Читать книгу: «Со мной и без меня», страница 3
Глава 6
Прощай и здравствуй
В 1958-м я с аттестатом зрелости на руках покинул родной Сочи.
Вагончик тронется, вокзал останется. В этом непреложном факте и надежда, и грусть. Надежды потихоньку сбывались, а грусть не проходила. Когда долго не бывал в Сочи, он начинал сниться: виноградники террасками по скалам или железнодорожная школа, кусочек пляжа, запах моря… Как пел Утесов: «Есть воздух, который я в детстве вдохнул, и вдоволь не мог надышаться».
В первое московское время сильно скучал.
Малую родину любишь безотчетно, преданно. Конечно, Сочи – горы, морской простор, веселые пляжи, ощущение праздника. Замечательно. Но те, кто здесь живет, на себе не часто испытывают прелести купального сезона, не наблюдают волшебных картин, как «утомленное солнце нежно с морем» прощается. В парк «Ривьера» им некогда ходить. Сочинцы всех поколений были и есть великие труженики, занятые всегда делом по горло.
В этом городе всю жизнь, с тридцатых годов прошлого века, работали мои родители. Там они нашли вечное упокоение.
Пока в этих воспоминаниях я их только упоминал. Расскажу чуть больше.
Отец мой был кадровым военным, воевал в коннице Семена Михайловича Буденного. В честь своего командарма отец назвал сына-первенца Семеном. Потом отца послали на борьбу с басмачеством. Там у него был закадычный друг, который красным командиром погиб в бою с басмачами. Второго своего сына, то есть меня, отец и пытался назвать именем этого героя Куздазар. Я пишу «пытался», ибо запротивилась мама: «Как же мы будем мальчика называть дома?» – «Кузя», – шел на компромисс отец. Но со временем мама уговорила назвать меня Виталием.
Правда, и сегодня моя жена Светочка нет-нет, да и назовет меня Кузей. Мне нравится…
В 1941 году мама добилась – она была директором школы – начать учебный год 1 сентября, как и до войны. В эту же школу определили и брата Семена. Он пошел в третий класс. Я, четырехмесячный горлопан, тоже находился в этой школе, в учительской, в люльке. Некуда меня было деть. Да и Сеня был у матери на глазах. Это важное обстоятельство. Ведь ее десятилетнего сына уже задерживали на железнодорожной станции Сочи при попытке уехать на фронт!
Отца назначили в истребительный батальон оборонять горные перевалы, пути, ведущие к Туапсе и Сочи.
Жителей города в массовом порядке не эвакуировали. Была уверенность: Сочи не сдадут. Отцовский отряд располагался на перевале к северу от города, ближе к Туапсе. Знал бы генштаб армии рейха, что город, битком набитый ранеными, защищает один батальон!
Фашистов на Туапсинском направлении за перевал не пустили.
Отец за эту военную операцию получил орден Боевого Красного Знамени…
Первые послевоенные годы я хоть и смутно, но помню. Когда мы, ребятишки, бегали купаться, то видели на пляжах, как сотни раненых бойцов опускали в морской прибой изуродованные ноги, культи… Все знали, что морская вода целебна. Утром побережье становилось белым от бинтов, их санитарки сушили после стирки в море. И мы видели, как прибрежные волны становились розоватыми от сукровицы.
Уже потом-потом, по направлению горкома комсомола многих ребят, кто имел высокие показатели в плавании (I или II разряд), направляли на санаторные и городские пляжи матросами спасателями. Нам с Аликом из 2-й школы, соседом, другом, брассистом (я плавал вольным стилем), поручили кусок пляжа санатория Совета Министров СССР «Сочи». Большое доверие. В санатории могли отдыхать лица, приближенные к правительству, никак не меньше. Мы заполняли многостраничные анкеты, данные которых бдительно проверяли. А может быть, и нет.
