Читать книгу: «Актуальные проблемы государственной политики», страница 14

Дж. Грей. Поминки по Просвещению

В ХIХ в. в идеологию вошла биологическая модель, представляющая человека как зверя, ведущего борьбу за существование. Получив сильный начальный импульс из идеологии (от Мальтуса), эволюционное учение Дарвина вернулось в нее в виде социал-дарвинизма. Идеологи рыночной экономики (Г. Спенсер и др.) черпали из дарвинизма аргументы в обоснование буржуазного естественного права, предполагающего вытеснение и гибель слабых, неспособных или отстающих в своей эволюции. «Бедность бездарных, – пишет Спенсер, – несчастья, обрушивающиеся на неблагоразумных, голод, изнуряющий бездельников, и то, что сильные оттесняют слабых, оставляя многих “на мели и в нищете”, – все это воля мудрого и всеблагого провидения». То есть социальное расслоение – «естественный» порядок, освященный наукой.

Из истории политической науки

Томас Мальтус (1776—1834)

Английский демограф и экономист, один из авторов теории, согласно которой рост народонаселения планеты в итоге приведет ко всеобщему голоду.

Основное сочинение: «Очерк о законе народонаселения» (1798)

Герберт Спенсер (1820—1903)

Английский социолог, один из основоположников эволюционизма и органической теории в социологии.

Основные сочинения: «Система синтетической философии» (1862—1896), «Основания социологии» (1874—1896), «Человек и государство» (1884)

Социал-дарвинизм и представление прогресса высшей и универсальной ценностью помогли обеспечить в глазах образованного западного человека легитимацию империализма и эксплуатации колоний и «третьего мира» – социальный расизм совместился с этническим. Виднейший представитель европейского интеллектуального слоя конца ХIХ в., один из основоположников позитивизма Эрнест Ренан писал: «Люди не равны, как и расы. Например, негр создан, чтобы прислуживать в великих делах, совершаемых белым».

Из истории политической науки

Эрнест Ренан (1823—1892)

Французский писатель, философ, политический мыслитель и религиовед.

Основные сочинения: «История израильского народа» (1887—1893), «История происхождения христианства» (1864—1907), «Что такое нация» (1882)

Этот «вульгарный» расизм был положен в основу идеологии колониализма и империализма. Ренан выдвинул такую формулу: «Обширная колонизация есть абсолютная политическая необходимость первого порядка. Нация, которая не завладевает колониями, неотвратимо скатывается к социализму, к войне бедных и богатых. Поэтому нет ничего удивительного в том, что высшая раса завоевывает страну низшей расы и ею управляет.

Русская философия (включая либеральную) отвергала биологизацию человеческого общества. Как необычное явление в истории культуры обсуждалось освоение в России эволюционного учения – из него были удалены мотивы мальтузианства («Дарвин без Мальтуса»).

Цитата

Он [Михайловский] обнаружил очень большую проницательность, когда обличал реакционный характер натурализма в социологии и восставал против применения дарвиновской идеи борьбы за существование к жизни общества. Немецкий расизм есть натурализм в социологии. Михайловский защищал русскую идею, обличая ложь этого натурализма… Есть два понимания общества: или общество понимается как природа, или общество понимается как дух. Если общество есть природа, то оправдывается насилие сильного над слабым, подбор сильных и приспособленных, воля к могуществу, господство человека над человеком, рабство и неравенство, человек человеку волк. Если общество есть дух, то утверждается высшая ценность человека, права человека, свобода, равенство и братство… Это есть различие между русской и немецкой идеей, между Достоевским и Гегелем, между Л. Толстым и Ницше.

Н. Бердяев. Русская идея

Сильный всплеск социал-дарвинизма мы наблюдали в конце 1980-х годов в СССР, а затем в России в связи с легитимацией рыночной экономики и неизбежного социального расслоения. Это первый случай, когда рыночная экономика внедряется путем радикального регресса общества, а не в ходе развития производительных сил. Поэтому идеологические выступления носят экстремистский характер, свойственный революционной пропаганде. Известный ученый, народный депутат СССР Н. Амосов обосновывал необходимость «крупномасштабного психосоциологического изучения граждан, принадлежащих к разным социальным группам» с целью распределения их на два типа: «сильных» и «слабых». Он писал: «Неравенство является сильным стимулом прогресса, но в то же время служит источником недовольства слабых… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу – ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых».

