Читать книгу: «Восемнадцатый», страница 8
Глава 7
* * *
Система Вудвейл, 2550-06-16 19:38
― Экипаж астероида, экипаж астероида, прием! Вы вошли в зону таможенного контроля системы Вудвейл. Немедленно снизьте скорость и приготовьтесь к стыковке для досмотра!
Веселый голос Расти, искаженный слабым динамиком, звучал совсем рядом, и Вернон решил, что это продолжение сна, однако ответ разбудил его эффективнее ушата холодной воды или удара током:
– Говорит хозяйка Медной Горы. Астероид к стыковке готов.
Малиника произнесла эти слова спокойно и серьезно, с практически незаметным намеком на улыбку…
Сколько до нее?! Сантиметров двадцать?!..
Первое, что увидел Ямакава, открыв глаза, был приближающийся сдвоенный катер на фоне звездного неба. Второе ― едва заметное отражение в сэндвич-гласе. Композиция заслуживала быть запечатленной в масле: темноволосый гигант сидит, облокотившись на переборку, на его левом плече (нещадно затекшем) спит второй великан, почти точно такой же, но кудрявый и белобрысый, а на коленях у первого… Вязиницына подняла голову от планшета, встретилась взглядом с отражением Ямакавы и улыбнулась. Шмидта он слышал из ее гарнитуры.
На секунду вейверу показалось, что его сердце пропустило удар. Он медленно опустил взгляд на русую макушку и понял, что от запаха ее волос и близости ее тела у него темнеет в глазах. В поле зрения попал набросок в планшете. Да, она рисовала с отражения, только на экране Вернон еще спал. Девушка перевернула электронное перо, стерла закрытые глаза и нарисовала открытые. Желтые. Единственное цветное пятно на черно-белом скетче.
Запрокинула голову.
Так близко, что она, должно быть, чувствует его дыхание на своем лбу. Взгляд всё так же благожелательно непрозрачен. “Неужели я слеп так же, как Арчи в отношении Деборы?”
Вязиницына встала, чтобы пересесть за пульт. Завозился Сильвергейм.
– Черт, ты мне руку отлежал так, что придется ампутировать! Сколько ты на мне спал?
– Всего-то шесть часов!
Ямакава попытался подняться и понял, что затекло не только плечо: всё это время он сидел на своей левой ноге, и, похоже, немногим меньше на его коленях сидела Малиника.
– Агрх! Я вам что, тахта?!
– Извини, ― на секунду обернувшись, лучезарно улыбнулась Вязиницына. ― Вы так уютно расположились, что не присоединится было невозможно.
* * *
Система Вудвейл, 2550-06-29 24:52
Гигантский синий шар Вудвейла, перечеркнутый линией терминатора, медленно проворачивался под станцией. По расписанию была глубокая ночь, но Семенов не спал. Угрюмо прихлебывая мутное нечто, сделанное из последних крошек какао-порошка, он наблюдал, как над дугой горизонта величественно поднимались две из теперь уже четырех лун планеты.
Сзади подошел Арбогаст, еще один полуночник с дымящейся кружкой. Вряд ли кипяток в ней имел хоть какой-то цвет или аромат, если, конечно, не полетела система водоочистки (или главный инженер не решил вернуться к кофе, что выглядело еще менее вероятным). “Скорее всего, примерно сейчас мы должны были снимать первый урожай для травяного чая…” Владимир перевел взгляд на свою кружку. Вряд ли такие излишества, как ромашка или тимьян, вообще были посажены. “Мы продолжаем следовать ритуалам, сохраняя видимость благополучия, но что нам это дает?..”
Этьен минуту смотрел на величавый танец огромных шаров на черном бархате космоса. Отхлебнул из своей кружки. Поморщился, обжегшись.
– На когда запланирован пересчет модели МК? ― спросил он, не поворачивая головы.
– Думали начать послезавтра.
– Наверное, опять придется отложить. Айдын говорит, что ему не хватает текущей точности, из-за того что ретрансляторы пришлось вынести из плоскости эклиптики.
