наверх и увидели то, что, вероятно, увидели все спасшиеся. Точнее, сначала наверх ушла Зимина, но так как долго не возвращалась, то поднялись и мы.

Наверное, нет смысла пересказывать историю первого дня. Мы ходили как оглушённые, не понимая, что же произошло. Люди пропали, то там, то здесь парят белыми облаками разбитые машины. Я пропущу это время, тут всё понятно, мы удивлялись и осматривались. Кое-как мы решили вопрос с ночлегом и едой. Первые дни ушли на осознание того, что это не сон и не галлюцинация, не нападение американцев и не природное явление.

Мы сразу поняли, что это полусфера и каков её размер, выйдя на крышу НИИ. Ранков уже на второй день предложил идти изучать край стены, который был совсем рядом. Так вышло, что ни я, ни наш уважаемый академик машину не водим. Единственным водителем из нас была Зимина. На своей машине она подвозила к стене приборы и датчики, которые мы с Алексеем Игоревичем предварительно готовили, пользуясь богатым набором оборудования Института. Мы разыскали и подключили к приборам небольшой бензиновый генератор, так что дня через три у нас всё заработало.

Если вы ожидаете рассказа о множестве опытов, пробах и ошибках в поиске истины, то будете разочарованы. Ещё в первые два дня, когда приборы мы даже не включали, Ранков сказал, что подозревает, какой результат будет. Он подолгу стоял перед стеной, насколько это возможно близко, и молча смотрел на неё, держа руки в карманах. Это было похоже на противостояние двух равных сил; казалось, ещё немного, и стена не выдержит взгляда академика. А когда мы включили приборы и начали снимать метрики, он в ответ на каждый результат только и говорил: «Ну да, так я и думал».

– Алексей Игоревич, вы поняли что-то? Расскажите? – просили мы с Аделаидой Георгиевной.

– Сейчас-сейчас, коллеги, всё расскажу. Никогда бы не подумал, что увижу это при жизни, – отвечал Ранков, но продолжал нагнетать интригу, только просил включить такой режим, потом другой режим и так далее.

– Но мы сможем попасть за стену? Сможем вернуться домой?

– Выключайте, Александр Борисович, – попросил Ранков. – Домой говорите? За стену? Видите ли, в чём дело, а за стеной ничего нет.

– Как нет?

– Это искривлённое пространство, а не стена. Перед ним простейшее силовое поле, противодействие на действие. Не знаю, что за технология. Осторожно скажу, что неземная.

– В самом деле? Думаете, инопланетяне?

– Ничего иного не могу предположить. У человечества таких технологий нет. В том смысле, что не просто похожих нет, а принципиально таких нет. И у нашей планеты нет физических обоснований для таких изменений.

– Значит, мы не можем сломать эту стену? – не унимался я.

– Дело в том, что её нет смысла ломать. За этой стеной ничего нет, говорю же вам. Я почти уверен, что мы можем преодолеть силовое поле. Но даже пытаться не буду.

– Что же делать?

– Пока не знаю. Вероятно, имитировать ту процедуру удаления органики, которая случилась три дня назад. Только на этот раз не прятаться в подвале.

– Но это же гибель!

– Не знаю, не знаю. Хотели бы убить – убили бы прямо тут, мало ли у них технологий. Я подозреваю, что всё живое куда-то перенесли. Может быть, как раз за стену, точнее сказать, в оставшийся мир.

– Но зачем?

– Не знаю, друзья, вы слишком много от меня хотите. Я лишь предполагаю. Думаю, что всё живое, что было в видимом спектре, куда-то перенеслось. Ах, как нам тут не хватает академика Игнатьева, это совершено его профиль.

– Что же нам делать? – вопрошали мы.

– Думаю, оборудование можно сворачивать и идти обратно в институт пить чай.

– Как? Почему?

– Шучу-шучу, Александр Борисович. Будем пытаться делать, хм, как бы назвать. Назовём – «Возвращатель». Тем более, как мне кажется, время играет против нас.

– Почему? – спросил я.

– Если искривилось пространство, значит возможны искривления времени. Мы не знаем, с какой скоростью время бежит за стеной. Надеюсь, с такой же.

– Может быть, нам поехать и изучить оставшуюся территорию? – спросила Аделаида Георгиевна.

