Читать книгу: «Сочинение на тему», страница 3

Глава 6. Хозяйственные дела.

При въезде через главные ворота с левой стороны метрах в двадцати располагалось бело отштукатуренное здание, явно – хозяйственного назначения, с трубой. Время от времени из неё шёл дым. Аромат берёзовых углей разносился на всю округу. Это значило – что кочегар Геннадий находится на своём рабочем месте. В здании находилась баня с сушилкой. Баня состояла из известных двух частей и рассчитывалась на помывку 15-20 человек одновременно. Сушилка – это небольшая комната, обитая деревянными рейками. Если кому-то нужно было высушить одежду или обувь, то пожалуйста – приходи в любой день, в любой час. Помывку организовывали по субботам, начиная с младшего отряда и по старшинству. Не торопясь, в течение дня все ребята проходили санитарную обработку по очереди. К пяти часам вечера обычно мероприятие заканчивалось, а Геннадий мог со спокойной совестью злоупотребить. Благо – начальница на выходные, как правило – отъезжала в город. Иногда – прихватывала с собой сына. Гоги поневоле всё лето находился в лагере и к его привилегиям окружающие относились с пониманием. По субботам было особенно скучно.

После ужина разыгрался аппетит. Припасы еды у всех давно кончились. В лесу росла травка, которую называли – «Заячья капуста», или – кислица (если правильно). Она служила чем-то вроде лакомства. Кислая, как щавель. Вполне съедобна, но голод ей не утолить. С видом большого специалиста Лёха сделал привычное предложение мне и Пьеру:

– Слушайте сюда! Сегодня хлеборезку оставили открытой. Я разведал. Можно, когда народу не будет – слазить туда за хлебушком. Витас – на стрёме у выхода из леса. Пьер – у столовой пасётся. Если что – к матери пришёл в гости. Я зайду потихоньку внутрь, если спалят – «На склад надо мне за сапогами, дверь перепутал». Но вечером там обычно никого нет, всё чётко должно пройти.

Склад личных вещей располагался в строении совсем радом с кухней, а ключ брали в столовой. Потому – нахождение детей возле пищеблока подозрений ни у кого не вызывало. Наша троица всё так и сделала. Лёха быстрым шагом, держа за пазухой буханку чёрного хлеба, сделал нам обоим тайный знак своей хитрой физиономией, что дело прошло успешно и на этот вечер провизией мы обеспечены.

Чёрный хлеб, хоть и не совсем свежий, с солью – это то, что надо! Поделив добычу на троих, мы наслаждались пекарным изделием, чавкая и закатывая глаза от удовольствия.

– В следующий раз надо побольше взять хлеба. – Сказал я. – Хотя бы еще полбуханки. Если трудно, я сам могу слазить на хлеборезку, а ты постоишь тогда за меня на шухере.

– Куда тебе ещё половина, мало что ли? – Спросил Лёха, положив в рот последний кусок.

– На утро. Утром до завтрака долго ещё. Нужно запас сделать. Проснулся, раз – и позавтракал. На зарядку и линейку уже повеселее идти будет.

– Точно! – Согласился со мной Пьер. – Я проволоку достану. Мы её протянем под матрасом, внизу у койки. На проверке тумбочек никто не спалит, а вниз не догадаются посмотреть. Так и сделаем.

В воскресенье приезжали родители. Вообще-то, посещения родственников допускались в любой день. Только по воскресеньям разрешали под ответственность родителей ходить на речку купаться. Под расписку. Но размер передачки не ограничивали. Ешь сколько влезет и с собой бери. Лишь бы к ближайшей проверке тумбочка была чистая, без скоропортящихся продуктов. А то: могли и выбросить. Обычно мне привозили немного. Большая часть съедалась в тот же день при помощи двух друзей. Особенно – Лёхи. Тот почти всегда ходил голодным и от предложения поесть никогда не отказывался. В общем, по воскресеньям скучать не приходилось. Правда в первый раз вода ещё не прогрелась и от купания в реке пришлось отказаться. Ладно, хоть желудок не урчал. Хлеборезка одиноко стояла с гостеприимно открытой дверью, так и не дождавшись нашего визита. Ничего, она успеет устать до конца смены от нас.

