Читать книгу: «В сердце Австралии. Роман», страница 4

***

Подъехавшему из Бёрдсвилля Волту Кромби уже была известна печальная новость. Ещё на трассе он узнал о ней в общих чертах по «телеграфу буша».

Он вёз священника на могилку аж из Аделаиды, за пять тысяч миль отсюда.

Вернувшись в общину, Нэнси обнаружила, что соскучилась по ней за эти дни и тогда же следующим поездом с юга вернулся констебль.

– Другие люди могли бы потерять свои жизни, присматривая за вами, – сказал он, – Не забывайте, что вступили на тернистый путь. Здесь суровые условия.

– Я поняла, что Вам с Ларри я обязана жизнью, сударь. Такие жизненные уроки не забываются. Я пронесу его и на побережье.

Стэн очень обрадовалась возвращению Нэнси. У неё за это время не было особых случаев.

Лишь последние два дня юная аборигенка была на грани смерти из-за родовых схваток.

– В былые времена её бы не спасли. Местные женщины редко болеют, но если это случается, то… К примеру, при деформации таза обычно умирают. И что характерно, это не влияет на последующую репродукцию.

– А ребёнок?..

– Родился мёртвым. Пуповина обвилась вокруг шеи.

– Это отразится на её последующей беременности?

– Не должно. Несчастное стечение обстоятельств. Жалко, что тебя не было рядом!

– Да, у меня там тоже дела не важные.

– Не вини себя, Нэнси, ситуация была почти безнадёжной. По крайней мере, ты облегчила страдания ребёнка.

– Да… Хорошо, если так… – ей всё ещё казалось, что девочку можно было спасти.

Глава седьмая

Нэнси прошлась до склада небольшой огороженной постройки на обочине дороги.

Миссис Эдисон, невысокая седая женщина, в рабочем фартуке поверх хлопкового платья, тепло приняла её.

Она казалась добродушной, а её грубоватый, каркающий тембр голоса будто осип от пыли.

Здание склада было достаточно прочным. Чего здесь только не продавалось: подковы и сёдла, обувь и верблюжьи колокольчики, синие шерстяные одеяла и парусиновые бурдюки, громадные простыни и походные печки, узкогорлые фляги, глиняные кружки, жаровни для изготовления походных лепёшек, жестяные миски, складные ножи, ножи для резки мяса, вёдра…

Миссис Эдисон была идеальным снабженцем. У неё в продаже были светлые хлопковые платья для поселковых аборигенок, а также брюки для верховой езды, леггинсы, военные штаны и шляпы, мужские резиновые сапоги, но, главное, сюда поставляли товары для лошадей подчас лучшие, чем для людей.

Посуда громоздилась на полу и на полках за прилавком.

– Так чему могу помочь? – тепло приветствовала из-за прилавка миссис Эдисон, – Я уже слышала о вашем прибытии, но всё никак не навещу вас. Могу поспорить, все в посёлке просто в восторге от новых медсестёр.

– Да, нас многие навещали, и все с добрыми пожеланиями. У Вас продаются открытки? – спросила Нэнси у миссис Эдисон.

– Ага. Где-то были, – и миссис Эдисон порылась в выцветшем мешке поодаль и вернулась с четырьмя видами открыток: изображения главной улицы и верблюдов.

– Да… неплохое отражение здешних мест… – и Нэнси выглянула из дверного проёма на пустынную улицу, где лишь дремлющая в пыли собака подтверждала наличие жизни, – Наверное, когда начнётся посевная, будет оживлённее?..

– Может быть. А ещё когда начинается отбор верблюдов на шерсть – оживлённее места не сыщешь. – А давно Вы здесь?

– Около пяти лет. Раньше мы с моим держали лавку у Бёрдсвилльской трассы. Там не было никого, кроме наездников на верблюдах и афганских торговцев, да почтальон проезжал дважды за вечер. Всё это вынудило нас уехать. Не то что раньше, когда здесь всё было не так.

– В посёлке не так много женщин вроде Вас? Жена почтальона и кухарка тоже из Аделаиды прибыли.

