Читать книгу: «От «А» до «Я»», страница 2

«Ну вот, прошла ещё одна неделя…»

 
Ну вот, прошла ещё одна неделя —
Бежит сквозь пальцы время, как вода.
Весна и лето быстро пролетели,
Глядишь – уж наступают холода.
 
 
Роняют ветви листья понемногу,
И их куда-то ветры понесли…
А я гляжу печально на дорогу,
Которая теряется вдали.
 
 
Мелькают за окошком чьи-то лица,
Мелькает радость чья-то и любовь,
Но миг прошёл, и он не повторится
И не согреет счастьем сердце вновь.
 
 
Везёт меня, скрипя кой-как, телега,
Ничем не остановишь её бег,
И жду я неизбежного ночлега,
Где одеялом будет белый снег…
 

«Мне как-то раз порой ночной…»

 
Мне как-то раз порой ночной
Приснился странный грустный сон:
Как зазвонил вдруг телефон,
Я трубку взял, и голос твой,
Такой желанный и родной,
Мне в душу ласково проник
И зазвучал там, как родник:
«Володю можно мне позвать?»
А я не знаю, что сказать,
Плотнее трубку жму к губам:
«Ах, Таня, ты меня звала?» —
«Да, да, Володя, я ждала,
Что и тогда ты подойдёшь
И трубку в руки сам возьмёшь,
И сам мне передашь привет,
А я скажу тебе в ответ:
Ты не тоскуй, меня ты жди,
Здесь без тебя идут дожди,
Шумят ветра, лист теребя,
И я скучаю без тебя…»
Волненье стиснуло мне грудь,
И не могу никак вздохнуть,
И лишь ответить я хотел,
Как сон внезапно отлетел…
Проснулся я, но больно грудь,
И больше я не мог уснуть.
А ночь стояла за окном,
Весь разговор был только сном.
И телефон всю ночь молчал,
А я всё ждал…
И я не спал.
 

«Утро ясным синим небом…»

 
Утро ясным синим небом
Снова встретило меня,
Ох, и где я только не был,
Грусть-тоску свою кляня.
Над бескрайними полями
Серый дождик моросил,
Я с котомкой за плечами
По дорогам колесил.
Думал, что в трудах, заботах
Позабудется тоска
И, измученный работой,
Я усну и на досках.
Засыпал, забыв усталость,
Плеч не чуя, засыпал,
И порою мне казалось,
Будто всё я забывал.
Наглотавшись вдоволь пыли,
Кашлял я взахлёб, до слёз…
Облака по небу плыли,
Их холодный ветер нёс.
И они бегут, как чёлны,
За грядою – новый вал,
Небо, небо, тучи, волны…
Я всё снова вспоминал.
Море, сосны, день прощальный,
Крики чаек над волной —
Всё исчезло в миг печальный,
Только ветер ледяной…
Только ветер горло душит,
Только кашель грудь мне рвёт,
Только холод слёзы сушит,
Только дождик с неба льёт.
Видно, зря в полях унылых
Я покой искать ушёл.
Сердце вновь печаль томила,
Ничего я не нашёл.
 

«И вот уж мимо пролетел перрон…»

 
И вот уж мимо пролетел перрон,
Махнула на прощанье ты рукой.
И самолёт, дрожа, берёт разгон,
И вниз земля уходит подо мной.
 
 
Последний раз смотрю я на огни,
Что морем пламени раскинулись внизу.
Печаль прощанья плещется в груди,
И не смахнуть украдкой мне слезу.
 
 
Так мимо жизнь летит печальным сном,
И не сбылась ещё одна мечта,
Лишь пустота зияет за бортом,
И на душе всё та же пустота.
 
 
А мне никак, никак ещё не верится,
Что так не скоро встретимся опять…
Но человек живёт, пока надеется.
Ждать и надеяться.
Надеяться и ждать.
 

II. Саулкрастовский филин

Март – ноябрь 1974

Саулкрасты¹

 
Саулкрасты, Саулкрасты —
Городочек в лес вплетён,
Очень тихий, очень ясный,
Шумом сосен напоён.
 
