Читать книгу: «С тобой. Только с тобой!», страница 4
Однако любая химера рано или поздно выплывает наружу. Даже Витькиному безграничному терпению был предел. Однажды он собрался и ушёл из дома.
В никуда.
Поначалу устроился в строительную артель где-то в Сибири. Отработал там сезон, совершенно бесплатно. Его попросту кинули. Потом были мелкие шабашки, разовые подработки. Ничего хорошего из этого не вышло: не умел парень устраиваться в жизни.
Судьба его была незавидной: изуродовала физически и морально, опустошила душу, затем безжалостно выбросила на улицу.
Однако ему повезло. Заботу о Витьке взяла семья брата, жизнь его со временем наладилась, а отсутствие амбиций позволило чувствовать себя счастливым.
Или это тоже иллюзия?
Впрочем, не важно.
Жизнь тем временем продолжалась. Посеянные Ниночкой семена дали всходы, принёсшие не очень приятные сюрпризы: с потерей семейного статуса неожиданно выяснилось, что ей перестали интересоваться перспективные и успешные мужчины.
Одинокая женщина с ребёнком настораживает.
Держись меня – всему научу Часть 5
Кому хочется брать на себя ответственность, воспитывать и содержать даму с прицепом? Разве что таким же неприкаянным, с печальным опытом, скверными привычками и сложным характером.
Семья, это сокровище, позволяющее человеку уверенно идти по жизни, даже когда та даёт трещину. Это тихая гавань, где можно переждать бурю, поправить здоровье, зарядиться оптимизмом.
Увы, не всем дано увидеть и понять истину.
Ниночка стала об этом задумываться, когда раз за разом срывались её романтические надежды.
А они были. Ведь ей всего двадцать пять, она ещё замечательно выглядит. Вот только сын.
Зачем она его родила, какой в этом был резон? Теперь она и не припомнит, на что рассчитывала.
Любовники менялись как перчатки. Редко кто задерживался на сколько-нибудь продолжительный срок.
Ребёнок мешал развлекаться с потенциальными сожителями, налаживать серьёзные контакты, со вкусом проводить время. Он вечно крутился рядом, мешал постельным утехам, разрушал надежды и планы.
Всё чаще приходилось выгонять сына на кухню.
Со временем он к этому привык, устроил под кухонным столом игровую зону, залезал туда сразу, как только мужчины начинали обнимать мамку, тискать её и тащить в спальню.
Иногда у Сёмы возникали вопросы или всплывали неотложные детские нужды, требующие немедленного решения. Он бежал за помощью к мамке, но оказывался в спальне в самый неудобный для неё момент, когда очередной папа, пыхтя и обливаясь потом, забивал очередную сваю в её ненасытное интимное чрево, или разлохмаченная, но увлечённая процессом извлечения счастья мама голышом скакала верхом на раздетом дядьке.
Это бесило.
Иногда застигнутая врасплох на грани подступающего оргазма Ниночка вскакивала, потная, обнажённая, злая, начинала орать на ребёнка, отвешивала ему звонкую затрещину, затем выгоняла пинками в кухню под стол.
После очередного подобного инцидента неудачливый мужчина нехотя доделывал начатый процесс, и уходил не попрощавшись.
Она ревела, обнимала сына, просила у него прощения и оправдывалась, обещая ему, что больше никогда…
Конечно врала.
Вскоре появлялся следующий одноразовый папа. Сцена экзекуции сына повторялась раз за разом, превращаясь в привычку, в обыденность.
Сёма, получая очередной нагоняй, привыкал постепенно к подобному отношению и замыкался в себе.
Теперь он не врывался неожиданно, но иногда тихонько наблюдал за интимными скачками в проём двери, находя в этом занятии определённый интерес.
Позже он увлечённо рассказывал об этом в подробностях друзьям на улице.
Наивные мальчишки ему завидовали.
Им такое зрелище и не снилось.
Они с интересом пересказывали своим друзьям каждый новый эпизод. Вскоре послушать Сёмины рассказы о мамкиных интимных приключениях стали приходить ребята постарше. Они одобрительно хлопали его по плечу, давали закурить или глоток пива.