– Ага. Не выносят здешнего климата, – презрительно бросила миссис Эдисон, – кому же понравится старый холодный юг, влажный от дождей или мокрого снега с дождём, а я всё переношу. Ночами здесь нулевой холод, да и зимы довольно суровые, а уж солнце как припечёт. Так припечёт.

Задумавшись, она умолкла.

Нэнси купила у неё мыла, сухого молока и маслобойку. Иногда им давали свежее козье молоко, но снабжение было ненадёжным.

Аборигенки выпускали своих коз с колокольчиками на шее на пастбище туда, где росло хоть что-то, пусть сухое и малосъедобное, чего им недоставало до сумерек, приходилось оставлять их пастись до утра на обглоданных равнинах из-за высохшего вымени.

– Аборигенки бывают выгодными покупательницами, когда берут помногу шоколада. – Со сладкой водой?

– Нет, с мылом. Как говориться, все покупки разом и на все случаи жизни. Мужчины никогда ничего не покупают. Разница между мужчинами и женщинами далеко не в цвете кожи.

– Да, похоже, Вы правы. Разница далеко не просто биологическая… Просто противоположности миров.

В ответ миссис Эдисон разразилась кашлем.

– Вы как-то боретесь со своим кашлем? – спросила Нэнси.

– А что с ним, сестра?

– Похож на хронический… Может, из-за суровой зимы.

– Меня это уж и не беспокоит. Привыкла.

Когда Нэнси возвращалась назад, обнаружила, что Бэн и юный Роб принесли им целую поленницу дров совершенно бесплатно. Рука Роба начала значительно поправляться, и он больше не нуждался в помощи.

– В посёлке все так добры, – приговаривала Нэнси, отбирая сухие дрова для кухни.

– Куда лучше, – отозвалась Стэн, – как тебе миссис Эдисон?

– Вот кремень! У неё такой жуткий кашель курильщика, а её это, похоже, несколько не беспокоит. На днях она зайдёт к тебе.

– И тогда мы увидим её с другой стороны.

– Мы и с афганцами ещё не так знакомы. Помнишь, Роберт представил нам Ахмеда Али?

На другой день три верблюда, не щадя своих натруженных горбов, пересекли железнодорожный путь.

Они несли керосинку и волнисто-железные от черноты горбы, что считалось у афганцев «другой стороной», а проще востоком.

Горбы выглядели облезлыми, кроме тех участков кожи, где детишки не успели отхватить играючи клок шерсти.

Афганцы, чьи имена часто заканчивались на «хан», в основном прибывали с Северной Индии или из Афганистана и приживались не хуже аборигенов. Они разукрашивали свои дома в голубые или белые оттенки, безжалостно сдирая прежние краски.

Один из них, по словам Роберта Макдональда женился на аборигенке, некоторые женились на белых.

Существовала и школа для их детей, где малышей обучали Корану по канонам Ислама. Ахмед в молодости славился как заводчик верблюдов и путешественник-исследователь.

Как только они прошли к дому через пыльный двор, девушки расступились.

На крыльце были свалены груды окровавленных потрохов, а на полу виднелись следы крови. Роберта Макдональда позвала к двери изящная молоденькая красавица с тёмными раскосыми глазами восточной принцессы.

Она также позвала и своего отца Ахмеда Али, необычайно высокого и загорелого, в широких белых штанах европейского покроя и в сером шёлковом тюрбане на голове.

Лицо его украшала борода, чудесно отливающая серебром и сильно выступающий нос.

Он улыбнулся вошедшим, сделав гостеприимный жест. Девушка мягко скрылась из виду.

– Ну, Ахмед, вот новые сёстры из аделаидской миссии. Как попадёшь в больницу, познакомишься с ними поближе!

– Ни за что не попаду! – дважды пригрозил кулаком Ахмед двум своим симпатичным дочерям.

Старшая помогала разносить кофе в изящных металлических кувшинах, разливая его для гостей в хрупкие пиалы.

Обе сестры сами кофе не пили, а встали поодаль.

– Моих дочерей зовут Заира и Шебиб, – представил их Ахмед Али, – Эти имена дала им их мать, да упокоит аллах её душу.

И афганец с важностью стал показывать гостям свои сокровища, в числе которых было сапфировое кольцо, сделанное из найденного им же самим материала.