– Ладно. Ретрансляторы важнее.
– Угу.
Этьен подходил с подобными предложениями уже шестой раз, неизменно находя повод отложить самый главный и самый бессмысленный расчет экспедиции Б-32. “Модель колонии нужна для стратегических решений, но пока Ковчег не найден, ни о каком долгосрочном планировании не может идти и речи”. Началась четвертая неделя с момента спуска на планету. Там, внизу, команда Вернона завершила сбор данных и теперь обшаривала наиболее перспективные, судя по градиентам распространения видов, районы в поисках капсул терраформирования. В рационе колонистов появились первые свежие овощи, в основном редис и зеленые листья. Благодаря Медной Горе они завершили подготовку всего оборудования, необходимого для деактивации Ковчега, и начали собирать два новых энергоблока… Арчи организовал экскурсии по орбите, с посещением всех четырех лун и зрелищным рассветом. Аттракцион пользовался спросом. Отто Спаррман привез с базы на поверхности контейнер брикетов со странным желе, и начал его разводить. В живом состоянии серое и даже полупрозрачное, после температурной обработки оно становилось похожим на нечто среднее между мидиями и кальмарами. Отто утверждал, что это колония деградировавших брюхоногих моллюсков, содержал своих питомцев в пластиковых контейнерах, не особо заботясь о каких-то специальных условиях, и кормил их фитоорганикой, в основном хлореллой. Шутил, что если и придется возвращаться, то уже не с пустыми руками: неприхотливый саморазмножающийся белок животного происхождения совершит прорыв в агрономии космических перелетов.
Всё это было невероятно далеко от того изначального плана, к которому они готовились всего два года назад, а между тем угроза Ковчега становилась всё привычнее и эфемернее. “Что мы будем делать, если команда наших вейверов не справится? Хватит ли мне авторитета убедить остальных вернуться в Метрополию? Хватит ли мне силы воли отказаться от нашей общей мечты?” Мир был честен с собой. Нет, не хватит. Снова и снова откладывая пересчет модели колонии, он в уме про себя составлял план оптимизации, который нивелирует потерянное время. А может, он найдет совершенно новый подход… Семенов на несколько раз пересмотрел материалы по гравитационным аномалиям, даже записи Аделаира, самые жуткие, потому что в них фигурировали люди, которых он знал лично, но всё это было похоже на странноватый фильм ужасов с не слишком пугающей картинкой на экране, без нагнетающей музыки и закрученного сюжета. Убедить себя, что это хроника реальных событий, которая теперь может повториться здесь, на Вудвейле, казалось невозможным. Даже присланные биологами неделю назад дополнительные данные по специфике сформировавшейся на планете экосистемы не повлияли на отношение Владимира к ситуации. ”У меня нет твоей паранойи, Вер. Я не боюсь гравитационной аномалии. Умом я понимаю, что у меня нет права на такой риск, но поверить и принять это я не могу”.
Встающее двойное солнце наложилось на отражение Владимира в панорамном окне, и на секунду ему показалось, что он смотрит в желтые глаза своего друга. “Ты же справишься, Вер?”
Семенов зажмурился, прогоняя острое ощущение собственного бессилия.
* * *
Вудвейл, 2550-06-29 07:40
― Что это?
– Твои сегодняшние таблетки.
– Где ровазин?
– Он тебе сегодня не нужен.
– С чего вдруг?! Давай капсулу, док! Мне пора вылетать.
– Ты сегодня никуда не летишь, Якоб. У тебя больничный.
– С чего вдруг?! ― Якоб недовольно дернул уголком рта. ― Кончай дурить, мне работать надо.
– Ямакава за тебя слетает. Мне надо сделать несколько анализов.
– Какого хрена?! ― внезапно взорвался вейвер. ― Он что, хочет всю славу себе заграбастать?! В первую неделю ни разу из своего контейнера выбраться не соизволил, а теперь, когда у нас есть карта градиентов, вылетает всё чаще и чаще!
