Читать книгу: «В сердце Австралии. Роман», страница 9

Глава пятнадцатая

В ту ночь они спали неспокойно. Горячий удушливый ветер затих к полуночи, и прикрывавшая их простыня на время успокоилась, мерно покачиваясь.

Казалось, воздух в мгновенье ока очистился. Стэн достала две кружки изумрудного цвета и принесла обеим воды. Девушке показалось, что влага не пройдёт сквозь их пересохшие от пыли рты, всё ещё заставляя испытывать жажду.

Ветер снова поднялся.

Почуяв воду, Гораций жалобно заржал. Ему тоже хотелось пить. Но кружки воды ему бы не хватило. Оставалось лишь ждать.

– Надо выехать засветло, – сказала Нэнси, – Тогда напоим его у озера Летти.

В воздухе царила гробовая тишина. Сам воздух был мягок, но в нём дышалось пылью. Поначалу казалось, что солнце никогда не взойдёт, но, выйдя по малой нужде за тележку, Нэнси заметила его выплывающим с востока. Бледный призрак солнца выглядел мутнее луны из-за пелены коллоидной пыли. Гораций оставался спутанным.

– Стэн! – еле вскрикнула в волнении Нэнси, – Конь пошёл!

Обе выскочили из укрытия с дикой скоростью. И причиной тому была вовсе не жажда.

Горация снова потащило по мягкому песку, в котором увязли колёса двуколки, как раз по пути к озеру Летти.

Весь дальнейший путь полностью завалили новые барханы.

– Он может порвать поводья, – заметила Стэн, – И направится к источнику, где когда-то была вода. Пожалуй, это далеко.

Они уселись, внезапно почувствовав, как их ноги свело от холода, а это представляло угрозу в данной ситуации чуть позже и фляга с водой опустела, а пополнить её можно только в ближайшем источнике, а тот далеко.

Девушки скудно позавтракали, вяло прожевав чёрствый как камень хлеб.

Едва они закончили, ветер поднялся снова. И уже вскоре их занесло непроницаемым облаком песка и пыли. Они просочились под телегу за последней флягой воды, защищая свои спины от колющей атаки.

Воздух был раскалён как в топке, должно быть и температура его превысила сто градусов, а ведь день только начался.

– Может, Гораций завернёт в Херготт, и нас найдут?.. – предположила Стэн.

– Да, Роберт предупреждал, что бы мы приостановились, если что. В конце концов, хоть в какой-то тени переждём.

– Видел бы он тебя сейчас!.. Волосы – как у рыжей ведьмы, а рот вымыт лишь питьём из кружки, а всё лицо до глаз покрыто пылью…

– Никогда не думала, что так долго его не увижу. Если бы он появился теперь, я бы поцеловала даже его верблюда!

Лицо Стэн расплылось в улыбке под рыжим налётом пыли. Они как могли, утешали друг друга, чтобы не поддаваться панике. Чуть погодя, Нэнси тихонько произнесла:

– Гораций сюда больше не вернётся. Может, найдёт источник? Там и подкрепится.

– И мы выйдем. Как только поутихнет.

Девушки протёрли губы и лица уголком влажной тряпки. Кожа казалась пересохшим пергаментом. А волосы наэлектризовались.

Ветер не утихал всю ночь и половину наступившего дня. Оставалось совсем немного воды на ночь и утро, не больше кварты. Две пинты. Четыре чашки.

В полдень путницы встрепенулись и выползли навстречу солнцу.

Небо побледнело, слегка припорошённое голубой дымкой. Наметённые барханы запорошили следы коня. Не сбиться с пути можно было только по солнцу. Отличая восток от юга, высохшую пойму Фрома и поросль вокруг него. Но как надолго? Ночью снова можно сбиться с пути. Сколько им ещё двигаться по этой жаре?

– Роберт предупреждал о привале.

– Он придёт на поиски не раньше чем через десять дней после нашего исчезновения.

– А если Гораций вернётся домой?..

– А если нет? Мы загнёмся здесь без воды.

В полном изнеможении они снова уставились друг на друга. Пустой горизонт, безлюдная степь, несколько еле живых, обломанных ветром деревьев, чуть приукрашавших этот край и бесконечные розоватые барханы, один из которых наводил на них тоску, сливаясь с холодным голубоватым миражом.

