Читать книгу: «ОДИНЖ. Книга I. Пособие по выживанию для Бессмертных…», страница 5

Щелчок и толпа превратилась в бушующий стадион. Раздались гневные крики, предложения сломать к такой-то матери долбанный светофор, – опять красный горит. Водители, радуясь зеленому коридору, давили на газ, нещадно сигналили, отпугивая желающих проскочить.

– Да что за… – Женщина растерянно смотрела на взбесившийся светофор, перевела взгляд на наручные часы, болезненные красные глаза следили за минутной стрелкой. – Я не могу опаздывать, мне назначено.

– Время лечит… время убивает… – Хихикнуло сзади.

Дамочка выругалась, дернулась перебежать дорогу, и была немилосердно облаяна водителем маршрутки. Сама в долгу тоже не осталась. Замерла на краю волнующегося людского потока, нервно топала каблучком, мобильник «разрывался» в опущенной руке.

– Идиотка. – Убрав звук, она швырнула гудящий телефон в сумочку. – Я ее растила, а она что вытворяет! Ну ничего. Еще приползет. И ублюдочка своего притащит. А я ее прощу. Я же хорошая мать. А с ним… – Усмехнулась, поправила сумочку на плече. – С ней. Разберемся.

– Считаете, будто ребенок принадлежит вам, потому, что вы – мать?

Голос карлика? Пухлая ручка бесцеремонно оттесняет меня в сторону.

Исра деловито обходит вокруг, встает перед хмурящейся дамочкой. Браслеты, охватывающие тонкую кисть, дружно звякнули, рука поднялась к голове, дрожащие пальцы убрали непослушную прядь волос от лица, глаза прожигают улыбающегося наставника. Уперев руки в бока, она слегка наклонилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Я ее родила. И вырастила. – Процедила она сквозь зубы, желваки вздулись под бледной кожей, нервно теребит кольцо на левом безымянном пальце.

– Исчерпывающий ответ. – Развел руками карлик и раздул щеки. Копируя позу женщины, упер руки в бока, выставил вперед правую ногу и подмигнул.

Дамочка пошла пятнами, от избытка чувств забыв русскую речь. Литературную. По мере того, как на Исру извергался вулкан отборнейшей брани, вокруг росло кольцо отчуждения, – в толпе, где яблоку негде упасть, нашлась прорва места. Я ошалело крутил головой, фиксируя высокий слог, и подсчитывал приличные слова. Впрочем, за исключением предлогов «в» и «на», таковых не оказалось. Предлогов было тридцать семь.

Пока я восхищался «высоким» слогом, наставник раскачивался с пятки на носок, с самым беззаботным видом рассматривая облака. Стоило дамочке сделать паузу, как он шмыгнул носом, перевел взгляд на взбешенное потное лицо, покрытое красными пятнами. Карлик почесал лоб, посмотрел на бурно вздымающуюся грудь под черной блузкой, толстые губы двигались, как у разминающегося диктора.

– Простите, вы что – то сказали. – Смущенно пробурчал он, ковыряясь пальцем в ухе. – Слуховой аппарат забыл включить. Может, повторите…

В новом потоке брани неприличными были даже предлоги. Женщина остановилась, перевести дух, от пунцового лица идет жар, лоб покрыт испариной, бока раздуваются, как у загнанной лошади.

Исра широко, с подвыванием зевнул, плямкая губами, громогласно рыгнул, удивленно озираясь, будто впервые заметив толпу. Многие так старательно отводили взгляд, что с тем же успехом могли пялиться во все глаза и тыкать пальцами. Золотые зрачки сфокусировались на пунцовом лице, проследили за капелькой пота, стекающей по изрезанному морщинами лбу. Он лукаво улыбнулся, подняв вверх указательный палец, приоткрыл рот…

– Тебе еще раз повторить… с самого начала?! – Процедило пунцовое существо, через стиснутые зубы.

– Не. – Хмыкнул карлик, почесывая плешь. – От сотворения мира – долго. Давай с той черной страницы, где на свет появляешься ты.

Женщина яростно топнула каблучком, нетерпеливо оглянулась. Светофор покладисто считал последние секунды, зеленый человечек взял низкий старт.

Хлесткий, как удар бича, щелчок, и зеленый человечек смылся, вытолкав на поле красного. Толпа гудела, взволнованная не на шутку. Женщина подскочила на месте, как ужаленная.

