Читать книгу: «Пробуждение», страница 5

Иван читал долго и совсем забыл о времени. Наконец он просто перестал различать то, что написано на старой ветхой бумаге, – так стало темно. Иван отложил письма, посмотрел на часы – понял, что сильно припозднился. Вдруг тишину разорвал звонок телефона – это была его жена. Он сказал ей что-то почти машинально, что скоро будет. Какое-то время тупо смотрел на экран мобильника, заливавшего холодным голубоватым светом потемневший зал. Он думал. Вдруг вспомнил, что через два дня, рано утром, сюда приедет небольшой тентованный грузовик. Иван с водителем покидают в него старую мебель, погрузят узлы с мелким скарбом. Машина уедет, и он больше никогда не увидит свой родной дом. Пройдет еще немного времени, и его раскурочат, снесут, сотрут в пыль. Он пропадет не только из их жизни – его удалят из этого мира полностью, до конца. И ради чего? Ради автомастерской? Чтобы тот сухой мужик с наглыми глазами смог зарабатывать чуть больше денег?

В голове крутились робкие планы по тому, как поднять старое хозяйство, его собственные возражения на это, и слова жены… Но теперь к этому примешались еще и фразы из прочтенных только что писем. «Как там наш дом, как поселок, держитесь? Держитесь, скоро конец войне!» – воодушевлял дедушка терпевших страшную нужду близких…

Происходившее и грядущее давило страшной, неумолимой несправедливостью. «Нельзя так!» – думал Иван, не знал почему, но чувствовал, что нельзя, что это… всё равно, что предательство.

Наконец, всё сложилось. Решение, пока еще очень робкое, созрело. Но не только в его голове. Это решение будто выносил и родил весь дом. Как одно большое, живое существо. Не желавшее умирать.

Иван сложил письма в конверт, закрыл фотоальбомы – их он заберет с собой. Он встал, оглядел еще раз уже едва видимый в сумерках интерьер. Когда он только шел сюда, то представлял, как, насытившись воспоминаниями, он на пороге скажет дому и всему связанному с ним «прощай». Это казалось ему грустным, но достойным финалом. Теперь же Иван понял, что не было в этом никакого достоинства. Что он не будет так прощаться, даже не попробовав… «Попробовав что?» – спросил Иван сам себя. И тут же ответил: «Спасти». С этими мыслями он вышел и запер дверь на замок.

На улице стремительно сгущались сумерки. Мужчина прошел обратно к машине. В конце обернулся, смотрел несколько секунд на темный силуэт дома, на округу. Только в трех соседских жилищах горели окна, а остальные были будто тоже покинуты жильцами. Иван сел в салон, бросил на заднее сиденье прихваченные из дома вещи и завел двигатель.

4

Он и не заметил, как доехал домой. Всё время думал о своем решении, о том, что будет говорить, как станет убеждать жену. Да и еще этот бизнесмен. Наглый, начнет кричать, ругаться. Но с ним он как-нибудь справится, главное – Соня.

Когда он вошел в квартиру, жена встретила его на пороге, взволнованная. Чмокнула в губы, и тут же, явно торопясь, спросила:

– Где ты был?

Иван не стал врать, к чему это? Да и альбомы в руках сразу выдавали его:

– В поселок заезжал. Вот, – он протянул альбомы и конверт с письмами, – за этим.

Соня облегченно вздохнула, она, видно, выдумала в голове какой-то другой, гораздо более неприятный вариант. Затем помчалась на кухню, бросив на ходу:

– Раздевайся и садись, ты голодный, наверное, как собака!

– Да, это точно, – Иван прошел в комнату, зажег свет, положил на тумбочку фотоальбомы с конвертом. Пошел мыть руки. Его охватило давно знакомое чувство, возникавшее всегда, когда предстоял непростой разговор. Хотелось убежать от него, отложить, перенести на завтра, послезавтра и дальше. Но тянуть было нельзя. Иван сжал губы – сегодня, сейчас.

Но прежде чем пройти на кухню, где его ждала за столом Соня, он снова вернулся в комнату к реликвиям. Открыл старый альбом. Посмотрел в лицо своего молодого деда – солдата. Ему казалось, что тот смотрит теперь иначе, будто с каким-то вопросом… и с некой надеждой. Но, наверное, это лишь его возбужденное воображение. Наверное.

Иван прошел на кухню, держа под мышкой толстенный альбом и конверт с письмами.

– Посмотри, что я нашел, – он придвинул их к жене, – полистай пока. «А потом нам нужно будет поговорить», – закончил он про себя. Соня не без удивления приняла дары. И принялась листать, изредка что-то спрашивая.