На западе одиноко выделялась вершина холма – «шатрового холма», холма «прыг-скок», как его здесь прозывали – остаток древней долины, ныне совсем исчезнувшей, от уровня существующей долины до уровня моря.

– По возвращении Люк рассказывал, что, если подняться на холм, можно обнаружить источник, – вспомнила Стэн, – В конце концов, мы знаем, сколько до него идти. Побудь здесь. А я попробую взобраться на холм. Я успею до заката, если доберусь до воды.

– Пойдём вместе, – предложила Нэнси, внезапно испугавшись остаться одной в этом жутком пустынном месте.

Нет, не жутком. Просто равнодушном. Человек здесь вроде жалкой букашки становится жертвой неизвестно чему живым или мёртвым. Землю это будто и не трогало вовсе.

– Нет. Оставайся здесь среди песков, аукнешь мне. Если что.

Стэн выпила полкружки воды через шёлковый шарфик, повязанный вокруг шеи, и присела. Через мгновенье шарфик был сухим.

Нэнси рассматривала фигуру Стэн, скрытую длинной юбкой, мелькающей среди барханов и её соломенную шляпку; тогда ещё колдобины были удобнее, пока та подбиралась к вершине холма.

Вот она поднимается.

На полпути Стэн споткнулась и присела на выступ скалы. Эти скалы не были отвесными, они опоясывали вершину пышной оборкой.

Должно быть, Стэн тяжело было подниматься из-за жары. Надо было дождаться утра. Но каждый день убавлял силы.

Можно было идти вечером, ориентируясь по звёздам, если бы они знали дорогу.

«Наверное, уже выше ста двадцати градусов, – подумалось Нэнси, – Жаль, что термометра нет».

Измученная жаждой, она всё же ждала возвращения Стэн с надеждой на лучшее, на последний глоток.

Стэн прошла колдобины, увязая в мягком песке. Внезапно она изменилась в лице и напряглась.

– Стэн! – вскрикнула Нэнси, но вернулась и схватила флягу, испугавшись света.

Она подхватила распростёртое тело Стэн и приподняла с песка её голову.

Глаза были широко раскрыты, а лицо пылало, открытый рот забился песком.

Нэнси выплеснула часть драгоценной воды ей в лицо и рот. Стэн вздрогнула, и сознание вернулось в ее взгляд.

Она пробовала поднять руку и указать, но не смогла.

– Скважина – не так далеко.

Ее глаза снова остекленели. Нэнси нащупала ее пульс. Учащённый, но слабый, а кожа высохла и горела огнём.

«Перегревание организма с крайне высокой температурой тела, – припомнились ей слова из полузабытого учебника, – В таких условиях температура тела может повыситься к 107° F… полное прекращение потоотделения; при 95° F; потоотделение становится единственным средством спада высокой температуры тела… В серьезных случаях, смерть часто…»

– O, Боже, не дай ей умереть!

Она сняла голову Стэн на коленях:

– Честер, скажи что-нибудь, поговори со мной. Ты меня слышишь?

При такой температуре следует ограничивать физическую деятельность…

Конечно! Она ни за что не должна была позволять Стэн подниматься. Стэн лежала неподвижно, шумно и быстро дыша.

Ее глаза оставались открытыми, но невидящими. Она что-то бормотала. Похоже, что «Голова болит…»

– Стэнси, ты можешь встать, если я поддержу тебя? Я попытаюсь помочь тебе.

Песок всё ещё горел от дневной жары, поскольку солнце спустилось за ясный горизонт.

Под двуколкой попрохладнее.

Она подхватила Стэн за плечи и потащила её, пытаясь постановить на колени. Но ноги той не сгибались, а Нэнси безудержно шатало.

Девушка набрала полный рот воды от фляжки и в отчаянии выплеснула на подругу. Она поняла, что не сможет перетащить её. Протащила бы чуть-чуть, но не до конца.

А утром сверкающий рассвет увеличит жару.

Нэнси вернулась к двуколке и собрала их плащ-палатки. По крайней мере, мошки исчезли.

Примостившись позади двуколки, чтобы кое-как поддержать убежище для Стэн, она нашла помидор с огорода миссис Джексон, который, должно быть, выкатился из ящика с провизией ещё вчера.

Не раздумывая, она набросилась на него, ощущая с каждым куском его тёплый сок. Это помогло восстановить силы.

Истощение от жара – нехватка соли – обезвоживание. Она помнила все стадии. Но Стэн, казалось, страдала от лихорадки.