Мой друг и учитель Виктор Михайлович Дюнин, заполняя анкету ТАСС, в графе «Имеете ли государственные награды?» написал: «Имею. Обедал в столовой ЦК КПСС». И, знаете, прокатило!
Так вот, к спасателям. Товарищ Алик Сафаров носил огромную соломенную шляпу, чтобы плавки не выгорали… В его распоряжении был ялик – лодчонка, вечно привязанная к буйку.
Сон в ялике в тихую погоду для меня до сих пор кажется слаще любого на свете.
Другое дело шторм. Почему-то у отдыхающих он всегда вызывал взлет сил молодецких. И стар (большинство) и млад (наши погодки) норовили схлестнуться с крутой волной, поднырнуть, переиграть стихию. Подчас удаль умножалась стаканчиком «Мукузани», «Ахашени» или чем-либо посолиднее.
Вот тогда и наступал для нас час героических подвигов. Мы ходили по кромке прибоя и ломкими голосами уговаривали храбрецов вернуться на берег. Об этом же бубнил громкоговоритель пляжа.
Серьезный контингент отдыхавших в санатории Совмина «Сочи», как правило, и бровью не вел.
Ой до поры, ой до времени.
Крики «тону!» или просто долгое «а-а-а-а!» нам с товарищем Сафаровым слышать в том сезоне приходилось не раз. И вмешиваться в ситуацию тоже. Алику чаще, мне однажды.
За это полагалось представлять к награждению медалью «За спасение утопающих».
Кто не видел этой медали (в первичном исполнении), тот многого лишился. В представлении о спасении художников лицевая сторона медали являла картину не для слабонервных. Там мужик с открытым ртом и вздернутой рукой реально кричит. То ли взывает о помощи, то ли посылает куда-то матроса-спасателя…
Медаль, к сожалению, сегодня редкость. Я думаю, ее изменили из-за этой леденящей душу картины спасаемого.
…А если вернуться к заслугам города Сочи… Есть ли еще прецедент, чтобы город становился огромным военным госпиталем? Пожалуй, и нет.
Я считал несправедливым, что Сочи не удостоен никаких воинских почестей.
Враг был остановлен в нескольких десятках километров от нашего города. За всю войну на Сочи было сброшено более 308 бомб – атаковались эшелоны Красного Креста. У порта рвались торпеды, пущенные с субмарин: целились в транспорты с ранеными. Мирный город, он всю войну был на передовой и вернул в строй около 500 тысяч тяжелораненых бойцов. Разве это не подвиг!
Почта еще долго приносила в Сочи необычные письма. На конверте не было точного адреса, стояли лишь фамилии. Подчас не было и фамилий, а только имена и отчества. Но письма находили адресатов. Это письма хирургам и медсестрам, которые работали во время войны в сочинских госпиталях. Правда, иных уж не было – тяжелые недуги свели в ранние могилы блестящих военврачей Агапова, Чебрикова, Бантева, Ашмарина. Но письма им продолжали идти, поскольку остались жить спасенные ими когда-то люди – бойцы с Тамани и Малой земли, из Сталинграда и с Курской дуги… Другие все так же скромно врачевали и пеклись о здоровье тысяч отдыхающих на курорте, подчас в тех же зданиях, где во время войны они неделями не отходили от операционных столов.