Позже у них был долгий и непростой разговор. Начало его было точно таким же, как и прежде, но теперь Иван твердо отвечал на ее веские возражения. Он пытался донести главное – нельзя убивать дом. Он не сможет после этого нормально жить, и мать не сможет, Иван знал это. Это будет… предательством стариков. Он убеждал, что всё получится. Что сперва дом будет, как прежде, летней дачей. А когда Иван постепенно наведет там порядок с хозяйством, и когда снова будут вода, свет – они переедут туда. Соня – учительница и найдет работу неподалеку, про закрытие школы – пока только слухи. Он какое-то время будет ездить на старую работу, пусть далеко, потерпит. Потом, может, найдет что-то ближе. Зато ипотека будет не нужна.

Соня сопротивлялась, начала даже немного ругаться, что он ее мнения не принимает вовсе в расчет. Он пытался успокоить ее. Но она, возмущенная, ушла с кухни. Иван вздохнул, он знал, что будет нелегко, такая уж она, его Соня.

Разговор продолжился перед сном. Жена, видно, обдумала что-то и не была теперь так резко настроена. Может, смягчилась, а может, просто поняла его. Она отдала решение ему. Иван заснул со спокойным сердцем – главная победа была одержана.

5

Утром он собрался с духом и позвонил покупателю. Тот был взбешен.

– Как не продается! Да я уже технику, материалы заказал! Мы ведь почти всё… Мужик, так дела не делаются!

– Я всё понимаю, действительно плохо вышло, простите, – холодно, морщась от кричащей у уха трубки, говорил Иван. – Появились новые… в общем, не можем мы его продать!

Бизнесмен еще недолго покричал, но что он мог сделать. Сделка официально не была завершена, никаких авансов или обязательств не было. Пришлось смириться. Иван подумал, что он всё равно купит участок, может быть, в этом же поселке, но это было уже не важно.

Потом он позвонил матери. Как и ожидал, она приняла новость так, будто ждала ее уже несколько лет – со вздохом облегчения.

– Это очень хорошо, Ваня, всё получится. Очень хорошо… – сказала она.

Дело было сделано. Дом оставался за ними. Впереди была куча проблем – что делать с работой, как налаживать там разваленное хозяйство, хотя бы провести воду. Но, чувствуя, что он только что сделал очень правильный поступок, Иван смело смотрел на эти преграды. «Решим как-нибудь», – думал он.

Иван не знал еще, что буквально через год на юге города начнут строить новый небольшой завод, и на него станут массово набирать рабочих и инженеров. Что среди соседей найдется не пара, а добрый десяток боевых и крепких еще пожилых мужчин, готовых на скромные «подвиги». Вместе они купят новенький насос, проложат до поселка трубопровод, а во время работы станут настоящими друзьями. Что через два года весь поселок снова, как когда-то давно, расцветет пышной зеленью, и в него хлынут семьи молодых заводчан, привлеченные дешевизной земли и появившейся близкой работой. Что через шесть лет на улице Октябрьской снова зазвенит хор детских голосов, и среди них будет звучать такой родной, самый дорогой Ивану голосок.

Ничего этого Иван тогда не знал. Он готовился к трудностям. Но смотрел в будущее с оптимизмом.

2017

***

Вечерняя улица. Набережная, изгибающаяся дугой вдоль широкого, гладкого тела реки. Пологий склон уходит вниз, вторгается в воды грудой зеленых, обросших тиной камней. Выше – дорога, уложенный плиткой широкий тротуар. Стоят у его края длинной редкой шеренгой высокие фонари. Сияние их белое, холодное, как и вечерний осенний воздух, который они лениво насквозь просвечивают.

Река внизу едва видна, она угадывается в темноте мелкими светлыми бликами, выдающими ее гладкую кожу. Ползет тихо, размеренно на юг, в жаркие сухие степи. Тысячи тонн прохладной живительной влаги. Волга – главная артерия русской земли.

Вслед за рекой по набережной бегу легкой трусцой я – парень в толстовке. На голове капюшон, в ушах великая музыка, в голове мысли, громадные, как река, текущая рядом. Размеренный, неспешный бег. Шаг, еще шаг, еще шаг.

Впереди встает громадная фигура. Шагающий с постамента человек в пальто. В левой руке, упертой в пояс, сжата кепка. На голове залысина, раскосые умные глаза устремлены сурово вперед, на реку. Это Ленин.

Я сбегаю вниз по лестнице, по гранитным ступеням, сквозь щели в которых пробиваются пучки сорняков. По углам в темноте угадываются силуэты стеклянных бутылок, на гранитных плитах – полустертые граффити. Ленин был давно, в прошлой жизни. Всё теперь изменилось.

