Читать книгу: «Тёщины рассказы», страница 6

Вот на другую юбку денег даёт. "Не жалей денег. Мне ещё выходное платье надо". Проходит некоторое время: "Ты попроси Марию, чтоб она сшила пальтушку".

Тут такая стала, куда тебе, платочек завяжет по заушки. Голосование было. У ней уже шаль хорошая появилась. Пошла голосовать. – "Все на меня как на чёрта уставились."

Какую я с неё женщину сделала. Один овдовел, стал её сватать. Пришёл, она засмеялась и говорит: "Жених нашёлся".

– На кой он мне чорт, у матери два сына, обстирывай…

Сядем вечеровать, она вяжет и я что-нибудь делаю. Она притворница, полголоса рассказывает, не улыбнётся, а я закатываюсь от смеха. Ване интересно стало, что это я так закатываюсь, выходит из спальни. Шима: "И тебе сейчас расскажу. Посадил меня Овчинников (директор) зерно караулить на северный участок. Утром спрашивает: "Ну как, Шима, дела?" А я боюсь из сторожки выйти, – дадут по башке. Тут уж така яма выбрана, с ворохов берут зерно. Тот приедет с возом, другой, там яма выбрана, там… Он им сам говорит: "Берите ночью". На другой день, думаю, я тебе устрою… Волосы разлохматила, слюну распустила. Он подъезжает: "Асаева, что с тобой?"

Я никакого слова не говорю. Думаю, с ворохов берут, а мне отвечать.

– Асаева, ты сможешь в ходок перейти?

– Нет, с этого места не уйду, умру тут.

Положил в ходок. Везёт меня на своей выездной, я свесилась с коробушки, слюну пускаю.

– Асаева, куда тебя? Фельдшера надо…

– И фельшера надо, и мне бы земли под картошку, картошка дорогая.

Картошку продала – вот откуда у меня денюжки. На базу меня перевёл. Мешков шерсти много стоит, только-только овечек остригли. Опять наказывает: "Приедет сегодня с мясокомбината на лошади. Этот мешок ему отдай". Взяла лопатку, яму под кустом вырыла, спрятала мешок. В другой мешок хахаряшек наклала. (У овцы под животом одни хахаряшки.) Приезжает с мясокомбината: "Ничего директор не говорил?"

– Сказал, мешок отдать.

Сбыла хахаряшки. Директор говорит: "Шима, ты что наделала?"

– Что я наделала?

– Ты мешки перепутала.

– Наверно, забыла какой…

Мешок шерсти продать, сколько денег сразу… Назначает меня ямы копать на Северный. Строили пригоны или чёрт-те что. Поллитру обрату даёт на обед. С обрату много накопа

ешь. Встала пораньше, лучшую корову подоила, напилась молока. Теперь можно и копать, легла, согнулась. Овчинников подъезжает: "Асаева, что стобой?"

– У меня так живот режет. Обрат выпила. Как начну яму копать, умираю.

– А полоть тебе ничего?

– Ничего."

Другая бы копала да копала. Всё в войну было. Как стала у меня жить, всё это прекратила.

Живём. Сваты ходят. Шима уже агрономшу возит по полям. Потом агронома взяли, стал её угощать, совращать, живи с ним… Бегала от него. Бегала-бегала, надоело бегать, ушла опять на базу. На базе новый зоотехник. Приходит на работу, здоровается с женщинами: "Здравствуйте, проститутки". Женщинам обидно.

Приехала комиссия с мясокомбината, заседают у директора. Шима постучалась, зашла, поздоровалась: "Здравствуйте, проститутки!"

Директор: "Шима! Ты что говоришь…"

– Я зашла про корма спросить, не знаю по-русски, с нами зоотехник так здоровается.

Комиссия его тут же сняла. Второго поставили. Тоже подлаживается к Шиме. Шима ему: "Приходи за базу". За базой рабочие уборные переносили, ямы остались. Солому привезли:

– Шима, куда солому?

– Сюда, – затрусила ямы соломой.

Как вскочил этот новый в яму, так по этих пор (по пояс) и она орёт:

– Ой, товарищи, помогите, утонул зоотехник.

Вот какая проходимка была. Мне с ней было хорошо.

Приходит, ревёт.