Мне непросто рассказывать о них, бывших военврачах сочинских госпиталей. С одними когда-то я жил на одной улице, и они до сих пор остались для меня «тетей Лялей» или «дядей Володей», другие бывали в нашем доме, а в праздники приходили к нам при орденах и медалях, и мне, помнящему лишь день Победы, не знавшему войны, было в их компании всегда волнительно, потому я держался строго. Конечно, в таком дружеском застолье непременно заходил разговор «о тех годах», но, как водится, серьезное и трагическое всегда соседствовало с веселой южной байкой или умышленным приуменьшением заслуг присутствующих. Я всегда, так сказать, из первых уст знал, «как это было на войне» в небольшом курортном городе. Но это была лишь капля в море. «Комсомольская правда» при содействии партийных, комсомольских организаций города, редакции газеты «Черноморская здравница» получила, пожалуй, самое большое собрание документов и воспоминаний о Сочи периода Великой Отечественной войны. Пусть мои земляки, те, кто у постели тяжелораненых солдат провели тысячу четыреста восемнадцать военных суток, сами расскажут о себе и своих товарищах. Это огромный том, прочтя который понимаешь, какой ценой удалось вырвать из лап смерти, вылечить, поставить на ноги полмиллиона раненых. Подчас они сухи и бесстрастны, эти воспоминания и документы, но прошу поверить на слово: написаны они людьми с большим и горячим сердцем, людьми открытыми, добрыми и потому скромными.
…Рано утром 5 августа 1941 года в Сочинском горкоме партии собрались работники горисполкома, врачи, секретари парткомов санаториев. С минуты на минуту в город должен был прибыть первый эшелон с ранеными. И те, кто пришел на совещание, говорили в основном, что санатории, а ныне госпитали с четырехзначными номерами готовы принять бойцов с поля боя. Правда, особого оптимизма не было, поскольку дел самых неотложных осталось еще непочатый край.
«Товарищи, которые думают, что если есть помещения и кровати, то сразу можно принимать раненых, глубоко ошибаются, – говорилось на совещании. – В санаториях надо немедленно оборудовать операционные, перевязочные, санпропускники, дезкамеры. Нет хирургического инструментария, бинтов, ваты, марли, медикаментов, не хватает посуды, белья…».
Немногим более месяца прошло с той поры, когда пришел приказ создать в Сочи крупную госпитальную базу. Где-то по забитой воинскими эшелонами железной дороге экспрессной скоростью шли, как стратегический груз, необходимые для военной хирургии инструменты, медикаменты. Конечно, не стоило ждать, что быстро доставят в город необходимую для госпиталей посуду, одеяла и прочую утварь. Потому, хотя никто никого не неволил, а только призывал, жители с окрестных улиц несли в госпитали кто ложку, кто вилку, кто подушку или ковер, кто кровать, на которой спал ушедший на войну сын.
Пионеры собирали по близким горам мох и набивали им матрацы, тысячи матрацев. Парни-комсомольцы мыли, скребли, таскали мебель, перестраивали палаты. Девушки штудировали медицинские книжки на курсах медсестер.
И вот приказ 5 августа принять первый эшелон. Эта честь была предоставлена бывшему санаторию «Кавказская Ривьера».
Совещание в горкоме партии подходило к концу, когда над городом появился фашистский самолет. Он долго кружил, примеривался, потом сбросил бомбу. Она упала в трехстах метрах от горкома, эта первая бомба, нацеленная на Сочи. А еще через час весь город вышел к центру города, на улицу Горького, по которой медленно, в тишине, шли машины с наскоро перевязанными тяжелоранеными бойцами. Им протягивали из заплаканной толпы немудреные подарки, какие-то гостинцы, цветы… Так вошла в город война.
Знаю, когда зайдет речь о войне, не каждый и дотошный историк помянет Сочи. Были Брест, Минск, Киев, Ржев, Москва, Ленинград, Курск, Сталинград, Ельня и Одесса… Были Свердловск. Тагил. Челябинск… Великие в бою, в труде города. А Сочи? Многие ли представляют, каким оказался фронт у его жителей, у его врачей…
Обожженных, раненных осколками мин и снарядов в лицо, грудь, лишившихся ноги или руки, воинов бережно перевозили в соответствующие госпитали. Начиналась круглосуточная работа всего медицинского персонала, чтобы вернуть к жизни, а лучше в строй защитников Отечества. С первых же дней по 10–12 часов не отходили от операционных столов профессора Aгeeнко, Ашмарин, доценты Чебриков, Бантев – талантливые новаторы военной хирургии. Кто может подсчитать, скольким сотням раненых спас жизнь шестидесятилетний врач Н.И. Агапов?