Исра продолжал ритмично щелкать пальцами, тучка набежала на широкое лицо.

– Каждый раз, когда я щелкаю пальцами. – Трагическим тоном промолвил он. – В мире умирает нарисованный человечек. А вам достаточно лишь передумать, чтобы выжил настоящий.

В воздухе повисло напряжение, давило на плечи, заставляя непроизвольно горбиться, одинокий старичок прислонился к стене дома, судорожно ощупывал карманы. Молодая пара, что стояла, держась за руки, с шумом разбежалась, – парень даже не обернулся, девушка бессильно упала на колени, размазывая тушь по лицу. Мрачное нечто заставляло отводить глаза, менять курс, гнало прочь.

Я тоже ощутил «это». Мог увидеть, но… Пустота маячила, назойливо напоминая о себе, билась о мое безразличие. Не хочу…

– «Не могу». – Поправил себя, и стыдливо отвел взгляд, стараясь не смотреть Пустоте в лицо. В простое, бесхитростное, что не просило ничего взамен, лишь принять. Но я не мог. Я не…

Поток машин иссяк, словно где – то перекрыли кран. Лица редких водителей мрачнели с каждой секундой, последняя пара резко затормозила у перехода, словно там пролегла незримая черта, несколько мгновений боролись, сжимая руль до треска кожи. Запах паленой резины, букс колес на месте, вывернутый руль, через минуту рев моторов затих вдали. Светофор умер, таращился пустыми глазницами. Последней, проехала машина «скорой», сирена взорвала липкую тишину, испуганно стихла на переходе, седой водитель приник к рулю, стиснув зубы, давил педаль газа, красный крест исчез за углом, – ему некогда бояться смерти, от него зависит жизнь.

Женщина скривилась, как от зубной боли, посмотрела на другую сторону дороги, на безжизненный светофор, туфелька неуверенно ступила на зебру.

– Вы еще можете спасти одну жизнь. – Тихо произнес карлик.

Дамочка окрысилась, ринулась вперед, пригибая голову, будто шла против ветра.

– Значит, – смерть, прежде бесчестия! – Крикнул вдогонку наставник. – Ради чего? Ради нее, или ради себя?!

– Да я лучше сдохну, чем позволю… – Взвизгнула она, изящные туфельки преодолели половину пути.

Щелчок пальцев. Высокий каблук подломился. Подавившись концом фразы, дамочка, красиво взмахнув ручками, рухнула на асфальт. Черная сумочка взлетела в воздух, медные наклепки засверкали в лучах солнца, плюхнулась, выплюнув из недр кипу бумаг, ветер радостно подхватил нежданную добычу, разбросал вдоль дороги. Издалека доносился рев одинокого мотора.

Женщина со стоном поднялась, водя очумелым взором и потирая ушибленную поясницу, сильно припадая на правую ногу, кинулась собирать бумажки.

– Вам бы лучше уйти с дороги. – Покрутил головой Исра, прислушиваясь к нарастающему реву. – Бросьте вы эти бумажки, они того не стоят!

– Отвали! – Рявкнула она, бросив озлобленный взгляд на карлика. – Не твое собачье дело. Да где же она…

Затравленно озираясь, она рыскала по дороге. Но, когда отдаленный шум перешел в рев могучего мотора, все – таки поковыляла на другую сторону дороги, воспаленные глаза всматриваются в разлетающиеся бумаги.

Исра внимательно следил за секундной стрелкой трофейных часов, воровато глянул через дорогу, присел, делая вид, что завязывает шнурки. Пухлая ручка нырнула за отворот пиджака, вытянув край синей папки. Достав наугад пару страниц, тянет мне.

– Держи.

– Что это? – Верчу в руках распечатку. Непонимающе смотрю в желтые глаза. – Документы?

– Угадал. – Радостно кивнул наставник.

Краем глаза, он следил, как дамочка мнется на другой стороне, хмурое лицо пошло алыми пятнами, стоило взгляду упасть на бумаги.

– Давай их порвем! – Крикнул карлик, карикатурно размахивая пухлыми ручками.

Карлик тянется, потные пальцы выдергивают краешек бумаги, тот скользит, вот-вот выпадет. Через дорогу оглушительно охнуло, резкий порыв ветра выдергивает листы, несет вдоль бордюра. Карлик хватается за голову, кидается следом.

