Читать книгу: «Пробуждение», страница 18
Но пока было тихо. Казалось, что они не встретят никого и благополучно дойдут до конца. Но как только Сергей в очередной раз подумал об этом, рядом раздался негромкий спокойный голос.
– Командир, справа.
Сергей метнул взгляд и увидел: фонарь высветил проход, уходивший в сторону от основного ствола тоннеля. Никому не нужно было слов и команд, Лихой достал из разгрузки гранату, остальные взяли темную полосу прохода на прицел. Лихой уже дернул чеку и занес руку, как что-то мелькнуло в проеме и полетело в их сторону. Враг оказался на долю секунды быстрей.
Гранатный бой в узких закрытых пространствах ужасен. Летящие сферой осколки достанут всех, они бьют кучно и насмерть, полные энергией взрыва. Никакой бронежилет, никакая каска не в силах спасти – осколки найдут незащищенную шею, лицо и другие участки. Выжить можно лишь укрывшись за крепкой преградой, которая не пропустит смертоносный металлический рой. В пылу боя, когда человек теряет ощущение личности и сливается со своим подразделением, когда желание спасти братьев одолевает страх смерти – такой преградой нередко становится тело солдата.
В темном тоннеле, при скудном свете ручных фонарей невозможно было быстро схватить и перебросить врагу его же гранату. Но рефлекс сильнее осознания этого факта. В момент, когда вражеский снаряд упал штурмовикам под ноги, а граната Лихого улетела за угол, где укрылся противник, Сергей инстинктивно наклонился вниз. Он хотел подобрать смертельную посылку и отправить ее адресату. В ту же секунду над его спиной раздались оглушительные в бетонной коробке выстрелы автомата, и всё вокруг озарил их яркий мерцающий свет. Здоровая рука черпнула темноту под ногами, скребнула пальцами влажный грязный бетон. Ничего. Ладонь сжала в себе пустоту. В очередной вспышке он увидел его – маленький черный шарик, их невзрачная смерть – он лежал чуть сбоку. Сергей прогадал не так уж и сильно. Его нутро опустилось, потом разом стремительно поднялось. Были возможны два мгновенно и твердо им осознанных действия – рвануться в сторону, подчиняясь животному чувству, или упасть на гранату, прижав ее телом. Выбор судьбы, сжатый в исчезающе малую долю секунды. Он выбрал – он упал на гранату.
«Твою мать, еще бы успел…», – с какой-то глупой и злой, болючей досадой думал Сергей, лежа на холодном бетоне, слушая свое шумное дыхание и гулкое сердце. Но это была лишь иллюзия – последние его мгновения в сознании удивительно растянулись. Вдруг всё суетное ушло – перед глазами встали жена и только что родившийся сын. Любимая смотрела на него с глубокой невыразимой печалью, и на руках держала младенца. У него был умный, как у Христа на иконе Богоматери, взгляд. «Сынок», – пронеслось в голове, и сердце, замерев, наводнилось любовью. Затем грянул взрыв. А за ним другой – за углом. Потом били вновь автоматы, и Лихой остервенело кричал что-то в пылу боя. Но Сергей уже не слышал всего этого. Он лежал на боку, отброшенный в сторону взрывом. В его ушах стоял пронзительный звон, глаза были ослеплены вспышкой. Из тела, нашпигованного осколками, вместе с горячей кровью исходила душа.
Потом, когда скоротечный бой был окончен, Лихой тормошил его, скрипел зубами, и скупые слёзы текли у него по лицу.
– Мы сделали их, Серега! Сделали, слышишь?!
Не раз и не два этот бывалый боец видел вблизи гибель товарища, но никогда не уходил перед ним его друг-командир, его старший брат. И в момент, когда он почувствовал, что держит в руках уже тело без жизни, боец поклялся себе, что доведет всё до конца. Всё, на что набросила его вместе с народом судьба. Этот бой, трудный штурм Мариуполя, всю войну, и что бы ни пришло за ней следом. Всё выдержит русский солдат и сделает свое дело.
– За мной, братья! – хрипло крикнул Лихой остальным бойцам, украдкой смахнув грязные соленые слёзы. И они двинулись дальше, вперед по тоннелю. Навстречу войне и судьбе.
21
На пологий песчаный берег лениво находили одна за другой зеленоватые волны. Посреди раздольного пустого пляжа сидела прямо на песке странная пара. Пожилая женщина в грязном от долгого пребывания в подвале, теплом пальто. И небритый, потрепанный боями солдат в камуфляже, при полной экипировке: бронежилет, разгрузка, каска на груди, на коленях автомат. Мать и сын.