– Я бы посоветовал нам всем осторожное наблюдение, а не путешествия. Кто знает, может быть там инопланетяне ходят и людей отлавливают. Впрочем, если вы хотите поехать, я не имею власти вас удержать. Лично я не собираюсь терять ни минуты. Смотрите, кто это там? Не собака ли?

Мы увидели бродячую дворнягу, обнюхивающую помойку. Академик дружелюбно посвистел, попросил меня сбегать за чем-нибудь съедобным и вскоре смог прикормить псину настолько, что она пошла за нами. Собаку мы назвали Дружком, запаслись в магазине собачьим кормом и впредь кормили от пуза не только потому, что так просил Ранков, но и для собственного удовольствия.

В тот день мы были заняты перевозкой оборудования обратно и походом в продуктовый магазин. Вечером мы впервые встретили другого человека. Это был обезумевший дворник, который привязался к нам и ходил по пятам, бесконечно спрашивая, не знаем ли, как пройти к ближайшему метро. Зимина предлагала ему пойти с нами, но тот отнекивался, беспокоясь об оставленной дома кошке, к которой очень торопился. Через полчаса он ушёл в сторону моста.

На другой день Ранков подобрал подходящее помещении в нашем НИИ, выбрав ускорительную лабораторию, так как в ней находились аккумуляторы энергии. Зимина поехала на изучение окрестностей.

Так как было понятно, что река отрезала нас от основной части, накрытой Сферой, путь был один – в Хамовники и Лужники через Бережковский мост. Но она не смогла далеко уехать, так как, когда Аделаида Георгиевна только начала въезжать на эстакаду, с той стороны вдруг раздалась стрельба. По её рассказу, одни люди убегали, отстреливались, прячась за разбитыми машинами на мосту, другие на них нападали с той стороны реки. Зимина сочла за лучшее оставить машину прямо там, на подъёме и, пригнувшись, как она выразилась, «огородами» вернуться в Институт.

За машиной она сходила через два дня и тихонько перегнала её обратно, поставив около НИИ. Мы решили, что Ранков прав и путешествие в Хамовники может оказаться опасным, поэтому сконцентрировались на том, что помогали ему делать «Возвращатель», стараясь пореже выходить на улицу.

Через два дня мы снова услышали стрельбу, но в этот раз не так отчётливо, когда тогда на Бережковском мосту. Стреляли где-то далеко и недолго, но мы совершенно уверовали в небезопасность прогулок, предпочитали без нужды не выходить на улицу и тревожно прислушивались к непривычной, оглушительной тишине города.

Прошло ещё около недели и однажды к вечеру Ранков, удовлетворённо отложив паяльник, сказал:

– Похоже, пора попробовать. Начнём заряжать, запускайте генераторы.

Через три часа контрольные индикаторы показали достаточное для эксперимента количество энергии. Академик волновался.

– А что же это такое? – спросила Зимина.

– Да ничего сложного. По большому счёту, это устройство, которое позволяет выплеснуть в одно место большое количество энергии в нужном нам спектре. Наша энергия будет пытаться заместить энергию силового барьера. Нам и не надо много, главное, чтобы наша сила позволила немного раздвинуть барьер. Знаете, как если бы в летящем самолёте приоткрыть дверь, так она дальше сама откроется. Кстати, если внезапно открыть дверь в самолёте, что произойдёт?

– Разгерметизация?

– Да, но что будет с вами, если вы будете стоять рядом?

– Вытянет за борт?

– Не то что вытянет! Вышвырнет, вот более точно слово.

– Или разорвёт?

– Здесь гарантий не дам, – серьёзно сказал академик. – Но пару тестов проведём. Сначала несите сюда вазу из директорской приёмной.

Я сбегал за вазой, и академик установил её на стул между своим устройством и отполированным титановым щитом, который использовался в нашем НИИ в качестве барьера для газовой струи. Мы запустили обратный отсчёт на 10 секунд и вышли и помещения, закрыв дверь.

Через установленное время раздался глухой объёмный хлопок, но дверь не шелохнулась. Войдя внутрь, мы обнаружили вазу на прежнем месте.

– Всё верно, ваза хрупка, но это не органика. К тому же – прозрачная.

Мы повторили эксперимент, поместив в вазу ветку с зелёными листьями, которую я обломал несколько минут назад. Ветка осталась на месте.

– Вот тут я не очень понимаю, ну да ладно, деревья за окном тоже стоят и листья на них остались, так что будем считать, это норма. Ведите Дружка, надеюсь, вы его с утра не кормили?