Провожать гостей он тоже вышел сам.

По ту сторону ограды был вырыт канал, в пойме инкрустированный минералами, а по краям росли две многолетние пальмы.

И Ахмед не преминул дать сёстрам урок элементарной биологии:

– Вот это, – похлопал он по стволу первой пальмы, – Женская особь. А вот это, – он похлопал по стволу второй, – Мужская. Друг без друга они не растут.

Он и ещё обещал им показать, когда деревья войдут в силу, но им необходима солевая подкормка.

– Когда-нибудь в Херготт Спрингс поднимется целая роща вековых пальм, – пообещал он, – А пока всё мертво.

Когда-нибудь здесь будет больше народу, не то, что сейчас. Верблюдов и то больше.

Юноши, и среди них мой сын, ушли… ушли на юг. А за кого здесь в посёлке мне выдавать своих дочерей?

Сын Ахмеда Али ушёл с верблюжьей упряжкой по Стрезелецкой трассе с припасами всякой всячины к отдалённым станциям.

Долго ещё стоял Ахмед под пальмами, погружённый в свои мрачные раздумья, и его тюрбан издали казался высоким, когда девушки уходили.

– В общем-то, он прав, – кивнул Макдональд, – Здесь некому жениться на них. Местные женятся на белых, и редко выбирают женщину другой расы… Разве что аборигены… Но Абдул считает их недостаточно цивилизованными. Вот проблема.

– Но девушки красивы, – вступилась Нэнси, – Жалко, что они не привыкли к большим городам, где в меньшей мере проявляются расистские принципы и где больше возможности встретить человека своей расы.

– У них нет матери, а без присмотра Ахмед Али их никуда не отпустит, и не выдаст за иноверца.

Стэн, подумав, предложила одной из девушек поработать с ними.

– Мы же и вдвоём справляемся, – недоумевала Нэнси, – И сама знаешь, как в больнице мало места.

Но Роберту Макдональду идея понравилась, и он пообещал поговорить с Ахмедом Али.

Девушкам неплохо бы поучиться самостоятельности. А распределение обязанностей можно назначить попеременно, чтобы каждая приходила в своё время.

На другой день пришёл невысокий бородатый бушмен, опираясь на костыли, вырезанные из мулги. Он обварил ноги, опрокинув горшок с кипятком, да так, что пришлось отдирать ботинки с кусками кожи.

– Если кончится септик, придётся отправлять его на поезде в Аделаиду, – сказала Нэнси, – Иначе ногу потеряет. А он из тех, кто скорее умрет, чем останется калекой.

Нэнси наложила ему компресс, предварительно промыв раны зеленоватой водой из скважины, содержащей в себе минеральные соли, чтобы смягчить кожу.

Стэн пыталась даже пить такую воду, но через пару дней вынуждена была бегать на двор.

Она и ржавую воду из подземной скважины пробовала, когда пересыхала дождевая вода, стекающая с крыши их домика.

Потом она наловчилась удобрять этой водой помидоры – теперь они уже начали краснеть, выдержав даже песчаную бурю пришедшую с северо-востока…

Огород будто миновали эти столбы песка и пыли. Хотя все всходы сжёг и иссушил на корню горячий ветер смешанный с пылью. Будто в соревнование с жестокими морозами юга.

Но на следующее утро часто всё успокаивалось.

Бледно-золотой рассвет озарял такое же бледное облачное небо.

Нэнси принялась очищать от пыли главный вход, а Стэн колдовала над высохшим огородом, потом, опираясь на метлу, любовалась на какаду.

Большая стая розово-голубых попугаев миновала провода железной дороги и уселась на них как на длинных жёрдочках.

Попугаи смешно кувыркались, держась за провода коготками или клювами, нарушая своей вознёй покой и уединённость этих мест, не прекращая щебетать ни на минуту.

– А ведь на юге их держат в клетках, – задумалась Нэнси, – И зачем их приручают?

Но птицы не обратили на неё никакого внимания, даже когда она подошла к ним по пыльной дороге.

А когда она развернулась, попугаи решили, что их хотят поймать и мигом перелетели на железнодорожный путь, пить скопившуюся в лунках росу.