Доктор Оливо чуть прищурил глаза. На лицо первичные симптомы эмоциональной деградации. Больше этому пациенту ровазин давать нельзя.
Якоб Громов, коротко стриженный под машинку, кареглазый, с широкими, выразительными бровями, которые всегда добавляли его лицу какой-то театральной гротескности. Доброволец. Пилот высшей категории. Тридцатый на Нью-Церере, одиннадцатый сейчас… В день, когда умер Альберт, Якоб находился в камере ускоренной регенерации, и только трое из всей экспедиции знали, что Оливо выпустил его на два с половиной дня позже, чем требовалось. Не было ни приказа, ни просьбы, лишь тяжелый взгляд Джамиля, случайно встреченного в темном коридоре, красноречивее любого ультиматума говорящий, что для здоровья Громова полезнее будет переждать бунт в медотсеке.
Якоб боготворил Альберта. Он полагал, что достижения экспедиции на Аделаире ― едва ли не единоличная заслуга его кумира. Громов совершенно не понимал, почему его герой тратил практически все свое время на общение с выведенными, этими неполноценными, ненастоящими людьми. Больше всего фаната раздражала дружба Альберта с Ямакавой. Это была самая настоящая ревность, и если бы у Громова была возможность принять участие в бунте, на совести Ал-Каласади был бы пятый труп.
– Не дашь? ― прервал затянувшуюся паузу Якоб.
Робин не ответил. Все вейверы знали, что есть ряд вопросов, по которым спорить с врачом бесполезно.
– Ну и хрен с тобой, ― внезапно успокоился Громов. ― Я и без ровазина полечу, ― и бросился наружу, из контейнера, временно служившего медпунктом.
Роб лишь коснулся висящей на правом ухе гарнитуры коммуникатора и на общей частоте произнес всего одно слово.
– Вер.
Ямакава с другими вейверами что-то обсуждал у северо-восточного края взлетно-посадочной площадки, и Громов рванул к самой дальней от них машине, полноценному орбитальному катеру. Вернон бросился наперерез, но даже он бы не успел, если бы не выходящий из жилого модуля Джамиль. Ал-Каласади метнулся к медпункту, поймал что-то мелкое, брошенное в его сторону доктором Оливо, и одним слитным движением снял с плеча и взвел универсальный карабин. Инъекционный снаряд с транквилизатором вошел в шею Якоба сзади, на сантиметр левее позвоночника. Вейвер сделал еще четыре шага, всё более медленных и неуверенных, и упал на руки подоспевшему лидеру планетологов. Тот молча поднял его и аккуратно отнес в лазарет. Переглянулся с Оливо. Кивнул Ал-Каласади. Привычным жестом раздавил капсулу с ровазином о запястье.
* * *
Вудвейл, 2550-06-29 07:47
― Может, отложим вылазку на завтра? ― Ани, наблюдавшая за сценой из окна столовой, обернулась к стоящей справа Вязиницыной.
– Нет, теперь точно надо лететь сегодня. Иначе может быть поздно.
Малиника залпом допила уже остывшую воду, подкрашенную растворенной в ней желтой таблеткой аскорбиновой кислоты.
* * *
Вудвейл, 2550-06-29 09:15
Через полтора часа два гравискутера летели между огромными деревьями. Ближе к базе в лесу преобладали хвойники, но здесь, на пятьсот метров ниже и на шестьдесят километров южнее, их почти полностью сменили широколиственные исполины. Кроны смыкались над головами колонистов, так что сверху, с флаеров и катеров, лес представлялся равномерным пушистым ковром, скрывающим, как оказалось, весьма любопытный ландшафт. С севера на юг почти от самой базы через весь лес тянулись длинные параллельные холмы, словно кто-то провел по земле гигантскими граблями. В более сырых низинах между ними подлесок становился значительно гуще, и маленькому отряду приходилось искать просветы в нем, чтобы перебраться на следующее возвышение. То тут, то там из колючих зарослей поднимались большие округлые валуны, когда-то принесенные сюда ледником. Влажный, ароматный воздух кишел насекомыми, разбивавшимися о ветровые пластины скутеров и шлемы их пилотов. К счастью, кляксы не задерживались на супер-гладком пластике, иначе приходилось бы останавливаться каждые десять минут. Вудвейл оправдывал свое название: лес казался практически бесконечным.
