Читать книгу: «С тобой. Только с тобой!», страница 2
И родила ему троих ребятишек.
Ждать совершеннолетия любимой оставалось два года. Это стало непреодолимым препятствием.
Увы! Никто не знает своего будущего. Предвидеть последствия наших поступков невозможно. Даже взмах крыла бабочки может оказаться фатальным, чего уж говорить о хрупких и ранимых судьбах и человеческих отношениях?
Поступки, диктуемые гормонами, непредсказуемы. Против природы бессильна даже любовь, даже самая-самая чистая и непорочная любовь.
А Игорь Леонидович… он заслуженный художник районного значения.
На половине картин он до сих пор изображает Любочку, ту, тринадцатилетнюю, с лучистыми глазами, полными любви и обожания.
Всё не так
Они познакомились на литературном сайте.
Игорь Леонидович публиковал рассказы около полугода, старался отслеживать новинки, вникал в тематику изложений, пытался выработать свой стиль, что пока не очень выходило, иногда писал комментарии на понравившиеся повествования.
Понятно, что популярность его была невелика, читателей мало, а качество работ неважное: он только учился творить.
Виктория Анатольевна выложила первые работы и сразу нарвалась на агрессивного комментатора.
Мужчина не поленился, написал разгромную рецензию, не стесняясь в выражениях, хотя рассказ был довольно интересный, только сырой, да и автор не скрывал свой любительский, ученический статус.
Игорь прочитал оскорбительную реплику и решил поддержать дебютантку, отправил сообщение, в котором выразил своё мнение, отличное от резкой критической оценки.
Рецензент оказался заурядным заносчивым графоманом. Рассказы его были написаны неинтересно, безграмотно и коряво, зато бросалось в глаза обилие комментариев на чужие тексты, где он брезгливо плевался, давая гадкие оценки.
Видимо у этого автора была устоявшаяся репутация, потому, что с ним не спорили, даже не отвечали на его агрессивные выпады.
Так завязалась довольно забавная переписка.
Игорь читал у Виктории всё подряд, давал советы, но не под рассказами, а в личных сообщениях. Она в свою очередь изучала каждый его пост, писала пространные комментарии, задавала массу личных вопросов.
Спустя немного времени Игорь Леонидович получил сообщение, – Я Вас воспринимаю как близкое, даже родное существо. Поверьте, меня саму это забавляет. Каждое утро хочется побывать у Вас, в Вашем мире. Мне там хорошо, легко, понятно. И не только утром. А вообще, всякий раз, когда прихожу сюда, на этот сайт. Неужели я в Вас влюбилась? Правда, удивительно? Ведь я Вас не видела, не слышала, не прикасалась. Как же так? Мир Ваших мыслей, эмоций меня притягивает. Мне всё равно, какой Вы в реальности. Здесь, в этом виртуальном мире Вы существуете как очень притягательное для меня существо. Надеюсь, не напугала Вас.
– Даже не думайте, – ответил Игорь, – Я старик. Это не значит, что не способен мыслить категориями любви, но испытать чувственный шок вряд ли. Пришло моё время глядеть на мир со стороны. Я ведь и в молодости пробовал писать, но кроме эмоций ничего в багаже не было. Обратите внимание: молодые леди и джентльмены в основном фантазируют, грезят несбыточными категориями, ищут лучший мир где-то слишком далеко от реальности. Мы-то с Вами знаем, что другого мира попросту нет. Надо любить этот, что мы с Вами и делаем. По-своему. А виртуальные отношения с Вами приятны и мне. Спасибо за откровенность!
Переписка наполнялась реальными фактами из жизни, суждениями обо всём на свете, советами, пожеланиями, просьбами.
Оба были разведены, свободны и одиноки, хотя имели детей и внуков.
Чем больше авторы узнавали друг друга, тем сильнее изменялся характер их странного общения. Оказалось, что в их судьбах много общего, но это не сближало, а давало повод для противоречий.
Спустя время Игорь и Виктория общались так, словно долгое время были супругами.
Они обоюдно расхваливали свои рассказы, выставляли высокие оценки этим работам и обращались на Вы, а в личной переписке нападали друг на друга, язвили, огрызались, иногда продолжительное время не общались вовсе, потом извинялись и вновь посылали друг другу восторженные реплики.