«Санитарные поезда с ранеными героями Великой Отечественной войны прибывали в Сочи, как правило, ночью. Иногда два-три состава в сутки. На мою долю, как главного хирурга госпиталей ВЦСПС, доставались самые сложные и трудные операции. Приходилось ежедневно делать труднейшие oпeрации в разных госпиталях, в разных условиях, до двадцати в сутки. Иногда казалось, что силы оставляли меня. Но раздавался телефонный звонок. Мне говорили: “Надо. Тяжелейший случай…” Я ехал…». Это свидельство хирурга М. Галковского.
В октябре сорок первого в госпиталях ВЦСПС работало крайне мало специалистов. 88 врачей, 250 медицинских сестер, около 400 санитарок. К тому же не все медики были готовы к госпитальной работе. Им пришлось выкраивать час-другой на учебу и переподготовку. За полтора года около трех тысяч врачей и сестер заново переучились.
К 1944 году количество специалистов по военно-полевой хирургии в Сочи возросло в шесть раз. Если, по отчетам, за пять месяцев 1941 года было проведено 1325 хирургических операций, то только за первый квартал 1944 года – 2555.
Да, где-то рвались снаряды, горели танки, и военврачам казалось, что на передовой, в самом пекле войны, они нужней, чем здесь, в тыловых госпиталях. И каждый месяц добивались-таки повесток из военкомата, уходили на передовую хирурги, медсестры, санитарки. И город-госпиталь их отпускал, хотя каждый врач уже работал за двоих-троих. Военврачи и медсестры Гордон, Дьяков, Богдель, Балуев, Рац, Зорина, Логачева, Ватаян, Климашевская, Шор и десятки других становились на место ушедших и показывали чудеса выдержки и хирургического искусства. Я нашел такой документ:
«В эвакогоспитале № 2127 из раненных в грудную клетку в строй возвращены 76,2 процента воинов, уволено в кратковременный запас на выздоровление 22,3 процента, по инвалидности 1,3 процента. Выписка в часть терапевтических больных составила 73,8 процента. Сроки лечения сокращены в полтора-два раза по сравнению с нормативами Наркомздрава СССР».
В Сочи был свой, настоящий фронт. Это был фронт, на котором по-солдатски несли свою вахту военврачи. Никого в то время не могло удивить мужество хирурга Михаила Петровича Галковского, которого вносили в операционную на носилках, поскольку от нечеловеческой усталости его уже не держали ноги…
У военврача Елены Францевны Богдель ушел на фронт сын. Наутро после проводов ей сказали, что эшелон, в котором ехал сын на передовую, разбомбили. Все погибли. В каждом раненом Елене Францевне виделся ее сын, каждый стон был для военврача голосом сына. Не забыться бы ей, не остаться одной. Нужно быть бодрой и уверять бойцов, что все до свадьбы заживет, что «непременно выпишут скоро в часть бить фашистов…». И только в операционной она могла на несколько часов остаться без марлевой маски, подруги видели ее лицо, скорбное, потерянное. И вдруг: «Вашего сына в эшелоне привезли. Ранен…» Не бросилась, не стала отпрашиваться от дежурства: знала, некому заменить ее у стола. Так и додежурила, впервые за много недель в слезах. И сына выходила.
Такой был здесь фронт.
Прочтите сегодня найденное мной письмо сочинской учительницы, написанное на донорской ампуле «Дорогой товарищ! Посылаю вам свою кровь. Желаю полного выздоровления. Пусть моя кровь вернет вам прежнее здоровье, чтобы вы могли жить еще раз и снова пойти бить проклятых фашистов, отомстить за свои раны, за моего сына Германа, погибшего 4 октября под Лысой горой. Если будете в Сочи, в госпитале, напишите, я с удовольствием буду вас навещать как своего дорогого сына.
С материнской любовью Гаврилова Глафира Михайловна».