Понедельник принёс нам сюрприз. Придя с завтрака в павильон, мы обнаружили наши заправленные койки со спущенными вниз, чуть ли не на пол, постельными принадлежностями. «Не так заправили». Тоже – дело привычное. Это означало, что приехала начальница, и с нашей воспиталкой они провели «карательный рейд». Пришлось заправлять по новой. Во время проведения операции «Зелёный десант» состоялась повторная проверка. Проверку мы втроём снова не прошли. На этот раз наша постель безжалостно валялась прямо на полу. Вместе с подушкой и куском хлеба, заботливо припасённым Лёхой. Хлеб он тут же съел, а кровать пришлось заправлять в третий раз.

После обеда сильно захотелось спать. Тихий час решили использовать по назначению. Спальная комната встретила нас вновь негостеприимно. Постели не только оказались сброшенными на пол, но и ещё старательно вытряхнутыми на составные части. Теперь нам пришлось, ко всему почему – определять кому чего принадлежит. Какая в этом была необходимость перед тихим часом – непонятно, но простыни с пододеяльниками уже успели немного собрать грязь с пола вместе с чьими-то следами. Ну, в целом – ничего нового. Единственное что – поспать в тот день так и не удалось.

Вечером нас, наконец – оставили в покое. Мои друзья отправились на берег реки – искать свежий щавель. Я остался в лагере для отвода глаз. Длительное отсутствие всех троих могло вызвать подозрения и дополнительные карательные акции. Из всех развлечений для меня остались в наличии одни лишь качели. Я со скучным видом раскачивался вперёд-назад. Из дома начальника доносилась музыка. Гелашвили любила музыку. Часто окно её кабинета открывалось настежь, особенно – в хорошую погоду, на подоконник ставилась колонка, а подключённый к ней усилитель выдавал несколько десятков ватт мощности. Громкости хватало. В репертуар входили эстрадные шлягеры. В основном – наши. Изредка – насельников баловали и иностранщиной. Особенно мне нравился Модерн Токинг, но его врубали не каждый день. В тот раз я слушал привычные уху «Ягоду-Малину», «На недельку до второго», «Краснотал» и ещё какую-то кислятину. Особенно раздражали «Яблоки на снегу». Эту песенку мне пришлось в тот день слушать уже в третий раз. У меня, спустя годы, данная мелодия периодически шумит в ушах, вызывая неповторимые воспоминания того вечера. После гнусавого голоса Муромова заиграло что-то бодрящее. Уже не вспомню – что именно. Я стал раскачиваться энергичнее. Потом – ещё энергичнее. Потом, видимо – мне совсем стало весело: моя качель очень бодро залетела в воздухе. Послышался металлический удар. Я слетел, видимо – слабо держался. Плюхнулся на бок. Но это ещё не всё. Не понимая коварства качелей, я решил привстать. Белое пятно слева. Затем – темнота…

– Витас, ты живой там?! Давай – вставай, хватит валяться! – Лицо Пьера улыбалось, показывая редкие короткие зубы.

– Его в медпункт надо. – Послышался Лёха. – Вдруг у него сотрясение мозга. Может – в больницу надо везти. Вставай – давай! Что разлёгся? Спать что ли тут собираешься?

Металлическая рама качелей со всего маху ударила по линии левая скула-висок. Боль, пульсируя, отдавала в ухо и голову. Медпункт находился рядом. Дом начальника нельзя было назвать двухэтажным. Снизу каменное основание служило чем-то вроде склада. Без окон. На самом деле, я не знаю о его назначении. Второй этаж делился на две части: кабинет начальника (по совместительству – жилые апартаменты) и медпункт, состоящий из приёмного покоя и лазарета на три койки. Бывало, дети простужались. Тогда их и помещали на несколько дней в лазарет. Естественно, большую часть времени миниатюрная больничка пустовала. Я никогда ещё в лагере не болел, потому – даже несмотря на сильную боль, мне было интересно побывать там по весомому поводу. Мы поднялись наверх и постучали.

– А ты, Витас, сколько пролежал там? Могут спросить. И постарайся вспомнить – что и как получилось. Наверное, всё-таки тебя увезут в город. – С видом знатока вопрошал Пьер.

– Не знаю, только помню вспышку света и твою рожу потом.

Дверь никто не открывал. Мы подождали ещё чуть-чуть и решили войти самостоятельно. Открыв дверь, нам навстречу выскочила перепуганная очкастая медсестра без очков и с размазанной по щеке губной помадой. Спешно застёгивая халат, она прокричала:

– Вы что – тупые?! Я же сто раз говорила всем, чтоб ждали – когда я открою! Что вам тут, олухи, вообще надо?