 
А за лесом – гладь залива,
Пляж песчаный и пустой…
Был счастливым, несчастливым
Я в той жизни непростой.
 
 
Ах, как быстро дни летели!
Где там спать? Не до того.
И прошли те две недели,
Как один лишь день всего.
 
 
Был я там иль я там не был —
Мне не вспомнить уж теперь…
Между морем, Ригой, небом
Открывал тогда я дверь.
 
 
Но остались без вниманья
Все старания мои,
И ушли в воспоминанья
Эти сказочные дни…
 

«Вы слышали ль когда, как плачет птица?…»

 
Вы слышали ль когда, как плачет птица?
И как кричит – протяжно, тяжело.
Но ей в простор небес не возвратиться,
Коль перебито хрупкое крыло.
 
 
Она ползёт, роняя капли крови
И волоча крыло своё, как плеть,
Тревожа глушь тоскою смертной боли,
Чтоб на болоте где-то умереть…
 
 
Пройдут года.
Но птицы крик печальный
К тебе вернётся в мае, в октябре,
Взовьётся вновь своею болью давней,
Разбудит вдруг на утренней заре…
 

«Куда, куда мне деть себя? Не знаю…»

 
Куда, куда мне деть себя? Не знаю.
Душа горит испепеляющим огнём.
Я ничего вокруг не замечаю,
Палящим жаром страсти опалён.
 
 
Куда бежать? Где преклонить колени?
О, как, мой Бог, рассудок сохранить?
Безумством горьким дышит вдохновенье.
Как жить? Как можно дальше жить?
 
 
Что дома ждёт? На ложе из страданий
Подушка с запахом твоих волос,
Где, сотрясаясь молча от рыданий,
Я захлебнусь в потоке горьких слёз…
 
 
О, если б мог я этими слезами
Боль безнадёжности, отчаянья излить!
Затихло б сердце, превратившись в камень…
Как жить? Как можно дальше жить?!
 
 
Куда идти? Зачем домой спешу я?
Мне легче здесь – на берегу в ночи.
Губами жадно мокрый снег целуя,
Тебя прошу я, сердце, замолчи!
 
 
Ну где мне взять для будущего силы?
Чем пламя страсти этой потушить?
Как позабыть твой образ, образ милый?
Как жить? Как можно дальше жить?!
 

18.3.74

«Ужель что было – только показалось?…»

 
Ужель что было – только показалось?
Ужели всё – пустой самообман?
Зачем же, сердце, ты в тот миг не разорвалось,
А только вскрикнуло от нанесённых ран?
 
 
Ужели в прошлом – лишь одни виденья,
Мечты, мираж, растаявший как дым?
Ужель надежды, муки и сомненья
Воображеньем были лишь одним?
 
 
Я вновь и вновь иду на берег Волги
И в затуманенный, заснеженный простор
Бросаю взгляд пронзительный и долгий,
Но не находит ничего в пустыне взор.
 
 
Пройдут года, и станет всё как прежде,
И стану я опять самим собой.
Ты для меня была звездой надежды,
Прекрасною далёкою звездой…
 

«Ты была единственной надеждой…»

 
Ты была единственной надеждой,
Песнею неспетою моей,
Лаской нерастраченною, нежной,
Что к тебе тянулась всё сильней.
 
 
Ты была мечтою самой чистой,
Я тобой одной на свете жил,
Радостью нечаянной, лучистой,
Как росинкой в зной, я дорожил.
 
 
Только лишь глаза свои закрою,
Вижу вновь любимые черты…
Ты была единственной любовью,
Самой горькой мукой стала ты.
 
 
Ты ушла, но за тобой стремлюсь я,
Я тебя ласкаю по ночам,
И губами жаркими тянусь я
К широко распахнутым очам.
 
 
«Милая, любимая, – шепчу я, —
Ну куда, куда же ты ушла?..»
И подушку мокрую целую,
На которой ты тогда спала…
 

«Пришла весна, и буйными ветрами…»

 
Пришла весна, и буйными ветрами
Запела синяя безоблачная высь,
Ещё мороз ледком звенит утрами,
А днём ручьи вовсю уж понеслись.
 