Впереди летел Кевин, уверенно забирая на восток и выводя небольшой отряд на заданные координаты. Несмотря на молчаливое неодобрение Ямакавы, он обшарил уже все окрестности базы в радиусе примерно трехсот километров. На приборной панели его скутера, как и у планетологов, был приклеен прозрачный кругляш с водорослями.
Спустились в низину с необычной прогалиной вдоль дна. Под плоскими днищами машинок во мху заблестела вода: Гейл привел маленький отряд в русло лесного ручья. Абсолютно прозрачную жидкость в устланной изумрудным бархатом ложбине выдавала лишь легкая рябь и тихое, едва слышимое за стрекотом насекомых журчание.
Впереди показалась опушка, нестерпимо яркая после зеленого полумрака под пологом леса, и в следующую минуту скутеры вылетели на широкий луг, густо покрытый ещё не слишком высоким, по пояс, разнотравьем и плавно спускавшийся к небольшой спокойной реке. От леса его отделял крутой глинистый обрыв высотой около полутора метров. Судя по отметинам, это место заливало в половодье до самых деревьев.
Машины плавно затормозили и по широкой дуге вернулись в тень леса.
– Да, это здесь! ― Ани соскочила с пассажирского сиденья позади Малиники, откидывая забрало шлема.
Вязиницына неспешно огляделась, отмечая, как поднялась трава и как много всего расцвело по сравнению с фотографиями, привезенными Ван Уик и Германом в их первую вылазку. Опустила скутер на траву. Слезла. Облизнула пересохшие от ветра губы. Что-то странное было в этом лугу…
– Вот! ― Ани предъявила причину, по которой они прилетели сюда. Пучок граненых зелено-серых побегов с пушистыми супротивными листьями. Главный биолог взяла один, повертела в руках. Улыбнулась.
– Собираем!
Гейл серьезно кивнул и вынул из багажника объемные пластиковые контейнеры. Пока ее товарищи нарезали траву, Вязиницына, прихватив одну из коробок, спустилась к реке. Осмотрела кусты с резными листьями. Удивленно хмыкнула, обнаружив крупные зеленые ягоды, и принялась бережно обрывать листву, следя, чтобы на растениях ее осталось достаточно.
Примерно через полчаса, когда емкость наполнилась, и Малиника собралась возвращаться к сообщникам, она увидела, что вместо работы Ани и Кевин что-то разглядывают в траве под ногами. Ван Уик замахала рукой, подзывая Вязиницыну. Использовать коммуникаторы они опасались, чтобы не быть раскрытыми раньше времени.
Из-под приятно пахнущей прелой листвы, обильно покрывавшей почву, выступал, словно акулий плавник, плоский темно-серый прямоугольный треугольник. Короткий катет ― сантиметров двадцать, длинный ― чуть больше полуметра, толщина ― около сантиметра. Скорее всего, пластина была больше, но остальная часть скрывалась под лесной подстилкой, да и то, что возвышалось над землей, было обмотано прошлогодней травой так плотно, что заметить странную штуковину казалось практически невозможным.
– Я споткнулся об нее, ― сказал Кевин, наклоняясь и разгребая хрупкие сухие побеги. Щелкнул по пластине, звук вышел глухой. Вынул из кармана портативный анализатор, провел по удивительно ровной кромке. ― Композитный пластик.
Прищурился, огляделся, прошел метров пять вдоль леса. Порылся в траве, очищая ещё одну полосу, на этот раз в метр длиной. Ещё раз окинул взглядом практически прямоугольный луг.
– Почти стандартный размер для… ― и сам оборвал свою реплику. Оглянулся на Вязиницыну, осененный догадкой.
У Ани округлились глаза.