В этой плоскости российская культура и идеологии (включая либеральную) оказались расколоты в ходе трансплантации установок западной идеологии.

Важно!

Новая картина мира дала и новое понятие свободы – ключевое в идеологиях буржуазного общества на протяжении всей его истории: в борьбе с феодализмом, при разрушении традиционных обществ в колонизуемых странах, для нейтрализации социалистических проектов. Это было и условием для становления рыночной экономики. Освобождение человека от сковывающих его прежних политических, экономических и культурных структур освободило его и от ощущения включенности в упорядоченный и замкнутый космос. Наука разрушила космос, представив человеку мир как бесконечную, познаваемую и описываемую на простом математическом языке машину. Это усилило эффект Реформации, которая десакрализовала природу, ибо она перестала быть посредницей между Богом и человеком: «Миром, перед которым не испытываешь благоговения, управлять гораздо легче». Эта концепция свободы создает противоречие тем, что игнорирует идеологическое значение двух важных аспектов механистической картины мира – обратимости процессов и линейности соотношений между действием и результатом. Чувство свободы становится доминирующим лишь в мире обратимых процессов. В традиционных культурных нормах заложено ограничение на свободу действий, ведущих к непоправимому. Чувство необратимости естественных и социальных процессов – или отсутствие такого чувства – во многом определяет приверженность человека к той или иной идеологии.

Буржуазная идеология модерна представляет общественные процессы как равновесные, что присуще линейным обратимым процессам (как, например, в политэкономии Адама Смита). На деле реальные системы регулярно входят в зоны нестабильности и даже хаоса. Общий кризис индустриализма сделал это очевидным, что нанесло сильный удар по идеологиям модерна.

Цитата

У термина «нестабильность» странная судьба. Введенный в широкое употребление совсем недавно, он используется порой с едва скрываемым негативным оттенком, и притом, как правило, для выражения содержания, которое следовало бы исключить из подлинно научного описания реальности… Можно сказать, что понятие нестабильности было, в некоем смысле, идеологически запрещено… Впрочем, сегодня мы можем согласиться: наука и есть в некотором смысле идеология – она ведь тоже укоренена в культуре.

И. Пригожин. Философия нестабильности

Из истории политической науки

И.Р. Пригожин (1917—2003)

Бельгийский физик и физикохимик русского происхождения. Лауреат Нобелевской премии по химии (1977).

Основные сочинения: «Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой» (1984 – в соавт. с И. Стенгерс), «Познание сложного» (1989 – в соавт. с

Г. Николисом), «Конец определенности» (1997)

Утверждая, что существование любой общей этики, ограничивающей субъективизм индивида, есть «дорога к рабству», фон Хайек доводил до логического завершения идею свободы, лежащую в основе идеологии неолиберализма. Хайдеггер так предсказал траекторию развития общества, в основе идеологии которого лежит субъективизм: «Безусловная сущность субъективности с необходимостью развертывается как брутальность бестиальности. Слова Ницше о “белокурой бестии” – не случайное преувеличение»¹⁰.

Из истории политической науки

Фридрих Ницше (1844—1990)

Немецкий мыслитель, философия которого затрагивает вопросы морали, [битая ссылка] культуры, а также [битая ссылка] общественно-[битая ссылка] политических отношений.

Основные сочинения: «Так говорил Заратустра» (1883—1887), «Воля к власти» (1886—1888), «По ту сторону добра и зла» (1886)

Снятие пространственных ограничений изменило мироощущение людей, породило убежденность в возможности неограниченного прогресса – вторую ключевую идею идеологии индустриализма. Философ Р. Нисбет считал, что «на протяжении почти трех тысячелетий ни одна идея не была более важной или даже столь же важной, как идея прогресса в западной цивилизации».