Потом их бледно-серое пятно постепенно исчезло из виду. И тут проступила розоватая свежесть на фоне голубизны неба.

«Да, ради этого стоит жить!» – подумала Нэнси.

Глава восьмая

Несколько необычных пасмурных ночей (так и не принесших с собой дождя!) раскалили воздух. Духота продолжалась даже после заката. В женской палате томилась единственная пациентка.

Это была миссис Эдисон со склада. Она вполне пошла на поправку.

Сёстры поручили её Заире, которая за всю ночь не сомкнула глаз, ухаживая за ней. Заира, дочь Ахмеда, теперь числилась в штате, но её старшая сестра присматривала за ней и по наказу отца сопровождала по дороге.

Миссис Эдисон споткнулась о старую железяку во дворе и сломала кости на обеих ногах выше колен.

Перелом был закрытым и вскоре она уже могла ходить, опираясь на костыли.

Временами после тяжёлой жизни с небольшими просветами она баловалась сервированным дневным чаем и тем, что три дня подряд ей не пришлось готовить. Она понарассказывала им о складах в буше и забавного и не очень. Её покойный муж однажды помогал человеку, упавшему с лошади и сломавшему себе плечевую кость. Да так, что та даже выпирала. Он находился неподалёку от канала, что и помогло ему выжить, но когда он предстал перед миссис Эдисон, рука начала чернеть:

– Так и пришлось её ампутировать, – говорила она, – Прошла неделя, пока его не осмотрел доктор, а гангрена продолжалась.

А когда в посёлке появились движущиеся растения, и она была в панике.

– Сколько надо сил, – стонала она, – Особенно, когда дело касается работы, в которую вложил всё. Я смогу преступить к ней, сестра Стэн?

– Не раньше, чем через неделю. Мы сделали всё, чтобы кости начали срастаться, не стоит напрягать ноги, пользуясь костылями.

За помощью к ним обратился Сэм Мэнди, главный погонщик – у него слезились глаза.

Раздражение было вызвано горячим песком во время перегона скота в бурю.

Это был крепкий человек лет тридцати с тёмной шевелюрой, начинающий обрастать длинной бородой усами. Одет он был в длинные штаны, рубашку цвета хаки с закатанными рукавами и высокую габардиновую широкополую шляпу.

– Как будто проехался по маршруту «Квинсленд – ад», – бросил он, – Бедные насаждения, в начале их завезли на подошвах, как я понимаю, сначала один из них умер, потом другие оставили меня, поехав верхом назад. Я остался с подручным мальчиком аборигеном, который правил телегой. Один с целым стадом! А проходили мы всего по семь миль в день. Мэб промыла ему глаза тёплым раствором борной кислоты и предложила ему прилечь с холодными компрессами у глаз.

– Не могу, – отрезал Мэнди, – Надо гнать скотину к поезду.

А у Купера напоить перед отправкой всю тысячу голов. Стэн угостила его чаем и объяснила, что тёплым чаем также можно промывать глаза в дороге.

– Благодарю, Сестра! – и он ушёл, тряхнув на прощанье головой так, что пыль с его шляпы посыпалась на его тёмные волосы.

Скотина напилась у насыпи из родника, где вода подавалась через открытые желоба, двинулась дальше через двор железнодорожной станции.

До Нэнси и Стэн донеслось постепенно смолкающее мычанье тысяч звериных глоток, сопровождаемое щёлканьем кнутов и голосами погонщиков аборигенов.

Девушки вышли на веранду понаблюдать за ними:

– Это самый мужественный человек из всех, кого я знала, – сказала Стэн, глядя вслед Сэму.

– Безобразие! Долго вы ещё собираетесь держать меня здесь? – проворчала с кровати миссис Эдисон.

– Не беспокойтесь, дела не касаются Вашего склада, там всего лишь погонщик, миссис Эдисон.

Море тёмно-рыжих спин и лес рогов перетекло дорогу вблизи торгового двора.

Погонщик легонько направил свою лошадь, подгоняя стадо сзади с помощью хлыста и серой собаки. А его помощник Вилли подъезжал на каурой лошади с другой стороны, контролируя поворот: окрики погонщиков, щёлканье кнута и мычанье животных сливались в причудливую симфонию.