– Не смей!!! – Отчаянный крик. Отчаянный рывок.

Исра разводит руками, глаза смотрят через дорогу, на широком лице растет грустная улыбка.

Бой невидимых Часов разрывает череп, ледяная игла вошла в сердце, заставив содрогнуться. Растущее напряжение достигло пика, сжав грудную клетку, – не вздохнуть, еще пара секунд и… Запоздало тянусь к Пустоте… Поздно.

Уже знакомый визг тормозов. Она успела наклониться, тонкие пальцы ухватили край листа, испещренного вязью непонятных расчетов, торжество в глазах, сметает ужасом непоправимой ошибки.

Удар. Тело перелетает через капот, оставив на лобовом стекле алые разводы, волчком завертелось в воздухе, безвольным мешком с костями рухнуло на раскаленный асфальт. В судорожно сжатом кулаке – обрывок, ветер треплет краешек листа, под колонками цифр фамилия исполнителя и телефон.

Серебристую иномарку заносит, разворачивает боком, передние колеса заезжают на бордюр. Выбежавший костюм тройка с ужасом осмотрел огромную вмятину на капоте, пытается утереть рукавом кровь с разбитого стекла.

– Да какого… Да твою ж мать… Ну почему я?! Я же просто возвращался за договором. Где-то здесь потерял. Все из-за этого долбанутого…

Он резко замолчал, взгляд напоролся на Исру, кадык пришел в судорожное движение, пытаясь сглотнуть. Наставник весело ему подмигнул, кивнул на меня, толстые пальцы выудили на свет синюю папку. Взгляд мужчины буквально прикипел к ней. Карлик тем временем широко замахнулся, папка просвистела, упав водителю под ноги.

– Забирай. Ты его отработал.

Водитель безмолвно открывал и закрывал рот, правая рука дернулась перекреститься, да так и замерла посредине, дрожащие пальцы ослабили петлю галстука. Схватит папку, он прыгнул в салон автомобиля. Скрежет протекторов по бордюру, серебристая иномарка рванула с места, вильнула серебристым бампером и исчезла, только рев затихал вдали.

– Зачем.

Странно, голос почти не дрожит. В отличие от рук, что тщетно щупают пульс на ее шее, в распахнутых глазах отражаются облака. Смотрю на наставника.

– Зачем?

– Чтобы ты смог осознать одну вещь. – Пожал плечами карлик, взглянул на часы, затем на небо, еще раз пожал плечами и пошел по зебре на другую сторону.

– Куда ты. Что за… А мне что делать?!

– Можешь ничего не делать. – Мстительно улыбнулся Исра, подойдя вплотную – У тебя уже неплохо получается.

Подождав пару секунд, он сплюнул под ноги, повернулся спиной, голова задралась, рука приложена козырьком ко лбу, словно он высматривал нечто в вышине.

– А можешь дождаться полиции, дать показания, опознать… машину, водителя. Или уйти, – ведь ты ничего не видел и не слышал. Потому что не мог. Или не хотел?

– А как же… поспешим… потеряем клиента… к чему это было?!

Карлик удивленно обернулся, желтые глаза брезгливо смерили меня с головы до ног. Вокруг, словно волны на берег, раз за разом накатывали толпы спешащих людей, огибали по широкому кругу, сокрушенно качали головами, кто-то достал телефон, обошел труп, выбирая лучший ракурс.

– А что не так? – Криво ухмыльнулся карлик. – Мы поспешили. Клиента… – Карлик безучастно посмотрел на растекшуюся по асфальту красную лужу, отступил на шажок, чтобы не заляпать туфли. – Хм… Клиентку, – потеряли. Все сходится.

– Это… Она?! – Я неверяще смотрел в смеющиеся глаза. Не верю, он бы никогда не пошел на такое.

– «Кто скажет, что это – Он, пусть первым бросит в меня камень». – Хмыкнул карлик, пиная дамскую сумочку. Пожал плечами, бросил безразличный взгляд на труп, отвернулся, короткие ножки сделали шаг в сторону людского потока.

Три удара сердца. Всего три. Но когда рука коснулась черного сюртука, дыхание вырывалось со свистом, словно полдня поднимался в гору. Развернуть эту «гору» ничуть не легче, чем настоящую. Взгляд прожигает плешивый затылок.