– Что ты, Шима?

– Уволилась. Раз вы уезжаете, и я на свою родину поеду…

Заплакали мы с ней.

Одела всё на себя хорошее, сверху ремки наздевала. Как она обнимала меня да в ноги кланялась…

– Ладно, Шимочка, ладно.

Проводила её задами к озеру, и никто не знал, что у меня Шимы нет. Дядька один с мясокомбината приезжал, побыл в конторе, поехал обратно. Шима: "Я с тобой до города дойду"…

НЕ ИЩИ ДОБРА В СЕЛЕ, А ИЩИ В СЕБЕ

Дожди, дожди… Раньше боялись, что пшеница поляжет. Семнадцать десятин было пшеницы. Ездили всё, любовались. Радовались урожаю. Вот подденет он тут! – все говорили.

А другой год не лилось да не лилось, да морозом ударило…

В Кургане базар ещё старый был. Девчонка молоденькая купила мясо, рассчиталась, кошелёк оставила на прилавке. И я тут стою. Продавщица хап его в карман. Я говорю: давайте сюда, она прибежит. Стою, жду. Мне бабушка маленькой наказывала: вот лежит золото, ты или пройди, или на видное место положи. Никогда не радуйся на чужое, всегда своё будет.

Учила пол мыть: ты в уголочках, в уголочках мой, а середина и так вымоется. Стирать учила, говорила: бельё не держи грязное, это как покойник – бельё лежит грязное.

Дедушку убили, десять детей осталось. Три дочери, семь сынов, всех выростила.

Бежит эта девчонка. У всех по рядам спрашивает: я у вас кошелёк не оставляла? я не у вас оставила кошелёк? Сама ревёт. Сюда добежала. Ты чего ревёшь? – Тётечка, получила зарплату, 80 рублей. Мясо брала и оставила кошелёк… – Это твой? – Тётечка, мой! Сколько вам дать? – Иди ты иди, да не разевай рот.

Пошли с ней. Я, говорит, сиротка.

Вот как.

– Муж спасатель.

– Кого же он спасает?

– Пьяные в Тоболе купаются, тонут.

– Ты с какого года?

– С сорок седьмого.

Раньше качули в Пасху ставили. И никаких спасателей. Целую неделю, с воскресенья до воскресенья, никто работать не будет. Качаются, гуляют, пляшут, песни поют. А теперь железяк наставили и никакой радости.

В сорок седьмом наводнение было. Домина плывёт, занавески болтаются, старуха, старик и мальчонка сидят на крыше. Коровушки плывут, плывут и потонут. Собаки плывут. А свиньи визжат и захлёбываются.

Жизнь странная, лукавая, несамостоятельная. Живём гнездо на гнезде.

Салфетка упала с балкона. Хоп её себе в сумочку. Я ей кричу: "Женщина, женщина!" Ведь не глядит даже на меня.

Не будет того, что было.

Девочка стоит у прилавка, зарёвывается.

– Что ты, девочка, плачешь?

– Десять копеек не хватило.

– Что ты покупала?

– Молоко, сметану.

Я продавщице говорю: Ну что она ревёт, и вы тут работаете… Отобрали у девчонки молоко, "иди домой за деньгами"… Ну ка, сколько она вам должна?

Продавщица: "Так богатства не наживёшь".

– Зато ты наживёшь. Начто мне оно.

В другой раз прихожу. Колбаса на витрине. Мальчишка голодный орёт. "На, ребёнок, только не кричи." Продавщица усмехнулась. А она на пенсии уже. Она так недовешивает. Кто недопонимает. Ой, что она делает. Паразитка.

Убрали, наконец. Молодую посадили. У меня всё посчитала, сдачу мне подаёт. Выхожу из магазина, что такое: и продукты в сумке, и кошелёк полный, всё купила и деньги домой несу… Вернулась:

– Вот, голубушка сизая, давай снова посчитаем.

А продавцам не нравится, они так и косятся на неё, – деньгУ чуть не упустила…

Так-то, кахонюшки…

Куда хватают? Как последний день живут.

А наша братия? Мамаши. Иная ребёнка за десять копеек отлупит.

А как туда мало с собой дают. Шесть гвоздей дадут да три доски, четвёртой закрывают.