Читать книгу: «В сердце Австралии. Роман», страница 2
Глава третья
В июне 1911 года Нэнси и Стэн получили дипломы медицинских сестёр. Вместе с дипломами каждой из них вручили по пурпурному эмалевому знаку Мальтийского креста.
Весь их выпуск сфотографировался вместе, облачившись в свои бледно-голубые униформы с застёжками по краям, но без белых передников и надоевших всем высоких голубых вельветовых шапочек и голубых пелеринок – завершающей детали костюмов.
Нэнси радовалась, что скучное время обучения и стажировки уже позади, но одновременно её охватила и глубокая грусть о том, что она никогда больше не увидит доктора Стемплона, даже в качестве его пациентки. Она слишком хорошо себя чувствовала.
Нэнси была уверена, что никогда никого так больше не полюбит, а чувство сохранит, чтоб посвятить свою жизнь облегчению человеческих страданий, заботам о больных. Её не привлекали ни акушерство, ни педиатрия, хотя Стэн уже оформилась на полугодичную практику в роддом имени королевы Виктории.
Нэнси же хотелось попрактиковать в самых разных районах и условиях.
Застав как-то Стэн в маленьком кафе за лимонадным коктейлем, Нэнси озарилась восторженной идеей. Она уже успела ознакомиться с изложением отчёта главы пресвитерианской церкви Джона Флайна об оправлении миссии на верблюдах.
В отчёте говорилось о плане строительства аделаидской миссии, об открытии первых жилых помещений в необжитых районах Австралии, туда-то и требовались медсёстры. И Алекс решила подать туда заявление.
Стэн закончила практику в роддоме и получила соответствующую аттестацию – можно было поехать вместе.
– Как твои пациенты? – спросила Нэнси, присаживаясь рядом и заказав себе напиток.
– Так себе… Наверное, долго там не задержусь. Да и мой старик…
– Вот и отлично!
– Маклин! Что ты задумала?!. Мне становится не по себе, когда твои глаза так блестят!..
– Но… Но послушай, Честер, есть великолепное место для двух медсестёр с проживанием, на самом севере штата Южная Австралия.
Помнишь, я рассказывала тебе об аделаидской миссии? И она с жаром принялась расписывать всю прелесть необжитых районов, где им придётся практиковать одним, за четыреста миль от докторов.
– Я уже подала заявление. Ты тоже можешь. В этот малонаселённый район требуются две медсестры. И это за Херготт Спрингс, конечная станция железной дороги, что тянется до Уднатты. Будто специально для нас.
Но Стэн язвительно возразила:
– Ты уговариваешь меня покинуть насиженное местечко в крупном городе ради центральной части с её песчаными бурями да ради сопливых детишек аборигенов?!. Ты сошла с ума!
И всё же Нэнси уверяла, что Стэн ещё будет благодарить её.
И через неделю от Стэн пришёл ответ: «Свобода! Объявила своему старому скряге, он, конечно, поворчал, и, по-моему, для виду. Так что в течение месяца я готова уехать.»
Нэнси практиковала в стоматологической клинике, где тоже кое-чему научилась.
Чем выше будет их квалификация, тем скорее их возьмут. В течение трёх недель происходило собеседование с главой пресвитерианской церкви, и он обрисовал им всю страшную картину борьбы с ожидаемыми трудностями:
– В Херготт Спрингс лишь гостиница да магазин. А ешё там есть минеральные источники. Ну и конечно, железнодорожная станция.
Поселковый загон, через который прогоняют скот по пути в Бёрдсвилль. Вот и вся цивилизация. Действительно, гиблое место…
Заметив в глазах Нэнси вспыхнувшую заинтересованность, он пронзительно глянул на неё, нахмурив пепельные брови:
– Надеюсь, для вас это не просто романтическое приключение, – сказал он, – Там тяжёлая и механическая рутина в трудных условиях…
– Не беспокойтесь, это как раз то, что нам нужно!..
– Ого! Ну, что ж, добро! Билеты получите через месяц, но, боюсь, что лишь II класса… Вы назначаетесь на два года, потом вас сменят… Ну, вот, пожалуй, и всё…
Он пожал им руки, и его сдержанное лицо наконец-то озарила улыбка:
– Вы – отчаянные девчонки! Хотел бы я, что бы вы преуспели в качестве медицинских сестёр аделаидской миссии. Работы там и в самом деле много…
На обратном пути Нэнси будто летела по тротуару. Их приняли на работу!