– Кто был клиентом, Исра? Ты не можешь солгать на прямой вопрос!

Карлик вздохнул, недовольно дернул плечиком, пытаясь стряхнуть руку.

– Все. – Наконец ответил он, разведя короткими ручками.

От удивления, выпускаю гладкую ткань, но карлик остался на месте, желтый глаз косит на мельтешащих людей.

– Как же ты не поймешь то, – досадливо крякнул он, – каждый из них, – был, есть и остается нашим клиентом. Пока не перейдет в искомое состояние. – Хмыкнул, косясь на дорогу.

– Ладно. – Зубы противно скрипнули, желваки натянули кожу. – Тогда о ком ты говорил в начале, вряд ли ты имел в виду всех!

– Ох, и имел я их всех в виду. – Устало махнул ручкой карлик. – Но ты ведь не отстанешь, да? Хочешь истину, ну так получай исчо одну. Если бы эта дамочка дошла до нотариуса, то с вероятностью в 99 процентов, оставила бы дочурку без наследства и уже завтра выбросила ее с двухнедельным больным ребенком на улицу. А еще через пару-тройку недель, вероятность, что доведенная до отчаяния семнадцатилетняя девчонка покончит с собой, была бы процентов 80. В случае ее смерти, вероятность гибели ребенка – 99 и 9. Но даже сейчас, вероятность гибели ребенка больше половины. А вот когда полиция найдет виновника ДТП… а она его найдет. – Короткий взгляд на зажатый в ее кулаке клочок документа. – Он попытается откупиться у родственников погибшей, денег хватит на срочную операцию. А если он попадет в тюрьму, вероятность его суицида будет… Продолжать?

Карлик насмешливо смотрел, как я, выпучив глаза, хватаю ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

– Но это все случайность… – И сник под брезгливым взглядом наставника.

– Знаешь, Андри. – Вздохнул он, похлопав участливо по спине. – В этой жизни случается абсолютно все! Абсолютно! Но нет ничего случайного…

И уже совсем тихо добавил:

– А если кто-то срочно не вернешься домой, то…

***

Черные провалы насмешливо проследили, как Андри стремительно разрезает людской поток. Ощутив чей-то пристальный взгляд, Исра поднял глаза вверх, желтые глаза прошлись по волнующейся черной массе.

За небесной синевой пряталось мрачное нечто, смоляная масса колыхнулась, уперлась в невидимый барьер, в слепой ярости заметалось среди облаков, – кто-то из прохожих внезапно схватился за голову, зашелся в истерике грудничок, один старик смертельно побледнел, сполз по стене, хватаясь за грудь. Барьер прогнулся, серая пелена упала, отрезав привычный мир, люди замерли, словно выжидая. Черное копье выстрелило с небес, пронзив дергающееся в конвульсиях тело. Исра безучастно смотрел, как над телом вспыхнуло черное оперение, – доля секунды, и мир снова обрел краски. Мгновение, и вселенная осиротела на одну жизнь. В бесконечно далекой вышине прокатился раскатистый гул, будто рев вечно голодного зверя.

– И незачем так орать. – Примирительно усмехнулся наставник. – Моего участия тут самый краешек, даже те злосчастные бумаги побывали у него в руках, – если правила и не соблюдены, так они и не нарушены. Жизнь, за жизнь, – равноценный обмен.

Сделав вид, что его больше не занимает этот разговор, он достал из кармана телефон, взгляд уперся в секундную стрелку Ролекса.

– И вообще, я здесь совершенно случайно, кто ж мог знать, что так все повернется. – С притворной скорбью вздохнул карлик. – Три… два… один.

Телефон заверещал, завибрировал, пытаясь выпрыгнуть из пухленькой ручки, как юркая рыбешка.

– Какой неожиданный звонок, – хихикнул карлик в трубку, – а ты быстро добрался…

Глава 2.3. Один день из не жизни, не человека… «Черная вдова»

– Ну и зачем я вернулся домой?

Трубка, прижатая к уху, невнятно бурчит, пока вожусь с замком. Дверь взвизгнула, скривился, в очередной раз, напоминая себе, – смазать петли. Тонкий прямоугольник света истончился, с легким щелчком дверь захлопнулась, оставив меня подслеповато щурить глаза. Левая рука перехватила выскальзывающую трубку, правая слепо шарит по стене в поисках выключателя. Прошелся ладонью вдоль вешалки с вещами, нащупал плащ, осеннюю куртку.