Если один из них публиковал рассказ, другой должен был незамедлительно ответить, иначе оппонент начинал переживать и нервничать.
– Какая сложная, настороженная и беспокойная женщина, – думал Игорь Леонидович, – дёрнул же меня чёрт с ней связаться. Она ведёт себя как жена, постоянно чем-то озабочена, недовольна. Но меня необъяснимо тянет на её страницу. Что там такое волшебное? Обыкновенная, как и я, бездарность, претендующая на внимание.
– Кто дал ему право критиковать мои произведения, кто, – раздражённо вопрошала себя Виктория Анатольевна. – Думает, если я несколько раз написала о любви, значит, можно издеваться? Я же гипотетически, виртуально. Сегодня же выскажу всё, что думаю и прекращу переписку, только прочитаю ещё раз его последний рассказ.
– Надо же, словно о моей жизни пишет, – недоумевала она, – душу наизнанку выворачивает. Нужно поставить точки над i, выяснить, в чём дело. Пожалуй, стоит пригласить его на встречу, почему нет? Должна же я знать, что не так в наших отношениях.
На этой мысли Виктория сосредоточилась, наморщила лоб, – отношениях, чёрт возьми! Чего я себе насочиняла, чего, какие отношения на седьмом десятке лет! Блажь.
Прочитав несколько раз растревожившее душу повествование, женщина написала восторженный отзыв и отправила в личном сообщении предложение встретиться на нейтральной территории, в кафе у городского парка.
Игорь Леонидович раз десять прочитал предложение “обсудить и урегулировать некоторые аспекты творческих отношений”, не в состоянии дать на него адекватный ответ. Он не понимал, что именно придётся обсуждать, как себя вести и вообще…
Нервозность вызвала приступ стенокардии, подскочило давление, однако совсем не ответить было нельзя, – по крайней мере, это неприлично, по-детски отмолчаться. Не хочешь встречаться – не надо, зачем создавать неоднозначную ситуацию? Ещё подумает, что испугался. Ладно, поговорим, исключительно о рассказах. Ничего личного.
Встречу назначил на час дня в выходной. Игорь специально выбрал такое время, когда отдыхает и развлекается молодёжь: не будет повода для лирики, для слишком интимных разговоров.
– Знать бы, о чём Виктория Анатольевна хочет беседовать. Не дай бог опять начнёт петь о любви, я этого не вынесу, слишком стар для этого. Нужно заканчивать этот мезальянс. В конце концов, это не единственный литературный сайт.
Виктория оказалась интереснее, чем выглядела на аватарке. У неё было благородное породистое лицо, стройная фигура и вкрадчивый бархатный голос.
Несмотря на мимолётную симпатию, по всему было видно, что Игорь Леонидович тоже вызвал у знакомки позитивные эмоции, обстановка встречи была крайне напряжённой. Впрочем, он сделал всё, чтобы не понравиться.
Разговор не клеился. Пили кофе с безразличными лицами, время от времени предпринимали попытки развлечь друг друга незначительными фразами, но так и не смогли начать беседу.
После третьей чашки кофе и целой тарелки пирожных Игорь Леонидович сослался на необходимость отпустить дочку с зятем в театр, по причине чего придётся нянчиться с внучкой, раскланялся и был таков.
Виктория Анатольевна в недоумении просидела за столиком около часа, обдумывая, что это было, что с ними не так.
– Всё, всё не так, – возмущалась она. – Индюк напыщенный! Для чего приходил-то? Молчал, словно обвинял в чём-то. Хватит с меня, сколько можно!
Женщина углубилась во внутренний мир, принялась с собой дискутировать, то и дело бросала раздражённые реплики на отдельные фразы из его рассказов, но постепенно успокаивалась.
– Ха, – одёрнула она себя, – а сама-то. Вела себя как дура. Ведь это я его пригласила, а зачем, если за полчаса не произнесла ни слова? Чего я от него хочу? Ни сват, ни брат. Почему мы всё время чего-то делим? Или начинать нужно, или совсем заканчивать. Значит, необходима ещё одна встреча, только на этот придётся основательно подготовиться. Знать бы к чему…
Виктория Анатольевна написала приглашение, строго обозначив время и место встречи, но минут сорок не решалась нажать на клавишу, чтобы его отправить.