Нэнси пошла назад по горячему песку, волоча за собой необходимые простыни и деревяшку, чтобы сделать носилки.

Сбросив с плеч ношу, девушка стянула с себя блузку, свернула её и положила под голову Стэн.

Стэн так ничего и не ответила.

Глаза её оставались открытыми, а сама она будто впала в кому.

Словно в насмешку ветер, принесший беду, решил закончить своё дело. Ни глотка свежего воздуха из-за жары вперемешку с песком, даже небо стало ещё темней.

Нэнси упала рядом с подругой, должно быть, получив свою долю истощения. Очнувшись она увидела скользящие по небу звёзды – одинокие, неподвижные. Тут она осознала эту тишину. Тяжёлое дыхание Стэн прекратилось.

– Нет! – вскрикнула Нэнси и, вскочив на колени, прислушалась к сердцу подруги.

Всё кончено. Воздух становился прохладнее, руки Стэн похолодели. Нэнси взялась за её запястье. Пульса не было.

Нэнси с воплем уронила голову на песок. Теперь она одна, одна в это мёртвой глуши. Подруга, с которой они были вместе столько лет, умерла.

Умерла. В голове не укладывалось. Стэн всегда была такой сильной. Приласкав остывшее лицо, Нэнси закрыла потухшие глаза Стэн.

Ей не хотелось спать, но пустынный холод убаюкал её сам собой.

Она отпила теперь уже холодной и несвежей воды.

Линия горизонта на востоке померкла, будто золотой луч посинел от холода между унылыми тучами.

Тучи! Может, теперь они принесут дождь. На мёртвое тело рядом смотреть не хотелось.

Можно было попытаться добраться до источника.

Но не хотелось оставлять тело Стэн здесь под солнцем, на добычу насекомым и динго… Куском деревяшки Нэнси пыталась вырыть в песке могилу.

Казалось, сама почва сопротивлялась этому.

Встав на четвереньки, девушка начала по-собачьи разгребать песок руками. И вот могилка готова.

Только не хотелось хоронить Стэн прямо в песок, даже не закрыв лица. Обернув тело подруги в простыню, всхлипывая и рыдая, Нэнси уложила его в яму и обломком деревяшки засыпала его песком.

И креста нет, чтобы пометить. Если удастся добраться до Херготт, Стэн можно будет захоронить достойнее. Долго ли до источника? По последним словам Стэн, не так далеко.

Нэнси ушла от печального холмика к жизни, олицетворённой двуколкой. Она крепко привязала шляпку шарфиком и достала флягу, в которой теперь оставалось почти полпинты воды. Хотелось смочить блузку, перед тем как надеть, но каждая капля воды была на учёте.

Солнце, изредка проглядывающее сквозь тучи, теперь скрылось в дымке.

Враг, оглоушивший на пути, смягчился, дождь из тонких неподвижных туч не намечался. Всё вокруг потеряло окраску, казалось серым и неприветливым.

Нэнси еле шла, утопая в песке. Справа она заметила ряд высохших деревьев – одна из примет поймы Фрома, но девушка знала, что воды там нет. Теперь она шла потрясённая, с каждым футом всё тяжелее передвигая ноги. Её губы слиплись, и она остановилась выпить половину оставшейся воды, что становилась тёплой.

Солнце скрылось, воздух, хотя и был удушливым. Но всё же не так, как вчера. Но рисковать, теряя влагу, не стоило, и Нэнси продолжала путь начатый Стэн, переживая оставшееся за двоих.

Девушка знала, что с новой бурей ей самой придёт конец. Воздух окончательно успокоился, скрытое облаками солнце давало возможность идти дальше; на той стороне можно было передохнуть в тени двуколки, пока вода утекла, и она погибла.

Ясно вспомнилось наставление Роберта «не отходить от двуколки». Простирающееся лоно озера Летти вселяло в Нэнси только надежду. Обезвоженная кожа девушки обгорела сквозь шифоновый шарфик, повязанный вокруг лица. Нэнси решила отдохнуть в тени чахлого деревца. Она выпила оставшуюся воду – больше утолять жажду было нечем – и выбросила пустую флягу.

Дальше идти сил не было. Дорога впереди выравнивалась. Путница и сама это чувствовала. Однако ей начало казаться, что путь слишком длинный и пологий. Казалось, чем дальше, тем труднее.

