Читать книгу: «Корректор», страница 4
3. Чилийское вино
Шеф не был похож на себя. При синем в косую полоску костюме и модном галстуке, с аккуратно подстриженными бровями, он жал руку Алексу, благодарил за работу, поздравлял с окончанием проекта, намекая на премию. Случись это на несколько недель раньше, Алекс воспарил бы на крылышках. Но сейчас это было будто не с ним. Тем более, что Женьку теперь назначат по приказу. Хотя, признаться, всё это волновало Алекса меньше, чем возможность улизнуть пораньше с фуршета.
Дома он, как обычно, завалился на диван, когда из аэропорта позвонила Светка.
Блин! Блин! Как я мог забыть? – подскочив, Алекс забегал по квартире, собирая носки, кефирные бутылки и мятые пакеты.
Надо срочно бежать в магазин. И прибраться… Не успею. Или в магазин, или прибраться.
Выбрав первое, Алекс уже обул правый туфель, когда над головою брякнул звонок.
Приехала?! Не может быть!
В дверях, при большой квадратной сумке на ремне и зеленом облачении вежливо улыбался странный курьер. На вид лет шестидесяти, крепенький, невысокий и худощавый, он ни возрастом, ни профессорской бородкой, ни слишком умным взглядом, никак не походил на курьера.
– Здравствуйте. Вам ужин на две персоны из ресторанной сети Ламинария. Лучший бренд традиционной японской кухни, – декламировал он, держа сумку впереди и мягко шествуя на Алекса.
– Подождите, – Алекс рассеянно отступил. – Я не заказывал. Хотя… – Он досадливо цокнул. – Было бы так кстати… Может я заплачу? Сколько стоит?
– Всё оплачено. Сюрприз, – многозначительно подмигнул курьер. – Вам только принять и расписаться.
Светик, милая. Ты снова не понадеялась на меня, дурака. Эх, мне б за вином успеть смотаться. – Алекс принимал теплые коробки, истекающие слабым, но насыщенным и вкусным запахом.
– Спасибо. Где, где расписаться? – нетерпеливо спросил он.
Но курьер не торопился. С лукавым прищуром повесив короб на плечо, он запустил туда руку.
– В этом месяце у нас акция. Каждому новому клиенту, – вещал он, вытаскивая длинный сверток цветастого пергамента и разворачивая его перед носом Алекса, – в подарок – бутылка красного чилийского вина!
– Ого! – Алекс отпрянул, бережно принимая бутылку. – Вот это да! Вот это кстати! Неожиданно. Спасибо огромное.
– Извините, что не японский продукт, – шутливо покряхтел даритель, когда Алекс с бутылкой рванул в комнату. Вскоре он вернулся с сотенной в руке.
– Спасибо, – курьер безразлично пожал плечами, пряча купюру в карман и протягивая Алексу ручку и квитанцию. – Подпись и расшифровка. Обязательно полностью.
Положив бумажку на полочку и чиркнув ручкой, Алекс понял, что она не пишет. Повертев головой, стал тщетно расписывать ее на картоне верхней коробки.
– Неужели закончилась? – с досадой спросил визитер. – У вас есть ручка?
– Не знаю. Я поищу.
– Поищите, пожалуйста. Будьте добры. Без подписи никак нельзя, – причитал он вслед исчезнувшему Алексу.
Ручка в эпоху компьютеров не всегда бывает под рукой. Но, побегав между комнатами, Алекс нашел ее в нижнем ящике Светкиного стола.
Подписав и распрощавшись с курьером, Алекс стал бережно переносить коробки в кухню, где и услышал этот лёгкий хлопок, выхваченный из хаоса уличного шума.
Он медленно подошел к окну.
Почему-то не у подъезда, где было разумней и удобней, и даже не под окнами сзади, а в стороне, у открывшегося багажника здоровенной черной машины стояла Светка в голубой блузке и обтягивающих белых штанах. А загорелый качок, в котором Алекс узнал ее шефа Леонида Кулчаджи, доставал ее чемодан. Поставив багаж перед ней, он сделал едва заметное движенье, обратившее Алекса во взведенную пружину. Светка нервно отстранилась. Отошла. Улыбаясь, помахала ему рукой, и покатила поклажу к дому.