Я выключил музыку. В тишине гулко отдаются мои шаги. Сбегаю вниз, к воде. Ленин нависает надо мной, словно скала. Вот уже у самой реки. Тихая, спокойная, невозмутимая, она едва слышно плещется о ступени. Темная ртутная гладь совсем не похожа на воду. Это что-то инопланетное, неземное, чужое.

Мысли. Угловатые, трудные для слов и выражений. Волга – вечная, привычная и такая небывалая сейчас. Ленин – Прометей, бог из далекого прошлого, легендарной эпохи, когда вздымался народ на дыбы… И наше время, наша эпоха. Совсем иные. Какие?

Опустив ладони в темную жидкость, бросаю горсть в разгоряченное бегом лицо. Нет, не ртуть, всё же вода. Нет ясности, что за эпоха. Смутная, словно взмыленная тревожная взвесь. Не проглядеть ее так просто до дна. Но ясно другое. Я есть в ней – живой и мыслящий. Сильный, свободный.

Обратный бег. Снова гулкие шаги по ступеням. Снова фонари, их белый холодный свет. Волга, теперь по правую руку – снова далека, едва уловима взглядом. Словно не вода – а темная тяжелая ртуть.

Ленин позади. Уже не исполин, всё меньше и меньше. Дальше и дальше.

Нет. Я обернулся. Нет. Не позади. Побежал спиной вперед – это полезно для координации. Взгляд держу на уходящей в сумрак фигуре.

Ленин впереди. Даже если был в прошлой жизни. Только так – в этом правда.

2021

Ночь на заводе

Зима. Вьюжная, колючая ночь. Территория большого химического завода. Узкую бетонную дорожку, ведущую через пустое поле к громоздким угрюмым корпусам, совсем замело. Ветер гуляет по пустырю, носит мелкую снежную взвесь, собирает сугробы, воет. Светят холодные огни ночного освещения, лают где-то в стороне заводские собаки, дымят высокие трубы.

Под самое утро, часа в четыре, из того цеха, что слева от поля, вышли двое рабочих: молодой и постарше. Ветер набросился на поднятые воротники объемных фуфаек, неуклюжие вязаные шапки тут же усеяла ледяная пыль. В руках они несли широкие снежные лопаты. Приступили к работе – расчищать заметенную дорожку.

Снег был тяжелым – ветер уже успел уплотнить его. Лопаты врезались в белую толщу и отбрасывали очередную кучу в сторону. Ррааз! – четверть метра освобождена из снежного плена – показалась бетонная серость дороги. Ррааз! – удар! Лопата натыкается на неровность, нервно дребезжит в руках. И снова – ррааз! Дорожка понемногу очищалась.

Иногда рабочие делали паузу, и, разогнув затекшие спины, стояли, опираясь на черенки лопат. Перебрасывались короткими фразами, поглядывали в сторону соседнего цеха. Оттуда никто не спешил на расчистку. Мужчины продолжали работу. Холодно не было – напротив, от напряжения становилось жарко под ватными телогрейками. Страдала лишь шея – ветер налетал порывисто, забрасывал пригоршни снежной пыли за воротник.

Они были в одной смене недавно и еще не успели хорошенько узнать друг друга. Один из них – мужчина лет под сорок, Сергей, работал на заводе уже очень давно – устроился сразу, как окончил техникум. Это был опытный рабочий с серьезным стажем и уже сложившимися «убеждениями». Второй – молодой парень, Пашка, лет двадцати двух, новичок. Он еще не успел освоиться на заводе и считался в цеху кем-то вроде подмастерья.

Наступило время перекура. Рабочие бросили лопаты на плечи и направились по расчищенной дорожке обратно к угрюмому корпусу. В курилке было тепло. Скинув фуфайки, они расположились на скамье.

Тот, что постарше, Сергей, потягивал сигарету, а Пашка клевал носом. Он не курил, но часто тоже заходил сюда, просто посидеть за кампанию, поболтать. Встряхнув головой и поборов сон, он произнес:

– Мда… Сколько нам еще чистить?

– До железной дороги. Ее замело, но мы наткнемся. Дальше пусть «двадцать седьмой» чистит, это их зона.

– Что-то они не торопятся…

– Спят, наверное, – Сергей усмехнулся сквозь дым, – выбегут скоро, будут, как угорелые, носиться.

– Спят… Мда, – Пашка протяжно зевнул, он никак не мог привыкнуть к ночным сменам, и его страшно клонило в сон, – а что бы и нам с вечера не выйти, а? Сейчас бы можно было тоже… того…

– Да ты глянь, как метет! С утра по новой бы чистили! И так, когда к «железке» подойдем, расчищенное уже слегка занесет, придется еще раз проходить, – Сергей докурил, встал со скамьи, – ладно, пойдем, за час надо закончить.