За их спиной виднелись обожженные пожарами, избитые снарядами танков дома. Не так уж далеко в стороне, тоже у моря, грохотали обстрелы промзоны. Их окружала война. Но они говорили о мире. О том, что было, и о том, что только будет.
– А помнишь, как вы летом с мальчишками тут целый день бегали, а я приходила тебя домой загонять?
– Помню, конечно. Ты иногда еще и отца подключала.
– Да вас же не вытащить отсюда! Черные, как негритята, тощие все! Вам дай волю, вы б и не ели вовсе.
– Да куда уж, мам. Голод не тетка.
– Ничего, вот война кончится, вернешься, своих заведешь, я на тебя посмотрю, как за ними по берегу будешь гоняться.
Молодой мужчина в камуфляже улыбнулся морю, приобнял мать, посидев так немного, произнес:
– Обязательно, мам. Обязательно.
Несколько минут пребывали в молчании, слушая размеренный шум волн. Вдруг в промзоне что-то громыхнуло особенно сильно. Мать поежилась.
– Долго еще война, сынок?
Мужчина просто пожал плечами.
– Не знаю. Долго.
Женщина вздохнула и сказала то, что, видимо, уже говорила не раз.
– Подумать только… Восемь лет… Восемь лет по разные стороны. Как же ты изменился! Жаль, отец не дожил. Всё война эта, чтоб ей пропасть. Как много уже ребят положили, Господи…
Мужчина ничего не ответил. Мать продолжала.
– Тех вот, с которыми ты тут играл. Кто на той стороне, кто на этой. Сколько в живых-то осталось, а?
– Думаю, немало живых, – ответил как-то нехотя сын.
– А командир-то, что наш дом брал, тоже – погиб. Я видела его в подвале, спрашивала про тебя. Такой же, как ты, молодой еще совсем. Погиб. Господи, сколько еще это будет…
Сын знал данную историю лучше матери. Она мгновенно разнеслась пожаром по всему донецкому войску. Командир штурмовой группы спас своих бойцов, прикрыв их от гранаты, приняв всю ее смертоносную силу в себя. Азовцы (организация, деятельность которой запрещена в РФ) устроили в тех домах западню, ударили в тыл и пытались уйти, прорваться из клещей, в которые их зажимали. Контратаку потом возглавлял сам комбат, и «пожар» с трудом удалось потушить.
– Сколько нужно, столько и будет, – сказал молодой мужчина, и мать услышала в его речи железные непоколебимые ноты. Она узнала в них голос отца. И, ничего не ответив, тяжко вздохнула.
22
Мария катила коляску, в которой спал круглощекий малыш. Парк, где они каждый день гуляли с сыном, был полон молодой сочной зеленью, жадно вбиравшей энергию майского солнца. На лавочках тут и там сидели люди: молодые и не очень мужчины в военной форме, женщины рядом с ними, счастливые редкому совместному времени и перерыву в обстрелах. Матери, жёны и дочери. Сидели суровые донецкие старики, щурившиеся от яркого света, подростки что-то тыкали в телефонах. Вокруг была жизнь, и раненой душе Марии было приятно ее наблюдать. Это ей помогало.
Проходя мимо очередной, усевшейся на лавочки кампании, она вдруг уловила.
– «Азов» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) сдался сегодня. Марик взяли, наконец. Полностью наш! Мариуполь…
За миг два несовместных, казалось бы, чувства возникли внутри. Жаркое, горькое счастье тяжелой победы, исходившее от говоривших, и Мария знала – его разделит сегодня весь их народ. И ее личная, ни с кем неделимая, неизбывная боль. Она боялась ее, и берегла ее. Боль была последним, что осталось от мужа.
Жгучий солнечный луч прорвался сквозь кроны деревьев и упал на личико малыша. Мальчик поморщился, нехотя разлепил слегка припухшие глазки и громко, словно случилась большая беда, зарыдал. Мать наклонилась к коляске, взяла на руки сына. Малыш почувствовал, что рядом его самое главное, большое и доброе в мире – мама, вмиг успокоился и засветился той чистой невинной улыбкой, секрет которой знают одни лишь младенцы. Мария отстранила на мгновение сына, словно желая ему что-то сказать, но, увидев на лице сына улыбку, снова прижала к себе, нежно и крепко. По щеке ее катилась слеза. Малыш неуклюже дернул ручкой, с которой еще не умел управляться, и случайно смахнул слезу матери. Борясь с подкатившим рыданием, Мария закрыла глаза, и перед ней, как всегда, когда она погружала зрение и душу свою в темноту, возник ее муж. Сейчас он был счастлив. Он видел через нее своего сына.
2022