Они отправятся на север по сказочной железной дороге на небольшом паровозе. Это дорогу назвали афганской в честь тех афганских караванов, что везли первопроходцев – строителей этой железной дороги – дополнительной ветки огромной железнодорожной австралийской магистрали Оверланд Телеграф, протянувшейся с севера страны до города Дарвин.
Вот и они отправятся вслед за первооткрывателями, увлечённые северным простором громадных голубых сияющих озёр, которые, пересыхая, превращаются в глиняные котлы, наполненные солью.
Нэнси не терпелось оглушить этой новостью свою маменьку.
– Ты уезжаешь так далеко, на север?!. В буш?.. – расплакалась Августина, услышав о назначении Агнессы,
– Молодая девушка, одна, без соответствующего сопровождения!..
– Не одна, маменька. Моя подруга Черстертон тоже едет.
– Ну, две молодые девушки, и что?!. Даже представить себе не могу ничего подобного!
– Маменька! Мне двадцать два года. Я – медицинская сестра. И больше не дитя.
– Нет, и тебе следовало бы подумать о замужестве, – не унималась миссис Маклин, – Тебя скоро сочтут старой девой!.. Мы с отцом давно мечтаем о внуках, а ты!..
– Я не намерена выходить замуж, пока не увижу заповедный уголок Австралии и не попробую себя в качестве медсестры там, где я нужнее. Было бы глупо, выйти замуж, зря проучившись три года.
– Я всего этого не вынесу! – И всё же у нас разные взгляды на жизнь, не так ли?
– Ох, Агнесса, ты невозможна! – в отчаяньи мать перевела своё негодование на кофточку из тафты.
Сидя в своей спальне, окна которой выходили на восточную часть пригорода, плотно укрытую грядой австралийских холмов, известных, как подножие, но возвышающихся меньше, чем в самом городе.
Нэнси достала из ящика свою «заслуженную» медаль.
У девушки не было серебряной цепочки, на которой её можно было носить, да и не ловко было. Куда её деть? Выбрасывать всё же не хотелось.
Нэнси взглянула в окно на пологие склоны, ещё зелёные благодаря последним зимним дождям, на овец, пасущихся небольшими стадами близ крохотных террас и разбредшихся вокруг холмов. Снова взглянув на «памятку» от мистера
Хаккета, девушка бережно завернула её и спрятала в карман юбки:
– Маменька, я пойду пройдусь! – крикнула она.
– Далеко? Может зайдёшь в магазин на углу за…
– Нет. Только прогуляюсь. Слишком уж хорош полдень.
Их улица упиралась в пустые, никем не занятые лужайки. Подойдя к склонам, Нэнси бодро зашагала вдоль них, ориентируясь на соседний холм. Чтобы мелкий сор не прилипал к её длинной добротной габардиновой юбке, она приподняла подол, оголив лодыжки.
Нэнси не хотелось оглядываться, однако ж краем глаза она замечала гладкие равнины пригорода. Хотелось забраться повыше и осмотреться.
Внезапно поднялся сильный ветер, вырывая из-под ног гладкую траву. Нэнси поднималась по одному из склонов Осмондского холма и теперь до вершины оставалось примерно восемьсот футов.
Кое-где из серых скал торчали поросшие лишайником и травой каменные глыбы. Тяжёлое высохшее пастбище уплывало из-под ног. Нэнси отвернулась от ветра и перевела дыхание.
Скрытые холмами аделаидские равнины простирались теперь перед ней вплоть до синеющей на западе линии залива, задымлённой портовыми трубами. Некоторые из представших взору крыш домов обнажали свою ветхость.
Однако стоило преодолеть ещё милю.
С запада солнце закрывали тучи, но один луч всё же пробился сквозь них, окрасив траву в изумрудный цвет.
С суеверным страхом Нэнси взглянула на этот снизошедший луч. Здесь она и решила дать клятву Господу о посвящении своей жизни человеческим страданиям. Девушка принялась взбираться по серым камням и глине навстречу ветру, сокрушая и сваливая всё на своём пути.
Вынув медаль из кармана, Нэнси выкопала для неё ямку, устроив над ней шотландскую пирамидку, вроде памятника.