–Виталий с качелей свалился. Смотрите – как его ударило…

Тут из лазарета показался молодой физрук. Его звали Андрей Алексеевич, фамилию не помню. Несмотря на молодой возраст, его крепкое мускулистое тело украшала ранняя лысина, ещё не совсем большая. Её он пытался прикрывать кепкой, но сейчас кепки на нём не было.

– Валюха, – обратился он к полноватой медсестре, – я вижу у тебя дела. Клиенты, и всё такое… Знаешь, я пойду пока, мне ещё надо в одно место зайти – отметиться. Ну а ты тут без меня не скучай, помогай страждущим, так сказать…

Спортсмен, бодрой походкой, сбежал с лестницы и быстрым шагом попилил в сторону бани. На его лице мелькала довольная улыбка. Медсестра Валюха злобно посмотрела на нас.

– А ну, пошли вон отсюда, малявки! С качелей они упали! Целы-здоровы, у мамы дома хныкать будете… а ну марш пошли, живо!..

Противная тридцатилетняя тётка вытолкала нас наружу, повернула с внутренней стороны ручку английского замка и громко захлопнула дверь перед нашими ничего не понимающими носами. Бабенция со всех ног понеслась за физруком, спотыкаясь о торчащие корни деревьев, то и дело поправляя свои туфельки.

– Андрюшенька, зайчик мой, куда же ты?! Подожди, слышишь, подожди – я тебе сейчас всё объясню, ты же ничего не понял, дурашечка…

Проводив взглядом убегающую медичку, мы уныло поплелись в павильон.

– Ну хоть щавеля-то набрали?

– Да набрали немного, сейчас угостим.

– Посмотри-ка на меня… н-да, синяк точно будет. Уже покраснело и немного припухло. Ладно, может – обойдётся… Помню, как однажды иду я вечером по дороге, а навстречу мне какой-то парень на мопеде едет…

Что самое интересное, никаких серьёзных последствий не было. Только фингал с небольшой шишкой. Поболело пару дней и бесследно прошло, словно и не бывало. Нина Егоровна даже глазом не повела в мою сторону. Я тоже – ничего ей не говорил. Будто – подрался с кем и помалкиваю. Неудачный вышел понедельник. Да ещё – перед отбоем дождь пошёл. Придётся с утра за сапогами и курткой на склад идти. Похолодало. Зато – спать в такую погоду хорошо. Лишь бы ночью в туалет вставать не пришлось бы.

Глава 7. Акулина приходила.

На зарядке ноги стояли в лужах. Ночной дождь окончился только под утро. Повсюду стояла сырость. Наш физрук в этот раз выглядел помятым, будто – невыспавшимся. Упражнения выполнялись вяло и неохотно. Он то и дело косился в сторону бани, словно жал оттуда некий сигнал. Сзади от меня доносились голоса:

– Что это такое с Алексеичем сегодня?

– Да это он с Геной-Боевиком всю ночь красноту пили. С бодуна.

– Гелашвили отчитала его полчаса назад. Уже всё пронюхала.

– Это медичка их сдала. Мымра очкастая.

Линейка так же – походила по лужам. Начальница объявила в тот раз, что через две недели в воскресенье запланирован родительский день. Как обычно, для посетителей лагеря необходимо подготовить концерт местной самодеятельности. Участвовать придётся всем, кто во что горазд. Конечно, без хора никак. Танцы-шманцы, как всегда. «Гвоздь программы» – групповая хореографическая композиция с разноцветными обручами, как на прошлой олимпиаде, произведшей на Гелашвили особое впечатление.

–… Инвентарь я вчера привезла. Сейчас, после завтрака все расходимся по своим отрядам. Вожатые распределят – кто на что пригоден, но предупреждаю сразу – отлынить удастся тем лишь, кому ещё восемь не исполнилось. Весь остаток возьмёт в руки обручи. Их на всех хватит. Чем больше народу – тем представление красочнее получится. Сейчас – завтрак и уборка, затем – в десять тридцать первая репетиция. Шагом марш!

Без тени сомнений я сразу определил себя «на обручи». Певун я никакой, танцор тоже – «не алё». Сгребая метлой упавшие сырые ветки и землю, я уже представлял себя махающим руками с вытянутой назад ногой в балетном па. Рядом с кислой физиономией трудился Пьер.