“Буду ждать тридцать минут. Если не придёте, я пойму. С уважением: Вика”
Получив сообщение, Игорь Леонидович разволновался, долго не мог прийти в себя.
– Зачем это нужно, ведь мы всё выяснили! Нет у нас будущего, мы разные, именно поэтому и цепляемся друг к другу. Какие отношения могут быть у стариков? Смешно. Да и не нравятся на самом деле мне её рассказы. Просто пожалел, а она… Никуда не пойду. Я пойму!!! Тоже мне, чего она может понять, чего! У меня своё одиночество, у неё своё. Проследовали в одном направлении параллельным курсом и разошлись как в море корабли. Чего ей от меня нужно, прощальный гудок хочет услышать?
Игорь Леонидович нервничал, срывался на домашних, но ответ дать так и не решился.
Странным образом Виктория Анатольевна занимала его мысли целиком и полностью. Он хвалил её и ругал одновременно: намеренно вызывал в душе раздражение, а следом оправдывал.
– Что с того, что она плохой писатель, я-то сам кто такой? Женщина предлагает встречаться, я ерепенюсь. Почему? Что не так? Что-что! Да не хочу я ничего выяснять, не желаю ни о чём думать. Пусть всё остаётся как есть. Поздно пить Боржоми.
Виктория Анатольевна заняла столик в кафе минут за двадцать до встречи. Сидела с неспокойным сердцем, уговаривала себя быть объективной.
– Скажу ему, чтобы не думал, будто я к нему чего-то такое испытываю. Хочу поговорить о его рассказах, только и всего. Я не виновата, что Игорь Анатольевич разбудил моё воображение. Читаю его произведения, а вижу себя, свою юность. Откуда ему известно, о чём я думала, какие эмоции и чувства испытывала, откуда? Зачем он залез в мой мозг! Пусть хотя бы ответит, кто позволил так бесцеремонно описывать то, что было совсем не с ним, со мной.
Глаза женщины подёрнулись влагой, дыхание стало прерывистым, рыдающим. Виктория посмотрела на часы. До встречи оставалось несколько минут. Нужно было привести себя в порядок.
Игорь Леонидович твёрдо решил никуда не идти.
– Ни к чему это. Пусть сама догадается, что пытается разрушить мой устоявшийся внутренний мир. В мои годы нельзя волноваться, переживать.
Тем не менее, его тянуло на эту встречу.
Мужчина сходил в парикмахерскую, освежил причёску, надел костюм, даже купил цветок, не понимая, что с ним происходит, зачем все эти приготовления.
К кафе Игорь Леонидович подошёл минут за пятнадцать, но завернул за угол, где в скверике стояли скамейки. Мысли неслись по бездорожью, как обычно бывает, когда он приступает к написанию нового рассказа.
Он думал о себе и о ней, но отвлечённо, как о персонажах нового произведения, заставлял литературных героев схлестнуться в разных ситуациях, даже достал блокнот и начал записывать.
Получалось довольно интересное повествование. Игорь Леонидович увлёкся, не заметил, как пролетело время.
Посмотрев на часы, он понял, что тридцать минут ожидания сверх обозначенного времени истекают. Сердце застучало вразнобой. Такого казуса прежде не случалось, он всегда был старомодно, безукоризненно пунктуален.
Виктория Анатольевна уже надевала пальто, когда Игорь Леонидович влетел в зал.
– Вы нетактичный, невежливый, неорганизованный человек. Я была о вас лучшего мнения, Игорь Леонидович! Очень жаль, что мы не поняли друг друга. Прощайте.
– Извините, Виктория Анатольевна, я писал, о нас писал, увлёкся…
– Не оправдывайтесь! Что! Что вы там писали? О ком это, о нас, поясните.
– Вы не так поняли. Это рассказ, мы тут не причём, это герои, они такие же, как мы, но совсем не мы.