Преклонив колени на вырванный дёрн и воздев руки к небу, Нэнси произнесла клятву:
– Господи! – молила она, – Научи меня самопожертвованию, смирению и подари мне исцеляющую силу. Обещаю, где бы я ни была, я буду молиться… Аминь.
И, будто в ответ, в небе сверкнула молния, озарив свежий холмик, и сверкнул гром.
Но поблекнувший золотой луч переместился в другую часть неба, образовав среди туч крохотное голубое озерцо. Едва порывы ветра начали стихать,
Нэнси прислушалась к меланхолическому «бе-э-э» идущей по склону овечки. С волнением сбегая с холма вниз, девушка ускорила шаг. Раскинув руки, будто в полёте, в духовном порыве она узрела весь залитый солнцем путь и смело съехала вниз. У деревца внизу она перевела дыхание и отряхнулась.
Тут она обнаружила, что порвала один из хлопковых чёрных чулок о куст чертополоха – ничего себе! – хорошо, что незаметно, когда прикроешь юбкой.
Проголодавшись, Нэнси вернулась домой, порозовев от волнения, чувствуя, что подступила к важной миле в своей жизни. Августина Маклин сердито взглянула на дочь:
– Где это ты валялась, Агнесса? У тебя какой-то сор в волосах!.. – и мрачно добавила, – Отец ждёт тебя в библиотеке…
Библиотекой она называла кабинет, в котором майор штудировал счета и долевые расценки на муку.
– Итак, барышня, – галантно встретил он Агнессу, явившуюся к нему переодетой в поплиновую юбку и белую блузу с высоким воротничком, – Х—хм, – откашлялся он, размышляя и растягивая время, – Маменька говорит, что ты собралась на медицинскую практику в дикий район…
– Отец, я…
– Выслушай меня, пожалуйста… Дело серьёзное… Я-то намеревался вывести тебя в свет, как только откроется бальный сезон, или как маменька сочтёт необходимым…
– А как быть с тем, что мне необходимо?.. я выросла, и сама могу решать это. Отец, я уже сталкивалась с реальностью, с жизнью и смертью, с людьми «социально незащищёнными», и мне бы хотелось…
– Но Агнесса, матери всё это не по нутру. И я боюсь за её здоровье…
– О матери не беспокойся. Она вынослива. А я – в неё. Как нас не ломай, не гни – всё равно не сломимся. Нэнси знала, что отца не беспокоили никакие расходы на балы, ради счастья супруги.
– Понимаешь, отец, эта медицинская практика, как ты её называешь, и есть моя жизнь, и я хочу её прожить.
– Надеюсь ни в каком-то далёком северном посёлке. Кажется, придётся поскучать по нашей дочке, – и он взглянул так жалобно, что Нэнси подскочила к нему с поцелуем, – Ну, что ж, по крайней мере, это в Южной Австралии!
«Да, то ли ещё будет!» – подумала Нэнси. Рыжий центр, пустыня Никогда, которую они пересекут, вдаль за таинственную голубую гладь северных просторов, откуда летом приходит обжигающий воздух, окутанный пыльным рыжим туманом бесконечной тверди.
Нэнси дождаться не могла, когда увидит всё сама.
Глава четвёртая
Небольшой поезд следовал к северу по бесплодной степи. По краям путей пробивалась трава, редко поливая грозовыми дождями и потому прибитая книзу. Бесконечно мелькали белые вершины гор.
Соседка девушек по купе сошла со своей койки и, потирая глаза, заглянула в окно, растормошила волосы и застыла в изумлении:
– Боже! Вы только взгляните! Разве можно представить подобное?! – обратилась она к ним.
– Вот это простор, правда? – поддержала беседу Нэнси.
– Это чёртова пустыня никак не кончается!.. Скорей бы уж проехать!
– Боюсь, не получится. Разве тебя не предупреждали в аделаидском агентстве?
– Что-то вроде говорили. Обычная работа кухарки в гостинце, в ничем не привлекательном месте. Где-то на севере. Херготт Спрингс. Звучит неплохо. По крайней мере, раз источники, значит – оазис. Хотя о жаре тоже говорили. Нэнси и Стэн переглянулись:
– А тебя не предупреждали, что источники горячие? – спросила Стэн.
– Что?
– Это артезианская скважина, и вода в ней горячая, потому что кипит. Её нельзя пить.
– А вокруг посёлка – горная степь и бескрайние пески, – добавила Нэнси, – Может, и найдётся пара деревьев, да и то вряд ли. Разве что, вековые пальмы, но, знаешь, они так же редки здесь, как и оазисы.