Когда Светлана бросила взгляд в свое окно, исчезавшее за углом дома, на ее лице уже не было улыбки. Усталая, вскинув подбородок и расправив плечи, она гордо катила большой чемодан к подъезду, цокая каблуками.
– Тётенька! Тётенька! Постойте!
Перед ней вырос мальчишка лет десяти-двенадцати, сероглазый и вихрастый, и, как показалось ей по голосу, сопливый. Или испуганный.
Ой. Ему что-то нужно? Я так устала. Может денег? На большее я сейчас не гожусь. Думала Светлана, тревожно разглядывая пацана, когда он, резким движением протянул белоснежный конверт: запечатанный и без единой буквы.
– Сказали вам передать.
– Кто? Кто сказал?! – крикнула Светлана под удаляющийся топот шустрых ног.
Ничего хорошего анонимкой не передают.
Вскинув голову и медленно поворачиваясь, она жадно осматривалась вокруг. Но, как ни старалась, ни двор, ни окна смыкавшихся торцами домов, не зародили подозрений. Хотя была уверенна, что за ней наблюдают. Свои окна скрывались за углом, но в каком-нибудь из бесчисленных стеклянных квадратиков сумрак за тюлем, наверняка, прятал эти недобрые глаза.
А как было бы здорово взять странное послание двумя пальцами за уголок, подойти и выбросить в мусорку. Но любопытство и страх оказались сильней.
Светлана медленно, с подчеркнутым презрением сложила конверт пополам, небрежно сунула в карман и гордо продолжила свой путь к подъезду.
А на площадке у лифта драла плотную бумагу пальцами и ногтями, извлекая печатный листок с коротким текстом.
– Мамочки… – взмолилась она, прочтя. – Только этого не хватало.
* * *
Разложив в праздничные фаянсовые тарелки роллы, жареные креветки, мидии в раковинах, душистые рыбные стейки и маринованных осьминожков, Алекс топтался в прихожей. И в этот момент брякнул звонок.
Светка ввалилась усталая, недовольная и встревоженная.
Обняв и поцеловав, сходу спросила про здоровье. И Алекс, естественно, ответил.
– Что нормально? – Светка разглядывала пристально и недоверчиво. – Ты выглядишь хуже, чем неделю назад. Спишь как? Аппетит появился?
– Сплю как убитый, ем как троглодит, – Алекс пытался шутить, чем вызвал у Светки гримасу кислого раздражения.
– А доктор Чен уже закончил с тобой?
Пока Алекс соображал, кто такой доктор Чен, Светка вздохнула и покатила чемодан на кухню, откуда через несколько секунд раздалось довольное взвизгивание.
– Ой, чилийское. Моё любимое. Сам выбирал? – тараторила она, на ходу жуя креветку. В печальном взгляде показалась хоть какая-то радость.
Алекс промолчал, надеясь, что про презент фирмы не было известно заранее.
Поэтому ужин и вечер более-менее удались. Не так, конечно, как должно быть после разлуки. Но всё же.
Зевавшая за ужином Светка виновато скрывала ладонью рот. При первой возможности прыгнула в постель и стала сгребать одеяло гармошкой, бормоча сонные благодарности. На грани отключки тревожно лепетала что-то про здоровье Алекса. А через пять минут сопела калачиком на боку. Поправив одеяло и поцеловав ее теплую щеку, Алекс вышел из спальни.
Путь к зеркалу был свободен и безопасен.
А Джулия должна была появиться вот-вот. Стоя у зеркала, Алекс ощущал это по слабому внутреннему трепету. И не ошибся.
Длинное платье. Чуть виноватая улыбка с тенью грусти, и бледное, слегка похудевшее личико.
– Ну наконец… Я совершенно извёлся. Как долго тянулись эти три дня.
– Три вечности, – вздохнула она. – Именно столько мне пришлось пережить.
– Джулия!
– Александр!
Выкрикнув одновременно, они улыбнулись и замолчали.
Алекс вопросительно вскинул глазами.
– Нет, Александр, ты. Ты что-то хотел спросить. Я вижу, что-то терзает тебя.
– Терзает, милая, – вздохнул Алекс. – Ты не подумай… Но это важно. Перед разлукой ты упомянула тяготение и говорила про яблоко (лицо Джулии сжималось в недоумении). Падающее яблоко. Вспомни, что навело тебя на разговор о тяготении и яблоке?