В девять лет Сёма был в компании почти взрослых парней в доску свой.
Одиночество Ниночку томило.
Несмотря на обилие желающих с ней переспать, настроение всё чаще скатывалось в беспросветно-тёмную, мрачную зону. Ниночка впадала в депрессию, укладывалась на диван, предварительно приняв пару-тройку таблеток транквилизатора, щедро запив их водкой и накурившись до одури.
Лечение помогало, но временно. После него приходилось добавлять, позднее увеличивать дозу. Сёмка совсем отбился от рук.
Курит, дерзит, не слушается, убегает из дома.
– Чего добилась? Не жилось мне при мужике, – рассуждала под кайфом Ниночка, – Витька ведь был совсем необременительным: дала пару раз в неделю, пожрать сготовила, постирала в машинке… Дел-то…
– А, да что говорить! Зато, какие мужики за мной ухлёстывали. Правда, без обязательств.
Семейный статус давал гарантию безопасного секса, на Нинку тогда клевали и пескари, и щуки. Теперь опасаются.
Да, у неё теперь та ещё репутация. Как не скрывай – шила в мешке не утаишь: многие знают, что Нинка – давалка. Соседи пальцем показывают, сын, засранец, открытым текстом, не намекает даже, утверждает, в морду обидными словами тычет.
– Кто ему право дал, мамку осуждать, кто? Посмотрим, как у самого жизнь сложится.
Неожиданно закончилась и такая, не очень приглядная стабильность. Недаром пессимист говорит, что хуже уже быть не может, а оптимист его успокаивает – может, может.
Перестройка нагрянула внезапно, перекроив наспех все планы и чаяния, внесла свои мрачные, катастрофические коррективы. Фабрику, где Ниночка работала, закрыли по причине финансовой неэффективности.
Работы не было, цены росли день ото дня. Люди бросились наперегонки выживать, в прямом и переносном смысле, эксплуатируя самые тёмные страсти, не брезгуя ничем.
Ниночка помыкалась в поисках работы, но безрезультатно. К тому времени всё, что можно было продать или обменять, иссякло. Грезился неминуемый голод.
И что делать?
Пришлось идти продавцом на рынок к ушлому азербайджанцу. Тот взял, но с условием, что Ниночка будет не только торговать, но и обслуживать его сексуально. И предупредил, не дай бог, узнает, что у неё есть ещё мужчина – убьёт.
Сама, ни за что не согласилась бы, но у неё сын.
Устроилась на лоток.
Как же ей было обидно и противно. Секс сам по себе процесс привлекательный, даже сладкий, но когда вынуждают насильно, вся прелесть и очарование близости превращаются в полную противоположность.
Каждый раз после исполнения этой гадкой обязанности, а хозяин был очень изобретателен, не ограничивался традиционными способами, требовал разнообразия, порой извращённого, Ниночка напивалась и ревела.
Сёмка смотрел на неё исподлобья: не просто не одобрял – презирал.
А что она могла сделать? Был бы муж, тогда…
Сын взрослел. Дружки чуть не полным составом соблазнились воровской романтикой, выполняли для местных бандитов пикантные просьбы и поручения, попутно пристрастились к наркотикам и спиртному.
Сначала покуривали лёгкие наркотики: ловили кайф, путешествовали в пространстве и времени. Позже привыкли к состоянию зыбкого блаженства, для чего пришлось увеличивать дозу, потом и вовсе перешли на уколы.
Наркотики стоили дорого, но без них жить уже не получалось.
Парень пристрастился воровать, угонял машины. Участились кризисы и ломки.
Приходилось лечить сына: вытаскивать из депрессий, снимать зависимость, блокировать ломки.
Это стоило дорого.
Деньги занимала у хозяина, постепенно попав в глубокую долговую яму: того и гляди потребует возвратить.
Отдавать нечем, если только квартира.
И где тогда жить?
Выручала справляться со стрессом только водка. Пить приходилось самую дешёвую. Прежние депрессии казались детским лепетом в сравнении с нынешней безнадёгой.
Выкарабкалась. Нашла место на оптовом рынке.
Платили хорошо, но на прежних условиях: ублажать хозяина.