– Не виляйте хвостом! Дайте взглянуть, что вы там насочиняли! Наверняка какой-то бред. Впрочем, чего это я, какое мне дело до того, что вы там выдумали. Я хотела сказать, что вы меня окончательно достали, я вас…
– Не продолжайте, просто прочтите.
Виктория Анатольевна читала стоя минут десять. На её лице играла цветомузыка чувств.
– Откуда вы узнали, о чём я думала? Почему вы позволяете себе копаться в моей голове! Зачем вы это всё написали! Вы что, тоже так думали?
– Извините, но это мои мысли, а не ваши.
– Так я и поверила! Ладно, допустим. Давайте чего-нибудь закажем и помолчим.
– Согласен.
– Но он, этот ваш Виктор Сергеевич, влюбился в меня, то есть в Ирину Геннадьевну, а вы даже разговаривать со мной не желаете.
– Желаю.
– И всё время придираетесь по мелочам.
– Это от неловкости. Но ведь и вы…
– Я хотя бы попробовала признаться.
– В чём?
– Ну, знаете, Игорь Леонидович, хотите вынудить меня краснеть, как девчонку-малолетку? Не дождётесь!
– Почему вы всё время нападаете? Я не давал повода.
– А вы дайте, дайте повод. К кому это вы направлялись с цветами?
– Это имеет значение?
– Ха! Если послушать вас, ничего вообще в нашей жизни не важно, даже любовь.
– Позвольте!
– Не позволю! Вы постоянно затеваете ссору. Зачем вы пришли, я уже всё для себя решила, а тут вы со своим глупым рассказом.
– Он вам не понравился?
– Конечно, нет. Того человека зовут Виктор Сергеевич, а не Игорь Леонидович.
– Хотите сказать…
– Хотела, чтобы вы это сказали, но ничего не услышала.
– Это же глупо, чёрт возьми. В нашем возрасте с этим не шутят. Так и до инфаркта недалеко. Что вы скажете детям, внукам?
– Не обязана ни перед кем отчитываться. Почему вы всё ходите вокруг да около? Пора заканчивать этот глупый диалог. Да или нет?
– Вы о чём, Виктория Леонидовна?
– Не бесите меня, не надо, я устала от недомолвок!
– Хорошо, я понял. Ко мне или к вам?
– Что вы себе позволяете! Вы же не кавалерист, чтобы рубить сплеча.
– Тогда вынужден раскланяться. Мы не способны понять друг друга.
– Это ещё почему, позвольте спросить? Я лишь хотела сказать, что сначала нужно узнать друг друга ближе.
– Предлагаете дружбу? Но мне не двадцать лет, немного больше. Хотите узнать, переезжайте ко мне, там и познакомимся.
– Мне нужно подумать.
– Вот и думайте. О решении пишите в личку. Возможно, к тому времени я ещё не передумаю.
– Вот значит как! А поехали. Но имейте в виду: невесты – товар скоропортящийся, обмену и возврату не подлежат.
– Ну, насмешили, Виктория Анатольевна.
Вечером странная парочка ссорилась по поводу того, кто первый будет пользоваться компьютером.
Потом они ужинали с вином при свечах, эмоционально спорили о том, как в дальнейшем распорядится судьба с героями новой повести Виктором Сергеевичем и Ириной Геннадьевной. Спать отправились в разные комнаты.
Через полгода Игорь и Вика издали книгу под общей фамилией, которую назвали “Всё не так”
Держись меня – всему научу Часть 1
– Не скучай, друзей встречай, приглашай меня на чай, – задорно продекламировала Нина. —Приветик, Светулька! Представляешь, подруга, я сегодня, такая счастливая. У меня по-настоящему весеннее настроение. Посмотри вокруг: весна, красотища, любви хочется так, что в животе тошнит.
– С чего это тебя так растащило? Неужто опять влюбилась?
– От желаний, Светик, всяких-разных, милых и заразных. Крышу у меня сносит от эмоций и желаний.
– Так у тебя всегда так.
– Ничего ты, Светулёчек, не понимаешь в колбасных обрезках. Даже кошки по весне с ума сходят, а мы девушки. Природа шепчет: займи, но выпей. Я в смысле любви и настроения. А всё почему? Кровь бурлит, подруга, можно сказать закипает.