Пока он говорил, в ее лице что-то менялось столь сильно, что Алекс впервые видел такую Джулию. Глаза сужались в ярости, в углах губ и на лбу появились морщинки. Черты лица заострились. Побледнев вначале, лицо наливалось багряной злобой, стекающей сверху вниз.
Алекс замер, чуя нечто новое. Возможно, он нащупал важнейшую точку, ведущую к развязке. И его измученной душе в этот миг было всё равно, какая будет развязка, лишь бы была.
– Яблоко? – по-змеиному прошипела Джулия, выдвигая вперед лицо. – Так значит, яблоко? Да как ты… Да ты… Негодник! Прокисший виноград! Поганый висельник!
Она замолкла, дыша тяжело вздымающейся грудью, набирая сил для новой атаки на остолбеневшего Алекса.
– Яблоко?! – она срывалась на крик, гневно играли крылья носа. – Я замарала честь достойного человека. Нанесла обиду славному роду Каррарези. Учинила скандал. Рассорилась с мачехой. Обидела непослушанием папеньку, самого родного мне человека, достойного только любви. И всё из-за тебя. А ты?.. Ты спросил про какое-то чёртово яблоко. Да провались ты со своим яблоком в преисподнюю, – голос временами срывался, а глаза были на грани слёз.
Алекс лицезрел итальянку. Экспрессивную итальянку в высшей степени гнева. И сейчас, даже в гневе, она казалась ему прекраснее, чем прежде.
Медленно придвигаясь к зеркалу, он даже не заметил, как ее лицо оказалось напротив, а его собственное отражение сместилось вбок, будто зеркало имело излом. Видимо это странное колдовское зеркало давало им возможность, столь необходимую всем влюбленным.
Больше всего на свете ему хотелось обхватить Джулию за талию и притянуть к себе. Представляя её рывки, удары кулачков по плечам, шее и лицу, он мысленно отвечал поцелуем на каждый удар. Ох, с какой страстью, до хруста позвонков он прижал бы ее, пока они не слились бы в горячем поцелуе.
Когда Алекс подошел совсем близко, она замолкла.
– Зачем ты сделал это со мной? – дрожал ее охрипший плачущий голос. – Зачем ты убил меня, Александр? После всего, что я натворила в эти дни, мне остается лишь броситься из окна этой залы… Что я нынче же сделаю. – Последние слова звучали с уверенной решимостью.
– Нет, Джулия. Нет. Я люблю тебя так, что скорее убью себя…
Сбегав на кухню, Алекс появился с большим хлебным ножом.
– Я покончу с собой, если ты вздумаешь… – он приставил остриё к груди. – Поклянись, что не прыгнешь, Джулия. Всего одно слово. Ну же…
Конечно, Алекс не сошел с ума, чтобы свершить харакири, но решил, что для времени, в котором живет Джулия, это самый убедительный аргумент.
– Убери, – испуганно зашептала она. – Убери клинок, Александр. Ради всех святых, убери.
– Ты не станешь прыгать в окно? – Алекс сделал едва заметное движение ножом.
– Не стану, Александр. Клянусь.
Изможденный Алекс отложил нож на столешницу стиралки.
– Эх, Александр… Этим яблоком ты едва не убил нас обоих. Почему?
– Потому что я идиот. И негодяй. И висельник. И всё остальное.
– Прости мое сквернословие. Мне ещё воздастся за этот грех. И всё же, ты начал с яблока. (Алекс скривился от боли) Если это важно, если имеет для тебя такое значение, то я очень хочу понять. Объясни.
– Далось тебе это яблоко… – Алексу не хотелось говорить об этом, и некоторое время он молчал. – Понимаешь, Джулия. Падающее яблоко в нашем мире являет некий знак. Символ важнейшего научного открытия.
Джулия напряженно слушала, и в лице ее читалось удивление странным миром Алекса, где яблоко имеет такое значение.
– Но, если бы только яблоко, – продолжил Алекс. – Ты еще упомянула тяготение. Почему? Что ты имела ввиду?
– Закон, – тихо ответила Джулия. – Научный закон всемирного тяготения.
Алекс подскочил, как ужаленный.
– Кто?! Кто его открыл?
– Синьор Аристотель. Великий ученый дохристианской эры. Согласно его учению, все тела притягиваются к центру мироздания. Но также очевидно, что тела притягиваются к Земле. Следовательно, Земля и есть центр мироздания. Это подтверждает библейские писания и не оставляет места измышлениям Коперника.