Новый хозяин не только сам пользовался Ниночкой, но и под друзей подкладывал, с нужными людьми рассчитывался её телом.
Платил хорошо. Хватило на оплату долгов, на лечение сына и на жизнь.
Квартира снова наполнилась мебелью и вещами. Холодильник заполнен под завязку. Жизнь, казалось бы, налаживается. А на душе кошки скребут.
Не таким она видела своё будущее, не такой доли искала. Да и секс с кем попало опротивел, вызывал тошноту и рвоту.
Хотелось стабильности и простого человеческого счастья.
– Может Витьку найти, – думала она, – повиниться, назад позвать? Чем чёрт не шутит. Любил же он меня. А вдруг?
Витьку кризис потрепал ещё круче. Он промышлял сдачей стеклотары и алюминиевых банок, бомжевал, пил в тёмную голову. На Ниночкины извинения отреагировал агрессивно, – пошла вон, сука! Всю жизнь мне испортила.
Впрочем, она ни на что хорошее и не рассчитывала. Просто удачу пытала.
Прошлое не вернуть.
Время стремительно бежит, приближая старость, всегда в одну сторону.
Жизнь всё же улыбнулась Ниночке, поманила призрачной иллюзией: Сёмаа женился.
Девочка у него – просто прелесть: цветочек аленький.
Невестка сразу забеременела, родила мальчика.
Внук, порадовал.
– Вот и закончилось моё неприкаянное одиночество, – обрадовалась женщина, – теперь, скучно не будет.
Невестка поселилась у Ниночки. Дом наполнился семейными запахами и звуками.
Хорошо.
Недолго длилось счастье: Сёма опять сел на уколы, вернулся к угону автомобилей, начал таскать из дома вещи, однажды даже избил жену.
Не сильно, но разве этот имеет значение? Девочка ушла к родителям, забрала с собой внука.
Всё повторилось по кругу. Опять ломки, капельницы, долги, депрессия.
– Когда же это всё закончится?
Жизнь сына завершилась внезапно: передозировка.
Спасти его было некому. Да и нужно ли? Разве это жизнь, когда день и ночь ждёшь беды?
Похоронили.
Невестка так не давала встречаться с внуком.
Время безжалостно обошлось с внешностью женщины, превратив некогда привлекательное, тугое тело, в подобие студня. Алкоголь раскрасил лицо выразительно-синим макияжем, который ни с чем иным не спутаешь. Оптовик, видя неприглядные перемены, выгнал её с работы: одно к одному.
Даже подруги, с которыми она коротала одинокие вечера, перестали её привечать. Лишь водка давала освобождение и отдых бренному телу, но её еще нужно на что-то купить.
Ниночка начала пить суррогаты в компании таких же неприкаянных, опустившихся тёток, как и сама.
Кто его знает, из чего делают эту пьянящую гадость, только у Нины внезапно поехала крыша.
Она стала забываться, иногда в поисках опохмелки выходила на улицу голышом и шлёпала, шлёпала без разницы куда, пока не потеряется. Когда приходила в себя, захлёбывалась от ужаса, забивалась под какой-нибудь куст и ждала наступления ночи.
Потом с трудом находила свою квартиру, которая оказывалась открытой настежь.
Однажды её обчистили, вынесли из дома практически всё имущество.
Основательно разложившееся тело Ниночки обнаружили только по запаху.
Похоронили Ниночку муниципальные службы в безымянной могиле.
Никому не было до её безвременной кончины дела.
Как и ей было плевать на всех в то время, когда можно было посеять совсем другие семена.
Эгоист никогда никого не жалеет, пробивается к желанной цели напролом. Ему невдомёк, что жизнь не только одаривает, но и наказывает. За всё приходится платить изгибами собственной судьбы.
А как же тогда Вера Егоровна, почему её жизнь пощадила, отказавшись от права судить и наказывать?
Да разве она эгоистка?
Вокруг этой удивительной и странной женщины всем жилось хорошо и вольготно. Она была добрым, щедрым и ответственным человеком. Даже порочная страсть, присвоенное ей единолично право налево, никому не приносила страданий и горя.
Недаром она призывала дочерей любить семью и никогда ей не изменять.