– Пойдем.

Снова принялись за работу. Ветер действительно быстро заметал расчищенную дорожку – в том месте, где Пашка полчаса назад тщательно соскоблил весь снег, теперь снова тянулись пока еще небольшие бугры белых наносов. Он сгреб их и выбросил прочь. Ветер подхватил эту горсть снежной пыли и унес куда-то во тьму.

Они приближались к середине поля. Уже начинало светать, небо теряло свою черную глубину, мутнело, серело. То тут, то там гасли огни освещения. Темная ночь уступала место хмурому утру.

Наконец их инструмент звякнул о рельсы – это была железнодорожная колея, проложенная посреди поля – по ней локомотивы вывозили вагоны с готовой продукцией. Расчистили площадку перед путями, переход. Снег с той стороны дороги был девственно чист – никто так и не вышел из «двадцать седьмого». Но ночное освещение в нем погасили – значит, работники бодрствовали.

Пашка махнул лопатой в сторону «соседей»:

– Смотри, даже не начали, гады!

Сергей тоже недобро посмотрел на темную громадину чужого цеха:

– Ну значит получат по первое число, – потом взгляд его снова стал спокойным, – а, может, случилось чего, мало ли. Ладно, пошли, покурим, чайку выпьем, а через полчасика еще раз пройдемся, освежим проход. Чтоб всё чин чинарем, – он перекинул лопату через плечо и, размеренно шагая, как человек, довольный своей работой, направился обратно.

Пашка еще какое-то время смотрел на нетронутую поверхность снежного покрывала с другой стороны железной дороги. Какой-то смутный порыв родился в нем.

«Может самому? Взять, да и быстренько… Раз-раз…»

Он отогнал навязчивую мысль и поспешил догонять напарника.

Когда Пашка вошел в курилку, Сергей уже дымил сигаретой. Он с усмешкой посмотрел на парня.

– Ты чего там, заблудился?

– Да нет, я это… так. Слушай, Сергей, может, пойти им сказать?

– Ха-ха-ха! – Сергей от души рассмеялся. – Ну иди, скажи! И от меня привет передай! Ха-ха! – он даже закашлялся от смеха. – Ну ты, правда, как с Луны. Ой, рассмешил.

– Я вообще-то серьезно.

– Да я понял. Слушай, если они хотят ссориться с начальством – это их дело. Парни знают, на что идут. Спать они не спят, только что от них сводку передали, значит, всё у них в порядке. Верно, смелые или дюже богатые, – Сергей затянулся. – Мы свою работу сделали? Сделали. На совесть сделали? На совесть. Вот перед концом смены еще разок пройдемся, освежим проход, и всё будет вообще! Как в армии!

– Ну да… Но я вот что подумал, – Пашке почему-то неудобно было это говорить, словно что-то постыдное, но он пересилил себя, – мы для чего чистили-то? Чтобы народ с утра мог спокойно пройти, а не через сугробы лезть, так?

– Ну, так.

– А какой смысл тогда чистить только половину? Всё равно люди полполя по колено в снегу идти будут. Тут уж либо целиком очищать ее, либо вообще можно не чистить – народ в обход попрется.

– Ну… – Сергей тянул с ответом, эта мысль, видно, не приходила ему в голову, – и что ты предлагаешь?

– Сперва думал как-то их подбить, но… наверно, это и правда глупо – не вышли сами, и хрен с ними, – Пашка замялся, а потом произнес то, что казалось ему почему-то очень неловким, – может мы сами, а? Быстренько, раз-раз, хотя бы слегка?

Сергей уставился на него обалдевшим взглядом:

– Чего-о-о? Слушай, мы свое дело сделали – наша совесть чиста, они кладут на задание – ну так пожалуйста! С чего я должен за них их работу делать? Они мне за это заплатят? Начальство премию даст? Да скорее нахлобучат, что не в свое дело полез! – Сергей уже не улыбался, – слушай, идеалист, ты это брось, за всеми попу подтирать. Они не дитятки.

– Да причем тут они!? Дело же в другом, – Пашка поборол неуверенность, разгорячился, – как люди на работу пойдут? Там же сугробы чуть не по пояс!

– Как хотят, пусть так и идут, – уже раздраженно ответил Сергей. – Мне какое дело?

– Да мы сами-то там сейчас, после смены, как домой пойдем?!

– Полетим, понял! – тоже разошелся Сергей, – не буду я за них чистить! И тебе не советую, потом с горба не слезут, только прокати разок.