Едва Джулия начала говорить, как Алекс скривился, приложил ладонь ко лбу и медленно сел на край ванны.
Блин, блин! Конечно! Я ведь когда-то знал. Физика Аристотеля. Она господствовала до Коперника и Ньютона.
Всё становилось на свои места, принеся Алексу облегчение. Краткое облегчение, тут же сменившееся тягучей тревогой. Потому что возвращало его в исходную, а точнее, безысходную точку.
– Александр… Александр, – взволнованный голос Джулии приходил со стороны. – Тебе нездоровится? Надо вызвать лекаря. После кровопускания тебе полегчает.
– Я в порядке, Джулия, – поднявшись, улыбнулся Алекс.
Приблизившись, Джулия прижала к зеркалу поднятую ладонь, и Алекс опустил на нее лоб. Вторую руку она прижала ниже, где их ладони сомкнулись. Алексу показалось, что холод был краток, а потом, из глубины зеркального мира он ощутил слабое тепло Джулии. Издав тихий стон, он покатал лбом по ее ладони.
– Милая… Что же ты делаешь со мной?
– Не больше того, что ты со мной уже сделал, Александр, – она заговорила с быстрым придыханием. – Как нам жить дальше? Ты видишь какой-нибудь выход? Ты старше, и ты мужчина, ты должен его найти. Заклинаю тебя, найди. И укажи мне этот путь… Ой! – Она отстранилась и прислушалась. – Меня хватились. Я должна идти. Близкие противятся нашим свиданиям, и теперь я хожу сюда тайно. Но ты не бойся, я продолжу приходить. Всё, милый, до встречи.
Чмокнув стекло и виновато улыбнувшись, она подняла подол платья и быстро ушла.
Алекс постоял, убрал нож на кухню, и поплёлся в спальню навстречу очередной бессонной ночи.
* * *
Выход? Какой тут может быть выход? Тут самому бы не загреметь в психушку или не сигануть в окно. Да и как можно думать о выходе, если я так и не понял, что представляет собой предмет моей дикой страсти: потустороннюю реальность или болезненный глюк?
Так размышлял Алекс, просиживая на работе. Именно, просиживая, потому что для Женьки он становился обузой.
Но, к чести Женьки, тот взял над Алексом некоторую опеку. Прикрывал его и даже пару раз оправдывал перед шефом. Он и сейчас был там. Буквально протоптал дорожку. Алекс уже знал, что скоро начальником группы станет Евгений Синельников.
И самое противное, что его это не терзало. Не подвигло рвать когти и грызть землю. Напротив, под Жекиным крылом он ощутил спокойствие и комфорт. Как в далеком детстве, когда Алекс был болезненным шибздиком, а Жека крепышом-боровичком. Да и ростом повыше.
В третьем классе, когда Жека болел, Инна Егоровна задала к 23 февраля придумать рассказ про отца. Детки вставали и хвалились, какой у них папа добрый, сильный и ловкий. А у девчонок еще красивый. Работал водителем, врачом, или служил в МЧС.
Потом Ленка Мазурина сказала, что её отец ушел в другую семью, а живут они с отчимом, и она не хочет об этом говорить. И села. Класс молчаливо замер. Училка пролепетала что-то сочувственное. Затем продолжили о сильных и ловких. А новенький, худой и курчавый, сказал, что папа их бросил. И вновь молчание.
В свой черед Алекс гордо заявил, что его папа геройски погиб на реке Енисей, в год, когда он родился. Училка непонятно сыграла бровями, послышались шепотки, а за спиной прогундел Вадька Яременко:
– Ага, полярник. Заливай.
Алекс ответил, что его папа был не полярник, а строитель мостов. Вадик подленько захихикал. Инна Егоровна выгнала его из класса.
Если бы Алекс сказал, что у него нет папы, обошлось бы молчанием. Но папа-герой выглядел слишком борзо. На перемене Вадик не унимался. Дразнил, говорил, что всем, у кого нет отца, матери врут про полярников и героев. Алекс схватил его за пиджак и ударил в плечо – слабо и неумело. Зато Вадик вернул как надо, с подсечкой, и уже лежачему добавил ногой по заднице и спине. Плакал Алекс не от боли, а от обиды.