– Так, где-то здесь…

Рука отодвинула пальто, ныряя к выключателю и… Сжала мягкую полусферу, по кисти растеклось странное тепло, подушечки пальцев подбрасывает, словно внутри сферы работает отбойный молоток. Из темноты раздался томный вздох, одежда мягко шуршит, выпуская на волю нечто. Звонкий смех серебряным колокольчиком разогнал тишину, за спиной возник девичий силуэт, окутанный призрачным сиянием.

– Ну здравствуй, Сладенький! – Трубка выпала из ослабевшей руки, с треском разлетелся пластиковый корпус, динамик обиженно пискнул и смолк.

Мягкий бархат застит глаза, сладкий запах сирени в воздухе. Две стройные ножки опутывают талию, горячие мячики трутся о спину, острые зубки впиваются в шею, – короткая боль и кровь теплым ручейком стекает за ворот рубашки. Горячие губы блуждают по шее, нежный язычок, медленно и томно собирает утекающую жизнь.

Одна польза от паралича, – материться не могу. Остается ждать, сразу не убьет, – я нужен.

Тонкие пальчики скользят по груди, рвут ткань острыми ногтями, оставляя кровоточащие борозды. Опускаются ниже, легкий смешок сопровождает неравную борьбу ременной застежки. Ну вот, последняя крепость пала, юркие пальчики ныряют за пояс, двигаются, заставляя тело откликнуться, глухой стон срывается с онемевших губ.

– Я вижу, ты мне рад! – Пальчики скользят ниже, сжимаются с неожиданной силой, позвоночник пронзает раскаленная игла, мозг взрывается спазмом наслаждения и боли.

Тьма отступает, вытесняется растущим сиянием хрупкой фигурки. Оглушенный, хватающий ртом воздух, – я медленно умираю в страстном приветствии Мизраэль.

Стройные ножки скользят, перебираясь выше, она извивается, блуждая по моему телу, словно гигантская змея. Нырнув под руку, скользит по груди вверх, пока наши глаза не встречаются. Синие омуты без зрачков, затягивают, обещая удовольствие на грани жизни и смерти. На грани, ведь за ними – смерть.

Жадные губы впиваются в рот, запах сирени накрывает терпкой лавиной. Прокусив острыми зубками нижнюю губу, она отстраняется на вытянутых руках, ноги скрещиваются за спиной. Синие омуты следят, как в месте укуса проступает алая капля, тонкая струйка течет по подбородку, щекоча шею, устремляется вниз. Приникает губами к шее, язычок медленно скользит вверх, собирая капельки. Красная змейка шуршит по щетине подбородка, находит распахнутый рот, сочные, вкуса спелой вишни, губы впиваются, отнимая возможность дышать. Юркая змейка раз за разом ныряет все глубже, опутывая язык, сладкий сок смешивается с кровью, стекает в горло кипящей лавой. Огненный шар падает в желудок. Взрыв сотрясает тело, опаляя внутренности, тьма застит глаза, холодная кисть проникает в грудь, льдом сковывая взбесившееся сердце.

Тело падает с глухим стуком. На пол летит сорванная вешалка, одежда разноцветным пологом накрывает слившиеся тела. Под спиной хрустит, превращаясь в стеклянное крошево, пыльная ваза, осколки врезаются в плоть, но тело уже не чувствует ничего, кроме нарастающего безумного напора. Бешеного танца плоти, рвущего одежду, крушащего кости, дарящего смысл жизни, – отбирая ее.

Сквозь кровавую пелену пробивается свет синих глаз, мерцающих на пепельно сером лице, красивые черты искажены мукой наслаждения, с уголка губ стекает кровь. Словно две звезды, ее глаза вспыхивают все ярче, выжигая душу, обращая внутренности в пепел. Тело напрягается, чувствуя близкую смерть, выдерживая растущий напор. Ее глаза радостно распахнулись, вбирая остатки моей воли, – все, ради этого момента. Ради мига, когда затухающее сознание выбросит остаток сил в попытку обмануть смерть, оставить след в этом мире. Надежда, иллюзия бессмертия, – дать начало новой жизни. Эта надежда и питает ее. Даруя новую жизнь. Ей…