– А ты её остуди. Хочешь, я тебе льда в морозилке наковыряю? Могу даже коктейль соорудить.
– Неужели ты ничегошеньки не чувствуешь? А у меня вот здесь, вот здесь и ещё здесь волосы на коже дыбом встают, мурашки по всему телу бегают, и петь хочется. И вообще у меня всё встаёт. Честно- честно. Мы же с тобой девушки, мальчишки спят и видят, как бы нас поцеловать. Вот ты, ты целовалась хоть раз? Нет! Ну и дурында. Наводнение сходит, через неделю-другую дебаркадер откроют: кафе будет работать круглосуточно, навигация начнётся, теплоходы пойдут. Музыка, танцы, морячки с деньгами. Радуйся, Светулёк – зима закончилась. Заживём!
– Извини Ниночка, мне учить нужно. Весна, это конечно здорово, только экзамены скоро. Ты что, в девятый класс не собираешься?
– Сдурела что ли, зачем? Романтики в тебе нет, Светка. Учёба, работа, это для тупых и бездарных. Мы же с тобой красотки. Наше дело мужика толкового найти. И всё, дело в шляпе. Остальное его проблема. Пусть учится, если хочет или ещё чем займётся, мне без разницы. У меня и без того есть чем расплатиться. Вот посмотри. Да не туда… на ножки мои смотри. Ничего не замечаешь? А мальчишки всё видят. И коленки, и бёдра, и талию как у стрекозы; осанку, походку, кожу нежную как попка младенца. Про грудь вовсе молчу. Этот аргумент бьёт сразу наповал – проверено. Когда мамки дома нет, я смотрюсь в зеркало и сама от себя тащусь. Даже самой потрогать хочется. А тебе?
– Мне, Нина, к экзаменам готовиться нужно. Хочу десять классов закончить. Потом в институт.
– Интересно, зачем? Ты учиться будешь, а я… Скажи честно, Светка, ты когда-нибудь влюблялась, по-настоящему, до дрожи в коленках и полной потери соображения? А себя когда-нибудь трогала? Ну, там…
– Глупости это всё, ещё успею. Первым делом, сама знаешь – самолёты. Когда профессию получу – догоню. Пока мне это не интересно.
– Вот и неправильно. Время как снег, как вода в реке: его не задержишь, по капельке утечёт – оглянуться не успеешь. Жить, подруга, нужно быстро и интересно: кто не успел – тот опоздал. Лично я в училище пойду. Выучусь на оператора почтовой связи, буду сидеть вся такая волшебная, соблазнительная, изящная, красивая. Тоненькое платьице с оборочками, лёгкое-лёгкое, почти невесомое, цвета весенней травы, только прозрачное. Не совсем, конечно, но с намёком.
И декольте, как приглашение к романтическому диалогу. Этакое лирическое вступление к прозе жизни. Поэзия, понимаешь, изюминка.
Я вся такая тонкая, невесомая. Кудряшек милых пружинками наделаю, волосы осветлю, губки напомажу. Ну, врубаешься? Брови вразлёт, глаза полуопущены: томные, с поволокой, загадочные, кокетливые, чувственные.
Это я про себя, Светулёк. Ты не очень-то примазывайся – уроки учи. Сегодня все женихи мои. Никто не уйдёт безнаказанно, помяни моё слово. Нинулька сказала – Нинулька сделала. Главное, правильно выбрать: чтобы у меня, всё было, а мне за это ничего не было. Вот увидишь, всё так и срастётся. Так ты идёшь на дебаркадер?
– Ты же знаешь, у родителей денег нет. Конечно, как-нибудь и я схожу потанцевать. Мы же подруги. Только не сейчас. Экзамены, сдам – может тогда.
– Ага, к шапочному разбору, когда всех приличных парней, кто с деньгами и возможностями, другие разберут. Ты чего, подруга, всерьёз думаешь сама за себя платить? Ну, ты даёшь стране угля!
Мы с тобой девки на выданье, у нас аргументы весомее денег имеются. Делаешь невинные глазки, ресничками хлопаешь, создаёшь впечатление, что тебе мама целоваться не велит и идёшь на сближение.
Но не сразу.