На другой день пришел Жека. Он выбросил портфель Вадика в окно, а самому дал хорошего пендаля. Вадик Жеку побаивался и молча побежал во двор. После этого Алекс записался на бокс. Через год перерос Жеку, и вскоре уже стоял на физкультуре вторым.
* * *
Светка после командировки изменилась. Возвращалась недовольной и раздражительной. Ходила грустная. А еще стала молчалива и необщительна. Что вполне объяснимо, когда твой муж из здорового активного мужика вдруг за несколько недель превратился в тень отца Гамлета. Да еще и слова из него не вытянешь.
Следующий вечер выдался длинным и утомительно тяжелым, как и всякий вечер без Джулии.
Она появилась через пару дней, когда Алекс, боясь спугнуть этот слабый, уже знакомый душевный подъем, буквально на крыльях летел домой. И оказавшись там раньше Светки, коршуном пронесся в ванную.
Изумрудные глаза Джулии полыхнули радостью. Она уже стояла вплотную.
Приблизившись, Алекс поднял ладонь. Джулия улыбнулась робко и счастливо. Подняла свою белую, будто точеную, ладошку ему навстречу. Осторожно, словно боясь спугнуть этот миг, они подносили трясущиеся ладони друг другу. Холод стекла на миг отрезвил Алекса. В ее глазах тоже мелькнул испуг. Но каждый тут же ощутил слабое, на грани чувств, тепло с другой стороны. До скрипа поелозив ладонями и сближая лица, они уже знали, что холод губ будет краток.
Когда милые черты Джулии слились в его взгляде, а губы едва коснулись преграды, Алекс услышал ее тихий чувственный стон, стон страстного желания.
– О боже, как это жестоко…
Разгоряченные, они не ощущали стекла. Прикрыв глаза, терлись щеками, катались лбами, вновь сливались губами, пытаясь растопить собой зеркальную грань. Изредка, точно в бреду приоткрывая глаза, убеждались в синхронности своих движений. И, словно ощутив ее приоткрытый рот, Алекс, с мычащим стоном крупно мазнул языком стекло.
В этот миг глаза его приоткрылись, и сила ужаса, еще не охваченного разумом, оттолкнула от зеркала, где взгляд ухватил искаженное страхом лицо Светки рядом с удивленным лицом Джулии.
Он с силой зажмурился.
– Я чем-то тебя напугала, милый? – взволнованно спросила Джулия. – Что произошло?
– Саня… Санечка… Что это? – по рвущемуся голосу супруги Алекс слышал, как дрожат ее губы. А испуганные глаза буквально вылезали из орбит. Светка медленно пятилась к стене.
– Ничего, – твердо ответил Алекс, раскрыв глаза, и вызывающе смело уставился в оба женских лица.
Джулия напряженно изучала его тревожным взглядом.
– И это… это ничего? – давясь слезами, протянула Светка.
Когда, обхватив голову и рыдая, она пулей выскочила вон, Алекс ощутил минутное облегчение, и, собравшись, с легкой улыбкой обратился к Джулии.
– Любовь моя. Я вынужден тебя покинуть. Там, – он махнул в сторону двери, – что-то произошло.
– Что-то случилось в твоем замке? – с тревогой спросила Джулия.
– Да, что-то там… в моем замке.
– Береги себя, любимый. Надень доспехи. И вызови стражу! А ещё…
С решительным достоинством покидая ванную, Алекс был уверен, что сможет объясниться со Светкой, правда, пока еще не знал, как. Важно начать с испытанного приема – нападения.
Но нападения не вышло. Потому что Светка, казалось, не слышала его убедительных слов.
Сидя на диване с крепко обнятой подушкой, она, отрешенно уставилась в стену и медленно раскачивалась, словно ребенок-аутист. При этом тихо и жалобно плакала.
– Светик! Да послушай же ты. – Нагнувшись, Алекс положил ладони на ее плечи.
– Уйди! – Светка окрысилась так, будто хотела укусить. (Алекс отдернул руки). – Хватит держать меня за дуру. Хватит вешать лапшу.
Поднявшись и бросив подушку, Светка быстрым шагом ушла в ванную. А Алекс присел на диван, пытаясь обдумать план действий.
Судя по звукам, Светка орудовала на ванной полочке, сбрасывая на пол флаконы. Когда она появилась, дрожащими пальцами мусоля экран смартфона, у Алекса кольнуло в груди.