– Обсудим это после деактивации Ковчега, ― в голосе Малиники звякнули стальные нотки. “И распространяться об этой находке не стоит”. Вязиницына дождалась кивков от своих спутников, убедившись, что те понимают серьезность ситуации. ― Возвращаемся.
Ани тут же быстрым шагом направилась к скутерам, а Гейл задержался, собираясь с мыслями.
– Как ты думаешь, выдать карт-бланш Ямакаве – правильно? ― наконец спросил он. Щеки главного архитектора, под ярким солнцем Вудвейла успевшие покрыться загаром и редкими веснушками, тут же покраснели от волнения.
– Это взвешенное решение, основанное на данных, Кевин, ― Вязиницына тоже направилась к машинам, помогать грузить контейнеры.
– На каких?! Что, например, оправдывает ровазин? Ты же видела, сегодня утром…
– Далеко не все виды из терраформационного набора процветают на Вудвейле. Из млекопитающих выжили, видимо, только полевки и крысы, и, в отличие от остальных таксонов, они не дивергировали, а оказались зажаты в узких экологических нишах менее сложными животными. Судя по всему, они прошли через несколько бутылочных горлышек, и всё время находились под жестким гнетом стабилизирующего отбора на один единственный признак: новую, чрезвычайно энергозатратную систему репарации ДНК. Быть млекопитающим на этой планете чертовски невыгодно, и единственное объяснение этому пока что – Ковчег.
– Откуда это известно? За периметр базы выходят только планетологи, и собирали они только растения. Даже если бы у них были такие данные, они вряд ли бы их раскрыли.
– Не думаю, что они в курсе, ― весело усмехнулась подключившаяся к разговору Ани. ― Потому что это внутренняя информация команды биологов.
– Как можно прийти к таким выводам, сидя на базе?
– Можно, если за дело берется инспектор по биоразнообразию с Нью-Детройта, ― Малиника кивнула на Ван Уик.
– Это… Верфь космических кораблей? ― припомнил Гейл.
– Да, и строить и поддерживать заводы на планете там всё ещё выгоднее, чем на орбите, поэтому на Нью-Детройте самый толстый слой техносферы среди всех обитаемых миров. Но возить им еду и воздух за космолеты никто не будет. С тех пор как пятьдесят лет назад упавший уровень кислорода загнал всех под купола на три года, экологи стали там влиятельнее всех спецслужб и полиции вместе взятых. Но мероприятия по поддержке окружающей среды вредят прибылям, так что нас на Нью-Детройте никто не любит. Пришлось довольно быстро научиться работать с неполными данными, например, экстраполировать ожидаемое состояние биоты. В первые два дня я собрала достаточно информации, чтобы на основе окрестностей базы можно было проводить более-менее точный анализ.
– Семенов знает?
– Разумеется, ― Вязиницына защелкнула крепления на последнем контейнере.
Кевин вздохнул и, взобравшись на скутер, запустил двигатель. Новые знания не добавляли оптимизма.
* * *
Вудвейл, 2550-06-29 09:34
Перед вылетом вейверы обычно распределяли намеченные на день точки, бросая жребий. В этот раз Вернону снова выпал флайер, но квадрат поисков сегодня был не так далеко от базы: всего семьсот километров на юго-юго-запад.
Это был четвертый день как колонисты приступили непосредственно к поиску капсул терраформирования. Теоретически, вблизи них должен наблюдаться максимум разнообразия и вместе с тем формы, наиболее близкие к исходным. Капсулы высвобождают материал постепенно, а на то, чтобы заселить более отдаленные участки, биоте требуется время, и до туда добираются не все виды. В доставшемся Ямакаве квадрате была обнаружена как раз такая точка, но она несколько выбивалась из общей, более-менее равномерной двойной сетки: здесь виды из второго и третьего слоя показывали высокое разнообразие в одном месте, хотя если смотреть по соседним пикам, они должны быть разнесены на полсотни километров. В итоге эту локацию сочли выбросом, вызванным какими-то особенностями местности, и некоторое время откладывали проверку, начав с более перспективных мест. К сожалению, вместе с разнообразием в комплекте шла пресловутая “пышнота”: эффективность богатых экосистем привела к тому, что отыскать капсулы под толстым слоем биомассы и почвы оказалось не так-то просто, так что в целом результат поисков пока был нулевым.