Действительно, подъём был опасным, и теперь она поднималась, кряхтя; песчаная кромка, угадываемая вдали. Отбрасывала живительную тень.

Девушку охватила радость. Прохладная вода уже недалеко. Озеро, как она знала, высохло и обмелело.

Нэнси еле плелась вверх, так же и еле поторапливаясь – пересохшее горло давало о себе знать. Вот она и в высохшей пойме.

Вода! Зеленоватая сладкая водица!.. Остановившись на холме, Нэнси почувствовала великое наслаждение, до того она представила сама себя высохшей пустынной ящеркой.

Посреди сухости вода время от времени испарялась, чтобы в жару выйти из земли благодатью. Нэнси никак не могла напиться. Вода была ужасной, тёплой и минеральной. Но какая влага!

Если скотина пьёт такую, почему бы и человеку не отведать?.. Нэнси потащилась назад за бурдюком, в котором оставалась лишь провизия. Кусок чёрствого хлеба ещё с Матуринны.

Нэнси смочила его в источнике и сдавила полученную массу пересохшими губами.

И тут её осенило.

Там остался связанный Гораций. Канал с водой остался внизу. Возможно, ему удалось добраться до Херготт Спрингс, может, эта вода помогла ему добраться.

В завершении, зажав плечом колючий кустарник, густой и колючий, и даже не зелёный, но создающий уверенность, что земля не так пустынна.

Глава шестнадцатая

Нэнси спала, и ей снилось море. Живя в пятнадцати милях от него в Аделаиде, она не сознавала его отсутствия. Во сне Нэнси снова почувствовала себя маленькой девочкой, барахтающееся в хрустально-чистом мелководье у прибрежной станции, где миссис Маклин снимала на лето коттедж.

Её напарница, молоденькая англичанка Рэйчел, приехавшая прямо из Ливерпуля, с трудом верила в прогретый солнцем песок и голубую ширь моря под летним облачным небом. Она устроила лежак из вороха высохших водорослей, что валились на берегу, как сидящий на мели бурый кит. Их обработали в широком пруду после отлива.

Нэнси топала ножками, рассыпая хрустальные брызги. Песок под её ногами был гладким, извивающимся причудливыми волнами.

Вода так и манила, и девочка набрала её в рот и проглотила.

– Не пей морскую воду, – вскрикнула Рэйчел, – А то с ума сойдёшь!

Нэнси разревелась. Она ведь уже выпила, значит, может сойти с ума!.. Тогда её отправят в закрытый серыми стенами пансион для душевнобольных…

Проснувшись, Нэнси ещё чувствовала солёный привкус во рту и пережитое за последнюю неделю показалось просто страшным сном. И лишь отсутствие Стэн напоминало об этом.

Казалось, что Стэн вот-вот вернётся. Пошёл уже восьмой день с тех пор, как они выехали из Херготт Спрингс.

Небо умылось в безжалостной безоблачной лазури. От голода Алекс почувствовала слабость, да ещё от минеральной воды её прохватил понос. Девушка не бредила, но её охватили странные видения при полном сознании их реальности.

Сначала Нэнси будто вошла в зеленоватое мелководье той оставшейся далеко прибрежной станции, в расступившиеся после отлива прозрачные волны.

Она спорила со своей матерью о погоде, что они могли пойти в Матуринну к оставшимся…

Миссис Маклин возмущалась, что это неразумно, что это «типичное невежество и просто опасно и глупо».

– Но, мама! Эта женщина могла умереть от агонии!..

– Зато умерла Стэн Честертон.

– Д-да…

Миссис Маклин исчезла. Нэнси пристально рассматривала бледно-голубое, в пустынной дымке небо, и вспоминала, как неоднократно молилась в опасности, непроизвольно повторяя: «Господи! Не дай ей умереть!», сидя на песке рядом с Стэн.

Но Стэн всё-таки умерла, и Нэнси почувствовала, что, наверное, уже никогда не сможет молиться.

Вскоре после того, как она пошла за водой, она почувствовала слабость и головокружение.

Тёплая волна охватила её, но не холодом, а горячей водой, вытекающей из раструба, а ещё долго пришлось идти до источника, пока это была прохладная для купания и питья в одиночестве, да и. на вкус вода была ужасной. Начинало саднить горло.