Тело выгнулось дугой, дикий вой разогнал темноту, скрюченные пальцы скребут деревянные полы. Из сумрака смерти проступили выцветшие обои, вещи раскиданы, словно тут бушевал ураган. С хрустом разогнулась закостеневшая спина, из ран дождем сыпались мелкие осколки, кожа затягивается, оставляя сотни белых шрамов. Через пару часов они потемнеют, а уже через сутки ничто не будет напоминать о…

Ноздри с шумом втянули воздух, слабый запах сирени смешивался с прогорклым маслом. Уши дернулись, как у собаки, на лице застыло удивленное выражение, голова с трудом повернулась в конец коридора. Дверь на кухню закрыта, в тонкие щели выбивается свет, текут запахи готовящейся пищи, доносится смутно знакомый звук… Мотаю головой, сбрасывая наваждение. Звук не пропал, – пение.

Песня была томной, грустной, нежной и настолько… глубокой, – более подходящего слова не нашлось в моем скудном словаре. Она не трогала за струны души, а играла на ней, заставляя бездумно лететь следом, словно мотылек на свет. Песня без слов, без привычных ритмов. Мелодия, – настоящая, рвущая душу. Песня льется ручейком, унося вперед, к далекому морю, каждый виток уникален, как сама жизнь. Песня не по памяти, не по нотам, – так звучит настроение.

Держась за стену, иду на звук. В темноте хрустят осколки, одежда подсекает ноги, отговаривая идти, но голос манит. Дверная ручка со щелчком подалась вниз, крякнули старые петли, подслеповато щурясь, шагаю в светлый проем.

Мелодия оборвалась, тень набежала на крохотное помещение, пыльная люстра обиженно замерцала, вот-вот перегорит. Две тусклые звездочки смущенно блестят на пепельном лице, томные губы разошлись в неловкой улыбке, обнажив ряд жемчужных зубов. Даже уродливый фартук с темными пятнами не портил ослепительной красоты и грации обнаженной фигурки: крупная грудь натянула ткань, темные ореолы просвечивали, с вызовом целя в лицо. Сглотнул, с трудом перевел взгляд на лицо, в синих глазах горит мрачная удовлетворенность.

Она легонько подкинула шкворчащую сковородку. Слежу за полетом блина, бока просвечивают, видны кратеры на обратной стороне. Тонкая кисть выстрелила вверх, подхватив блин в высшей точке полета, короткий фартучек задрался, повис на тяжелых полушариях.

В смеющихся глазах отражается пунцовое лицо с вытаращенными глазами. Огромных усилий стоило удержать глаза на уровне ее лица, не думая… Даже не думая опустить ниже, ведь там… В глазах потемнело, – кровь резко отлила от головы «думающей» к голове «действующей. Пошатнулся, под ноги удачно ткнулась табуретка. Рухнув на жалобно скрипнувшее сиденье, подслеповато моргаю, разгоняя мечущиеся в глазах темные мухи. Теперь глаза оказались на «том самом» уровне. С трудом разлепив пересохшие губы, втягиваю со свистом воздух, – кажется, раньше у нее там был пушок.

Смех, серебряным колокольчиком заполнил повисшую паузу. Она откровенно хохотала, наблюдая, как мое лицо меняет все цвета и оттенки, пока нарочито медленно поправляла фартучек. Но стоило поймать дыхание и унять чресла, как Мизраэль повернулась спиной, наклонилась, зачерпывая тесто ложкой со дна кастрюли на столе. Сзади у фартучка, как и положено, две петельки, длинные волнистые волосы цвета заката укрыли спину, опускаясь почти до самой… Почти… От усилий отвести взгляд лицо налилось дурной кровью, глаза вылезали из орбит, но упорно косили заразы, косили… В черепе лопнуло с противным звоном, трясущаяся рука лапнула нос, удивленно рассматриваю кровь на кончиках пальцев. Тягучая капля упала на пол, вздрагиваю, сбрасывая оцепенение, пальцы больно сдавили переносицу, голова запрокинулась, шумно втягиваю носом воздух, чувствуя, как вязкая жидкость стекает в горло. Соленый ком ухнул в недра желудка, там возмущенно заверещало, заворочалось, протестуя и требуя пищи, на худой конец – палку колбасы.