Странная штука судьба, но, как ни крути, она рукотворна.
Не все девушки ангелы
Прохладное, слегка ветреное утро начала августа было обворожительно красивым.
На небосклоне с южной стороны довольно низко над горизонтом холодно, но ярко светила луна, чистая и ясная, с отчётливо различимым рисунком тёмных пятен, словно вымыли её по причине полнолуния.
Дорогу с шумом пересекла пара тяжёлых уток. В ветвях придорожных деревьев робко началась перекличка пернатого населения. Неспешно переползал полотно шоссе завершивший охотничью смену ёж.
С востока светлело, правда, сегодня без рассветного фейерверка, бесцветно, почти незаметно.
Вот уже скоро три часа кряду мчится на велосипеде Егорка Воронин с полной выкладкой, не сбавляя темпа даже в гору. Отмахал уже кругов двадцать, ни разу не замедлив движение.
Шуршат по сухому асфальту разогретые шины, мерно вздымается грудная клетка юноши, выбрасывая раскалённое дыхание. Одежда его промокла насквозь, пот застилает и жжёт глаза. От избытка кислорода в крови кружится голова, даже слегка подташнивает.
Никак не удаётся парню остудить закипающий мозг, успокоить растревоженную неожиданным знанием душу.
Не понимает Егор, что мозг – не мотор автомобиля, а кровеносная система не радиатор: сколько не гоняй по большому и малому кругу кровь, остудить мысли высверливающие рассудок невозможно.
Победить себя, если внутренний мир упорно сопротивляется, если не желает признавать реальность, нельзя никакими нагрузками. Пора бы остановиться и принять взвешенное решение.
А оно ускользает, подсовывая возбуждённому уму новые и новые доводы, которые тоже моментально опровергаются по причине несостоятельности или оттого, что не соотносятся с эмоциями и чувствами.
Первый раз в жизни приходится Егору принимать самостоятельное, по-настоящему взрослое решение. Жизнь на поверку оказалась сложнее физики, химии и тригонометрии вместе взятых, тем более любое решение, принятое теперь, окончательное и обжалованию не подлежит, поскольку в любом случае выносит безжалостный приговор.
Выбор сделал – провёл жирную черту, чётко разграничивающую жизнь на вчера и завтра, лишающую возможности изменить что-либо в дальнейшем.
Любой вердикт – поступок. Дальше жизнь потечёт с учётом этого изменения, последствие которого непредсказуемы.
Уравнение, которое подсунула Егору судьба, не детская игра.
Кубик Рубика можно собрать за считанные секунды, просчитав в уме все последующие шаги, а в реальной жизни даже малые просчёты приводят к фатальным ошибкам, часто к необратимому крушению судьбы.
До этого момента всю ответственность за его жизнь брали на себя родители. Да они и сейчас не отказываются принимать судьбоносные решения, ведь ему только семнадцать лет.
Одиннадцатый класс ещё предстоит закончить. Потом институт или армия.
Пришло время принять бремя ударов и подарков судьбы на себя. Вот и мается парень, не в силах разложить трагический пасьянс.
Всё было хорошо и предсказуемо, заранее распланировано, ожидаемо и прочно, пока не встретил Егор в местном автобусе удивительной выразительности взгляд обыкновенной девчонки.
Скорее всего, смотрела она не на Егора, но нечаянно заглянула прямо в душу, зацепила острым коготком натянутую созвучным волнением романтическую струну, издавшую при бестелесном прикосновении чистый звук, пленивший юношу пламенной лирической ноткой.
Зазвучала в груди у парня неведомая манящая мелодия.
Видно время любви пришло.
Конечно, Егор и прежде не раз чувствовал не очень понятное, но волнующее, трепетное и нежное состояние при виде девчонок, появляющееся ниоткуда.
Растекающееся по всему телу смятение, вносящее внутреннюю тревогу, дополненную истомой неведомого удовлетворения, нравилось ему, но обычно такое состояние бывало мимолётным: оно быстро ускользало, растворялось или таяло в суете обыденной повседневности.