К сожалению, как рассказывает бывшая операционная сестра Г. Ениколопова, боец, получивший кровь Глафиры Михайловны, не мог в то время ей написать. В тяжелом состоянии он был направлен в стационарный госпиталь. «Письмо Глафиры Михайловны я оставила себе, – пишет Г. Ениколопова, – сберегла его и пронесла через всю войну, от Сочи и Туапсе до Одера. Я хранила его как реликвию, и оно прибавляло мне сил в тяжелые военные дни».
Страданиями раненых болели не только сотрудники госпиталя. Приходили жители Сочи, чтобы теплым словом, скромным подарком согреть больного. Желанной гостьей, особенно в палатах для тяжелораненых, была мать Николая Островского Ольга Осиповна. Одетая в черное пальтишко, в глубоких галошах и сером шерстяном платочке, она с патефоном и пластинками в руках входила в палаты к тяжелораненым. И в палатах звучал чистый голос ее сына. Не раз и не два приходилось ей проигрывать пластинку с записью отрывка из романа «Как закалялась сталь» в чтении самого Николая Алексеевича.
«…В конце 1942 года, воспользовавшись короткой стоянкой в сочинской бухте, музей Н. Островского посетили моряки военного корабля СК-065. Мало кому был известен в то время катер-охотник, носивший этот номер. В присутствии матери писателя, подарившей на память морякам томик романа «Как закалялась сталь», бойцы поклялись бить врага по-корчагински. А спустя несколько месяцев, в марте 1943 года, СК-065 стал известен всей стране. У берегов Геленджика маленький корабль отразил десятки атак фашистских самолетов, защищая транспорт с фронтовыми грузами. За этот подвиг СК-065 стал гвардейским. Корпус катера был изрешечен сотнями осколков. Несколько членов экипажа погибли, многие были ранены, боевое ранение получила и книга «Как закалялась сталь». Пробитую осколками, с обожженными краями, передали потом краснофлотцы книгу в Московский музей Н. Островского, где она хранится и поныне». (А. Галатенко, «Черноморская здравница»).
Закончилась война. Но все шли и шли в Сочи санитарные эшелоны. Еще год не снимали военврачи хирургических масок. Для них война продолжалась. Потом начали открываться санатории, теперь уже на базе бывших госпиталей. Первых отдыхающих принимали опять же в «Кавказской Ривьере». Отдыхающих встречали цветами. Военврачи стояли у парадных входов с влажными от слез глазами. Теперь все. Кончилась и для них война. Завтра и впредь они будут мирными курортными врачами.
Об этом я и написал и напечатал в «Комсомолке».
Потом с помощью главного редактора «КП» Бориса Панкина я обратился в Верховный Совет СССР и министерство обороны, даже ходил на прием к маршалу А.А. Гречко. Было желание добиться своего. Сразу вроде бы получил какой-то благожелательный отклик. Но постепенно все затихло, я уже и веру начал терять. Как вдруг! Был опубликован указ о награждении Сочи орденом Отечественной войны первой степени. И мы, редакция «Комсомолки», настояли, чтобы на всех санаториях и домах отдыха, где в войну располагались госпитали, повесили мемориальные таблички об этом героическом факте. Да, газета добилась, нам удалось! Городские врачи, медсестры, санитарки, доноры-добровольцы были удостоены военных почестей.
Храню заметку Аллы Гусевой, заместителя директора музея истории Сочи.
«В годы войны курорт стал главной госпитальной базой юга России. Сто одиннадцать госпиталей были развернуты на всей его территории от Магри до Адлера. После лечения из Сочи на фронт вернулись полмиллиона солдат и офицеров, почти три четверти от общего числа раненых. И еще несколько лет после победного салюта сочинцы выхаживали раненых, покалеченных. Именно за этот подвиг мирный город-курорт получил столь высокую военную награду».
В Указе говорилось и о подвиге тех сочинцев, которые превратили свой город в Большой курорт. Там нет расшифровки, но, думается, речь идет о победе над малярией.