 
Под ярким солнцем радуга капели
С высоких крыш трезвонит серебром,
И воробьи, что прятались в метели,
Взахлёб чирикают о чём-то за окном.
 
 
Но ни к чему мне птичьи разговоры
И ни к чему небес голубизна,
Не радует капели звон весёлый —
Мне не нужна пришедшая весна.
 
 
Ещё живёт во мне любовь, страдая,
Но долго ль ей ещё осталось жить?
Обречена она. И будет, умирая,
О сострадании и жалости просить.
 
 
Прости меня. Я не имею права
Тебя любить, и ты забыть должна
Мою любовь. О Боже, Боже правый!
Зачем же мне пришедшая весна?..
 

«Маленькая комната…»

 
Маленькая комната,
широкая кровать,
С боку на бок вертишься
и не хочешь спать.
Это не бессонница,
я и не ворчу —
Просто днём я выспался,
больше не хочу.
Хлопаю глазищами
и смотрю в окно,
Думы передуманы,
всё уж решено.
Не хочу загадывать —
что там впереди?
Стала гостьей частою
слева боль в груди.
Мне бы успокоиться,
всё бы позабыть,
По ночам не мучиться —
как же дальше жить…
Мне б дождаться отпуска,
ясных летних зорь,
И уйдёт с туманами
ноющая боль…
 

«Весной я болен, всю весну я болен…»

 
Весной я болен, всю весну я болен.
Звенит капель, синь неба за окном,
А я лежу, всем миром недоволен,
Кой-как лечусь тяжелым липким сном.
 
 
Как будто в омут, в бесконечный омут,
Я опускаюсь в это забытьё,
И мысли тонут, медленно, но тонут,
Остановив кружение своё.
 
 
Ещё плывут сквозь сон обрывки строчек,
Ещё ползут какие-то слова,
Но, опускаясь в бездну чёрной ночи,
Лежит бессильно на подушке голова.
 
 
Я забываю, что живу на свете,
Из жизни время улетает прочь.
Не вижу я, что небосвод уж светел
И день сменил исчезнувшую ночь.
 
 
Я сплю и сплю. И вижу сновиденья:
Вот ты бежишь, смеясь, меня дразня…
Проснулся вдруг, и кончились виденья —
Исчезла ты. Зачем проснулся я?..
 

«С грустью вижу я признаки старости…»

 
С грустью вижу я признаки старости,
Что приходит ко мне, не таясь,
Складкой горечи и усталости,
Лёгким инеем серебрясь.
 
 
Я не сгорбился, не с клюкой хожу,
В волосах серебринок лишь чуть,
Но на мир теперь я не так гляжу —
Обособился жизни путь.
 
 
Запах трав ночных, звёзд колючий свет,
Полуночная трель соловья —
Всё пришло опять из ушедших лет,
Только сам уж не прежний я.
 
 
Вновь туман плывёт над рекой в рассвет,
Я один брожу по росе ночной…
Разлюбила ты, а надежды нет
Позабыть тебя и не жить тобой.
 
 
Время вихрем мчит прочь за годом год,
Иссушив родник, напоивший нас,
В сердце боль взлетит до звенящих нот,
Словно птицы крик в предрассветный час…
 

Размышление

(почти шутка)

 
Если вы знаете, так подскажите, —
Я попрошу вас полушутя, —
Коли вы с жизнью расстаться решите,
Как проводить на тот свет вам себя?
 
 
С телом душа расстаётся в мгновенья,
Ну а сама отправляется в рай,
Если, согласно благим устремленьям,
Голову вашу отпилит трамвай.
 
 
Можно с душой расставаться не сразу —
Выпить чуть-чуть, погрустить за столом
И, напустив в свою кухоньку газу,
Тихо уснуть самым праведным сном.
 
 
Если ж хотите, чтоб все говорили:
«Надо ж, его до чего довели!» —
Самая верная тропка к могиле
Очень короткая – в виде петли.
 