Давно уже с интересом, стараясь не показывать вида и не выдать себя, рассматривает юноша с интересом девчоночьи округлые формы, испытывая от этого сладостный восторг и приятное возбуждение.
Егор уже научился сравнивать поведение и внешность девочек, даже создал в уме картотеку того, что нравится и нет.
Увидев лицо незнакомки, поразившей его глубиной и яркостью огромного размера зелёных глаз и редким, огненным цветом ярких волос, словно и непричёсанных вовсе, а растущих сами по себе, как придётся, Егор вздрогнул.
Упавший на её голову сквозь оконное стекло солнечный луч, словно фонарик зажёг на голове костёр, цветом напоминающий закатное солнце, когда оно кажется огромным, горячим и ярким. Про такое говорят – солнце мается.
Милый, слегка вздёрнутый носик-пуговка, толпа поцелуев солнца, столпившихся на щеках, словно грибы-лисички под корнями берёзы выглядели удивительно милыми.
Егор загляделся.
Юноша невольно отметил приветливый взгляд девочки, не вызывающий сомнения, что она родилась счастливой.
Лебяжья шея с гордо вскинутой аккуратной головкой, белоснежная кожа, мягкие, чуть темнее волос, пушистые ресницы, сочные перламутровые губки.
Девушка была неожиданной как весна и горячей, словно само лето.
Совсем не удивительно, ведь это происходило именно в жаркий солнечный день.
– Что, если она дочь самого Солнца, – зарыв рот ладонями и покраснев до кончиков волос подумал Егор.
От удивления и странных мыслей он раскрыл рот и впился в незнакомку любопытным взглядом. Ему показалось, что улыбается она именно ему. Улыбается и зовёт…
– Как? Как с ней познакомиться, – спрашивал себя мальчишка, – ведь я никогда в жизни не подходил к девочкам вот так запросто.
Мальчишка никогда прежде не замечал за собой предпочтения к рыжим, осыпанным веснушками девчонкам. Они казались непривлекательными. Помнится, он даже дразнил одну свою одноклассницу за яркие отметины на её коже и цвет волос.
Но это было до…
Да-да, до неё, до этой зеленоглазой солнечной феи.
Эта девочка совсем не такая. Она словно сказочная принцесса в красной короне, которая ей очень к лицу.
Пусть она не красавица…
Нет, не так… Она лучше и интереснее девушек с обложек журналов, непонятно как создающих свою искусственную внешность.
Она живая, настоящая. Именно такую Егорка не раз видел в своих грёзах, правда совсем не предполагал, что реальность окажется выразительнее и ярче, чем мечта.
Он уже проехал свою остановку, но, не отрываясь, глядел, как естественно и просто девочка двигается в самой гуще толпы, словно не замечая тесноты.
Так хочется разглядеть её целиком: походку, фигуру… всё.
Девочка сошла через две остановки от его дома.
Зачарованный юноша незаметно последовал за ней, так и не решаясь подойти и представиться. В его фантазиях они давно уже стали друзьями, более того, вели диалог, отвечали на вопросы и рассказывали обо всём на свете.
Девушка жила совсем близко, всего в двух кварталах от его квартиры, чуть больше десяти минут пешком.
Солнышко, так ласково он назвал незнакомку про себя, не оборачиваясь, зашла в подъезд, щёлкнув кодовым замком. Егор присел на скамейку у соседнего подъезда и приготовился ждать хоть до вечера. Вдруг, выйдет?
За это время он постарается успокоиться и обязательно придумает, как заявить о своём интересе. Не может Егор взять и потерять то, что неожиданно стало смыслом жизни.
– Нужно быть решительней, – уговаривал юноша себя, – мужчина я или нет?
Вскоре от бабушек на лавочках у подъездов Егор знал, что зовут незнакомку Вероника, немного позже она выкатила во двор инвалидную коляску, в которой сидел мальчик лет двенадцати с застывшей мимикой лица и неловкими угловатыми движениями.
Юноша отвернул лицо, чтобы девушка его не узнала, пока Вероника катила каталку в сторону детской площадки. Мальчик жестикулировал, что-то неразборчиво лепетал, временами агукал как младенец. Разобрать его речь было сложно.
