Читать книгу: «Загадки сражений Александра Невского», страница 5

Командование экспедиции

Вопрос о руководстве экспедиции так же вызывает многочисленные дискуссии среди историков.

НПЛ указывает, что «свеи с князем и съ пискупы своими»¹⁰⁸, т. е. сообщает, что шведскую армию возглавлял некий князь и некие епископы, не называя их имен. Далее упоминается погибший в бою воевода Спиридон: «И ту убиен бысть воевода их, именем Спиридон»¹⁰⁹.

Житие называет лидером экспедиции «короля части Римския от полунощных стран». Далее в тексте упоминаются некий королевич и воевода, чьи имена также не называются¹¹⁰. Попробуем разобраться во всем этом многообразии.

Известно, что правивший в Швеции король Эрик XI Шепелявый (1222–1250) был хромым, косноязычным и, вероятно, вообще не слишком здоровым человеком¹¹¹.

Страной фактически правил ярл. Этот пост занимали сначала Улоф Фальси (1220–1248), затем Биргер Магнуссон (1248–1266).

Безусловно, упомянутый в Житии монарх Швеции был римским королем, в том смысле, что был католиком, т. е. последователем папы римского. Но участвовать в этом походе он не мог по указанным причинам. Скорее это свидетельствует о том, что шведы позиционировали свой поход как крестовый, т. е. проходящий под знаменами Римской католической церкви. Это подтверждает и участие в походе епископов.

Итак, поскольку король не мог участвовать в походе, следует выяснить, кто выступал руководителем похода.

Н.М. Карамзин, опираясь на завещание Магнуса, сделал вывод, что главой шведской армии (названным в НПЛ князем, а в Житии королем) являлся ярл Биргер Магнуссон, государственный деятель середины XIII в., основатель династии Фолькунгов (правившей Швецией с 1250 г.) и города Стокгольма¹¹².

Впрочем, И.П. Шаскольский провел исследование, доказавшее, что в 1240 г. ярлом Швеции был Улоф Фальси¹¹³, а не Биргер Магнуссон. Будучи уверенным, что экспедицию на Неву возглавлял ярл, он предположил, что возглавлял поход Улоф Фальси¹¹⁴.

В завещании, написанном спустя два столетия после событий, автор просто назвал имя известного государственного деятеля XIII в.¹¹⁵

В.Т. Пашуто предположил, что в экспедиции участвовали и Улоф Фальси, и Биргер Магнуссон¹¹⁶. Однако следует отметить, что никаких данных об участии в ней Улофа Фальси нет.

Аргументы об обязательном участии в экспедиции ярла далеко не безупречны. Ярл Швеции (это звание часто переводится в нашей литературе как герцог, но по сути означало высшее должностное лицо, наподобие майордома Меровингов или великого визиря османов) должен был возглавлять ополчение Швеции (лейдунг), но отнюдь не каждую экспедицию. Командование вполне мог получить другой человек, имевший достаточно высокий социальный статус и опыт командования войсками.

Его имя указывается только в Завещании Магнуса. В разных списках оно указывается как Бэлгэр/Бельгер/Бергер.

Следует отметить, что в данной рукописи упомянуты и другие предводители шведских походов на Русь. Так, шведский марск (маршал) и регент Тюргильс Кнутсон упомянут как воевода, а его звание было записано как имя: Маскалка (искаженное маршал)¹¹⁷. Замечу, что по смыслу термины воевода и маршал практически идентичны в значении полководца. Именно так его называют в русских летописях.

Шведский король Магнус Эриксон в данном источнике назван Магнушем.

О походах под руководством этих деятелей мы знаем не только из рукописи, но и из других источников. Следовательно, в двух из трех случаев ее автор называет верные, хотя и частично искаженные имена руководителей экспедиций, как то было принято в русских источниках.

Непонятно, почему тогда его указание о лидере третьей экспедиции 1240 г. не вызывает доверия.

В 1240 г. Биргеру Магнуссону было около тридцати лет, он принадлежал к высшей аристократии Швеции по праву рождения (как представитель дома Фолькунгов) и как зять (муж сестры) короля Эрика.

А.А. Сванидзе указывает, что до получения титула ярла в 1248 г. Биргер носил титул стурмана (большого человека), который по смыслу можно условно приравнять к графу, т. е. хозяину области¹¹⁸. Известно, что европейские титулы в Скандинавии того времени еще не прижились.