 
Пуля в висок – благородное средство
И практикуется сотни уж лет.
Раз – и конец. Как в романах из детства.
Только вот где же достать пистолет?
 
 
«Что ж, – говорите вы, – смерть в этом роде
Всем неплоха, но имеет изъян —
Только умрёшь ты, и скажут в народе:
„К чёрту готов лишь облезлый баран…“
 
 
Надо уйти незаметно, не выспренно,
Молча шагнув за последний предел,
Сделать всё так, чтобы, друг мой, об истине
Даже подумать никто не посмел.
 
 
Если устал ты бороться с судьбою,
Если не сладить с собою тебе,
Пусть катастрофа случится с тобою —
Случай несчастный поможет судьбе…»
 

«Нет, ты не вспомнишь, не протянешь руку…»

 
Нет, ты не вспомнишь, не протянешь руку,
Не назовёшь по имени во сне…
С каким трудом я перенес разлуку,
Чего же ждать ещё осталось мне?
 
 
Нет, нет, не бойся – я не потревожу
Души твоей признанием своим…
Лишь эти дни так явственно похожи
На те, в которые когда-то был любим…
 
 
Вот тот диван, где вместе мы сидели,
Где ты ко мне склонялась столько раз,
И свечи пламенем мерцающим горели,
И мы с тобою танцевали первый вальс…
 
 
Ну а в саду вновь вишни расцветают.
Но сад уныние, печаль в себе таит —
Здесь всё тебя, тебя напоминает,
И о тебе лишь всё мне говорит.
 
 
Печалью сам себя невольно раня,
Я по тебе тоскую в тишине,
С каким отчаяньем тебя зову: «Родная…»,
Но ты не вспомнишь, не придёшь ко мне…
 

«Зачем опять терплю я эту муку…»

 
Зачем опять терплю я эту муку,
Зачем же вновь пришёл я в этот дом?
С каким трудом я перенёс разлуку,
И встречу вынести с каким ещё трудом?
 
 
Зачем опять в глаза твои гляжу я,
И почему рука моя дрожит?
«Прошло, прошло всё…» – сам себе твержу я,
«Нет, не прошло…» – мне сердце говорит.
 
 
Я лепестки ромашки обрываю,
«Не любит, нет!» – твердит ромашка мне.
«Уйди, уйди!» – себя я заклинаю,
«Останься…» – сердце молит в тишине…
 
 
О сердце глупое, ну что ты понимаешь?
Ведь ты надеждой лишь одной живёшь.
Зачем напрасно сна меня лишаешь,
Покоя днём и ночью не даёшь?..
 
 
Ведь я же помню беленький конвертик
И в нём листок, всего один листок,
Листок письма… И не забыть до смерти
Мне в том письме последних пару строк.
 
 
И как тогда от них затрепетал я,
Как задрожал, платок свой теребя!
И ведь не зря же в Майори сбежал я,
Чтоб успокоиться и в руки взять себя.
 
 
Ну что за мысль! И как, слога чеканя,
Стоят слова, довольные собой, —
Две строчки: «Жду. Твой неизменно Ваня».
Ах, нет, точнее: «неизменно твой…»
 
 
Ну что ж, конечно, это несомненно,
Раз твой пока, так значит, неизменно,
А как изменит он тебе с другой,
Так значит, неизменный, но не твой.
 
 
Издёвка? Да, с улыбочкой косой…
 

«Ну что стонать? Взгляни – идёт калека…»

 
Ну что стонать? Взгляни – идёт калека,
Как крепко сжал в руке он свой костыль!
Ему ходить так до скончанья века,
Ногой и палкой разгребая пыль.
 
 
Но он не стонет, не кричит с порывом,
Что вот, мол, как обижен он судьбой!
Так почему же ты с таким надрывом,
С таким отчаяньем качаешь головой?
 
 
И почему же сердце так страдает
И так болит оно в ночной тиши?
Поверь, мой друг, никто не замечает
Костыль твоей поломанной души.
 