– Витас, посмотри-ка: Лёха со склада идёт с сапогами, а под мышкой ещё что-то тащит. Никак буханку умыкнул с пищеблока?

– Салют трудягам! – Поприветствовал нас Лёха. – Сегодня вечером будет что пожевать. Даром что ли я на склад ходить стану? Сейчас харч заныкаю и помогу вам, подождите.

Вернувшись из павильона, наш приятель подмигнул нам и вытащил из кармана куртки чищенную морковину. Невероятных размеров. Раздался хруст. Мы посмотрели на него с завистью, сглотнув слюну от внезапно пришедшего аппетита.

– Учитесь, сынки! Я бы ещё одну взял, но меня и так чуть повариха не спалила.

– Потише тут горлань о своих подвигах. Мне сегодня что-то неохота пять раз койку застилать. И «огурцом» своим не маши, видишь – Гоги идёт, сейчас он всё поймёт и начешет об этом матери. У него не заржавеет. – Пробормотал Пьер, превозмогая сильное слюноотделение.

Как и следовало ожидать, в одиннадцать утра я с большой группой таких же ребят размахивал обручем, разучивая сложную танцевальную композицию. Хореографом выступала сама начальник лагеря. В самом центре танцплощадки стояло несколько девочек во главе с Милдой, а мы носились туда-сюда вокруг них, складывая обручи в узор и снова разбегаясь в стороны для следующей фигуры. Асфальтированная площадка и не думала просыхать. Прыгать пришлось в резиновых сапогах. Пробегая в очередной раз мимо центральной группы, я обо что-то споткнулся и упал. Прямо – лицом в лужу. Гелашвили прокричала:

– Ты чего там, под ноги не смотришь что ли?! Глаза разуй и хватит на музыку отвлекаться!

Из открытого окна дома начальника доносилась знакомая мелодия, очень быстрая. «Кетсахусс фелетт» венгерской группы «Неотон Фамилия». Я хорошо запомнил её. Когда мне было лет пять, в году 83-м, в наш город приехал передвижной зоопарк с мотоциклетным шоу в закрытом шаре. Мой дедушка водил меня от одной клетки к другой, показывая экзотических животных. Я в это время поедал сладкую вату, купленную там же по случаю. Откуда-то сверху громко доносилась песня на незнакомом языке. Я прислушался к зарубежному ритму. Рядом стояла молодёжь. С видом больших знатоков они обсуждали музыку.

– Что это такое играет? Вроде я ещё не слышал этот ансамбль?

– Это же – «Абба»!

– Нет, не «Абба»

– Это – «Неотон Фамилия». ВИА из Венгрии. Они недавно к нам приезжали. Я хотел сходить, но билеты расхватали мгновенно. Мировые знаменитости как-никак!

Воспоминания о счастливом детстве, когда ещё были живы бабушка и дедушка нахлынули с большой силой. Как же было хорошо тогда! Наверное, эти два человека – те единственные, кто меня любил по-настоящему…

– Хлудов, да проснись ты, олень кривоногий! – Заорала Гелашвили, увидев меня упавшим в лужу во второй раз.

Отряхаясь от воды с песком, бросилась в глаза ухмылка Милды. «Видимо, проходя мимо неё, она подножку мне сделала. И в прошлый раз – тоже. Придётся повнимательнее быть. Кто знает – что ещё на уме у этой белобрысой гадины? Кто только придумал всю ерунду эту с родительским днём? Дали бы хоть покупаться вдоволь, мне больше и не надо…»

Такие репетиции обещали проводить ежедневно. После первой я напрыгался так, что в тихий час завалился спать. Наши ещё с хором ушли репетировать. Глотки тренировать. Для хора специально старичок приехал. С баяном. Никто точно не знал – откуда он. Одни говорили – из города, другие – из соседнего села. Имени его я не запомнил, а звали все его – «Дед». Ясно одно – музыкант он был неплохой. Аккомпанировать ему взялась наша вожатая – Рада. Она также мастерски могла играть на аккордеоне, и как выяснилось позже – ещё и на гитаре. Лёжа на койке, я слушал трели, издаваемые нашим коллективом. Перед полдником всем так понравилось песенное творчество, что пение решили продолжить на лавочке возле нашего павильона. Рада принесла гитару, и мои товарищи под её аккорды горланили репертуар советской эстрады. Особенно хорошо получалась музыка Юрия Антонова. Импровизированный концерт продолжался вплоть до ужина.