Сначала нужно туману напустить, намекнуть на целомудрие, на недоступность. Они же завоёвывать, покорять любят, от этого процесса сильнее всего и тащатся. Держись меня – я всему научу.
Найдём с тобой парней, на которых пахать можно, и до пенсии на них кататься будем, с ветерком, под парусом. Эх, подруга, как хорошо, что мы девчонками родились! Меня мамка всему обучила. Главное – не дрейфь. Я с тобой, подруга, прорвёмся.
– Светка, скажи честно – не боишься? Сама же сказала – мы девочки. Но ведь только один раз. Нет, Ниночка, не убедила ты меня. Выйду замуж – тогда натанцуюсь.
– Вот ещё! Пусть они нас боятся. На мою мамку посмотри. Батя пытался выступать, гонор показывать – обломала рога на раз-два. Ладно, как хочешь, я побежала. Нужно к девчонкам успеть. Не все же такие благочестивые и скромные как ты.
Держись меня – всему научу Часть 2
Ниночкина мама, Вера Егоровна Сапрыкина, была в городе человеком заметным, уважаемым. Что ни говори – директор овощного магазина в небольшом городе, это высокий статус, предполагающий широкий круг знакомств и определённое положение в обществе.
Правда, кроме директорства, она одновременно выполняла в этом заведении обязанности продавца и бухгалтера, а также уборщицы и дворника, но в трудовой книжке значилась именно руководителем.
Такой ворох выполняемых действий женщину нисколько не напрягал. Напротив, её это устраивало: не нужно никого заставлять что-то делать, нет нужды выяснять с работниками отношения, вникать в их проблемы, а главное – профессиональные тайны наружу не вылезают.
Вере Егоровне, уже под пятьдесят, а она всё ещё в строю. Мало того, как женщина, в том самом, романтическом смысле, ещё ого-го: многим молодым по части игривых развлечений фору даст.
Но, это так, к слову пришлось.
Семья у неё крепкая, с какой стороны ни глянь: в плане отношений, да и материально тоже. Не богачи, но возможности имеют много выше средних.
В квартире холодильник, телевизор, музыка стереофоническая, ковры, импортная мебель. Но это всё мелочи, в сравнении с лодкой «Прогресс», летающей по реке с двумя моторами, мотоциклом с коляской и снегоходом «Буран».
Техникой, как это ни странно, увлекается именно она, хозяйка. Охота, рыбалка – основные увлечения этой удивительной женщины.
Она ведь не всегда была директором.
В молодости Вера Егоровна жила на берегу реки Печора, близко к устью, в маленьком рыбацком посёлке и руководила рыболовецкой артелью, сменив на этой должности безвременно погибшего в шторм отца.
Тридцать рисковых, на всё готовых мужиков беспрекословно слушались не только слов, даже взглядов и жестов этой девицы.
Силищи у Веры Егоровны было в избытке: гренадёрский рост, ладони размером с тарелку, вес более центнера и мышцы узлами.
Она легко и непринуждённо тащила наравне с рыбаками тяжеленные сети. Не сказать – не напрягаясь, но играючи, с улыбкой, шутками, прибаутками и тягучими поморскими песнями, некоторые их которых звучали часами.
Голос у Веры Егоровны сильный и чистый. Никто не мог перепеть Верочку Сапрыкину. Обидеть её было попросту невозможно из-за душевной доброты и деликатного характера. Сама она ни за что не могла проявить агрессию без повода, но могла за себя и постоять.
Не раз она ”надирала задницу” охамевшим, расшалившимся не в меру лихим артельщикам, усмиряя охальников ударом кулака в лоб.
Некоторые пробовали «обломать бабу» на спор, только сраму от этой затеи имели. После таких экспериментов никто больше судьбу не испытывал.
Да и зачем? Не давала она повода для вольностей.
Если было нужно для дела, Вера Егоровна становилась жёсткой как кремень, только искры летели. Своего она всегда добивалась, когда нужда наступала. Особенно почитала семейные ценности.
Правда, несколько своеобразно, но об этом потом.
Судьбу Веры круто изменила родная по отцу тётка, Степанида Фёдоровна Лисицинская. У той была неодолимая тяга выбиться в люди, чем она и занималась половину жизни, когда прочие девчонки её возраста предпочитали любовь и романтику.