 
Взгляни сюда – вот в клетке обезьяна,
С какой тоской на мир она глядит…
Её душа, быть может, та же рана,
Что о свободе плачет и скорбит.
 
 
Но не согнуть ей жёстких прутьев стали,
Ей здесь уснуть навеки, не дыша…
Так почему ж глаза твои устали,
Ведь ты свободен, в клетке лишь душа.
 
 
Ну, полно, друг. Смотри – играет море,
Закат в полнеба дивной красоты,
Всё преходяще – и печаль, и горе,
Не вечен мир, и в нём не вечен ты…
 

«Заткнись, стенающая Лира!…»

 
Заткнись, стенающая Лира!
Кончай мне в душу проливать
Свою слезу! Нашла кумира!
Мне на тебя давно плевать.
Плевать на всё. Какое дело
Мне до того, что навсегда
Она, пусть робко и несмело,
Но скажет всё ж другому: «Да…»
Другому сжать позволит плечи
И разрешит себя обнять
В такой же белый рижский вечер…
Мне наплевать, на всё плевать!
Ты слышишь, нет? Так брось же пытки,
Умерь безжалостный свой пыл!
Уже давно за все ошибки
Я болью сердца заплатил.
За что ж ты рвёшь меня на части,
Оставь же мне хоть что-нибудь!
Ужели нет мне в жизни счастья,
Ужель страданий вечен путь?
Ах, чёрт с тобой. Опять не спится.
Опять тоска мешает спать.
Эх, как хотелось бы напиться,
Ну а напившись – поблевать.
Молчанье ночь хранит упорно,
Молчанье чёрной пустоты.
Тоска стоит с ножом у горла,
Тоска, тоска – до тошноты…
 

«Мне почему-то нудный серый дождь…»

 
Мне почему-то нудный серый дождь
Приятней солнца яркого сиянья,
Он целый день шуршит листвой, и всё ж
Не надоест унылое шуршанье.
 
 
Осенний дождик мутной пеленой
Завесил лето до декабрьской стужи…
Мне веселее, дождь, бродить с тобой
По бесконечным булькающим лужам.
 
 
Пустынна площадь, никого вокруг,
Туман над Волгой дали застилает,
Лишь я и дождь, мой молчаливый друг,
И мы, обнявшись, с дождиком шагаем…
 
 
Уже давно до нитки я промок,
Иду, бреду, не замечая лужи…
Осенний дождь – он очень одинок,
И никому на свете он не нужен.
 
 
Я знаю – дождь тебе совсем не мил,
Но ты ругать погоду подожди,
Меня ты вспомни – осень я любил,
И я любил, когда идут дожди…
 

«Быть может, помнишь, может быть, забыла…»

 
Быть может, помнишь, может быть, забыла —
Играла музыка чуть грустно и светло,
Мы танцевали. «Ты меня любила?» —
«Ах, всё, что было, – было так давно…
 
 
И о каких меж нами отношеньях
Ты можешь помнить или говорить?
Всё было только в детских сновиденьях,
А их, мой друг, давно пора забыть…»
 
 
«Да, всё прошло давно без лишних драм,
И всё, что было, – только показалось…
Но я не верю собственным глазам,
Во что же верить мне ещё осталось?»
 
 
«Прости меня, увы… Но что могу я
С собой поделать?..»
Время, не лети!
Минуту эту вечно сберегу я…
«Ну что ты, Таня… Ты меня прости…»
 
 
Ну, вот и всё. С надеждою простившись,
Целую руку с горькою любовью…
Пришло отчаянье и встало не спросившись
Угрюмым стражем молча в изголовье.
 
 
Почти смеясь, тебя я провожал,
Как беззаботный радостный бездельник,
Шутил вовсю… Никто тогда не знал,
Что стоил мне тот «чистый понедельник».
 
 
Ну что же, чувству воли я не дам,
Но ту минуту в сердце сберегу я.
И ты при встрече даже по глазам
Не догадаешься, когда тебе солгу я:
 
 
«Да, всё давно прошло без лишних драм,
А всё, что было, – только показалось…
Да было ль что? Всё выдумал я сам,
Воспоминаний даже не осталось…»
 

«Опустилась ночь за окном…»

 
Опустилась ночь за окном,
Темноту расстелив у двора,
Кто тревожным, кто радостным сном
Засыпает в ночи до утра.
 