Как глава области, стурман вполне мог считаться аналогом русского князя.

Мы видим, что Биргера вполне можно было назвать князем и до назначения ярлом. Будучи зятем короля, он вполне мог быть назван королевичем (т. е. родственником короля). Последнее в просторечье могло даже трансформироваться в звание короля, пусть и в Житии, основанном на рассказах воинов другой страны. Согласно Житию, А.Н. возложил предводителю экспедиции (королю) на лицо печать свою копьем, а ярл Биргера, чья внешность реконструирована по черепу шведскими учеными, имеет сильный шрам на лице¹¹⁹.

Интересно отметить, что в рукописи Магнуша указанно, что Александр «самого прогна, а полки поби»¹²⁰, т. е. судьба Биргера отличается от его армии, возможно, потому что он был изгнан с поля боя. Впрочем, это могло быть написано и под влиянием информации Жития.

Интересно отметить, что Биргера Магнуссона называли мастером. Так, описывая события 1252 г. (высадку шведов около реки Нарвы), Софийская первая летопись говорит о «мастере Свенскы» как о предводителе шведов¹²¹.

Руководителем похода и всей Швеции мог быть только ярл Биргер, регент при своем сыне, малолетнем короле Вальдемаре, что признается всеми историками. Мастером (в трех списках, в одном упоминается князь, еще в одном он назван князем и мастером одновременно) Биргера называет и Завещание Магнуса¹²².

Встает вопрос: откуда взялся титул мастер или мастер шведский? Понятно, что Биргер не был ремесленником, считавшимся мастером в каком-либо ремесле. Но и феодальным титулом звание мастера не является.

Следует отметить, что это слово используется в Софийской первой летописи еще дважды. В первом случае речь идет о войне с Тевтонским орденом в 1343 г. Здесь говорится о взятии городка Медвежья Голова и гибели мастера и других воинов. В НПЛ при описании данных событий слово «мастер» заменено словом «князь».

Также упоминается, что в 1338 г. было послано посольство к свейскому мастеру (в Новгородской первой летописи читаем «свейскому князю»)¹²³. Это говорит о замене автором Софийской летописи слова «мастер» титулом правителя, (в то время Швецией правил король Магнус Эриксон).

В Тевтонском ордене не было князей (если не считать гостей ордена). Зато титул мастер (в русском языке произносится как магистр) активно использовали в различных рыцарских орденах, в первую очередь у тевтонцев и меченосцев.

При этом звание мастера мог использовать любой руководитель ордена, указывая при этом географический пункт, где командовал. Это мог быть и ландмейстер Ливонии (глава ордена в Ливонии), и просто мастер какого-либо подразделения¹²⁴. Главу Тевтонского ордена у нас обычно называют гроссмейстером, или великим магистром, хотя в буквальном переводе это звучит как «главный мастер».

Известно, что Тевтонский орден имел отделение (комтурство) в Швеции, расположенное неподалеку от Стокгольма. Впервые оно упоминается в папской булле от 1262 г. как уже существующее¹²⁵.

Рыцарь Юхан Элфосон, знатный феодал из Эстергетланда (т. е. земляк Биргера), был рыцарем Тевтонского ордена в конце XIII в.

Данное комтурство подчинялось ливонскому магистру, а уже через него верховному руководству ордена. Косвенно это может свидетельствовать о том, что оно изначально принадлежало ордену меченосцев.

Разумеется, имевший жену и детей Биргер не мог быть магистром рыцарского ордена, т. е. рыцарем-монахом.

Однако известно, что в походах часто участвовали так называемые гости ордена или паломники. Это были рыцари, принявшие обет поучаствовать в борьбе с язычниками, то есть на время становившиеся как бы членами (можно сказать, послушниками) того или иного ордена.

Можно предположить, что Биргер был таким паломником, приехавшим с отрядом воинов, поучаствовать в т. н. рейзах, т. е. походах ордена.

То же самое делали и многие его родственники.