Капитализм впервые породил способ производства, обладающий внутренним импульсом к росту и экспансии. Традиционное производство было ориентировано на потребление, и дух капитализма, ставящий высшей целью именно наживу, был совершенно новым явлением. Оно требовало идеологического обоснования и нашло его в идее прогресса, которая приобрела силу естественного закона. Эта идея легитимировала и разрыв традиционных человеческих отношений, и вытеснение чувств солидарности и сострадания. Идеолог прогресса Ницше поставил вопрос о замене этики «любви к ближнему» этикой «любви к дальнему». Заратустра сказал: «Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих».

Цитата

Чем больше космос современного капиталистического хозяйства следовал своим имманентным закономерностям, тем невозможнее оказывалась какая бы то ни было мыслимая связь с этикой религиозного братства. И она становилась все более невозможной, чем рациональнее и тем самым безличнее становился мир капиталистического хозяйства…

Парадокс профессиональной этики пуритан, которая в качестве религиозной виртуозности отказалась от универсализма любви, рационализировала всякую деятельность в миру как служение положительной воле Бога, в своем последнем смысле совершенно непонятной, но единственно в таком аспекте познаваемой, и тем самым приняла как подтверждение обладания божественным милосердием также экономический закон, отвергаемый вместе со всем миром как рукотворный и испорченный, в качестве угодного Богу материала для выполнения долга. Это было, по существу, принципиальным отказом от веры в спасение как цели, достижимой для людей и для каждого человека в отдельности, и заменой ее надеждой на милосердие Божие, даруемое без осознаваемой причины и всегда только в данном частном случае. Такое воззрение, не основанное на братстве, по существу уже не было подлинной религией спасения.

М. Вебер. Протестантская этика и дух капитализма

Основные выводы

В настоящий момент человечество переживает кризис индустриальной цивилизации, который по-разному проявляется в разных локальных цивилизациях и культурах. Этот кризис выразился в ХХ в. в двух мировых войнах, в русской революции и последовавшей за ней волне революций в «незападных» странах, позже в крахе СССР и последовавшей за ним череде обширных кризисов основ мироустройства. Это период, когда рушатся основные идеологии индустриальной цивилизации, устои которых были заложены Просвещением. В больших культурах «центральные концепции мироздания» переживают кризис, а идеологии находятся в переходном состоянии. Лакуны в их структурах закрывают временными «шунтирующими» концепциями.

Идеология – ядро большой системы мировоззренческих идей и образов. Это ядро не может быстро адаптироваться к динамике гетерогенного и подвижного общества: изменениям системы субкультур, потребностей, моральных норм. В обществе непрерывно ведется борьба и между частными идеологическими концепциями, и между этими концепциями и «ядром». Поэтому идеологические службы государства должны создавать, воспроизводить и обновлять «защитный пояс» ядра в виде искусства и массовой культуры, СМИ и фольклора (во многом уже конвейерного производства).

Любая идеология стремится объяснить и обосновать тот социальный и политический порядок, который она защищает, через апелляцию к естественным законам. «Так устроен мир» и «такова природа человека» – вот ее конечные аргументы. Поэтому идеологи тщательно создают модели и мироздания, и человека. Для этого используют всякий идущий в дело материал: научные сведения, легенды, верования, предрассудки, художественные образы.

По мере развития и усложнения общества развивалась и методология разработки идеологических конструкций. Пока массы оставались вне политики или следовали за либеральной буржуазией, достаточным был небольшой набор инструментов убеждения. Но уже в конце ХIХ в. этот набор пришлось расширять (в частности, была признана важность «иррациональных» элементов в идеологии, что породило новый жанр – «изобретение традиций»).

Видение общества как мира «атомов» облегчило принятие детерминизма – уверенность, что поведение любой системы подчиняется законам и его можно точно предсказать и выразить на математическом языке. Движение человеческих атомов поддается в политэкономии такому же точному описанию, как движение атомов идеального газа в классической термодинамике. Солидарные же общественные структуры, в которых идут нелинейные процессы самоорганизации, во многом непредсказуемы.