 
Трое лишь в эту ночь не уснут,
У троих в эту ночь сна нет —
Двое радостной встречи ждут,
Третий просто лишь ждёт рассвет…
 
 
Между ними тысячи вёрст,
Но укрыла их ночь одна.
Двое слушают стук колёс,
А у третьего – тишина.
 
 
Для двоих счастья дни пролетят
И растают, как капли росы,
Сердца два будут биться в лад,
Третье – просто считать часы.
 
 
Будет ночь, и опять не спать,
И опять у троих сна нет,
Двое будут в разлуке страдать,
Третий просто лишь ждать рассвет…
 

«Болезнь пройдёт, и рана заживёт…»

…Время – убийца, а не лекарь…

О. Чухонцев

 
Болезнь пройдёт, и рана заживёт,
И проживу я минимум полвека.
Вон, лекарь-время медленно идёт
И обещает сделать человеком.
 
 
Чуть слышно шепчет ночи напролёт:
«Забудь её… Покой тебе полезней.
Пройдут года, и в сердце боль пройдёт,
Я унесу с собой твои болезни…»
 
 
«Ну что же, время, ты не подведёшь,
Ведь ты на свете, время, всех мудрее.
Вот только слишком медленно ползёшь,
Нельзя ль лечить хоть чуточку быстрее?»
 
 
«Ну, не тоскуй, я раны залечу,
Своей рукой сниму твою усталость.
И не ползу я – птицею лечу,
Не торопись, со мной приходит старость…
 
 
Болезнь пройдёт, и рана заживёт,
И проживешь ты, может быть, полвека,
Но только счастье больше не придёт —
С умершим сердцем ты, увы, калека…»
 
 
«Но как же так? Ведь жизнь не проживёшь
Без счастья, не страдая, не любя!
Я не хочу!» —
«Не хочешь? Ну так что ж,
Тогда с собой я унесу тебя…»
 

«Мне сегодня повеситься хочется…»

 
Мне сегодня повеситься хочется,
Потому что сегодня я пьян —
День рождения у друга, и просится
У меня из души хулиган.
 
 
Чтоб залиться мне горькою водкою,
Заглушить бы тоску, как могу,
Ночевать под дырявою лодкою
На холодном речном берегу.
 
 
Позабыть бы свой дом и без лишнего
Барахла хоть бродяжить уйти
Мне в отрепьях последнего нищего,
Не встречая тебя на пути.
 
 
Глупой птицей тоска моя носится
Над бескрайней равниной печали,
Мне сегодня повеситься хочется —
Снова с разумом я поскандалил.
 
 
Заморозить его б лютым холодом —
Он, скотина, бессовестно врёт!
Уморить бы безжалостно голодом,
Да и жить дураком без забот.
 
 
Тонкой ниточкой серпик от месяца
Одиноко в окошко глядит…
Ах, как хочется нынче повеситься,
Только гордость моя не велит.
 

«Приковала вниманье дорога…»

 
Приковала вниманье дорога —
Стелет сказочные миражи…
У неё их в запасе так много,
Ты, дорога, мне все покажи.
 
 
Останавливаться не желаю,
К миражу, словно птица, лечу!
Но мираж ослепительный тает,
И, в бессилье сжав руль, я молчу…
 
 
О, когда-то в мираж я поверил,
Думал, счастье он может мне дать…
Я не знал, что мираж так неверен
И способен внезапно предать.
 