– Боже! Что же мне делать?
На станцию Херготт Спрингс они прибыли поздним утром через двое суток.
Рыжеволосая кухарка пришла в ужас, взглянув в окно. Она молча созерцала тучу пыли.
Прибывших вышел встречать радушный плотный человек, хотя и с морщинистым (в редкие минуты радости) лицом:
– Вы – новые медсёстры? – спросил он, – Мне доложили, что вы прибудете нынешним поездом. И пригнал для вас двуколку. Я – местный констебль, Роберт Макдональд, – и он приветствовал обеих медсестёр крепким рукопожатием. – Это ваши вещи?
Девушки подтвердили, а их соседка-кухарка, сидевшая поодаль, рассматривала группу аборигенов, встречавших поезд.
– Ах, да, они ожидали поезд с другой стороны, сейчас подойдут сюда, – кивнул ей Роберт Макдональд.
Констебль вёз медсестёр вдоль того, что здесь считалось главной и единственной улицей, пыльно и столь широкой, что всю её загородили два домашних козла.
Они подъехали к двухэтажному с балконами по кругу зданию гостиницы, коло которой стояли четыре верблюда, запряжённые в двуколку, и, сомлев, дремала посиневшая от пыли собака.
Двуколку полисмена вели два обученных верблюда.
Нэнси и Стэн с сомнением посматривали на этих гигантских творений природы, сосредоточенно жующих жвачку и свысока посматривавших на седоков. Один их верблюдов пронзительно вскрикнул, обнажив большие жёлтые зубы. Нэнси испугалась.
– Не бойтесь, – смеясь, успокоил её констебль Макдональд, – Я привык ездить на верблюдах и неплохо лажу с ними.
Да и сам констебль был громадного роста. «Примерно шесть футов и два дюйма, – смекнула в уме Нэнси, – Дюжину глыб одной левой сдвинет!»
Силу его воли можно было угадать по тёмным бровям, соединяющимся на лбу.
– Время от времени я даю верблюдам приманку, – пояснил он, – Но много им вредно.
– А они точно не кусаются?
– Обычно, нет. Но лучше подходить к верблюду, спрятав руки за спину, а ещё лучше, позволить «поцеловать» себя в щёчку или хотя бы пофыркать в ухо.
Тут один из верблюдов, стоящих рядом, повернулся к Нэнси, разинул рот, обнажив жёлтые зубы и издал жалобный звук.
– Нет уж, спасибо, – заторопилась от него Нэнси.
Роберт Макдональд почтительно подал руку. Его сразили васильковые глаза девушки и её мягкие каштановые локоны, кокетливо выглядывавшие из-под её широкого капюшона.
К сожалению её серое дорожное платье слегка помялось в дороге.
Стэн же всегда одевалась скромно, а её серые глазки, прикрытые светлыми ресницами, и здоровый румянец на щеках излучали стойкое равнодушие ко всем новым лицам.
Нэнси же на фоне здешних грубоватых мест выглядела стройней и свежее. Да и белых женщин здесь было немного – худощавая крепкая жена почтальона, с прямыми как солома волосами да семидесятилетняя хозяйка магазина миссис Томпсон, на которую не стоило любоваться днём.
Нэнси и Стэн огляделись.
Тут и там вокруг дома вопреки нехватке воды пытался расти чахлый кустарник да дикорастущие деревья с запылёнными кронами слабо затеняли постройку от палящего солнца.
– Чем-то напоминает сад! – прокомментировала Стэн.
Но выглядел он всё же диковато. Большая часть окон в домах выходила прямо на железною дорогу, ничем не загороженную – всё обглодали козы. Констебль объяснил, что артезианская вода, поступающая в посёлок из источников, в полумиле отсюда, для питья не годится – её используют для полива.
– Здесь она не такая горячая, не то что в самой впадине, но для полива огорода лучше брать воду из бака. Если сможете, – добавил он.
Макдональд остановил верблюдов напротив здания общины.
Это было старинное сооружение из местных пород дерева, перестроенное специально для медсестёр.
В нём было две больничные палаты, спальня для медсестёр, аптека и большая кухня.
Крышу, похоже недавно покрыли железом – она так блестела на солнце, что было больно смотреть, центральный фасад открывала веранда, защищённая сеткой от мошкары.