– Вот, полюбуйся. Это в день моего приезда. Жаль звук забыла включить.
Побледневший и поверженный Алекс наблюдал своё эмоциональное общение с зеркалом и жуткие игры с ножом.
– Ты следила за мной? Следила… Это же подло…
– Не о том думаешь, дорогой. Тебе нужна срочная помощь врача.
– Считаешь меня сумасшедшим?
– Если бы только я, – слёзно вздохнула Светка. – Вот, читай, – достав из кармана, она протянула сложенный вчетверо листок. – Это вручили мне позавчера в нашем дворе.
Развернув, Алекс впился глазами в дрожащий лист.
«Уважаемая Светлана.
Я приношу извинение за это письмо, а также за то, что не могу открыть своего имени. И пусть для вас я незнакомый человек, но я часто вижу вас и вашего мужа во дворе. Сама я врач, и хоть профиль мой не психиатрия, но в последнее время в лице и поведении вашего супруга я замечаю характерные признаки прогрессирующего расстройства. Если не начать лечение, это может привести к болезни, которая грозит развиться до неизлечимой стадии. Я могу ошибаться, и более того, рада буду ошибиться, но советую Вам приглядеться к поведению своего мужа. Не замечаете ли вы странностей? Не разговаривает ли он сам с собой? Не ищет ли уединения? Советую Вам установить записывающее устройство в месте возможного уединения, например, в ванной. И если я окажусь права, то вам следует убедить мужа обратиться к врачу, чтобы не запустить болезнь до принудительной госпитализации. Советую обратиться не в наш районный диспансер, а в психиатрическую лечебницу № 1, где работают настоящие специалисты, способные помочь и сохранить врачебную тайну.
Еще раз извините. Буду рада ошибиться».
Казалось бы, простой текст, но даже после третьего чтения Алекса не отпускало подспудное чувство, что он упустил что-то важное. Разум упрямо не отпускал от строк, заставляя перечитывать ещё и ещё.
И вдруг, внезапным прозрением высветилось нечто, упрятанное меж строк. Алекс даже вскрикнул. А Светка вздрогнула, и вновь с опаской прижала подушку.
– Светик, – произнес Алекс, скрывая возбуждение, хотя эйфория нарастала и растекалась, словно выпитый коньяк. – Это же подстава. Явная подстава. – Алекс смотрел в округлённые, недоверчивые и измученные глаза супруги. – Меня хотели свести с ума. Они зачем-то хотели меня упечь в психушку. Ты понимаешь?.. И им это почти удалось. Но, слава богу, они прокололись.
– Кто, они? – с тихим раздражением спросила Светка. – Инопланетяне?
Алекс сморщился, как от пропущенного удара.
– Я понимаю, что выгляжу ненормальным. Но сейчас ты всё сама увидишь. – Алекс побежал в ванную, откуда разнёсся его быстрый, с подъемом эйфории, голос и стук пинаемых ногами флаконов. – Они указали ванную. Это вектор. Явный вектор. И их прокол.
Выскочив с жуткой улыбкой и став в развилке коридора у двери в зал, он бегло огляделся.
– Отвертка! – с этим криком Алекс помчал в прихожую, откуда послышался нервный стук ящиков бытового шкафа, затем топот ног.
– Пойдем, Светик, пойдем! Сейчас ты всё увидишь! – Держа отвертку, как церковную свечу, Алекс исчез в ванной. Светка медленно и обреченно поплелась за ним, с мокрым лицом и в залитой слезами толстовке.
Ёжась в ознобе и обхватив ладонями локти, она привалилась к холодной гладкой стене, с затаенным страхом наблюдая неестественную быстроту движений и нездоровое веселье супруга.
– Они почти добились… Изображение было таким реальным… – твердил Алекс, осматривая никелированные крепления овального зеркала. – Это какой-то сложный проектор. Или жидкие кристаллы. Или даже плазма.
Алекс откручивал стопорный винт.
– Нас целыми днями нет дома… Они проникли и установили… Теперь пусть следственные органы разбираются…
Открутив второй фиксатор и придерживая верх, Алекс положил в раковину блестящие железки и с видом чародея приподнял зеркало вверх, удивляясь легкости, с которой оно пошло.
Сунув его под мышку и наклонившись, Алекс, казалось, носом ощупывал бледно-кофейные плитки кафеля, где не было и намёка на технические устройства. Через некоторое время он повернулся, окатив Светку тяжелым, полным непонимания взглядом, затем стал осматривать заднюю поверхность зеркала. Для верности даже поскрёб ногтем.