Новая картина мира дала и новое понятие свободы – ключевое в идеологиях буржуазного общества на протяжении всей его истории: в борьбе с феодализмом, при разрушении традиционных обществ в колонизуемых странах, для нейтрализации социалистических проектов. Это было и условием для становления рыночной экономики.

В ХIХ в. в идеологию вошла биологическая модель, представляющая человека как зверя, ведущего борьбу за существование. Получив сильный начальный импульс из идеологии (от Мальтуса), эволюционное учение Дарвина вернулось в нее в виде социал-дарвинизма. Идеологи рыночной экономики

(Г. Спенсер и др.) черпали из дарвинизма аргументы в обоснование буржуазного естественного права, предполагающего вытеснение и гибель слабых, неспособных или отстающих в своей эволюции.

Контрольные вопросы

В чем заключается сущность идеологии? Какое место занимает идеология в системе знания? Каково значение идеологии для государства и политического строя?

Какую роль в создании идеологий играет интеллигенция? Какую роль сыграла наука в разработке идеологических конструкций в XIX в.? Каким образом взаимодействуют идеология и наука в современном государстве?

Каковы основные конструкции идеологий капиталистического модерна?

Какое значение в идеологии западного общества имеют идеи свободы и прогресса?

Дополнительная литература:

Алексеева Т.А. Либерализм как политическая идеология // Полития. 2000. № 1.

Гарбузов В.Н. Консерватизм: понятие и типология (историографический обзор) // Полис. 1995. № 4.

Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991.

Маркс К. Немецкая идеология (любое издание).

Траси А. де. Основы идеологии. Идеология в собственном смысле слова. М., 2013.

Глава 12. Государственная информационная политика

§ 1. Информация как объект государственной политики

В заглавии раздела три слова: государство, политика, информация. Первые два слова главные, мы видим тему через призму государственной политики, и информация – объект этой политики. Мы рассматриваем политику не всех акторов политической системы, а именно государства, хотя в политологии важен анализ информационной политики, например оппозиции. Этот анализ входит как служебный элемент и государственной политики – для решения задач мониторинга и контроля, диалога и борьбы. Но главное в учебном материале – выяснить место информационной политики в системе всей государственной политики, а также выделить те функции государства, которые выполняются прежде всего через действия в информационном пространстве.

Таким образом, изложение темы представляет матрицу, в которой структура функций и целей государственной политики накладывается на структуру информационного пространства. Обе структуры динамичны, относительно медленные среднесрочные процессы прерываются быстрыми революционными событиями – и в задачах политики, и в системе информационных каналов и технологий. Для совмещения обеих структур нужны навыки построения их «ментальных карт», как, впрочем, почти во всех проблемах политологии.

Важно!

Анализ информационной политики придется вести в «трудной» среде. В политике до сих пор бытует постулат исторического материализма: «Бытие определяет сознание», —

а постулат «В начале было Слово» отвергается. Поэтому «Концепция государственной информационной политики (далее – ГИП)» (1998) сужает эту сферу, считая ее политикой информатизации, которая сводится «к обеспечению научно-технических, производственно-технологических и организационно-экономических условий создания и применения информационных ресурсов».

Среди основных задач ГИП на первых местах стоят: модернизация информационно-телекоммуникационной инфраструктуры; развитие информационных, телекоммуникационных технологий. Это техническая политика в сфере информации, создание организационно-экономических условий применения информационных ресурсов – раздел важный, но далекий от смысла информационной политики. Выделять ее в особый раздел политики можно только для анализа, как абстракцию. Действия в информационной сфере – это «срез» каждого политического действия. Информационная политика пропитывает всю политику, и вся политология так или иначе говорит о ГИП.

Кратко уточним содержание понятия «информация» в применении к политике. Кибернетика определяет информацию как объективное свойство материальных объектов и явлений порождать многообразие состояний, которые посредством взаимодействий материи передаются от одного объекта (процесса) другому и запечатлеваются в его структуре.