– У – ду! – скомандовал Макдональд верблюдам, – Вершигора, Великан! Стойте! – и когда те остановились, помог девушкам сойти на землю, – Верблюдам пора отдохнуть – всю ночь работали, – кивнул он в сторону животных, а те, невозмутимо глядя на него продолжали жевать. – Сейчас перенесу ваши вещи и затоплю камин в кухне, – бросил Роберт и в мгновение ока подхватил и огромный чемодан, и корзину.
Нэнси и Стэн молча оглядывались.
Ни травки, ни кустика вокруг – лишь бумажные обрывки на рыжем запылённом заборе. Издали виднелась полоса дороги, а за ней – рельсы железнодорожной станции. Здесь они будут жить.
Первой пришла в себя Стэн. Обнаружив погреб, полный снеди: жареное мясо, козье молоко, яйца, хлеб домашней выпечки – всё это местные жители заготовили для новых медсестёр.
На кухне помещались л; дники, в которых можно было и воду охлаждать. А один из них Стэн приспособила для вентиляции, пристроив между ячейками л; дника поднос с водой так, чтобы испаряющаяся влага охлаждала воздух.
Кухонный шкаф был также забит до отказа – в нём были: чай, кофе, сахар, мука. И ящик с дровами был полон. К своему сожалению, Роберт Макдональд не смог остаться с ним на чай.
И они прошли в свою комнату и уселись на подготовленные для них мягкие кресла с маленькими цветастыми подушечками. За всё это они торжественно выпили по чашке чая с козьим молоком.
– За нас! – подняла чашку Стэн
– За нас! – ответила Нэнси.
Несколько дней подряд местные жители стекались «поприветствовать» новых медсестёр. Жена почтальона, миссис Симпсон принесла им к полднику свежеиспечённый шоколадный торт.
Хозяин гостиницы преподнёс им корзину бутылок с лимонадом. Остальные то и дело приглашали их на чай и не нарадовались, что именно здесь теперь есть медсёстры – больше не надо ездить за двести миль в Порт Августу.
Нэнси и Стэн распределили между собой обязанности – первые две недели Нэнси дежурила по больнице, а Стэн – по кухне, после чего обе менялись дежурствами. Так было удобней.
Первым несчастным случаем в их практике была сильно прокушенная верблюдом рука. Пострадал подручный дровосека, Роб, с которым тот вместе уходил в глубь зарослей местной акации, так как ближний пролесок был начисто обглодан козами и вырублен. Здесь и за десять миль вокруг шныряли лишь козы да верблюды. И не было ничего кроме песка, пыли и птичьего помёта.
Верблюжьи поводья, продававшиеся в местных магазинах, быстро приходили в негодность, и бывалые погонщики использовали поводья своих предков, а младшие отправлялись за ними в посёлки покрупнее и крупные южные города. Страшно повреждённая рука парня начала гноиться. Стэн промыла и обработала рану, наложила компресс из свежего хлеба, что привозили в поезде с пометкой «яд».
– Только не трогай хлеба из нашего пайка! – предупредила Нэнси, – Не забывай, что этот на неделю!
– По-моему, в забегаловке можно одолжить. Уж у кухарки-то, точно, – и Стэн ловко отжала промытый в воде компресс, так что даже хлеб в нём стал сухим.
Теперь она успокаивала этого испуганного худенького загорелого паренька (впрочем, сложно было понять, был ли он загорелым, или родился с цветом кожи метиса – спросить об этом она сочла неловким):
– Как совсем остынет, так и наложу компресс, чтобы не обжечь. Но может быть горячо. Скажи, если что. Тот вздрогнул, но храбро вытерпел всю перевязку с наложением промасленных тряпок и мягких бинтов.
Бэн – так звали дровосека – ждал парня в двуколке, запряжённой четырьмя верблюдами.
– Рой может оставаться дома, – предупредила Стэн Бэна, – Но пусть каждый день приходит на перевязку. Больная рука должна оставаться без движения. Хорошо, что она левая. Я подвязала её ремнём.
– Глупый телёнок! Ведь говорил же: «Не давай руки – не лошадь!..» – верблюд не понял, испугался и…
– Наверное, на месте верблюда я бы тоже испугалась, – пошутила Стэн.