Завораживающее зрелище! Вагоны доставляли скот с юга в течение двух дней и уже к утру отправлялись в Порт-Августу или Аделаиду, где на лучших лужайках скотину откармливали хорошенько напоследок, перед тем, как она превратиться во вкусную говядину.

Когда стадо ушло дальше, погонщик заглянул в харчевню на кружечку пива. Его помощник абориген по местным законам не имел права употреблять алкоголь.

Он объезжал дворы Рэйли, пока хозяин «принимал» в гостинице.

Раньше Билли встречал его отборным куском мяса, припасённым на случай.

На другую ночь стояла такая жара, что сёстры оставили с вечера дверь распахнутой. А спать легли рано – около десяти.

Однако их разбудил страшный шум. Будто по всей округе простучало копытами целое стадо.

– Сестра! Сестра! Запричитала миссис Эдисон.

Неужели на их домик обрушилось стадо?..

Нэнси и Стэн накинули платки и взяли лампы.

В коридоре чувствовался зловещий дух.

Девушки проследовали за ним в кухню. И что же?..

Белая козочка, забравшись на стол, поедала сладкий молочно-яичный крем прямо из-под прикрывавшей его сетки.

А другие две козочки проникли в женскую палату, грациозно передвигаясь среди коек.

– Уберите их отсюда! – причитала миссис Эдисон, отталкивая одну из коз ногой.

Но это было не так-то просто сделать.

Козы не сдались и через десять минут погони.

Стэн чуть не упала от смеха:

– Слыхала я про слона в посудной лавке, но про козу в больнице!..

– Про трёх коз! – поправила Нэнси.

– Я пошла за погонщиком. Пусть заберёт их, – и Стэн решительно натянув на себя платье, подхватила фонарь и направилась в гостиницу.

В баре гостиницы было светло; заглянув в окно, Стэн нашла там Сэма Мэнди за кружкой тёмного пива.

Независимо оглядев плотные ряды мужчин, девушка прошла в дверь и позвала мистера Рэйли.

Поскольку она была не в обычной форменной одежде, Рэйли не сразу узнал её.

– Сестра Честертон из общины, – представилась Стэн, – У нас… козий бунт! Никак не можем их прогнать! Они уже всё порушили… Вы нам не поможете?

– Конечно, сестра… Никогда не узнал бы Вас в простом наряде.

Оба рассмеялись, и Сэм Мэнди вышел из бара.

– Ага, по-моему в штатском, без формы медсестры Вам лучше, – улыбнулся Сэм, а Стэн взглянула рассерженно, – Зайдём по пути к Вилли с его хлыстом…

В общине всё ещё гостили козы, обгладывая по углам тонкие прутики.

– Предоставьте их нам, – заявил погонщик, щёлкнув хлыстом.

Но нужной реакции не последовало.

Через несколько минут они всё же поймали одну из коз при попытке к бегству и выдворили её. Оставшиеся две вольготно устроились в женской палате к наслаждению миссис Эдисон, которая просто тряслась от смеха:

– Зовите своих погонщиков! – не унималась она, – Не каждый справится с козой! Эх, если б я могла встать с постели!..

Сжав зубы, Мэнди напал на козу и промахнулся.

Тогда животные пустились бежать по коридору к задней двери. Та была закрыта. И в тесном пространстве двора коз схватили за шкирки и оттащили в сторону.

Пыхтя от запаха «козьего горошка», погонщики вернулись к заливающимся счастливым смехом Стэн и Нэнси.

– Простите, – промолвила Нэнси, – Вы проделали такую работу, чтобы поймать их!..

– Прямо, как в цирке! – добавила миссис Эдисон.

– Может, угостить вас чаем? – предложила Стэн, – Пива у нас, наверное, не найдётся.

Когда чай был готов, они уселись на одну из пустых коек в женской палате. Вилли был крайне застенчив и мало говорил, но всё же широко улыбался:

– Вот так-то хозяин! Я и то лучше коз загоняю! – говорил он.

Миссис Эдисон добавила в беседу свою «изюминку». Она призналась Стэн, что уже давно так не смеялась, когда та уже убирала на кухне чашки.