Конкретно данный квадрат не только зарос невероятно густым лесом, но и был изрезан плоскими скалами, похожими на гребни стегозавров, что также затрудняло разведку. Поэтому, несмотря на близость к базе, сюда планетологи добрались только сегодня.
Вблизи точка выглядела еще менее перспективной, чем на фотографиях. “Хах, в этих дебрях мне точно ничего не светит, зря ты беспокоился, Якоб!”
Спускаясь к верхушкам деревьев, Ямакава заметил пролетающий над ним катер Рика, выходящего на суб-орбитальную траекторию, чтобы быстрее добраться до своего квадрата где-то в приполярье. “Вот кому может повезти!”
Флайер внезапно клюнул носом, чуть не вписавшись в одну из елок, а потом и в узкий скальный выступ, когда Ямакава попытался выровнять полет. Вейвер стиснул зубы, недовольный собой. Утреннее происшествие назойливо вгрызалось в мысли, мешая работать.
После трех часов безуспешных попыток просканировать, что находится под этой мешаниной скал и стволов, или хотя бы найти просвет, где можно было бы безопасно спуститься под деревья, флаер Ямакавы завис в полутора метрах над лесом. Ни мощности аппаратуры, ни летных характеристик машинки не хватало, чтобы осуществлять поиск на этой территории, и, честно говоря, вейвер сомневался, что от катера будет больше пользы. Вернон откинул спинку кресла и закрыл рукой глаза. “Странная локация. Надеюсь, остальным повезет больше, и местная капсула, даже если она сохранилась, нам не пригодится”.
Нажал кнопку связи. Здесь спутники добивали, хоть и с помехами.
– Герман, тут какой-то винегрет из камней и дебрей. Не думаю, что смогу здесь что-то найти.
– Ясно. Тогда можешь долететь до Леры? Он в шестистах километрах от тебя, на дальше на юго-запад, и говорит, что нашел что-то в озере.
– В озере?
– Он говорит, что, похоже, русло реки изменилось, и долину затопило. Божится, что не очень давно, ― в голосе Германа прорезалась усмешка. ― Считает, что надо нырять, чтобы зацепить и вытащить, но для этого кто-то должен остаться на катере.
– Понял.
Получив координаты, Вернон плавно набрал высоту и в последний раз окинул взглядом свой сегодняшний квадрат. Мешанина из пиков и пластин, густо заросшая растительностью, языком выпадала из высокого обрыва на юго-западе. Холм плавно спадал по обеим сторонам от “винегрета”, и за ним продолжался нормальный лес, типичный для этой широты Вудвейла. Ямакава перебрал у себя в голове известные формы рельефа, прикидывая, как такой ландшафт смог сформироваться, но сходу определить не удалось. “Ладно, потом как-нибудь у Джамиля спрошу”.
Внизу под кронами прошмыгнула спина гигантской серой твари, и вейвер поспешил набрать высоту.
* * *
Вудвейл, 2550-06-29 22:06
Вернон стоял в десяти метрах от входа в медпункт, собираясь с мыслями. День выдался хлопотным и длинным, и двойное солнце уже скрылось за горизонтом, на прощанье подсветив надвигавшиеся с запада грозовые тучи. “Похоже, завтра будут здесь”. С найденной капсулой провозились семь часов: до того как ее затопило, вокруг нее рос полноценный лес, в основном из потомков лиственниц. Река смыла толстый слой почвы, сделав капсулу доступной для радаров катера, но она же завалила желанный артефакт стволами, которые за годы, проведенные под водой, стали прочнее стальных балок.