Роб смущённо улыбнулся её и поблагодарил, как мог. Оказалось, что у него нет никого в Херготт Спрингс, но он устроился в гостинице. На север он прибыл в поисках приключений и заработка. Но скопить денег так и не удалось – все ушли на гостиницу. Но кормили там хорошо.
– А кухарка неплохо устроилась, правда? – заключила Нэнси, услышав всё это в пересказе Стэн, – кто бы мог подумать? Надо будет зайти к ней в воскресенье.
– Да. Могу поспорить, жаркое там будет даже в жару. И пудинг с пылу, с жару.
Так как пациентов больше не было, можно было сменить рабочую одежду на выходную.
Нэнси, переоделась в светлое муслиновое платье, а Стэн – в шёлковую юбку и белую гофрированную блузку.
Добираясь до гостиницы, девушки изрядно вспотели и запылились – такой старой была трасса Оверланд Телеграф.
– Два жарких из баранины с овощами! – покрикивала мулатка в кухонное окошко.
Удерживая подносы в обеих руках, она толкнула бедром шатающуюся дверь.
Официантка поставила на стол перед сёстрами две запотевшие тарелки с мясом и поджаренной отварной картошкой с подливой.
– Интересно, откуда эта баранина, и как её хранили всю неделю? – засомневалась Нэнси,
– Вроде, овец здесь нет, – но едва попробовав мясо, Стэн озарилась догадкой, – Это – жареная козлятина, но похоже на слегка провяленную баранину!
– Десерт будете? – спросила официантка с другого конца зала.
– Ах, да, пожалуй!
– Обе?
– Да.
– Два пудинга! – крикнула она уже в окошко и вскоре вернулась с двумя белыми чашками, наполненными золотистым пудингом с кремом.
– Что я говорила! – победно заключила Стэн – Даже самые обычные блюда английской кухни никогда не бывают ниже средней температуры!
– А в кухне-то поди какая жара рядом с печкой! После ужина они встретились с кухаркой, находя теперь её работу не такой уж и лёгкой.
В столовой было полно народу, в том числе их новый знакомый Роб, и констебль (без жены, значит, холост!) Джек с улыбкой кивнул им, когда они входили, и теперь подошёл к их столику:
– Ничего, если я выпью с вами чаю? Не часто доводится в обществе дам.
– Да, пожалуйста!
– Какие проблемы?!
Он скинул свою широкополую шляпу рядом со стулом и сел. Чай завершил обед, как ночь завершает день.
В ожидании чая они разговорились. Разговор был пустячным. Смуглое, добродушное лицо констебля не располагало к сплетням.
Стэн лишь поинтересовалась:
– В посёлке мы почти не видели аборигенов, зато их было полно на железнодорожной станции, когда мы прибыли.
– Чёрные живут за железной дорогой. Такой порядок завели афганцы.
– Афганцы?
– Да. Путешественники на верблюдах. Среди них были исследователи вроде Маккинли и Ларри Веллса, были и торговцы и потомки торговцев, некоторые и сейчас владеют магазинчиками вдоль Стрзелецкой трассы до Иннамики.
– Мы не видели ни тех, ни других.
– Если пожелаете, я познакомлю вас с Ахмедом Али. Он, конечно, мусульманин, и у них пятница вроде воскресенья. Но в целом народ законопослушный. Проблем с ними никаких.
– А что аборигены?
– Занимаются скотоводством. Временами пьянствуют. Порой агрессивны и способны на убийство. Если белый принесёт в одиночный лагерь ром, то могут убить собрата в пьяной схватке. Сам раскрывал подобные преступления.
– А как далеко Вы совершаете обход? – поинтересовалась Нэнси.
– С юга от Флайнерс Роджерс до севера Диамантины, перегороженной в восточной части.
Мой участок занимает около четырёх тысяч квадратных миль, – и он засмеялся, обнажив ряд зубов, – Каждые два месяца со мной служат местные.
– С той станции, откуда мы приехали на верблюдах?
– Да. Здесь хорошо путешествовать и кататься на верблюдах. Верблюды неприхотливы – пройдут и в буше, и между деревьями, везде, где лошадь умерла бы с голоду, особенно в то время, когда растёт трава кенгуру.
Он ещё долго развлекал девушек рассказами о своих наблюдениях, о погибших в пустыне, которых, к сожалению, не всегда удавалось разыскать.
– Вам, как медсёстрам, это должно быть интересно, – прибавил он, серьёзно нахмурив брови, – От погибшего в пустыне уже через несколько недель остаются чистый высохший скелет с редкими кусками мяса. Жуткое зрелище!