– Проголодался, Сладенький? – Раздался веселый девичий голосок.

Встав в пол оборота, она подмигнула лукавым глазом. Вылила тесто, покачивая тяжелой сковородой, распределила по поверхности. Подцепила край блина коготком, перевернула.

Переступаю с ноги на ногу, снизу хрустит, только сейчас разглядел валяющуюся по кухне яичную скорлупу, грязный линолеум украсили снежные шапки рассыпанной муки. Кухня пребывала в стадии места пережившего торнадо: ящики вывернуты, дверцы шкафчиков нараспашку, одна висит на чудом уцелевшей петле.

На столешнице растет горка исходящих паром блинчиков. Опустевшая кастрюля отправилась в раковину. Следом канула сковорода, уступив плиту пузатому чайнику, бока блестят капельками воды, те стекают, кусая синее пламя, слышно недовольное шипение огненного зверя.

Тарелка с блинами перекочевала на обеденный стол, и, прежде чем успел опомниться, ко мне на колени плюхнулась Мизраэль. Тонкие руки обвили шею, сочные губы перехватили очередной вдох, борюсь за глоток воздуха в перерывах между страстными поцелуями. В голове шумит, неловко пытаюсь отстранить хрупкую фигурку. Руки как-то оказались под фартучком, пальцы нащупали два упругих мячика, Мизраэль напряглось, сильнее сжимая объятья.

– Постой… Я не… – Каждую искру сопротивления, она гасит волной поцелуев. – Не здесь же…

Вздрогнул, хватая широко открытым ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, – тонкие ручки нырнули между нами, схватившись как раз ТАМ.

– Поймала. – Проворковала она, отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза. – Сдаешься?

Нервно кусаю губы, будучи занят вопросом, как могу коленями чувствовать все изгибы ее тела. Через джинсы чувствуя, какая там нежная бархатистая кожа, идеальные округлые изгибы, настолько мягкие и упругие, что… Черт! Еще немного и… Я знал, что это неспортивно, но иного выхода нет.

– Прости!

Пытаюсь высвободить правую руку, мельком вижу свое дикое отражение в изумленных глазах, – с таким лицом отгрызают лапу, попавшую в капкан. Ладонь со скрипом движется по тугой груди, на пути, как горный хребет – твердый бугорок. Ее прерывистое дыхание опаляет щеки, с закушенных губ слетает хриплый стон, руку подбрасывает рвущееся навстречу сердечко. Пальцы с натугой преодолевают последний изгиб, ныряя ей за спину, пламя страсти в синих глазах сменяется огоньком обиды.

– За что, сладень… – Мизраэль выгнулась, извиваясь вдоль моего тела, томный ротик распахнут от боли.

Закрепил эффект, намотав на кулак еще оборот длинного тонкого хвоста, нежная кожа трещит, натягиваясь, кисточка на конце хлещет по стиснутым пальцам.

Ее глаза наполнились влагой, вздернутый носик жалобно шмыгает, пухлые губы кривятся, – вот-вот заплачет. Крохотная слезинка стекла по щеке, прорвав запруду, и вот уже целые потоки залили пепельные щечки, капали мне на грудь, обжигая кожу. Она стала похожа на обыкновенную обиженную девчонку. Даже несмотря на зажатый в кулаке хвост, на молотящие по рукам маленькие кожаные крылья. На то, что рискую второй раз за час помереть…

Она вскинула ручку, пытаясь достать за спину. Перед глазами проплыла бледная кисть, тонкие косточки просвечивают, алые пятна на серой коже, крупный волдырь наливается на большом пальце. Изумленно кошусь на стол, взгляд уперся в горку блинов, – «обожглась»?! Юркий хвост дернулся в ослабевшей руке.

– Вот… Блин! – Плечи поникли, кривая ухмылка заползла на лицо. Похоже, я проиграл.

Веселый смех колокольчиком зазвенел в маленькой кухне, ударил в задернутые шторы, многократным эхом накрыл меня, заставив расслабить хватку. В изнеможении откинулся спиной на стену, смотрю в напряженные синие глаза, чувствуя, как выскальзывает из ладони горячая змейка. Отпустив хвост, словно извиняясь, пожал плечами, руки бессильно опустились.

