Читать книгу: «Лизонька», страница 5

Лизонька. Часть 10. Зеленое яблоко.

Все модные новинки появлялись у Лизоньки самой первой.

Положение обязывало.

Забавляло это ее. Развлекало.

Не могла себе отказать.

С нами делилась. Снисходительно.

Как то мы с мамой прогуливались. Воскресный день.

Зашли в универмаг. Лизонькин.

Очередь. Длинная.

Заинтересовались.

Встали.

На всякий случай.

Стали выяснять, чего дают.

Дезодоранты. Болгарские.

Что это такое?

От пота. На подмышки брызгать. Для свежести.

С ароматом. Зеленого яблока.

Аэрозоль.

Флакон нежного зеленого цвета.

Перламутровый.

Говорят, запах хороший.

Свежий. Легкий. Реально яблоко. Зеленое.

Решили остаться. Купить себе диковинку.

Опробовать.

Что характерно, про цену тогда никто не спрашивал.

Дефицит! Надо брать! Однозначно!

Стоим.

Двигаемся медленно.

Перед нами покупателей много. Прилично так.

За нами тоже подтянулись. В «три витюльки».

Всем надо. Хватают по несколько штук.

Раз дефицит!

Подбегает женщина.

Заполошенного вида. Всклокоченная. Суетная.

Вопрос тот же.

Как и у всех: «Чего дают?»

Очередь, практически хором ей отвечает «Дезодорант!»

«А чего это такое?». Резонный вопрос.

«От пота. Для свежести. Болгарский. Запах зеленого яблока».

Бабенка залипла.

На лице замешательство. Размышление.

Сканирование. Напряженная работа мозга.

Осмысление информации.

На предмет: «Мне такое надо? Или не надо?»

Выдает свое решение. Вслух. Громко. Категорично.

«А! Не-е-е! Мне такое точно не надо! Я не воняю!»

И удалилась. Гордо.

Другой дефицит искать.

Оставшиеся почувствовали неловкость от такого заявления. Легкую.

Получается, целая очередь собралась. В одном месте.

Нас. Самых вонючих людей в этом городе.

Очередь мы отстояли.

Практически до прилавка дошли.

Но заветный флакончик нам не достался.

Закончился дефицит.

Прямо перед нашими носами.

Как всегда. Не с нашим счастьем.

В очередях стоять.

Поплелись домой. Без покупки.

Обсуждая малахольную бабу.

А вечером зашла к нам Лизонька.

C баллончиком. В подарок.

Тем самым.

С запахом зеленого яблока.

Райским.

Хотелось ей нас приятно удивить.

Новинками.

Выяснилось, что это вообще освежитель воздуха.

Для туалетных комнат.

Сейчас об этом даже вспоминать смешно.

Полки современных магазинов ломятся от дезодорантов и антиперспирантов.

На любой вкус и цвет, запах. Любой ценовой категории.

И освежителей полно. Разных.

А в те времена мы провели половину воскресного дня в очереди.

За туалетным освежителем воздуха.

И это не казалось нам возмутительным.

Такая эпоха.

Лизонька. Часть 11. Вот и все.

Все обрушилось внезапно.

Накрыло в одночасье.

Стихийно. Как оползнем. Грязевым потоком.

Мгновенно.

Неотвратимо. Неудержимо.

Остановить, избежать, уйти с дороги невозможно.

Вот ты стоишь. А вот ты уже и лежишь.

Придавленный. Толстым слоем.

Вязким. Тяжелым.

Не встать.

Или хотя бы приподняться. На колени.

Хребет перебит.

Беспомощно открываешь рот.

Все, что можешь.

Начались посадки. Следствие. Уголовные дела. Обыски.

Вызовы к следователю. Допросы и очные ставки.

Опросы свидетелей.

Не помогли тосты.

С Лизонькой не церемонились. Презрения не скрывали.

К торгашам.

Допросы были жесткие. Хамские. Унизительные.

Своего рода расплата.

После них Лизонька приходила бледная. Падала на кровать.

Рыдала по-бабьи.

С деревенскими подвываниями. Причитала.

Потом молчала. Долго. Думала.

Мы ходили на цыпочках. Не шалили.

Когда заболела, неотложку не вызывали.

Лизонька запретила.

Чтобы не привлекать внимание соседей дома.

Думала, все еще обойдется. И станет по-прежнему.

Мать мерила ей давление.

Платила врачам. Делала уколы. Таблетки по схеме.

Бегала в аптеку. Звонила своим. Философам. Просила.

Добывала нужные лекарства.

Успокаивала. За руку держала. Гладила.