– Могу представить! – и, взглянув на Стэн, Нэнси, отодвинула тарелку с пудингом, – Но надеюсь, Вы избавите нас от этих мерзких подробностей, особенно если учесть, что мы съели сухую козлятину!
– Чёрт меня подери! Прошу прощения, леди! Я забылся. Эта тема не для послеобеденного разговора.
– Всё в порядке, констебль. Вы открыли нам много нового, – успокоила его Стэн, – Мы убедились, насколько опасна эта местность.
– И всё же гостеприимна. За что и люблю ей. Когда подрубаешь деревья на холмах, невозможно не остановиться, чтобы узреть, какой широкий горизонт открывается в пустыне – уезжать не хочется! Разве что в Иннамикку, до невысыхающего русла Купера.
– А мы ещё ничего не видели. Только из окна поезда…
– И источников?!. Я свожу вас туда после полудня, когда будет чуть прохладней.
«А без формы он интересней, – подумала Стэн, разглядывая его обнажённые из-под закатанных рукавов рубашки цвета хаки загорелые руки. А когда тот улыбался, его серо-зелёные глаза тонули во множестве морщинок,… Уже не молод. За тридцать или около сорока. Трудно сказать – здесь кожа стареет рано.»
– Ну, что, идём?
Они встали из-за стола и направились к выходу, но Нэнси, вернулась за его шляпой:
– Прошу прощения, – старалась не засмеяться она, но лукавые голубые глаза выдавали её, – А как же Ваша большая шляпа?
– Не беспокойтесь, – галантно отозвался Макдональд – Теперь она мне вдвое дороже, – и он полушутливо нахлобучил её.
Широкая пыльная улица жила своей жизнью.
По одной стороне передвигались лошади, по другой – располагалась железная дорога, будто танцуя танец аборигенов вилли-вилли, и каждый плыл в своём направлении по пыльной мостовой под ослепительно голубым небом.
Отсюда отдалённые горные вершины выглядели особенно красиво, омываемые небесной лазурью, как морской водой.
Казалось, скала разделилась на трое и превратилась за горизонтом в три высокие башни, меняющие форму.
– Мираж, – пояснил констебль, – Первым исследователям казалось, что озёра Торренс и Фром полны воды, и потому их нанесли на карту голубым цветом.
Макдональд позвал девушек дальше и повёл к источникам. Вода из них скапливалась в небольшие лунки, образуя год за годом тёмные наросты вокруг.
Здесь с помощью ветряных мельниц вода подавалась в посёлок скотоводам и путешественникам.
Стэн забралась на круглый выступ лунки и зачерпнула горсть прозрачной зеленоватой воды.
– Вполне приятно, если забыть о грязи вокруг сооружения, – выпитая вода показалась вкусной, – Ничего, если не принюхиваться!
– Ну, в этом Вы заблуждаетесь. Скоро сами обнаружите.
– Она же не ядовита, раз годится для скота?!.
– Н-нет. До поры, до времени.
– Ой! Констебль подал ей руку, но Стэн спрыгнула сама.
Итак они пересекли равнину и вышли на главную улицу, когда небо на западе уже озарилось румянцем. Этот закат был похож на морской – линия горизонта затерялась в ярких красках, а горы вдали приняли очертания кораблей.
Однако к юго-западу от Виллоран Рэндж открывался другой вид – лучи заходящего солнца окрасили местность в ярко-розовый и алый цвета.
На востоке уже взошёл золотой диск луны. Солнце уже постепенно зашло, и небо из розового и золотистого приобрело чистый холодный зеленоватый оттенок.
И, наконец, тьма накрыла посёлок своим вечным как мир плащом.
– Я никогда не видела такой луны! – восхитилась Нэнси, – Такая полная, чистая и золотая! Вот бы подлететь и коснуться её!
– Да, все по достоинству оценивают здешнее полнолуние. А в холодные ночи луна приобретает даже рыжевато-песчаный оттенок. Но подождите, ещё чуть-чуть стемнеет, и Вам откроется такое звёздное небо, какого Вы не видели нигде и никогда! Один Млечный путь чего стоит!
– Взамен прочих неудобств, да?.. Должно быть тяжеловато из-за жары, пыли, уединения?..
– Мне по душе уединение! – усмехнулся Роберт Макдональд.