К ночи сильно похолодало. Ветер дул изо всех щелей. После отбоя я забился под одеяло, надеясь быстро отойти ко сну. В темноте слышались голоса:

– Прошлым летом, в соседнем от нас доме, дед помер. Схоронили его – как обычно. А через какое-то время родня начала в почтовом ящике записки находить. Почерком умершего деда. Вроде: «Как вы там без меня, скучаете?», «Всех люблю и целую». Ладно, дальше – интереснее: «Внучок мой папироски покуривает», «У соседа снизу – жена с любовником погуливает», «Завтра сверху – вас затопят». Проверили – точно. Мелкий – втихаря чадит, баба – гулящая, а у соседей сверху – и впрямь авария какая-то случилась. Трубу прорвало. Ну точно, дед с того света пишет, не иначе. А в конце пошли записки с просьбами: «Оставьте там-то десятку», «Спрячьте ещё где-то четвертной». Ну, вроде «на помин души». И вот однажды вечером раздался страшный крик. Вышли в подъезд и видят: зарезали соседа сверху, а кровью на стене надпись: «Все записки писал он. Дедушка.»

– А что, интересно – можно с мёртвыми общаться?

– Конечно, их вызывать надо. Только нужно знать – как.

– Я знаю, как вызвать Акулину. Надо ночью зажечь свечку и поставить её перед зеркалом. Затем – взять шнурок и держать руками за концы на уровне шеи. При этом – произносить слова: «Акулина появись, Акулина появись…». Ровно в полночь она появится. Ты её увидишь в зеркале. Она будет стоять сзади тебя, возьмёт твой шнурок и задушит тебя. Чтоб это не произошло, надо чтобы рядом находился кто-то ещё, и когда она будет душить – сбросить зеркало на пол. Тогда Акулина исчезнет.

– Акулину может вызывать только тот, у кого карие глаза. У кого голубые – вызывает гномика. У меня зелёные, я могу чертей вызывать.

– Да ты сам – как чёрт. Ещё и косой.

– А слабо сегодня ночью Акулину вызвать. У меня есть маленькая свечка и зеркальце. Давайте часок до двенадцати посидим и попробуем?

– А что? Давайте…

Вызывали ли ребята Акулину или нет – я так и не узнал. Уснул быстро и крепко. Проснувшись рано утром, я обнаружил – моё лицо измазано зубной пастой. Посмотрел на остальных – то же самое. Девки, не иначе. Каждую смену такое вытворяют, традиция. Но на этот раз – ловко сработали! Ни один человек не проснулся. Но это оказалось ещё не беда. При попытке привстать обнаружилось, что волосы на затылке прилипли к подушке. Это была жвачка. Её так просто не отмоешь, придётся выстригать ножницами. Я отодрал как можно больше жевательной резинки и посмотрел на неё. Она оказалась ярко розового цвета. Такая жвачка была только у Милды. Больше ни у кого. Зараза! Ну ладно, надо обдумать ответный визит. Только не сразу. Слишком просто. Договоримся с мальчишками, на следующей неделе тоже – так сделаем. Дело привычное.

Глава 8. Зарница.

– Витас, отдай мне свою пилотку. Я за это отдежурю за тебя сегодня. – Обратился ко мне перед линейкой хитрого вида мальчуган по прозвищу Митяй.

– Да ну, я и сам смогу убраться. А пилотка мне нужна. Сосед подарил. Если я её упущу – больше нигде не достану.

– Ну ты смотри – не пожалей. Только один раз предлагаю.

– Не бзди, за твоими услугами точно – бегать не буду.

– Ну, как знаешь.

Отмыв от лица зубную пасту, и аккуратно выстригнув маленькими ножницами прилепленную к затылку жвачку, мне предстояло ещё одно дельце тем утром. Выпало наше с Лёхой дежурство. Как опытный лагерник, мой приятель сразу определил себя в «подметайлы». То есть – он должен был вымести пол в нашей спальне, а я его начисто вымыть тряпкой с водой. Трудность дела заключалась в том, что воду набирали в лагере только в умывалке. До неё от павильона метров 100-150 расстояние. Для взрослого человека отнести стандартное металлическое ведро с водой на такое расстояние – не вопрос, но для меня – ребёнка это составляло трудность. Без проблем дойдя до умывалки и налив воду, я потащил свою ношу изрядно скривившись. Навстречу, где-то посередине пути – попалась наша командирша.