Она глубоко вздохнула, чуть склонила голову набок, следя, как нервно покусываю губы, теплая улыбка расцвела на пепельном лице, на щечках проступили крохотные ямочки. Мизраэль прячет руку за спину, смущенные глаза обежали кухню, вернулись ко мне.

– Ладно. Сойдемся на ничьей. Есть – то будешь? – И, прежде чем я успел открыть рот, елейным голоском добавила. – Если после моих мучений ты не съешь все до последнего блина…

Синие глаза зловеще сощурились, беря в прицел сконфуженное лицо. Чайник надрывается на плите, тарахтя крышкой. В голове суматошно носятся мысли, я боялся даже представить, – какое наказание может придумать столь опытная… Ее взгляд стал острее. «Леди», – ну, конечно же «леди», мысленно поправил я, заискивающе улыбаясь. Она перевела взгляд на разрывающийся чайник, снова на меня, плотоядно облизнулась.

– Согласен! – Поспешно кричу, подняв руки вверх. Она возмущенно раскрыла красивый ротик. – Точнее, почту за честь!

Надеюсь, покорно склоненная голова ей понравится больше. Взгляд долу, упирается в коленки…

– «Ой – йо». – С трудом сглотнул, пытаясь закрыть глаза, но в них будто спички вставили, – взгляд уперся ей прямо между… Нервный смешок, – а ведь и правда, раньше там были волосики… курчавые такие… Чувствую, как ее буквально подкидывает толчками снизу, молния в штанах на пределе, еще чуть и…

Расхохотавшись, она крутанулась на коленях так, что я закашлялся. Спорхнула на пол, довольно наблюдая, как по моему лицу бегут целые реки холодного пота. Ручкой указала на стол, провела по сиденью стула, приглашая сесть. Напевая мелодию, пружинящим шагом направилась к чайнику, с улыбкой взялась голыми руками за раскаленные бока и ловко переставила. Под моим очумелым взглядом поиграла пальчиками с огнем горелки. В притворном удивлении округлила глаза, повернула конфорку, синий цветок сожалеюще пыхнул, как преданный пес лизнул напоследок руку хозяйки. Абсолютно чистую руку. Без единого пятнышка!

– Я живу в огне, Сладенький. – Хихикнула она, наблюдая за переменами на моем лице. – И он может мне навредить, только если я захочу.

– Очень сильно захочу! – Громко шепнула она, прижав кончик указательного пальца к губам

– Вот блин…

– А вот – стол. – Кивнула Мизраэль, требовательно стуча пальчиком по краю тарелки. – Садись, а то остынут. Я тебе пока чаю сделаю… Сама. – И зарделась, непонятно от чего.

– Ладно, ладно. Только одна просьба. – Медленно встаю, смотрю под ноги.

– Для тебя, – что угодно, Сладенький. – Она радостно запрыгала, фартучек подскакивал до подмышек. – Чего ты хочешь, – массаж, ванну, чтобы я тебя кормила с ложечки. Или же, – меня в ванной, пока я буду массировать тебя с ложечки?

Невразумительно мычу, мотая головой на сыплющиеся, словно из рога изобилия, предложения, многие из которых понимал не сразу, а когда улавливал суть, – лучше бы и не улавливал. Если бы погас свет, пылающие уши светили бы не хуже стоваттной лампочки. Правой рукой прикрыв глаза, левой нашарил стул, – рухнул, едва не развалив шаткое строение.

– Ну чего ты хочешь Сладеньки-иии-й! – Прозвенело прямо над ухом.

Чуть отвел в сторону ладонь, раздвинул пальцы. В поле зрения вплыл напряженный розовый кончик, тяжелая грудь едва не оттерла руку в сторону. С трудом вернул руку на место, костяшки уперлись в мягкое и горячее, сверху тяжко вздохнуло.

– Если хочешь… можешь хоть с ложечки кормить. – Неужели это мой голос, такой тихий и задушенный. – Только… умоляю…

– ДА! – Она юркнула за спину, обняла, упругая грудь трется о шею. – Что захочешь! Когда захочешь! И как захочешь! Ну же! Ну, скажи!! Ну скорее!!!

– О…

– Так ты меня прямо «О» хочешь, – защебетало возбужденно над ухом. – Я готова.

– Од…

– Не сдерживай себя! – Закричала она, стиснув в объятьях так, что пришлось бороться за дыхание. – Один, два, три… Да сколько хочешь, я выполню любое твое…