Егор наблюдал издалека, но так и не решился приблизиться. Корил себя за это, однако преодолеть растерянность и робость не смог. Да и сама ситуация не располагала к романтическому свиданию.
На глаза Егора при виде нежности, с которой Вероника ухаживала за инвалидом в каталке, наворачивались слёзы.
Юноша дождался, пока Вероника скроется в подъезде и побрёл домой, чувствуя себя последним трусом.
– Чего я так испугался? Её или той реальности, в которой живёт эта милая девочка? Почему мне стало страшно при виде беспомощного мальчишки, который никогда не станет самостоятельным?
Первый раз дома он не включил музыку и телевизор, не стал никому названивать, не открыл книгу. Даже обедал через силу.
Егора по-настоящему корёжила беспричинная паника.
Некоторое время мысли скакали между мальчиком-инвалидом и лицом Вероники, второе оказалось сильнее.
Егор сосредоточился на походке и силуэте девушки, которая оказалась ниже, чем представлялось в автобусе, но стройнее и интереснее. Такую красивую походку, с прямой спиной и гордо сидящей головой, среди одноклассниц он никогда не видел.
Вероника была приблизительно его возраста, но выглядела старше. Она уверенно превращалась из девочки в девушку. Фигура её уже приобрела плавность и округлость, классический гитарный силуэт, заметно выдающуюся грудь, упруго подпрыгивающую при ходьбе.
Все, что Егору сейчас хотелось – видеть её, ещё лучше услышать голос, быть рядом.
Теперь инвалидная коляска уже не казалась ужасной. Егор вполне мог бы катать её вместе с Вероникой. Лишь бы быть рядом.
– Какие у нее удивительные глаза, – восхищался юноша, – бездонный омут. Нет, скорее они похожи на океан, где-то там, на далёком Таити: глубокие, прозрачные, тёплые, зелёные-презелёные, и такие ласковые.
Эпитетов для внешности девочки находилось всё больше, но храбрости это не прибавляло.
Егор страдал, мечтал и упивался своим негодованием, убеждая себя, что это и есть самая настоящая любовь.
Каждый день как на работу он отправляется к подъезду, из которого в одно и то же время выходила Вероника с коляской, бродил за ней незаметной тенью, наслаждался близостью на расстоянии и мучился неопределенностью от недосягаемости предмета преклонения.
Девушка наверняка знала о его присутствии, слишком уж ловко она исчезала, если Егор пытался проследить маршрут её перемещений после прогулок с братом.
Теперь он наверняка знал то, что у неё есть тайна, иначе, зачем Веронике прятаться?
Ещё Егору сообщили, что у Вероники нет отца, что мама смертельно больна. Во всяком случае, никто не видел её после Нового года.
– Как же она живет, на что, чем занимается и почему постоянно от меня убегает?
Два месяца Егор следовал за Вероникой тенью, изучил за каждый жест, знает наизусть весь гардероб девушки.
– Сегодня, сейчас, – решил Егор познакомиться, – или никогда.
Мальчишка выпил для храбрости две бутылки пива и подошёл к Веронике, катающей брата.
– Извините, девушка, меня зовут Егор и я очень-очень…
– Не продолжа, пожалуйста, Егор. Не испытывай моё терпение. Я давно за тобой наблюдаю. Очень хорошо, что ты такой нерешительный, иначе у меня могло появиться много проблем. Нам не нужно знакомиться и встречаться тоже не нужно. Найди более подходящий объект. Вон сколько вокруг прекрасных девчонок. Хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? Вот хотя бы с Олесей. Видишь, в нашу сторону идёт шикарная брюнетка? Кстати, она спрашивала про тебя. Я сказала, что мы незнакомы. Ты ей явно понравился. Ну же, не молчи. Олеся смотрит на нас. Одно твоё слово и она станет твоей подружкой.
– Мне не нужна Олеся, я люблю тебя, – Егор выдавил из себя эту фразу, покраснел, начал ковырять ботинком землю, потупив взгляд.
– Даже так, сразу про любовь? Не смеши: так не бывает, тем более, что ты ещё совсем ребёнок.
– Разве ты старше, Вероника?