По статистике, малярия занимает первое место среди инфекционных заболеваний на земном шаре. Черноморское побережье Кавказа было заметно подвержено этому заболеванию. Особенно в болотистой местности. К ней относили и Сочи.
Немного истории.
В 1920 году в сочинских больницах (всего 236 коек) было 2277 гражданских и 107 военных лиц, болевших малярией. Бесспорно, цифра велика. «Маляриков» привозили и днем, и ночью. Когда не хватало раскладушек для пациентов, спали прямо на улице.
С 1923 года заведующим Сочинской противомалярийной станцией стал доктор С.Ю. Соколов. Сергей Юрьевич был родом из Харьковской губернии. Родился в 1875 году в семье обедневших дворян. Учился в фельдшерско-акушерской школе, затем окончил частные университетские курсы и медицинский факультет в Юрьеве (Тарту). Работал в клиниках Петербурга, Москвы. В 20-е принимал участие в ликвидации тифа на Урале. В 1921 году был назначен заведующим курортным районом, включавшим в себя территорию от Туапсе до Адлера.
С.Ю. Соколов поставил перед собой очень трудную задачу: не только организовать лечение, но и ликвидировать саму причину заболеваний страшной инфекцией, которая отпугивала от Черноморья потенциальных отдыхающих. Тогда и начались первые противомалярийные мероприятия в Сочи. По всему городу высаживались эвкалипты, которые прекрасно осушали почву.
Но главное было в другом.
Специально для борьбы с малярией, как величайшую драгоценность, из Грузии привезли небольшую невзрачную серенькую рыбку гамбузию. О ней несколько слов отдельно.
Гамбузия была родом из далекой Южной Америки. Когда-то о ней знали только коллекционеры аквариумных рыб, а после войны у сочинцев она стала популярней всякой другой. Так уж случилось, что курортное будущее всего Черноморского побережья Кавказа когда-то попало в зависимость от гастрономических предпочтений этих маленьких рыбешек.
Прежде побережье в районе Адлера кишело малярийными комарами, из-за чего с завидной регулярностью возникали эпидемии. Универсальных способов борьбы с малярией тогда не существовало. В 1925 году в акваторию Черного моря случайно попали гамбузии, после чего оказалось, что их любимым кормом как раз являются личинки малярийных комаров.
Помню, как мы с ребятами из школы бродили по сочинским предместьям, прижимая к голому пузу трехлитровые банки, в которых плескались гамбузии. Мы искали любую водную протоку, канаву, даже лужу, где гамбузии еще не было… Все взрослое население уничтожало с помощью прожорливой гамбузии личинки малярийных комаров.
И еще в мою сочинскую бытность, примерно в 1956 году, на одном из заседаний Сочинского горсовета доктор С.Ю. Соколов доложил, что в этом сезоне впервые в городе не зафиксировано ни одного случая заболевания малярией. Это была победа!
И в Сочи был поставлен бронзовый памятник этой рыбке. На мемориальной доске повествуется о ее благих деяниях. К слову, в городе гамбузий теперь разводят в особом питомнике и раздают бесплатно всем желающим. В Сочи уже полвека с лишним никто и не вспоминает о малярии, а светлая память о рыбке-спасительнице живет в сердцах горожан.
Интересно, что гамбузия также удостоилась быть увековеченной в скульптуре в таких местах, как остров Корсика и государство Израиль.
А Сергей Юрьевич умер в 1964 году. В год его смерти на здании гостиницы «Приморская» была установлена мемориальная доска: «Улица названа в честь заслуженного врача РСФСР Соколова С.Ю. 1875–1964. Под его руководством полностью ликвидирована малярия на Черноморском побережье Кавказа».
Памятники возвращают нам память. А люди, которым я каждый раз, приезжая в Сочи, говорю: «Здравствуйте!», возвращают мне теряемую порой веру в добро и справедливость.