Миссис Эдисон сидела в ночной сорочке, её больная нога была подвешена.

– Так я никогда не усну. Может, дадите мне аспирина, сестра?

Стэн подала ей таблетку и стакан воды. Миссис Эдисон попыталась взять это в руки, но чуть не уронила. Но лекарство всё же приняла.

– Помогите, я подумала, что таблетка упадёт в бюро (ящик для писем).

Уже потом в кухне Стэн вымолвила:

– Конечно, я никогда не сталкивалась с подобным. А поначалу вообще не поняла, чего она хочет. Но готова была рассмеяться.

После случая с козами последовало приключение с верблюдом. Они в это время обедали в гостинице и встретились с рыжеволосой кухаркой.

Та заметно похудела и изменилась в лице, но уверяла, что ей работается «не так уж плохо», особенно по вечерам, когда остаются лишь несколько «постоянных посетителей»: два железнодорожника, подручный дровосека Роб, владелец гостиницы и бармен.

– Я пользуюсь успехом, – прибавила она, – Но вы не говорили мне, что здесь так холодно. Когда поднимается ветер, здорово холодает. Наверное, даже холоднее, чем в Лондоне.

Роберт Макдональд возвращавшийся со службы мимо питомника динго, подошёл к их столу и спросил, не хотят ли они попробовать покататься на верблюдах.

Нэнси взглянула испуганно, но Стэн тут же выпалила:

– Почему бы и нет?! Правда, Нэнси?

– Ну… да… – Конечно, хотим! А можно?

– Да хоть сейчас, если пожелаете!..

И он помог им забраться на Великана:. Стэн – на сиденье, расположенное на горбу, а Нэнси – между двумя горбами, как на ослике.

Было не слишком страшно, пока верблюд сидел, согнув колени, но когда он резво вскочил на ноги, да так, что суставы хрустнули, было похоже, что они находятся в эпицентре землетрясения. Земля с высоты верблюжьего горба казалась далёкой.

Нэнси невольно смяла накидку от мух, которой она привязала к подбородку свою шляпку.

Констебль провёл их по кругу. Затем выхватил у Стэн поводья:

– Если хотите управлять им, – пояснил он, – скажите: «Ибна!» – он не понимает по-английски.

Хотя слово «Но!» Великан воспринял как собственную кличку и радостно пустился в галоп, высоко поднимая передние ноги и пританцовывая задними.

Сидеть в седле стало опасно. Роберт цеплялся за седло всякий раз, когда корабль пустыни шатался из стороны в сторону. Джек не сдерживал Великана, чуть не рассмеявшись над тем, как Стэн справлялась с уздой, продетой через ноздри животного. Сказать что-либо возможности не было, но Роберт крикнул сам:

– У-ду!

Верблюд остановился так же быстро, как и побежал. Издав утробный звук, он крепко плюнул.

– По-моему, – проговорила Нэнси, – Эта реакция на наше вожденье!

Они попросили Роюерта проводить их назад, и он не отказал.

– Я бы, скорее, предпочла слона, – сказала Стэн, – У него спина пошире.

– И повыше. Подъехав к своей общине, девушки попытались скомандовать верблюду:

– Хуш-та! – все убедились, что Великан послушно присел на колени, согнув по себя задние ноги, и наклонился, как требовалось.

Стэн быстро соскочила с него, а Нэнси зацепилась в седле своей длинной поплиновой юбкой, потом с её ножек соскочили белые ботики.

– Доверьтесь мне, – с этими словами Роберт Макдональд помог ей спуститься.

Испуганная Нэнси поблагодарила его и тут же убежала.

Нет, он не увидел ничего постыдного, но девушка остро ощутила трепет молодых мужских рук.

Несколько дней спустя констебля вызвали на участок близ озера Эйр – безлюдный район между западным берегом озера и железнодорожной станцией Удната.

Соглашение перешло черту, так как было возник крупный скандал в лагере дорожно-ремонтных рабочих и одного человека убили.

– Поездка не представляет сложностей, – пояснил Роберт, – в конце концов, я не смогу взять потерянное с железнодорожных путей на одной стороне и озеро на другой. Кстати, я, кажется, успеваю на завтрашний «афганец».