– Ладно… Действительно, глупая идея, – парень сдался, как-то сразу осунулся, лицо, раскрасневшееся от мороза, потеряло живость. – Пойду, чай заварю.

– Вот это правильно! – наигранно бодро воскликнул Сергей, неприятно ощутив внутри, что переборщил с критикой, – Вот это надо! Нечего тут за всякими… – говорил он в спину уходящему Павлу.

Пили дымящийся сладкий чай в неловком молчании. Старшему было стыдно, что он как-то слишком круто обломал в общем-то правильную, но чересчур уж наивную инициативу молодого. Действительно, особого смысла чистить одну половину поля, когда через вторую только на лыжах можно пройти – не было. Но и так вот просто сделать чужую работу? Против этого восставал весь его многолетний опыт, все укоренившиеся в нем представления о порядках на заводе. Сергей считал, что любую работу, которую ему поручают, и за которую он получает деньги, – нужно выполнять быстро и качественно. Но делать что-либо по собственной инициативе, тем более за другого? Такой номер он не собирался исполнять. Хотя этот молодой… Он всё же что-то поколебал в нем… Неспроста Сергей так разгорячился, доказывая свою правоту.

Допили чай. Нужно было сделать последний штрих в расчистке снега.

– Ну что, пойдем, добьем? – Сергей поднялся, надевая фуфайку.

– Ага, – Пашка натягивал шапку. Потом вдруг как-то наигранно бодро выпалил:

– Слушай, давай я сам, а? Ты пока журнал заполнишь, рапорт напишешь, а я быстренько подчищу. Там делов-то, минут на десять!

Сергей посмотрел на напарника, почесал затылок.

– Ну, давай… – идти на мороз не хотелось, и он согласился на такое разделение труда. Сел за стол, начал записывать показания приборов. Павел же оделся, взял свою лопату и вышел.

Сергей занес в журнал все необходимые показания: температуру, давление, расход сырья за смену. Описал в отчете всё, что сделали они с вечера и позже, утром. Упомянул и то, что «соседи» не вышли на чистку снега. Подумал, жирно подчеркнул эти строки и поставил в конце восклицательный знак. «Полууучат ребята!» – произнес он про себя.

Время шло, через полчаса должна была прийти сменяющая их пара рабочих. Но Пашка всё не возвращался. Сергей сначала даже забеспокоился, но потом у него возникла догадка: «Как же я сразу не понял!»

Он быстро накинул фуфайку и вышел в хмурое утро. Всё было точно так, как он предположил – уже расчищенная, но слегка заметенная дорожка была не тронута, зато в отдалении, на второй половине поля лихо размахивала лопатой фигура Павла.

Матерясь про себя, Сергей почти бегом направился к нему.

– Ты чего тут? Все-таки решил, что ли? – как будто сам не видя того, что происходит, спросил он.

Пашка запыхался, шапка съехала ему на затылок, оголила взмокшие волосы. Он оторвался от работы и, тяжело дыша, ответил:

– Да я… Сейчас, уже немного осталось, я почти… – Он подустал, говорил несвязно, но глаза его сияли. – Я скоро! – и он снова принялся размахивать лопатой, быстро продвигаясь вперед.

Сергей еще немного помялся рядом с ним, угрюмо смотря на работавшего, как отлаженный механизм, парня. Потом смачно, заковыристо выругался и снова почти бегом направился к цеху. Его не было всего секунд тридцать, затем дверь опять отворилась, и из нее выбежал Сергей, но уже с лопатой. Повторяя какие-то извилистые, как скороговорки, ругательства, он присоединился к работе. Вдвоём они стали управляться с нерасчищенным снегом еще быстрее. Казалось – успеют в срок. Однако когда рабочие заканчивали, и оставалась только последняя пара метров, на дороге недалеко от них появились несколько крепких мужских фигур. Это была шедшая на работу дневная смена.

Сергей, порядком взмокший от работы в быстром темпе, всё же нашел время взглянуть на них исподлобья, и узнал знакомые лица. Издалека уже, по растянутым от уха до уха улыбкам было видно, что мужики всё поняли и готовили несколько крепких забористых шуток.

«Господи, стыдобища-то какая!» – подумал Сергей, приготовившись отвечать на ушат издевательств. Но, несмотря на это, он чувствовал, что молодой всё сделал правильно. И где-то внутри, под солидным слоем солидного опыта и рабочих «убеждений», ему было так хорошо и легко, как давно уже не было.

«А лодыри из «двадцать седьмого» всё равно по шапке получат!», – успел пообещать он себе, завершая работу.

2017