 
Жизнь моя – это та же дорога,
И любовь – лишь далёкий мираж.
Не достигнуть его мне порога,
Впереди уж последний вираж…
 

Письмо

 
Ну, здравствуй, гордячка-рижанка,
Луч солнца в преддверии ночи,
Далёкая Таня, Татьянка,
Ну, здравствуй, не хмурь свои очи.
И, право, сердиться не надо
На глупые строки мои,
Быть может, ты им и не рада,
Ну что ж, ты меня извини.
Пишу, потому что скучаю,
И день ли встаёт над землёй —
Без радости день я встречаю,
Ведь я не увижусь с тобой.
Приходит ли ночь чередою —
Она тяжела так же мне,
Ложусь лишь с надеждой одною,
Что ты мне приснишься во сне.
Ты снишься мне часто, как прежде,
И я благодарен тем снам,
В которых склоняюсь я нежно
К твоим чуть раскрытым губам.
Ты с трепетной лаской рукою
Моей вновь коснёшься щеки,
Прижмусь я к ладони щекою,
И ты не отнимешь руки…
Ну что я, довольно об этом.
Такой поэтический вздор
К лицу лишь влюблённым поэтам,
А я лишь всего фантазёр…
У нас на пороге уж осень
Под золото красит листву,
И серенький дождичек косит
В стога налитую траву.
Висит пеленою над Бором,
Шумит и шумит так надсадно,
Что ж, август кончается скоро,
И лето ушло безвозвратно.
Уж дышат сентябрьским морозом
Росистые ночи с туманом,
Летят облака караваном,
Ветвями им машут берёзы.
Шесть дней я провёл в Васильсурске
Средь белых берёз и осин,
Над Волгой – красавицей русской
Бродил средь дождей я один.
Как всё ж в предосеннюю пору
В деревне уныло, тоскливо,
И время ползёт так лениво,
Как будто телега на гору…
Сейчас к «жигулям» привыкаю,
Уж дважды машину помял,
На днях же, на мост наш въезжая,
В талоне «дыру» схлопотал.
Хожу на работу, ем, сплю я,
А жизнь стороною идёт,
Ведь я не живу – существую,
Во мне только память живёт…
 
 
Татьянк, в моей просьбе, хоть тресни,
Но всё ж мне ты не откажи:
Ты помнишь ваш памятник песне?
Так вот, там цветок положи
Ты по моему порученью —
Ведь песни я тоже любил,
Особенно «Песню прощенья»,
Жаль только теперь позабыл…
Да, кстати, на днях вот идея
Мне в голову как-то пришла:
Ты помнишь русалку иль фею,
Что горестно слёзы лила
Там, в парке, у вас над каналом,
Где вместе с тобой я гулял
И где для тебя пьедесталы
Старательно я выбирал?
Ты помнишь там дуб перевитый,
Готовый в канаву упасть?
Так вот, тот «дубочек» спили ты,
Тогда на пенёк сможешь встать!
И будет твой образ стоячий
Шикарен средь тамошних луж!
(Ведь я – «издеватель собачий»
И «язва» в придачу к тому ж…)
 
 
Ах, это лишь глупые шутки.
Но память упорно хранит
Всё, вплоть до последней минутки,
И чем-то ещё дорожит.
Ты помнишь те милые сказки,
Что я о цветах рассказал,
И вечер, что тих был и ласков
И сказки мне те нашептал?
Тускнели вечерние краски,
А я без умолку болтал.
Но самую чудную сказку
Я только себе рассказал…
Сбылась вдруг мечта идиота,
Как долго я этого ждал —
Ты рядом со мною! Не кто-то,
А я твою руку держал!
 
 
О, если бы только ты знала,
Как надо для счастья мне мало!
Тогда б ты перечить не стала,
Но ты ведь не знала, не знала…
 
 
Ты помнишь… Ты помнишь… Я помню.
А ты позабудь, я прошу.
Я память, как чашу, наполню
И сам же её осушу.
А ты позабудь наши встречи,
Всё, всё позабудь! Зачеркни
Последний волшебный тот вечер
И Риги полночной огни!
Над прошлым пусть плачет тальянка,
До боли дорога ясна.
Спокойной же ночи, Татьянка,
Скажи мне: «Счастливого сна…»
 
 
Ну что же, писать я кончаю,
Всё ясно обоим бы вроде…
Ты мне не ответишь, я знаю.
Прощай же, Татьянка…
Володя.