– Не по возрасту, нет. Моя ненадёжная жизнь от твоей, беззаботной отличается, даже не представляешь насколько. Я самостоятельный человек, ты – иждивенец. У меня на руках мама и брат. Мне некогда играть в любовь. Это занятие для людей обеспеченных, а я убогая нищенка.
– Это неправда. Ты хорошо одета, ты офигенно выглядишь, ты красавица. Зачем на себя наговаривать?
– Я уже два года не хожу в школу: некогда. У меня никогда не было папы, мама умирает от рака, брат инвалид. Кроме меня зарабатывать на жизнь некому. Кажется, всё объяснила? Ну, так что насчёт Олеси? Бери, не пожалеешь. У неё родители – номенклатурные чиновники, несмотря на это она девушка скромная. Замечательный выбор.
– Нет!
– Ну и глупо. Со мной тебе нет резона знакомиться, ты ничего про меня не знаешь. Прощай, не ищи встреч. Надеюсь, мы больше не увидимся.
Такого оборота событий Егор никак не мог ожидать. Конечно, он обиделся.
Досаду и уязвлённое самолюбие мальчишка решил лечить алкоголем.
Пиво было тёплое и совсем не вкусное, но полегчало, почти сразу.
– Наверно так и положено порядочным девушкам отшивать незнакомцев. Кто я для Вероники? Обыкновенный прохожий, не более того.
Между тем пиво не только улучшило самочувствие, но и лишило способности свободно передвигаться. Домой парень пришёл здорово навеселе. Отец был дома. Он покачал головой, помог Егору умыться и положил спать.
Сына не ругали.
Папка сказал, – добро пожаловать в мир взрослых: решать проблемы, выкручиваться из неприятностей, делать выбор и нести ответственность, это то, что отличает мужчину от мальчика. Верю и надеюсь – ты справишься. Если могу помочь – обращайся. Я ведь тоже не так давно был мальчишкой. Ещё не забыл.
От помощи отца Егор отказался. Он твёрдо решил не отступать. Но для начала нужно знать причину – почему Вероника не хочет с ним знаться?
Юноша взял велосипед, попросил у папки армейский бинокль и приступил к осуществлению своего плана.
О последствиях думать не хотелось: было огромное желание растопить лёд в отношениях, доказать, что он не ребёнок, что тоже может быть настойчивым и непреклонным.
Видно и правда мальчишка влюбился, если не отпускает его воспалённую эмоциональность, не исчезают и не растворяются в пространстве и времени пламенные чувства.
Следить Егор начал издалека, с того момента, как закончилась прогулка девушки с братом.
Убедившись, что Егора в обозримом пространстве нет, Вероника выбежала из подъезда с маленьким ярким рюкзачком за плечами, с которого на шнурке свисал маленький белый медвежонок или мышка.
Разглядеть подробнее было сложно.
Вероника была одета в коротенькое цветастое платьишко на тоненьких бретельках с лифом, подчёркивающим наличие довольно развитой груди, какие носят тинейджеры, едва прикрывавшее завышенным подолом трусики, отчего её ноги казались необычно длинными. На ногах туфельки в цвет волос на высоком каблучке.
В такой одежде девочка смотрелась слишком сексуально для её возраста.
Волосы Вероники аккуратно заплетены в две косички, кокетливо торчащие в стороны, глаза и губы ярко накрашены.
Девочка постоянно оглядывалась, хотя Егора не видела, явно чувствовала себя не очень спокойно.
Дальше она поехала на маршрутке.
Егор чуть не упустил Веронику, благо движение в городе было затруднено пробками.
Вылезла Вероника метров за двести до светофора, в лесополосе, и сразу принялась голосовать.
Спустя несколько минут на её кокетливо поднятую руку остановился крутой автомобиль. Окно внедорожника открылось. Между водителем и Вероникой происходило оживлённое общение.
Пассажир энергично жестикулировал высунутой в окно рукой, девушка качала головой, то протестуя, то соглашаясь, иногда поворачивалась к нему спиной, словно соблазняла.
Спустя пару минут из джипа удовлетворённо потирая руки, показывая большим пальцем над сжатым кулаком удовлетворение, вылез мужчина в возрасте, уверенно, даже нагло, пощупал грудь Вероники, хлопнул её по заду, открыл заднюю дверь и бесцеремонно запихал её туда.