Выучилась тётка на товароведа, немного поработала на рядовых должностях и семимильными шагами двинулась наверх, используя любые возможности, в том числе неодолимые мужские инстинкты.
Через несколько лет она уже была заместителем директора торговой базы. Тогда и вспомнила про племянницу, да и не только про неё: всех родных к хлебным местам пристроила. Помогла обустроиться, квартиры получить.
Вера Егоровна до сих пор ей благодарна. Никогда не забывает тётку, теперь уже старушку-пенсионерку: помогает продуктами, иногда деньгами.
Муж Веры Егоровны, Афанасий Степанович, тоже человек при должности: руководит артелью грузчиков и такелажников при Рыбном Кооперативе.
Оклад у него очень даже не маленький, к тому ещё левые подработки, премии и прочий навар.
Товар с теплоходов на базу принимают по факту, сколько оприходуют. Остальное: усушка, утруска, бой, утрата качества – его личный неделимый капитал.
Причин, по которым можно безбоязненно присваивать толику товара было много. Только дурак не воспользуется такими волшебными возможностями.
Дома у бригадира даже кладовка специальная построена, где хранятся многочисленные трофеи. Обычно этот склад забит под завязку: добра много не бывает.
Имиджевый статус приходится постоянно поддерживать: делиться с нужными людьми, умасливать проверяющие и контролирующие органы, кого-то подтолкнуть небольшим презентом к принятию правильного решения. Это жизнь.
– Не мы, такие, всё до нас придумано и продумано, – философствует в подпитии Афанасий Степанович.
В этих вопросах досконально жена разбирается, она и советует: когда, кому, сколько. Да Афанасию и не жалко тех крох. Приход в кладовку стабильный, пустой она никогда не бывала. Во всяком случае, он такого не упомнит.
Афанасий Степанович, по-другому его никто называть не решается, даже супруга, давно уже ничего не грузит, только руководит. У него даже кабинет имеется: маленький, но отдельный.
Стол с двумя стульями, топчан и тумбочка, на которой стоит поднос со стаканами и электрический чайник. Зато на двери табличка с фамилией и должностью, а это, сами понимаете, добавляет респектабельности.
Марку приходится высоко держать.
Вера Егоровна зорко следит, чтобы костюм у мужа был чистый, отутюженный, чтобы ботинки блестели, носочки обязательно светлые или в полосочку.
Ходит Афанасий в импортной дублёнке последней модели, шапку престижную носит, не какую-нибудь нерпу или кролика – норку или на худой конец пыжик. Серебряный портсигар, часики с золотой цепочкой, платочек надушенный, кожаный портфель.
Старается мужик, соответствует должности: наряды выписывает, накладные перекладывает, приказы подшивает, а главное – телефон. Самый настоящий, служебный.
Раздаст Афанасий артельщикам задания, покурит, достав из статусного портсигара дорогие папироски, и обратно в кабинет.
Под сердцем у Афанасия Степановича, во внутреннем кармане, всегда согревает душу заветная фляжка из богемского стекла, граммов на семьсот. В ней наливочка градусов пятьдесят крепостью, настоянная на диких тундровых ягодах или можжевельнике: чистая как слеза, прозрачная, духовитая.
Афанасий закрывается изнутри на ключ, достает желанный, такой родной и близкий душе флакончик, раскручивает содержимое, чтобы внутри закружилась змейкой воронка, рождающая положительные эмоции и хорошее настроение.
– Настоящий мужик никогда не променяет качественную выпивку и друзей на иные блага, – считает он.Но, это если стоящий, как Афанасий Степанович. Он человек слова и дела. Его портрет всегда висит в ряду передовиков на Доске Почёта. И премии ему приносит.
Правда, ни зарплатой, ни премией, Афанасий Степанович не интересуется. Не мужское это дело – деньги считать. На это у него баба есть, она за него всё получает, сама и решает, как и куда потратить.
У Афанасия другое хобби. Вот оно, искрится малиновой прозрачностью в заветном сосуде. Сегодня брусничная – самая любимая: немного горечи, чуть кислинки, крепость в самый раз.