С рассветом проснулись птицы. Поток зелёных волнистых попугайчиков звенел в воздухе, на все лады верещали малюсенькие австралийские пташки рыжеватых оттенков.

Да уж, будь Нэнси птицей, голодать бы ей не пришлось, вон как они вьются вокруг. Да даже и ящерицей…

И тут снова вспомнились слова Роберта Макдональда: «Если вы не вернётесь через десять дней, я организую поиски».

А десятый день сегодня или завтра? Мелькнувшая мысль вселила надежду. Девушка задремала под кустом и проснулась от крика. Она привстала, подумав, что это опять галлюцинации.

Но это было наяву. В повозке запряжённой двумя верблюдами ехал Роберт, а на верблюде рядом ехал Микки. Шеи верблюдов были увешаны бурдюками.

И вот сладкая влага освежила горло Нэнси, а её голод был утолён сырным сэндвичем. И она уже сбивчиво рассказывала, как отпустили Горация, и что Стэн теперь зарыта в могиле.

– Не оставлять же её здесь, – сказала она, – В этой мёртвой пустыне.

– Нет, нет, – утешал её Роберт, – Сейчас мы уедем, а потом вернёмся с гробом на двуколке Бэйтсов и доставим тело в Херготт Спрингс для достойного захоронения.

Нэнси разрыдалась:

– А что с Горацием? – в последний раз всхлипнув, спросила она.

– Он вчера явился в Херготт Спрингс слегка потрёпанным. Ему бы остаться здесь до того, как обнаружили воду и оставался корм. Я был начеку, так как предполагал сильную песчаную бурю. Но все думали, что вы переждёте на её станции.

– Нет, мы не знали. А Стэн в жару поднялась на холм, чтобы поискать источник… и… и…

Роберт взял девушку за руку и погладил её ладонь:

– Не надо сейчас об этом, милая… – и Нэнси благодарно положила вторую ладонь поверх его сильного рукопожатия.

Милый Роберт! Сильный, надёжный!

Рассматривая его статную выправку, она почувствовала к нему что-то похожее на любовь.

И вот она вернулась в Херготт Спрингс. Страшные события были позади, а впереди ждала больничная рутина.

И Стэн никогда больше не откроет своих глаз, и не устремит к ней свой светлый взгляд. Её взгляд потух, а рот навеки закрыл песок.

В прошлом году лениво копаясь на аделаидском пляже,

Нэнси наблюдала, как густо песок забивался ей под ногти и теперь вспоминая об этом, чувствовала тошноту.

О случившемся сообщили по телефону аделаидской миссии. Нэнси не хотелось видеть кого бы то ни было на месте сестры Честертон, она бы и одна доработала, пока их не сменят.

Ей ответили, что преподобный Джон Флайн, организатор и вдохновитель общины аделаидской миссии отправился северным поездом до Херготт Спрингс и Уднатты, может, и в Алис Спрингс заедет проведать общину. В Уднатте собирались организовывать новую, и всё должно было быть под контролем. Оттуда он мог проехать по железной дороге и на почтовом экипаже до Изгиба Подковы, а потом добрых сто двадцать миль на почтовом верблюде до Алис с больной скотиной.

Узнав, сколько он прошёл, Нэнси затаила надежду, что он найдёт время и для погребальной церемонии Стэн…

Нэнси посмотрела вперёд и заметила незаурядного человека, который реально организовывал медицинскую помощь в необжитых районах, построив первые общины миссии, возглавляемой им с 1912 года.

Пока он ехал поездом, девушка познакомилась со скромным вежливым человеком лет тридцати, волосы которого уже начали слегка редеть, с завитком, будто в насмешку вокруг рта и глаз в его исхудалом лице. Он ей сразу понравился. Но Роберт не вернулся из миссии, Нэнси сама спросила Джона Флайна о погребальной церемонии.

– Конечно, уважаемая! Теперь это единственное. Что я могу сделать для той смелой девушки. Мне поговорить с её родителями в Аделаиде?

– У неё только отец. Я уже написала ему. И по-моему, ему будет неприятно услышать это от Вас.

Потом Нэнси рассказала священнику о проблеме Заиры. Пресвитерианец всё же служил Богу, и пообещал поговорить с Ахмедом Али.

Вернувшись, он рассказал, что её отец согласился на брак Заиры с Рубеном, но по канонам ислама.