Псину я усадил рядом с вазой, поставив миску с кормом тут же. Дружок принялся жадно глотать сухие шарики собачьего корма, а мы включили таймер и вышли в коридор, тихонько закрыв дверь. Снова раздался хлопок.

Мы вошли. Ваза и миска с кормом стояли на месте, а собаки не было. Несколько минут Ранков торжествовал, восклицая: «Сработало! Вы представляете, сработало! Сюда бы Игнатьева!».

– Потрясающе, – сказала Зимина. – Но я бы не рискнула оказаться на месте собаки. Или Вы что предлагаете, Алексей Игоревич?

Но возбуждённый учёный не мог прийти в себя от восторга, гладил пол в том месте, где сидел Дружок и хвалил себя. Только когда он успокоился, мы смогли серьёзно поговорить.

– Алексей Игоревич, что же нам теперь делать? – спросил я.

– Друзья мои, нам надо многое предполагать. Мы не знаем, существует ли остальной мир. Может статься, всё остальное погибло и всё то, что осталось в этом Пузыре – единственное, что напоминает о нашей цивилизации.

– Невесёлая картина.

– Есть и другая версия. То, что накрыто этим колпаком, – предназначено для какого-либо эксперимента, а тот остальной мир живёт своей обычной жизнью. Есть третья версия – это копия и в нормальном мире даже не знают, что мы таким образом продублировались. Короче говоря, есть куча версий и ни одну из них я не могу доказать. Когда я об этом думаю, у меня давление поднимается, так что стараюсь не прокручивать в голове лишний раз недоказуемых теорий.

– Как же нам быть?

– Я почти уверен в том, и сегодняшний эксперимент доказал мне, что я на правильном пути, и раз пространство искривлено, то и время может быть искривлено. Однозначно искривлено! Мне 65 лет, жене 63, у нас взрослые дети и шестеро внуков. Сегодня 18 дней с тех пор, как произошёл этот Катаклизм, а сколько времени прошло там, в обычном мире? Застану ли я жену, если просижу тут ещё неделю?

– А если Вы умрёте? Если Ваше устройство просто разрывает на куски так, что следов не остаётся? – разумно предположила Зимина.

– Не знаю, – печально сказал Ранков и подошёл к окну. – А если меня здесь пристрелят какие-нибудь бандиты? А кто мне здесь окажет медицинскую помощь, если по поим годам случится какой-нибудь инфаркт? А долго ли я здесь протяну на консервах? Это вы, молодые, так можете. А я последние тридцать лет на ночь кефир пью. Есть тут кефир? Но вы правы, надо немного подумать.

И мы разошлись по комнатам, благо в нашем НИИ было несколько приёмных с коврами на полу и мягкими диванами. Но следующей же ночью в Хамовниках вновь раздалась отчаянная стрельба и в тревоге мы даже вышли на крышу, всматриваясь в противоположный берег.

– На том берегу есть станция метро Спортивная и гостиница «Юность», – сказал я. – Мне кажется, это оттуда стреляют.

– А ещё там есть 61-ая горбольница, – добавил Ранков.

– А ещё Усачёвский рынок, – мечтательно дополнила Зимина.

– Нет, друзья, я не хочу ждать, когда стрелять начнут на нашей набережной. Решайте сами, а я отравлюсь вслед за Дружком.

Мы промолчали.

На другой день Аделаида Георгиевна приготовила нам гречневую кашу, что делала всегда на правах женщины, хотя мы специально об этом не просили, и сварила компот из сухофруктов. Алексей Игоревич сказал:

– Друзья, у меня появилась такая идейка на тот случай, если вы пока остаётесь. Предположим, я удачно перемещаюсь в оставшийся мир. Предположим, там есть люди, которых заботит состояние дел здесь. Я им рассказываю о способе перемещения… – академик задумался. – Хотя они бы сами это давно сделали, особенно, если жив академик Игнатьев… Нет, идею беру обратно. Остаётся только предполагать, что изнутри прорваться легче, чем снаружи. Иначе бы с той стороны давно кто-то сюда пролез. Всё-таки там остался весь научный свет.

– Нельзя исключать, что всю нашу планету растащили вот на такие кусочки, – зло пошутил я.