В живой природе источниками и приемниками информации являются организмы и их клетки. Организмы взаимодействуют с популяциями, экосистемами, биосферой в целом. Между всеми этими уровнями циркулируют потоки вещества, энергии и информации. У человека приемниками информации из внешней среды являются органы чувств (зрение, слух и др.). Нервная система состоит из нейронов – каналов передачи информации. Главный орган, где происходит хранение и обработка информации, – головной мозг. Он обладает особым свойством – сознанием. В процессе сознания мозг превращает информацию, поступающую в виде материальных сигналов, в смысловое содержание. Смысл существует в сознании человека в виде слов, образов и ощущений, а информация содержится в мозге на материальном носителе – в виде определенных состояний его нейронов.

Таким образом, смысл – это, строго говоря, не информация. Человек, получив информацию, ее осмысливает. Он может ее восстановить, как он ее понял, сказав или написав слова. Например, человек посредством обоняния получил сигнал – запах дыма. Рассудив с помощью опытного знания и логики, он делает осмысленный вывод и кричит: «Пожар!» (возможно, он ошибается).

Восстановленная таким образом осмысленная информация называется семантической информацией. Это интерпретация сигнала, продукт сознания, который может быть далек от содержания объективной информации. Большую часть информации человек и не может осмыслить, он воспринимает ее как шум. Например, получив текст на незнакомом языке, человек получает информацию, но не может определить ее смысл.

Не будем углубляться в описание процессов хранения, обработки и передачи информации. Для нас здесь важно, что та информационная политика, о которой мы говорим, имеет дело с осмысленной, семантической информацией. Хранением, обработкой и передачей объективной исходной информации (данных) занимаются технические службы. Семантическая информация, «записанная» на каком-либо материальном носителе, называется документом.

§ 2. Язык как ключевой элемент государственной информационной политики

Доктрины и модели ГИП, ее рациональные концепции вырабатывались на материалах конкретных практических программ. Быстрое развитие этой сферы знания было вызвано интенсивной и систематической пропагандой в ходе Первой мировой войны (так, на этом опыте основаны важные труды Г. Лассуэла, США). Огромный материал дали информационная политика германского фашизма в 1930-е годы и становление современной рекламы в США.

Важно!

Главный инструмент выработки и передачи смыслов – язык (устный, письменный и печатный). Язык есть самое главное сpедство господства. Писатель Оpуэлл в романе-антиутопии «1984» дал фантастическое описание тоталитарного режима, главным средством подавления в котором был новояз – специально изобретенный язык, изменяющий смысл знакомых слов.

Из истории политической науки

Джордж Оруэлл (1903—1950)

Британский писатель и публицист, ввел в политический язык термин «холодная война».

Основные сочинения: «Памяти Каталонии » (1940), «Скотный двор» (1945), «1984» (1949)

Отношение к слову различается в разных типах общества – это проблема ГИП. Гоголь писал: «Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку… Опасно шутить писателю со словом. Слово гнило да не исходит из уст ваших!» Здесь упор не на свободу слова, а на ответственность – «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется».

А вот формула, которую дал Андре Жид для гражданского общества (вслед за Эрнестом Ренаном): «Чтобы иметь возможность свободно мыслить, надо иметь гарантию, что написанное не будет иметь последствий». Здесь слово становится автономным по отношению к морали.

Важно!

Заметим, что свобода слова – утопическая идеологема, практический смысл она имеет только в конкретном контексте. Слово – огромная сила («Словом останавливали солнце, словом разрушали города»). Оно во всех обществах и культурах и при всех политических режимах подвержено ограничениям и разным видам цензуры. Общество распалось бы, если бы не было запретов на нецензурные выражения. Как сказал Томас Джефферсон, «ни одно правительство не может существовать без цензуры: там, где печать свободна, никто не свободен».