Девушки угостили его чаем в прохладной гостиной, обставленной плетёной мебелью с диванными подушечками.

Нэнси прикрыла куском ткани цвета морской волны, подаренной матерью на платье. (А Нэнси не любила шить и не нуждалась в новом платье!). Роберта рассмешила история с набегом коз.

– Жаль, меня не было. Надо было вызвать!.. Я бы их арестовал за хулиганство!

– А воровство?!. Не забудьте про плошку рисового пудинга!

Через несколько дней началась песчаная буря. Началась с обычных песчаных вихрей, потом небо на северо-востоке приобрело красновато-жёлтый оттенок, будто в буше начался пожар, но буш нельзя было разглядеть и за сотни миль.

За дверьми мельчайшие частички каждая отдельная песчинка колола тело и набивалась в уголки глаз. Лишь одно могло утешить путника во время песчаной бури: жадных мошек далеко отнесло ветром.

Совсем рядом появилось красновато-жёлтое облако, прикрывая солнце и отворачивая его от живительной лазури.

Так продолжалось двое суток, и за это время пришлось дважды в день зажигать фонари.

Песок с мусором пролетали сквозь москитную сетку, оседая на веранде, просочившись под дверью и даже приправляя собой кушанья.

Миссис Эдисон успела покинуть больницу, и больше пациентов, к счастью, не было. И Заира не приходила на работу.

Девушки сели, прислушиваясь к завыванию ветра сквозь железный настил крыши, удивляясь, как он до сих пор не рухнул.

По улице прокатилась пустая бочка для воды, громыхая, как гигантский барабан.

– Надеюсь только, – заволновалась Нэнси, – Что Роберт поехал поездом.

В его открытой верблюжьей бричке как-то ненадёжно!

– Он не поедет в такую бурю. Там по дороге есть лагерь, где можно переждать.

При закрытых окнах было душно, а ветер дышал адской испариной.

Стэн попыталась открыть окно с подветренной стороны, но вихрь тучей пробился в комнату и стал оседать спонтанными барханчиками на линолеуме.

Рёв ветра сквозь не заклеенные должным образом окна переходил в дребезжащий визг, и было едва возможно сбросить на другую сторону, на улицу. Солнце не излучало света, такое бледное и прозрачное, будто дневная луна.

Нэнси посмотрела на главное окно и разразилась плачем:

– Главную ограду занесло! – вскрикнула она, увидев вместо неё гладкий рыжий бархан.

– А нам и ставить нечего!..

– В магазине приобретём. У миссис Эдисон чего только нет.

Когда ветер начал стихать. Они вышли наружу. Птицы умолкли, даже мошки ещё не вернулись.

Песчаные пригорки грудились напротив каждого заграждения. Даже собаки и козы не решались выглянуть на пустынную улицу.

– Ладно, не стоит плакать над пролитым молоком, – деловито заявила Стэн, – Хорошо бы всё это разгрести!

Даже занавески казались пропитанными мельчайшими украшениями пыли, и их требовалось выстирать.

Девушки вытрясали постельное бельё, занесённое пылью, зелёные накидки, и лишь тогда начали разгребать песок.

– Если бы Роберт был сейчас в посёлке, он бы помог нам, – приговаривала Стэн.

Они уселись друг напротив друга на кровати, подавленно созерцая занесённый песком пол:

– А как же Волт Кромби? Он поедет через Бёрдсвилль?

– Надеюсь, нет. И тут с веранды до них донеслось бодрое приветствие – прибыл Волт со старшим сыном:

– Мы привезли ко двору тачку и лопаты, – сказал он, – так что входные ворота отстоим! Эта работа не для женщин.

С признанием наблюдали сёстры, как мужчины копали песок, также как откапывают занесённые снегом жилища в холодных краях.

Кроме того, часть песка и пыли растекалась водой, стекаясь сквозь углубление в тачку, а песок был не белым, а рыжим.

Вопреки всему, Стэг принялась возделывать огород с новой силой.

– Я выращу всю рассаду в комнатных горшках, – не сдавалась она, – В огороде из семян её дождёшься.