Что такое воспоминания? Попытка как-то вернуть ушедшее время. Восстановить переживания, надежды, которые «юношей питали».
Впечатления молодых лет откладывались сами собой, становились эталоном для сравнения и понимания новых ощущений и знаний. Только с годами сознаешь, что тебе в большую дорогу дается бесценный капитал – память о прошедших днях, впитавшая в себя школу, улицу, город. Многое другое, что зовется малой родиной. Она неразрывно связана с чистотой помыслов, с людской (лично к тебе!) добротой.
И счастлив тот человек, кому удается сохранить весь век верность родному краю, помнить очаг родительского дома. Держать дружбу с земляками.
Мне в этом отношении повезло, думаю, особо. Мой родной город никогда не забывал меня. Не только в тех случаях, когда я мог кому-то помочь, найти выход из трудной ситуации, обогреть в столице. Но и в Сочи меня ждали, чтобы приложить руки и голову москвича к делам, чтобы он порадовался с друзьями в дни рождений, свадеб, крестин и других славных и многолюдных собраний земляков, на которые гостей приглашают с искренней любовью.
Ни на миг я этого не забываю.
Думаю что с большой надеждой меня приглашали разделить ношу разных больших и малых, но ответственных дел, войти в состав оргкомитетов мероприятий, которые проводились в Сочи. Видел в этом уважение к моим силам и возможностям, всегда старался оправдать доверие.
Российский кинофестиваль «Кинотавр», к примеру. Я когда-то помогал организовывать его Марку Рудинштейну и Олегу Янковскому. И вот уже более четверти века имею честь быть членом попечительского совета этого авторитетного фестиваля, который ныне возглавляют новые талантливые кинематографические лидеры – Александр Роднянский и Федор Бондарчук.
Не знаю, как благодарить судьбу, но все руководители города постепенно становились моими друзьями. И находясь при власти, и потом, без чинов и званий, мы находили друг в друге поддержку и понимание. Николай Карпов… Виктор Колодяжный… Анатолий Пахомов… Каждый из них оставил свой след в биографии города.
И в моей биографии – тоже.
С Виктором Викторовичем Колодяжным нас связывает горечь, неизбывность потерь, трагических утрат.
В Петербурге на глазах у Виктора Викторовича и его жены Наташи погибла их пятилетняя дочь Маша. Мне показалось, что после этой трагедии осиротели они – родители.
Трудно сказать, как бы они перенесли это горе, если бы рядом не оказались Владимир Васильевич Устинов, Илья Иосифович Клебанов, Александр Николаевич Ткачев. И весь город Сочи. Сегодня у Виктора Викторовича растут две дочери, абсолютно одинаковые красавицы. Одна появилась в доме через год после гибели Маши. Мощный материнский инстинкт сотворил чудо. Еще одна девочка родилась следом. Как крестный отец, сегодня я часто вижу эту счастливую семью.
Во время подготовки к Олимпиаде в Сочи в Администрации Президента РФ возникла идея учредить в городе Общественный совет.
Он призван был помочь горожанам преодолеть неминуемые, всегда неожиданные проблемы и неудобства, которые возникали при масштабном обновлении большого и уникального города. Выбор возглавить этот совет пал на меня. За четыре предолимпийских года Общественный совет доказал свою нужность, по деловому разрешая конфликтные коллизии и откликаясь на нужды горожан. Когда Олимпиада завершилась, заключительное заседание Общественного совета посетил В.В. Путин. Наша работа была достойно оценена Президентом России. Больше того, он предложил продолжить деятельность совета. Теперь наша задача – помочь максимально использовать все олимпийское наследие.
Но я часто думаю и об ином наследии. Для меня очень важно, что в моем городе действует новое поколение, столь же сильное, профессиональное, патриотичное, каким я видел своих родителей, каким было и мое поколение.