С книгопечатанием в образованном слое устный язык был потеснен книгой. Всего за 50 лет книгопечатания, к началу XVI в., в Европе было издано 25—30 тыс. названий книг тиражом около 15 млн экземпляров. Это был переломный момент. На массовой книге в ХVIII—XIX вв. стала строиться и новая школа. Язык стал товаром – продуктом «производства» со своей технологией и научными разработками. Французский философ Иван Иллич пишет: «В наше время слова стали на рынке одним из самых главных товаров, определяющих ВВП. Именно деньги определяют, что будет сказано, кто это скажет и тип людей, которым это будет сказано. У богатых наций язык превратился в подобие губки, которая впитывает невероятные суммы».

Из истории политической науки

Иван Иллич (1926—2002)

Австрийский философ и социолог хорватского происхождения.

Основные сочинения: «Освобождение от школ» (1971), «Инструменты конвивельности» (1973), «Энергия и справедливость» (1974)

Во второй половине ХХ в. произошел следующий перелом. Согласно исследованиям лингвистов в Канаде, перед Второй мировой войной из всех слов, которые человек услышал в первые 20 лет своей жизни, каждое десятое слово он услышал от какого-то «центрального» источника – в церкви, школе, в армии. А девять слов из десяти услышал от кого-то, кого «мог потрогать и понюхать». Сегодня пропорция обратилась – девяти слов из десяти человек узнает из «центрального» источника, и обычно они сказаны через микрофон.

Важно!

Язык – важнейший инструмент для выполнения ключевых функций государства – строительства общества и нации. Антрополог К. Клакхон пишет: «Каждый язык есть также особый способ мировоззрения и интерпретации опыта. В структуре любого языка кроется целый набор неосознаваемых представлений о мире и жизни в нем». Антропологи-лингвисты обнаружили, что общие представления человека о реальности не вполне «заданы» объективной действительностью. Человек видит и слышит лишь то, к чему его делает чувствительным грамматическая система его языка. Иными словами, сигналы от органов чувств перерабатываются в смыслы языком.

Н.Н. Чебоксаров и С.А. Арутюнов, разработавшие концепцию этноса как информационной системы, пишут: «Человек воспринимает мир не как хаотический поток образов, символов и понятий. Вся информация из внешнего мира проходит через картину мира, представляющую собой систему понятий и символов, достаточно жестко зафиксированную в нашем сознании. Эта схема-картина пропускает только ту информацию, которая предусмотрена ею. Ту информацию, о которой у нас нет представления, для которой нет соответствующего термина (названия), мы просто не замечаем».

Отсюда видно, что если государство сделало выбор – опираться на общество и народ, обладающие свободой и навыками разумно мыслить, то в своей информационной политике оно прежде всего должно оберегать язык, не допуская его коррупции, а тем более заражения его словами-«амебами». Эти слова не связаны с конкретной реальностью и могут быть вставлены практически в любой контекст, сфера их применимости исключительно широка (например, слово «прогресс»). Важный их признак – кажущаяся «научность». Многие думают, что именно эти слова выражают фундаментальные понятия нашей жизни.

В «приличном обществе» человек обязан их использовать. Заполнение языка словами-«амебами» называли формой колонизации собственных народов буржуазным обществом. Замещение смысла слов было в идеологии тайной. Как пишет Иллич, на демистификацию языка наложен «внутренний запрет, страшный, как священное табу».

В России в 1990-е годы заполнение русского языка словами-«амебами» и уголовным жаргоном приобрело характер политической диверсии.

Политический язык – искусственный. Он содержит много слов-символов, позволяющих отличить «своих» от «чужих».

В этих сигналах закодирован смысл, доступный только «своей» политической субкультуре. Принять «чужой» язык, не понимая смысла слов-символов, в политике – значит заведомо обречь себя на поражение.

Кеннет Берк, автор книги «Язык и символическое действие», пишет: «Большая часть нашей реальности формируется вербально. И лишь очень незначительную часть реальности мы познаем путем непосредственного опыта, полная же картина складывается благодаря системе символов. Что касается таких абстрактных понятий, как “демократия” или “справедливость” и еще ряда политических феноменов, то здесь не существует эмпирической основы. Их толкование полностью зависит от вербальных символов. То же самое можно сказать о большинстве политических явлений».