Глотнёт, подержит во рту, чтобы ощутить всю прелесть букета.
В предвкушении сладостных ощущений изнутри благодарного тела с самого дна желудка поднимается волна тепла, согревая душу, вызывая преждевременное возбуждение и блаженство, которое вот-вот разольётся по всему телу.
Афанасий отрывается от созерцания амброзии, делает глоток, потом ещё и ещё, прислушивается к ощущениям…
Хорошо!
Завинтив пробку, положив флакончик под сердце, Афанасий Степанович откусывает малюсенький кусочек от мускатного орешка, разжёвывает, прыскает в рот из малюсенького импортного флакончика специальный дезодорант для рта: чтобы, ни одна собака не догадалась. Это ему ни к чему. Статус обязывает.
Скоро обед. Забежит как всегда Вера Егоровна, принесёт в судках горячее, завалит духовитыми блюдами весь стол, чекушку коньяка присовокупит.
Это ритуал. Без него никак.
У них ведь любовь, трое детишек: две дочки и сын.
Теперь уже столько и останется.
Слава богу, жена успокоилась: больше не теребит его – давай да давай, ещё одного родим.
Любит она детишек.
Впрочем, он тоже.
Такую и искал. Недаром до тридцати лет не только не женился, даже целоваться себе не позволял. Берёг свою чистоту для любимой.
Вот и сейчас, даже на работе, хоть и прожили вместе двадцать с лишним лет, представляет себе Афанасий Степанович, как вечером уединятся они в своей спаленке, как разложит он её крестиком, раздвинет белые ноженьки…
Афанасий даже вспотел слегка, но в дверь постучали.
Пришлось открывать.
– Такую фантазию паразиты испортили, чтоб им пусто было!
В течение рабочего дня фляжка почти пустела.
Бригадир к вечеру смотрит на мир, закрывая поочерёдно, то один, то другой, глаз, иначе всё вокруг разбегается.
В конце смены Афанасия Степановича артельщики волокли домой, скрывая этот факт от посторонних, для чего приходилось заворачивать его в покрывало.
За оказанную услугу грузчики стабильно, по очереди, получали по бутылке водки.
Учуяв домашние запахи, бригадир обычно просыпался, нащупывал флакон, и опрокидывал в рот остаток.
Эта бутылочка у него всегда под рукой и обычно выручает, не то, что некоторые люди, окружающие его вне семьи. Те всегда готовы предать и продать.
Слава богу, семья у него замечательная.
Дом, есть дом. Его он не только любит – почитает. И предпочитает всему прочему.
Вера Егоровна, например, та любит охоту и рыбалку. Она частенько пропадает на реке и в тундре все выходные на своей мудрёной технике. У неё и гаражи есть, целых два. Один на берегу, для лодки и вездехода, другой недалеко от дома. Там у неё диван, кресла, стол, плитки электрические: технику-то обслуживать нужно.
У каждого в жизни должен быть свой интерес.
Афанасий Степанович лучше полежит, помечтает, рюмочку-другую пропустит. Это он сейчас лишку себе позволяет, прежде, пока Ниночку не родили, последыша любимого, Вера Егоровна выпивать разрешала раз в неделю и то не всегда. Говорила, что отцовство и пьянство несовместимы.
– У алкашей дети родятся убогими и хилыми, иногда и вовсе ненормальными, – говорила жена.
Приходилось терпеть.
Теперь Ниночке уже шестнадцать, ей его хобби нисколько не повредит.
У дочки своих глупостей навалом. Вон и курить уже выучилась. На отца и мать плюет с высокой колокольни, даже покрикивает.
– Где это видано, чтобы дитя, в муках и любви рождённое, родителей не почитало? Ну и времена, наступили. Свят, свят… Что делается. Ладно, это их проблемы, им и решать, – ворчал про себя Афанасий.
После приёма нескольких доз горячительного он отключился ненадолго, наполняя это состояние грёзами, в кои он систематически отлетал, мечтая о хорошем и лучшем, с удовольствием путешествуя в прошлом и будущем.
Но момент, когда с работы должна прийти Вера Егоровна, улавливал чутко, на уровне рефлекса.