Старица была не очень глубокой, метров пять до дна, а до завала и того меньше, поэтому планетологи решили растащить деревья катером. Поначалу эта тактика даже работала: Лера крепил тросы к стволам, а Ямакава аккуратно выдергивал их с помощью машины. Третий ствол, видимо, не был лиственницей: сломался по обмотанной веревке и рухнул назад. Четвертый вроде подался, но вся остальная груда начала сползать, грозя окончательно засыпать капсулу. В итоге, пока Вернон разогревал пайки, Валерий Эйзенхауэр, возглавлявший на Нью-Церере ремонтную бригаду, взялся за расчеты.
Потом они разгружали катер, переставляли энергоустановку с флаера и переделывали крепежную систему с одного длинного троса на несколько более коротких. В этот раз нырять пришлось Ямакаве, потому что Эйзенхауэру не хватало ловкости долезть сквозь стволы до видневшейся под ними находки. Когда капсулу дернули первый раз, один из тросов отцепился, и компьютер не справился со стабилизацией. Машина почти по крышу ушла в воду. К счастью, многофункциональные исследовательские катера могли использоваться и как подводные лодки.
Нанырявшиеся в ледяной воде (благо хоть погода выдалась жаркая), разобравшие и собравшие назад флаер, и чуть не утопившие катер, вейверы были вознаграждены практически целой и сохранившей герметичность капсулой третьего слоя. На базу они добрались только поздним вечером. Завтра артефакт предстояло отвезти на орбиту, для вскрытия и расшифровки. На планете для этого не хватало ни рук, ни аппаратуры, ни вычислительных ресурсов.
Однако, вся эта чехарда не отменяла необходимости зайти в медпункт и обсудить ситуацию с Громовым. Вдох. Выдох. Отодвинуть створку.
В нос внезапно ударил яркий, насыщенный аромат, настолько неожиданный, что Вернон на секунду замер в дверях. Мята. Доктор Оливо обернулся к своему гостю от откидного столика с двумя парящими кружками, и молча сунул тому квадратик индикатора состояния в пленочном блистере. Ямакава безропотно приклеил это чудо медицинской техники на шею, подождал, когда он нагреется до температуры тела, и только тогда шагнул с порога внутрь. Некоторых своих пациентов Роб никогда не спрашивал о самочувствии, просто клеил датчик. Эмоциональное состояние Ямакавы Робин с первой же встречи полагал диагнозом, и играть в угадайку по внешним проявлениям в его намерения не входило. Вернон покорно принял это правило. Врач взял кружки, протянул одну из них лидеру планетологов.
– Что это? ― внутри – теплая, желто-зеленая прозрачная жидкость.
– Травяной чай. Укрепляет иммунитет, способствует защите от респираторных инфекций.
Ямакава посмотрел на Роба как на психа. Тот стойко выдержал взгляд, будто бы не он лично каждые полгода своими руками вкалывал каждому члену команды комплексную вакцину от двухсот возбудителей ОРЗ.
– Первый урожай. Вязиницына передала.
Вернон снова посмотрел на кружку. Этот запах… Такой вкусный, такой успокаивающий. Ямакаве показалось, что он кожей чувствует, как лимонно-желтый индикатор на его шее зеленеет от затапливающего мозг ощущения безопасности, словно нет где-то за тонкими стенками контейнера гребанного Ковчега, только новый, живой мир, полный чудес и будущих открытий. Тем не менее, где-то на задворках сознания с момента входа в лазарет тихо, но настойчиво звенел тревожный колокольчик: что-то не так.
Вернон отхлебнул теплую жидкость и…
“Не та! В нашей комплектации другая мята!” Внезапное озарение пришпорило мысли, и они понеслись бешенным галопом. “В терраформационной коллекции нет мят вообще!..”
Роб, разглядывающий какие-то графики на своем планшете, удовлетворенно кивнул, словно реакция подтверждала его предположения.
“Люди с Ковчега не только провели терраформирование, они начали колонизацию. Где-то на Вудвейле есть… или, скорее, было поселение людей!.. Стоп.” На это нет ни времени, ни ресурсов. Неимоверным усилием выпихивая из своей головы гудящий рой вопросов, Вернон заставил себя сосредоточиться на текущих проблемах.