Важно!

Язык слов – не единственная знаковая система в политике.

В американском «Словаре политического анализа» сказано: «В политической коммуникации обыкновенно имеют дело с написанным или произносимым словом, но она может происходить и при помощи всякого знака, символа и сигнала, посредством которого передается смысл. Следовательно, к коммуникации надо отнести и символические акты – самые разнообразные, такие как сожжение повестки о призыве в армию, участие в выборах, политическое убийство или отправление каравана судов в плавание по всему свету. В значительной своей части политическая коммуникация составляет сферу компетенции специализированных учреждений и институтов, таких как средства массовой коммуникации, правительственные информационные агентства или политические партии. Тем не менее она обнаруживается во всякой обстановке социального общения, от бесед с глазу на глаз до обсуждения в палатах национального законодательного органа».

По оценкам американских психологов (Дж. Руш), язык жестов насчитывает 700 тыс. четко различимых сигналов, в то время как самые полные словари английского языка содержат не более 600 тыс. слов. А ведь помимо жестов есть множество других знаковых систем.

Поэтому политологам приходится интерпретировать любое сообщение, в какой бы знаковой системе оно ни было послано. Это непростая задача – «выявление скрытого смысла в смысле очевидном». Эффективнее всего действуют комбинации знаковых систем, и при наличии знания и искусства можно достичь огромного синергического (кооперативного) эффекта просто за счет соединения «языков». Любой жест, любой поступок имеет кроме видимого смысла множество подтекстов, в которых выражают себя разные ипостаси, разные «маски» политика.

Действия, тем более необычные и сложные, можно уподобить текстам, написанным с недомолвками и иносказаниями, на малопонятном языке. Если политик с огромным опытом на важной зарубежной встрече ущипнул секретаршу «принимающей стороны» – как это надо понимать? Здесь видимый смысл «смысла не имеет». Это ритуал, который нес в себе скрытые смыслы, и масса людей подпала под обаяние этого ритуала, как бы им ни возмущались.

Трудно правильно понять смысл сообщений, облеченных в слова и жесты людей иной культуры. Апостол Павел писал: «Говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования». Часто люди, получив сообщение, сразу же принимают для себя одно-единственное его толкование. И оно служит для них руководством к действию. Это потому, что из «экономии мышления» люди следуют стереотипам – привычным штампам. Совокупный язык политического сообщества, составленный из всех доступных знаковых систем, называют дискурсом. Это сложная система, и очень часто даже государственная власть не прилагает достаточно усилий, чтобы выработать эффективный дискурс. Особенно страдает от этого коммуникация с молодежью – с каждым новым поколением надо говорить на новом языке.

С явными ошибками был разработан дискурс Н.С. Хрущева и его команды, неадекватным стал дискурс команды Л.И. Брежнева в сложный момент мировоззренческого кризиса советского общества (1970—1980-е годы). Тогда же и дискурс европейской социал-демократии (вообще, левых) был заглушен жестким дискурсом неолибералов. Дискурс М.С. Горбачева и его команды был сконструировал так, чтобы не дать обществу опомниться и задуматься – чтобы представить дело так, будто никакого выбора не существует, и люди не поняли, что их ожидает в ближайшем будущем. Этот манипулятивный дискурс был исключительно эффективен, но очень дорого стоил стране.

Дискурс Б.Н. Ельцина и его «партии» был шокирующим и эффективным. Его кульминация – расстрел Верховного Совета РСФСР в октябре 1993 г. А.С. Панарин, перечисляя главные изменения в жизнеустройстве России тех лет, добавляет: «Но сказанного все же слишком мало для того, чтобы передать реальную атмосферу нашей общественной жизни. Она характеризуется чудовищной инверсией: все то, что должно было бы существовать нелегально, скрывать свои постыдные и преступные практики, все чаще демонстративно занимает сцену, обретает форму “господствующего дискурса” и господствующей моды».