Алиса Симонян, наш юный начальник штаба, – чудесная, тонкая, умная девушка. На мой взгляд, она просто-напросто несколько лет своей жизни положила на алтарь Отечества, работая за идею, без ожидания наград и высоких благодарностей. Игорь Сосин – финансист, с первых дней подготовки Олимпиады ставший незаменимым экспертом по всем экономическим вопросам, которые обсуждал наш совет. Президент В.В. Путин за эту работу вручил в Кремле Игорю диплом «Заслуженного экономиста России». Аргументы члена совета – самого авторитетного Михаила Миленина побуждали менять порой решения и строителей, и власти города. Иван Савин, Геннадий Глазырин, Роберт Паранянц, Сергей Сокольский, Надежда Козлова, Акоп Кочканян, отец Иоанн, Алексей Храбан, Аслан Мамишев, Александр Карелин, Теймураз Лобжанидзе, Михаил Хубутия. Список у меня большой – светлые головы, истинные граждане города Сочи стали моими близкими друзьями. Нас породнило чувство любви к своей малой родине.
А сегодня еще более молодое поколение моих земляков тоже рядом со мной.
Я, к счастью, ощущаю себя частью этого молодого сочинского братства.
Семья Баликоевых дружила с моими родителями, когда внимание и участие молодых Бориса и Мадины было неоценимо. Хвори обступали нешуточные. Мы с братом далеко, а Мадина – врач от Бога. Нам было поспокойней.
Вот они и стали по-настоящему членами нашей семьи. Сегодня уже три поколения Баликоевых самые близкие для меня люди.
На моем веку родилась Таня. Сегодня она блестящая пианистка, солистка квартета имени Рахманинова. У Тани подрастает дочь Милана, юное дарование, в чей талант верю не я один.
В конкурсах скрипачей, пока еще городских и краевых, она просто блистает.
Маргарита Торшина, ее мама Жанна Сергеевна… Говорят, со стороны мы видимся родственниками, столько тепла в наших отношениях.
Особое место в моей жизни занимает Евгений Клебанов. На его долю выпали немалые испытания. Но он остался добрым, веселым человеком. Рядом с ним становишься сильнее. Любимец города. Эта честь не каждому выпадает в наших краях.
Михаил Микшис, основатель сочинского частного телевидения, лауреат премии «ТЭФИ», Алла Журавлева, ее сын Максим – журналисты, имена которых известны всей стране. Елена Микшис – издатель, она представляла ТАСС в регионе. Отважная, яркая женщина, готовая все начинать с нуля. И творчество, и бизнес, и судьбу.
Габро и Верочка Пруидзе, их дети, невестки, внуки. Их дом в горах, всегда открытый для друзей. Он смотрит окнами на обелиск.
На обелиске фамилии: Пруидзе – 42 солдата, не пришедшие с войны деды, дяди, братья… Весь практически род. Имена погибших на фронтах соседей: Учадзе – 27 человек, Руденко – пятеро, Пашковы – трое, Романовы – трое, Марусидзе – девятнадцать. Почти все грузинское село овдовело, лишилось наследников, сыновей и братьев.
Работая в сенате, всегда чувствовал, что у меня замечательная помощница в Краснодарском крае – Людмила Александровна Лазаренко. Не только хорошая журналистка, блестящий организатор, но и душевный, чистый человек, посвятивший себя идее порядочного жизнеустройства родного края. Я видел, чего стоило ей, маме двух девочек, мотаться по делам Совета Федерации по всему краю. А в Сочи организовывать работу нового Общественного совета города. И вести мою избирательную кампанию…
Вот так, через два поколения, мы, сочинцы, оказываемся рядом. Думаю, и в других шумных или застенчивых городах России прослеживается такая связь времен, если у людей есть цель и понимание долга…
Работа ради общих интересов прибавляла нам сил, когда уставали, делала молодых мудрее, а у меня отнимала время, но не прибавляла лет.
И я убеждался, что в России надо прожить долгую жизнь, чтобы наконец стать молодым.