– А что, если у них время бежит не быстрее, а медленнее? – спросила находчивая Зимина. – У нас прошло 18 дней, а у них, например, только 2 дня. Они ещё просто не сообразили.

– Толково, Аделаида Георгиевна, толково! – похвалил Ранков. – Тогда так. Если они ещё не сообразили, то ждите сюда посланцев, я им сразу дам технологию и попрошу торопиться. Игнатьев уже, наверняка, планирует переход сюда. Если пространственные точки входа и выхода совпадают, то я попрошу Игнатьева сделать переход в этом же помещении. Тогда те, кто попадёт сюда, – окажутся именно здесь, а не в том месте Пузыря, откуда мы слышали стрельбу.

Потом наш друг сделал полезные записи и подробно рассказал, как лучше включать и выключать его устройство. Мы вместе с ним зашли в комнату и попрощались, Алексей Игоревич занял нужное место и закрыл глаза, словно настраивая себя на решительный шаг. Я хотел щёлкнуть тумблером, запускающим обратный отсчёт.

– Давайте я сам, – сказал академик, – запущу своё устройство, быть может, последний раз.

Он положил палец на небольшой серебристый рычажок, надавил его вниз, вызвав щелчок и мигание лампочки. Таймер защёлкал.

– Уходите, друзья, у вас десять секунд. Уже семь, шесть, пять…

Мы поспешно закрыли за собой дверь. Раздался знакомый хлопок, мы стояли молча, замерев, потом решились зайти. Академика внутри не было. На том месте, где он только что стоял, лежала его одежда, обувь и наручные часы.

– Интересно, он уже в том мире, за стеной? Или только что погиб? – спросила Зимина.

– Это очень хороший вопрос, – ответил я.

– Саша, а Вы что будете делать?

– Не знаю. По крайней мере, попробую немного подождать. Быть может, неделю.

– Согласна. Я всё-таки бы поехала туда, осмотрелась.

– Туда? Где стреляют?

– Ну не всегда же там стреляют.

Но ей не пришлось нырять в неизвестность. На другой день мы увидели мужчину и женщину, которые медленно ехали в небольшой синей легковушке по нашей набережной и осматривались. Увидев продуктовый магазин, располагавшийся на углу соседнего с нами здания, они остановились и вышли из машины, потом полезли в багажник и начали доставать пустые холщовые сумки. Вид у них был не агрессивный, а даже наоборот, спокойно-хозяйственный, так что мы решили подойти.

В первые мгновения они испугались нас и бросились извиняться, но поняв, что мы подошли только узнать обстановку, расслабились. Мы поздоровались и начали разговор.

– Почему там стреляли? – спросили мы первым делом.

– Да вчера, говорят, полицейский с ума сошёл. Покинул свой пост и в больнице расстрелял шестерых, а потом залез на крышу и оттуда стрелял по всем. Военные полезли за ним, он и их кого-то убил, но всё же с ним управились.

– Значит, есть полиция?

– Полиция, военные, всё есть, – мужчина оказался молчуном, а женщина отвечала охотно. – В гостинице вроде конторы, там всех переписывают и отправляют на работы.

– Какие работы?

– Кому какие, кто что умеет делать. Кто ничего делать не умеет, того на кухню помогать или на уборку территории.

– А власть есть?

– А как же! Депутат Макаров. Каждую среду в 12 часов собрание в концертном зале. Мы уже два раза ходили, вот как раз вчера было собрание.

– А вам какие работы дали?

– Муж у меня водитель, – сказала женщина, – ему работы по специальности нет. Так что каждый день он с 12 до 19 ходит с бригадой таких же и двери вскрывает, какие власть укажет. А завтра туалеты пойдут строить в парках. Ну а я один раз оставалась кашеварить, а потом, бог миловал, больше никуда не назначали. Поваров полно спаслось, видать, на кухнях окон нету. Сама-то я диспетчер, по лифтам работаем.

– А как вы спаслись?

– Да в метро мы ехали, будь оно не ладно. Выходной же у нас, так мы на дачу собрались. До вокзала, как видите, не доехали.

Тут женщина помрачнела, очнулась от бытовых забот и вспомнила, в какой ситуации оказалась.

– Внучат жалко, – заплакала она, – это что же с нами такое стряслось?

– Ну вот, заныла опять, – наконец мы услышали голос мужа. – Прекращай, обсуждали уже. Скоро стена эта упадёт. А вы, – он обратился к нам, – сходите, зарегистрируйтесь. Говорили, кто не зарегистрировался, того и наказывать будут. Сейчас все одно дело делают, все сообща работают.