Блажная. Но не предатель.

Предупредили о грядущем обыске.

Свои люди. Прикормленные за много лет.

Вроде как отблагодарили. За все.

За одну ночь мы перетащили вещи из Лизонькиной квартиры – в нашу.

Спрятали на балконе. На антресолях. Под кроватями.

В наших детских, самодельных шкафах.

Отец сколотил из обрезков бруса. Незатейливо. Как умел.

Растолкали по углам. Прикрыли.

Лизонька лежала у себя в спальне. Под снотворным.

Отец переносил крупные вещи в гараж. Ночью.

Спускал в погреб. Рулоны и мешки. Один.

Мать снимала со стен ковры, сворачивала, перевязывала.

Глотала слезы. Все молча.

Мы помогали.

Лизонька попросила. Убрать. Спрятать.

Спасти и сохранить дорогие сердцу предметы. Взрослые игрушки.

Больше Лизоньке не к кому было обратиться. Только к нам.

Уберечь добро от конфискации хотелось.

Дорожила она всем этим. Любила.

Для нее это целая жизнь.

Собрали хрусталь и фарфор. В узлы свернули белье и одежду.

Шубы и дубленки.

Бросали на пол простынь. В нее укладывали с полок и шкафов Лизонькино добрище.

Вместе с вешалками.

Связывали углы двойным узлом.

Кидали и вязали. Кидали и вязали. Всю ночь.

Оставили минимум.

Отец рывком закидывал мешки себе на спину.

Взваливал. Тащил. Выносил.

Рвал спину этими огромными баулами.

Не отказался.

Помогал больше жене, чем самой Лизоньке.

Понимал, что они близки. Дружат.

Мать ее не оставит. Не отстранится. Как бы не вывернулось.

Она поможет. И он должен.

Хоть и чувствовал всегда Лизонькину нелюбовь. Тихую.

И понимал, что это все не на зарплату. Пусть и директорскую.

Порицал ее образ жизни. Презирал за алчность.

Но тащил.

Все, что Лизонька стаскивала годами, вынесли за одну ночь.

Сейчас бы я оценила это в несколько грузовиков.

Книги только не стали убирать.

Оставили в шкафах, как есть. Сил уже не было.

Следствие шло долго. Мучительно для всех.

Руководство страны успело смениться.

Два раза.

Было очевидно, что просто так это не закончится.

Слишком все было нагло.

Манифестно.

На глазах.

Кавалеры исчезли и больше не появлялись. Не звонили.

Бравые гусары, пылкие возлюбленные, мгновенно утратили интерес к даме сердца.

А ведь вот только ручки целовали.

Друзья затихли. Ждали развязки.

В глаза никто не лез. Сквозило опасностью.

Изоляция была, как при чуме.

Тишина.

Соседи шушукались. Косо смотрели. Исподлобья.

Как будто она у них чего украла.

Обворовала. Объела.

Мы тоже ходили не поднимая глаз. Как соучастники. Подельники-сообщники.

После долгого больничного, Лизонька пришла на работу.

Увольняться.

Шла по своему универмагу, как Христос.

«По воде, аки посуху». Воды расступались.

Народ избегал встреч, сторонился. Отворачивались.

Глаза отводили.

Бывшие подчиненные в контакты не лезли.

Вакуум.

Лизонька изменилась. Резко постарела. Похудела.

Посерела. Румянец сполз. Глаза потухли.

Лицо стало острым, костистым. Рубленым. Щеки опали.

Лоб пересекла глубокая, характерная морщина. Морщина гордеца.

Неизвестность тревожила. Ожидание наказания было непереносимо.

Убивало. Разрушало.

Лизоньку спасло, что она была уже пенсионного возраста.

И что инсульт. Инвалидность.

А может, помог кто.

Посодействовал. Из покровителей.

Или откупилась.

Но все как-то обошлось.

Без посадки.

Империя рушилась. Страна катилась под уклон. В тартарары.

Не до Лизоньки.

С ее коврами. И хрусталями.

Началась другая веха.

Новая жизнь.

В сравнении с современными реалиями, Лизонькины грехи кажутся мелкими, как блохи.

Масштабы, желания и траты – смешными.

Даже нелепыми.

Кстати, эти события, заставили осмыслить многие моменты.

Задуматься.

Наши детские умы получили прививку от алчности, жадности, стяжательства.

Корысти. Воровства.

В сторону чужого мы не смотрели. Никогда.

У меня есть золотое кольцо.

Обручальное.

Тонкое. Вполне достаточно.

Мне не нужны чужие кольца.