Егор, конечно, парень наивный, но совсем не дурак: время интернета, информация бьёт ключом.
Что произошло только что на его глазах, догадался сразу, только поверить не мог.
Егор лёг в лесополосе прямо на траву и ревел до спазмов в горле, до икоты.
Минут через сорок тот же автомобиль доставил Веронику обратно. Папик поцеловал девочку, сунул в руку несколько крупных купюр и уехал.
Егор хотел было выйти, но следом остановился другой водитель, диалог с которым уложился в несколько секунд.
Следить дальше Егору сразу расхотелось. Всё было предельно ясно: вероника промышляла телом.
Состояние у парня было хуже, чем с похмелья: чугунная голова, застывшие мысли, плаксивость, желание провалиться сквозь землю.
Домой Егор отправился пешком, велосипед катил рядом.
Мыслей – ноль, пелена перед глазами, отвращение и брезгливость к Веронике, унизительная жалость к себе, смешанная с желанием наказать, отомстить.
Дома Егор сразу улёгся в кровать лицом к стенке. Ужинать отказался.
Вероника больше не казалась ему феей: она, безусловно ,была омерзительна, безнравственна, уродлива и безобразна.
Немного позже, сначала родители шептались, пришёл отец. Обнимал, гладил по голове, кашлял в кулак, кхыкал.
– Вижу, сын, не справился ты сам со своей проблемой. Давай вместе подумаем как да чего. Один ум хорошо, а два лучше. Вдруг чего присоветую? Все-таки жизнь прожил, много чего испытал, сколько всего повидал на своем веку. Что случилось-то, сын? Поверь, нет в жизни неразрешимых проблем, иначе и самой жизни давно бы не стало.
Егорка расслабился, безвольно обмяк, снова пустил слезу. Когда немного успокоился, рассказал всё как есть, без утайки.
Ему была почти безразлична Вероника, её судьба, зато щемило сердце невыносимое страдание за обманутую любовь, за преданные чувства, за себя любимого.
– Понимаешь, сын: рождается человек сам, без чьей-либо помощи, и заканчивает свой срок на земле точно так же. А в промежутке, который и есть сама жизнь, каждую секунду выбирать вынужден, тоже самостоятельно.
Решение твоё. Каким бы оно не было, никто на свете отменить не в силах. Как решил, с того и начал следующий шаг. Правильного выбора не бывает, потому что неизвестно, куда судьба могла повернуть, поступи ты иначе. Вариантов, как поступить, миллион, все как один случайные: попробуй – выбери правильно.
Слишком мало мы живём, сынок, чтобы несколько раз повторять одни и те же ошибки. Каждый раз приходится исправлять то, что уже совершили. Каждый раз!
Улавливаешь, о чём говорю?
Какое бы ты не принял решение, оно твоё. Значит, отвечать тоже самостоятельно придётся: личной судьбой.
Изменить ничего нельзя – поздно, а подправить можно на любом этапе. Слегка, немножко. Но текучка, обыденность, особенно развернуться не дадут. Обычно мы себя завтраками кормим, позднее обещаем исправить ошибки.
Так и жизнь проходит.
Нельзя, мой мальчик, жить иллюзиями, что сегодня пишешь черновик. Это бред. Живём однажды, сразу набело. Сделал что-то – словно сварным швом прилепил. Сразу намертво.
Я ведь тоже всю жизнь сомневаюсь, так ли сделал. Часто возвращаюсь мыслью обратно и переделываю. Чепуха это. Сын! Как получилось – уже твоё. Мечтать можно, даже полезно. Голову морочить не советую.
Никому. Ей, девочке своей, тоже.
Оступиться может каждый. Хотя, в чём её вина? В том, что отца нет, что мать умирает, что брат инвалид? Разве это её выбор, её личное решение? Это брат жизнь. Да – жестокая правда, да – беспощадная, но другой у нас нет, и не будет. Так-то! Так что советов не жди. Нет их у меня. Думай. Я с тобой. Как решишь, так и правильно станет.