И они пошли к магазину, прижавшись друг к другу, и долго ещё были слышны её всхлипы. Я очень не хотел получить назначение на ежедневные работы, поэтому воздержался от приглашения Зиминой немедленно поехать туда. Через двадцать минут она собралась и, пообещав не сообщать о моём существовании, отбыла на регистрацию.

Вечером она вернулась, подтвердила всё сказанное супружеской четой и показала документ, заверенный печатью депутата Макарова. В документе говорилось, что она, Зимина Аделаида Георгиевна, зарегистрировалась 3 июня, в лекарствах не нуждается, проблем со здоровьем не имеет, по профессии секретарь, в графе места жительства поставлен прочерк.

– Я сказала, что не обратила внимания на адрес. Но пообещала его уточнить и сообщить им. Кстати говоря, жить можно где угодно, в любой квартире, которую сможешь открыть. Либо в гостинице. Знаете, Саша, у них там хорошо. Пожалуй, я переселюсь. Там довольно много женщин моего возраста, все чем-то заняты.

– Вы уже передумали возвращаться в обычный мир?

– Конечно, нет. Но, понимаете, у Алексея Игоревича жена, дети и внуки. У него Академия наук, кафедра и так далее. А что у меня? Я не замужем, детей нет, так уж вышло. Мне 52 года, дома меня ждёт только кошка, соседка покормит. Я не вижу смысла торопиться. Ну, уж а вы решайте за себя сами. Если мы не возвращаемся сразу, то имеет смысл устроиться как-то получше, а то я уже три недели ночую на кожаном диване в приёмной директора. А там, в Хамовниках, жилые кварталы, магазины и так далее.

Я сказал, что пока не хочу оставлять оборудование без присмотра, но постараюсь прислушаться к её мнению. Аделаида Георгиевна последний раз приготовила мне кашу, собрала свои вещи и уехала.

С того момента как академик Ранков покинул Пузырь, едва прошли сутки, поэтому я настроился ждать. Я решил, что обозначу себе срок минимум в месяц и в это время буду дежурить здесь, ожидая гостей с той стороны стены. Если бы во мне была уверенность, что устройство Ранкова действительно работает так, как он задумал, – то я незамедлительно бы воспользовался им. Но я боялся, самым обычным образом трусил вот так вдруг исчезнуть. Хотелось каких-то подтверждений, и лучшим было бы дождаться возвращения живого и невредимого академика с той стороны. А ещё лучше – досидеть до того дня, когда стена Пузыря упадёт сама собой, чего нельзя было исключать, как нельзя было исключать ничего.

Был и ещё один момент, который удерживал от немедленного исчезновения. Как мне казалось, Ранков совсем не подумал о других спасшихся. Если я и Зимина перенесёмся вслед за ним, то как же быть с остальными людьми, живущие той же надеждой под этим розовым небом? Я твёрдо решил, что сначала нужно сообщить кому-то, научить пользоваться Возвращателем, а потом уже улетать самому. Только сделать это аккуратно, а то прибегут сюда тысячи желающих немедленно покинуть Пузырь, чего доброго в толчее сломают устройство или вовсе отодвинут меня в конец очереди. Надо так тонко всё сделать, чтобы и других уведомить, и самому не пострадать. Но сначала я решил ждать возвращения академика.

И начались будни в здании родного НИИ. Первым делом я сделал то, что предложила Зимина – на входе в НИИ повесил большую табличку, которая гласила: «Внимание! Опасно! В здании НИИ случайно разбиты ёмкости с химикатами! Запаха нет, но если вдохнуть, то обжигает лёгкие!». Эта хитрость не раз потом отваживала от здания искателей интересного.

Я нашёл ключи от многих автомобилей и развлекался тем, что слушал музыку на магнитолах, заведя двигатель и сидя в комфортных сиденьях. Но каждые 2-3 часа возвращался в заветную комнату проверить, нет ли гостей с той стороны. Еды мне хватало, быт был как-то налажен. Иногда я наведывался в техническую библиотеку, расположенную в соседнем здании. Увидев других людей, предпочитал прятаться. К счастью, если в здание НИИ кто-то и заходил, то ненадолго и никогда дальше фойе, поэтому меня не тревожили.