– Рубен вырос в миссии. И теперь ему придётся сменить христианскую веру на ислам, – грустно улыбнулся Флайн, – Но, думаю, Господь милостив, и юноша сохранит в душе Христа.

Мужская палата была свободна, и Флайна устроили там.

Он любил беседовать, и после чая поведал Нэнси о своих проектах, о создании «Службы милосердия» в необжитых районах, где не хватает докторов и больниц на помеченных на карте станциях и одиночных поселениях.

Священник планировал общины в стратегических точках Западной Австралии, Северных территориях и Квинсленде таких же, как и в Южной с самого начала.

Организатор подумывал об аэропланах и радиосвязи.

Нэнси смогла уснуть лишь около десяти и уже собиралась ко сну, но, пробыв одну ночь до полуночи, она заметила свет в гостиной.

Джон Флайн сидел за справочником и писал. Он говорил, что редко ложится раньше часа или двух ночи, но это не мешает ему вставать рано утром.

Вечером он облачился в жакет, днём ему мешала в этом лишь местная жара, но на нём были жилет и тёмная рубашка с длинными рукавами; карман жилета был увенчан золотой цепочкой его часов.

Миссис Бэйтс забрала свою малышку и вернулась домой на озеро Летти, чувства Нэнси обострились.

Хорошо ещё, что за больничной работой время идёт быстрее, и пациенты приходили толпами, из-за того, что медсестёр не было больше десяти дней.

Но был лишь малыш с больным горлом да старый путешественник с заражением ступни, поступивший утром на смену ушедшим пациентам.

Когда подъехал катафалк с телом Стэн в гробу, Роберт, оставив свою двуколку на улице, пришёл к Нэнси.

– Похоронить можно прямо сейчас, – сказал он, – Учитывая обстоятельства… Я уже дал распоряжения двум могильщикам на кладбище.

Нэнси еле держалась на ногах от слабости. Роберт Макдональд приобнял её:

– Держись, подруга… Хорошо что удалось уберечь её тело от динго. Они порой роются в зыбких могилах…

– Я… не знала…

– По-моему, пора… я произведу прощальный салют, но…

– Замечательно, Роберт. Здесь по делам миссии в необжитых районах преподобный Джон Флайн, служитель пресвитерианской церкви. Он согласился совершить церемонию.

Роберт переменился. Он решал всё разом: и судебную экспертизу, и регистрацию рождений и смертей, и захоронения умерших, проверял склады, регулировал выполнение закона, помогал аборигенам…

Пожав друг другу руки, они со священником уселись за чай, поданный Нэнси.

Сама же Нэнси ушла в посёлок собирать людей на похороны.

Она обошла всех, кроме Волта Кромби, уехавшего за почтой, начальника почты и начальника станции, встречавших в это время поезд.

Перед свежевырытой в этой жёсткой земле могилой собралась небольшая толпа людей в чёрных шляпах, защищающих также от солнца.

Джон Флайн коротко и отчётливо говорил о погребении.

– Это – первая потеря в нашем рискованном начинании, – говорил он, – Тяжёлая утрата… Но без помощи сестры Честертон и её коллег умерло бы гораздо больше людей.

Священник прочёл ритуальную молитву и при словах: «Пепел к пеплу, прах к праху», Нэнси вспомнила, что зарыла тело Стэн именно в прах, в песок…

Но Джон Флайн предварил погребение чудесной цитатой из Книги пророка Исайи: «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветёт как нарцисс […] укрепите ослабевшие руки и утвердите колени дрожащие; скажите робким душею: будьте тверды, не бойтесь… […] Тогда хромой вскочит как олень, и язык немого будет петь; ибо пробьются воды в пустыне, и в степи – потоки. И превратится призрак вод в озеро, и жаждущая земля – в источники вод; в жилище шакалов, где они покоятся, будет место для тростника и камыша.»

В посёлке не было цветов (а если и были, их погубила бы буря, и Нэнси достала белые маргаритки, высохшие как бумага, некогда украшавшие обеденный стол.

Вместо свежих цветов девушка положила вышитый миссис Джексон платочек с яркими розочками и незабудками, она бросила его на крышку гроба, когда могилу стали закапывать.

После чего отвернулась, скрывая слёзы. Джон Флайн, поддерживая её за локоть, убрал под руку Библию и молитвенник.

Глаза здоровенного Роберта Макдональда увлажнились, и он подошёл к Нэнси, мягко сжав её ладонь.

Говорить было нечего.