– Что с Громовым? ― решение должно быть принято сегодня, но у Ямакавы не хватает данных.
Оливо сделал глоток из своей кружки.
– Ровазин не ведет напрямую к деградации ментальных функций, ― начал он. ― На первых стадиях этот препарат усиливает нейропластичность.
– Ты хочешь сказать, он ускоряет обучение? ― Вернон знал, что если Роб решил выдать блок теории, эта информация критически необходима для правильных выводов, и поэтому не торопил друга.
– Я бы не назвал это обучением, скорее тренировкой. Проходящий по нейронам сигнал фиксируется в связях значительно активнее, чем при нормальном функционировании нервной системы. Ускоряется выработка рефлексов…
– И усиливается зацикленность на назойливых мыслях, ― подхватил Ямакава.
Вейверы помолчали. С момента прибытия на Вудвейл Моррис ввел ненавязчивый еженедельный мониторинг уровня тревожности. И Роб, и Вер знали, что этот показатель для команды планетологов существенно ниже, чем в среднем по экспедиции. Более того, цифры были даже меньше, чем на Хилмиде, во время подготовки. Оливо полагал, что, как ни парадоксально, текущий уровень неопределенности оказался весьма комфортным для бывших разведчиков, ведь они привыкли к значительно более тяжелым стрессам. Объективно измерить навязчивые мысли практически нереально, но степень тревожности ― хороший предиктор. И он безбожно врал на вейверах.
Робин снова отпил ароматного чая. Сегодня он отпустил Громова за час до обеда, вколов ударную дозу успокоительного и снотворного, так что сейчас тот спал в своей комнате.
– Я пытался построить модель, чтобы предсказать, может ли это повториться с кем-то ещё, ― извиняющимся тоном сказал врач, ― но я медик, а не математик.
Пауза. Ровазин, прямо скажем, не самое исследованное вещество, и вряд ли у всей цивилизации было достаточно данных для такой модели.
– Изменения уже необратимы. Не думаю, что Якоб сохранит рассудок, даже если прекратит принимать препарат.
Вернон аккуратно поставил кружку на стол. Сел на кушетку. Обычно требуется около полугода профилактического применения ровазина, чтобы побочные эффекты стали необратимыми, но в крайне редких случаях процесс шел чрезвычайно быстро. Вероятность того, что в команде может оказаться хотя бы один такой человек, была ниже десятой доли процента. Маркеры выявления такой предрасположенности неизвестны по причине нехватки данных. Ямакава и Оливо знали об этом риске с самого начала. “Крайне редко. Один на двадцать тысяч. Вот так работают вероятности.”
Вернон думал.
Робин пил чай, положив перед собой планшет с показателями своего командира. Графики медленно ползли влево, не демонстрируя никаких изменений. Ямакава пришел подготовленным к любым исходным данным.
– У тебя есть рутинный тест на степень выраженности побочек?
– Да, но он требует полчаса времени пациента. Это примерно раз в четыре дня перед вылетом.
– И бери кровь на прямое действие ровазина.
Пауза.
– Громов пусть работает. Пока может.
Знание о том, что с ним произошло, вряд ли принесет парню пользу. Да и маловероятно, что он в это поверит.
Роб кивнул.
Ямакава залпом допил остывший чай, стараясь сосредоточиться на остром, словно обжигающем свежестью вкусе. Не думать о том, что из-за его решения человек, за которого он отвечает, сойдет с ума. Не думать о том, что тесты, возможно, обнаружат, что Якоб такой не один. Не думать, что у него, Ямакавы, нет достаточных доказательств необходимости ровазина. Что так или иначе этот препарат меняет каждого в его команде самым непредсказуемым образом. Что ровазин меняет прямо сейчас его самого… И что мята для этого чая посажена сотню лет назад выжившим экипажем Ковчега, который чертов Нарроу так и не нашел… А Вязиницына с Гейлом несанкционированно покидали базу!
Доктор Оливо задумчиво покивал своим мыслям, глядя на ушедшие в пике графики, и вынул из нагрудного кармана заранее заготовленную таблетку.