– Дай мне и возьми молоток. – Светка протянула руки (Алекс вопросительно сморщился). – Разбей кафель. Чтобы убедиться, что в стене ничего нет. Иначе тебя не отпустит.
Положив зеркало на стиралку, убитый Алекс, шаркая тапками и покачиваясь, поплелся в зал, где плюхнулся в кресло и подобрал ноги.
Выскочив следом, Светка побежала к дивану. Хлюпая и давясь слезами, завалилась лицом к стене. Громкие истеричные рыдания заполнили зал.
Сколько это продолжалось, Алекс не помнил. Он сидел, тупо уставившись в стену, не думая ни о чем.
Светка притихла и заворочалась. Села, вся в слезах и соплях, с раздутым носом и вспухшими искусанными губами.
– Ты пойдешь к врачу? – гундосо спросила она.
Алекс молчал.
– В общем так, – Светка тёрла рукавом лицо. – Мои силы кончились. С тобой мне не совладать… Да и не знаю, есть ли у меня такие права… (Брови Алекса сошлись, но он продолжил смотреть в стену). В общем так. Я передам записи и письмо Ольге Николаевне. И как она… Как вы с ней решите, так и будет. А у меня после этого будет своя жизнь.
– Маму не надо впутывать, – глухо сказал Алекс. – Пойду я к врачу. Пойду. Сам понимаю. Ты только запиши меня… Сделай, что надо. И я пойду. Не бросай меня. Я буду лечиться.
* * *
Принять решение тяжело. Но куда тяжелее его исполнить.
Как это будет? Как? И какой он, этот Кривоспицын? Что меня спросит? А что скажу я?
Ночами Алекс пытался представить беседу с доктором. Мысль о том, что ему придётся открыть Джулию, выставить ее напоказ, как экспонат, а потом отвечать на тупые и бестактные вопросы, кидала Алекса из пекла в озноб. Это было равносильно убийству Джулии. Такого предательства она не выдержит, наверняка, бросится из окна, живи она хоть в своём средневековье, хоть в лабиринтах его воспалённого разума. Да, он болен. Да, готов к лечению. К лечению, но не предательству. Ведь, живя в его голове, она тотчас об этом узнает.
Бред? Да, бред. Я болен, потому брежу. Но она-то есть. И так случилось, что я до беспамятства в нее влюбился. В эту воплощенную частичку себя. Такую тонкую и ранимую. Она не вынесет предательства.
Да и почему я должен о ней рассказывать? Ведь человека лечат от глюков, а не от Джулии, Вероники или Марии. Да хоть от Джона… Надо придумать глюк.
Мысль эта принесла успокоение и сон.
Для своего тайного лечения Алекс взял полный отпуск, и на всякий случай, оставил Женьке заявление еще на две недели за свой счет. Этого должно хватить. Другу он что-то наплел про ремонт у матери и отдых в Геленджике.
Светка тоже взяла неделю отпуска, чтобы быть рядом. Хотя, лучше бы этого не делала. Или нет, всё верно, спасибо, что взяла. Алекс не мог понять, что лучше, что хуже.
Во всяком случае, она оттаяла и повеселела, и, как могла, отвлекала его от тяжких мыслей. Стоит признать, она не только не выпытывала, а даже словом не обмолвилась о случившемся. Правда, зеркало пока решили убрать. Обернув одеялом, спрятали в шкаф за зимнюю одежду.
Бывало тяжко, особенно, когда Светка уходила в магазин. Пару раз Алекса накрывало так, что он, дабы не броситься к шкафу, запирался в туалете, трясся, жмурился, кусал до крови губы и бил себя кулаками по голове.
Когда отпускало, возвращался в «семейную идиллию» досматривать очередной фильм. Ради Алекса, Светка с неподдельным интересом смотрела даже фантастику.
В это утро Алексу показалось, что он проснулся внутри сна, и пошел, как зомби. В том же сне побрился и умылся. Горячие бутерброды и крепкий кофе. Потом Светка за рулём арендованной машины что-то болтала взахлёб. И вот уже больничный двор. Вахта. Гардероб. Лифт. Стулья коридора – изящные, на гнутых ножках, бежево-кофейных тонов.