– Не тяжело тебе, Виталик, может помочь? Я могу сейчас Комарова попросить, за тебя ведёрко отнести. Ты, как я вижу – совсем дохленький у нас. – С издёвкой взялась меня поддевать Милда.

– Отстань, чего мешаешь? Разберусь уж как-нибудь. – Я старался не обращать на высокую девочку внимание. Её вид и наигранные манеры были мне неприятны.

– Смотри – у тебя на щеке, возле уха паста не смыта. Ты что как неаккуратно зубы чистишь, как маленький совсем. Сходи – умойся, поросёнок. – Крикнула вредина мне вслед.

Спустя несколько минут стараний я очутился на месте. Вход в спальную комнату пролегал через невысокий порог с двумя ступеньками. Поднявшись на одну из них, я потянулся к дверной ручке…

– Да чтоб тебя!.. – С грохотом падающего ведра, моя пятая точка оказалась на земле.

Споткнулся обо что-то. Вся вода вытекла. Придётся идти заново. Я посмотрел на порог в надежде понять причину своего падения. В щели между досок торчала согнутая железка, похожая на старый ржавый гвоздь. Именно об неё я и зацепился подошвой. Вытащив посторонний предмет, стало ясно – что воткнут он был туда кем-то специально. Интересно – кем? Хотя, подозрения напрашивались сами собой. Отряхнувшись, я поплёлся назад с пустым ведром. Милда сидела на качели чуть поодаль.

– Что, умываться пошёл? Молодец какой, исправляешься! А пол – уже вымыл? Ну ты даёшь! Так даже я не могу.

– Смотри с качелей не свались…

– Надо же – заботливый какой. Спасибо огромное, конечно, но падать с качелей как дурак – только ты здесь можешь. Другие – специально захотят – не шлёпнутся так. Лучше сам – под ноги смотри внимательнее. Весь чумазый, рваный, кеды у него дырявые…

Ёрничала наша командирша отменно. Как говорится – палец в рот не клади. По локоть откусит. Второе ведро нести было ещё труднее. А после того, как пол оказался вымыт – пришлось ещё раз идти. После первого раза остались разводы, нужно было мыть начисто. Ладно, кое-как справился.

На следующий день нам организовали «Зарницу». Это игра такая, в войнушку, но криво сделанная. В прошлом году получилось интересно. Лагерь делился на две части по два отряда. Каждый отряд представлял собой род войск и защищал свой рубеж обороны. Все пришили к плечам бумажные погоны, которые срывал противник. Один погон – ранен, оба – убит. Тогда-то я и сорвал коварно погон с Кабана, за что он пригрозил мне отомстить. В этот раз всё вышло, как всегда. Привели взвод солдат, настоящих. И они водили нас по лесу с непонятными целями, периодически постреливая в воздух холостыми патронами из автоматов. Наверное – эффектно для кого-то, но как по мне – скучно.

Закончилось мероприятие неприятностью. Я потерял свою пилотку. Быстро пробежав по местам, где только что был – не нашёл ничего. Головной убор был потерян. Обидно до соплей. Утирая то самое рукавом, я поглядывал на одетых в форму военнослужащих и делал как мог – жалостное лицо, в надежде – что кто-нибудь из них не пожалеет меня и может – подарит свою пилотку. Им же наверняка – не жалко. Вернутся в часть – выдадут ещё. Наверняка, у них там этих пилоток – завались… Но – нет. Всем было наплевать на моё горе. Головной убор утрачен навсегда. Следующему поколению детей не суждено понять всю боль этой утраты. Придётся запасную кепочку со склада нести. Простенькую, дешёвенькую. Однако, без неё никак. Нахватать клещей на макушку я не собирался.

– Ну что – говорил я тебе: отдай мне пилотку за уборку, а ты не послушал! Будешь теперь жалеть об этом всю смену. – Злорадствовал Митяй.

– Это случайно вышло. Кто же мог знать?

– Ну-ну, утешай себя, неудачник…

Вечерний поход на склад компенсировался незаконным присвоением половинки буханки чёрного хлеба. Часть её я съел с солью сразу же, остальное – порезал на кусочки и нацепил на проволоку под матрасом про запас. На утро. Чтоб до завтрака не мучиться. Хоть какой-то плюс.