Так поступил в 1195 г. его предок, Биргер Броса, участвовавший в походах первого ливонского епископа Мейнарда вместе с немецкими крестоносцами¹²⁶. В 1220 г. в крестовом походе в Эстонию, который организовал шведский король Юхан, участвовали Карл Глухой, ярл Швеции и его брат, епископ Карл Линчепгский, дядья Биргера Магнусона¹²⁷.

В 1260 г. Карл Ульфсон, двоюродный племянник и соперник Биргера в борьбе за пост ярла, погиб во время похода Тевтонского ордена на жемайтов. В армии Тевтонского ордена он командовал шведско-датским отрядом¹²⁸, и в литературе его часто называют принцем.

Заметим, что, строго говоря, Карл не был представителем королевской династии, т. е. принцем/королевичем он был не больше, чем Биргер.

Так что участие Биргера и других шведов в рейзах Тевтонского ордена или, скорее, ордена меченосцев, учитывая, что шведы обычно совершали крестовые походы в Ливонию, а также связи шведского комтурства с Ливонским отделением, выглядит вполне допустимым.

Поскольку, будучи подростком, Биргер вряд ли мог участвовать в паломничестве и точно не мог руководить взрослыми рыцарями, то, скорее всего, это произошло в начале тридцатых годов, поскольку позднее Биргер активно участвует в политической жизни Швеции.

В те годы Биргер был довольно молод, и его возраст примерно равен возрасту Александра в Невской битве и Ледовом побоище.

Вполне логичным выглядит допущение, что благодаря своему происхождению Биргер Магнуссон мог (как позднее его племянник) возглавлять отряд паломников, в первую очередь скандинавских крестоносцев. Временно он мог возглавлять даже совместный отряд рыцарей ордена и паломников в составе его войска. В этом случае он вполне мог называться мастером этого отряда, т. е. магистром ордена.

Замечу что как орден, так и католическая церковь были заинтересованы в том, чтобы поддержать подобный почин молодого аристократа с целью пропаганды крестового движения в Швеции, особенно если этот почин был успешным, то есть если Биргер действительно проявил себя успешным военачальником.

Орден и католическая церковь могли сделать это, расхваливая его успехи в походе, сделав, говоря современным языком, Биргеру рекламу. Звание магистра (особенно в разговорной речи) он мог сохранить и позднее, что и отразилось в указанных источниках.

Следует учитывать и то, что Биргер упоминается в источниках с момента, когда он женился на Ингеборге, сестре короля Эрика. Считается, что этот брак был заключен в период 1235–1240 г¹²⁹. Чаще всего указывается 1237 г., тем более что уже в конце 1230-х гг. имя Биргера фигурирует в документах как влиятельного лица¹³⁰.

Поскольку на тот момент король Эрик был не женат, следовательно, не имел детей, Ингеборг и ее потомки с большой долей вероятности становились наследниками трона. Это делало выбор мужа принцессы важнейшим политическим мероприятием. Неудивительно, что Хроника Эрика говорит, что когда «время пришло и к ней свататься стали многие рыцари и господа»¹³¹, то есть сообщает о многочисленных кандидатах на руку принцессы.

Почему же был выбран именно Биргер Магнуссон? Возможно, этот брак стал платой за поддержку при возвращении короля Эрика в 1234 г., которого до этого изгнали из страны. Или будущий ярл позднее стал важным союзником короля, чью верность решили закрепить женитьбой. В любом случае Биргер должен был обладать немалым влиянием, чтобы получить руку принцессы-наследницы.

Происхождение Биргера само по себе не могло гарантировать ему этого успеха. Как уже говорилось, он, безусловно, принадлежал к знатному роду, но при этом являлся четвертым сыном младшего брата. Известно, что у него были старшие братья, что глава его дома, действующий ярл Улоф Фальси, также имел сына, упомянутого Карла Глухого.

Безусловно, в Швеции были и другие знатные семьи.

Также существовала возможность найти жениха в королевских домах других скандинавских стран, например Дании, где долго жила королевская семья, поскольку датский король Вальдемар был дядей Эрика по матери. Таким образом, Биргер не мог при живых старших братьях занять высокое положение только по праву рождения.

Представляется, что именно слава крестоносца и поддержка католической церкви вполне могли быть основой или важной составляющей могущества, которое сделало Биргера Магнуссона важным союзником короля, достойным руки сестры-наследницы.

О союзе Биргера с церковью свидетельствует и то, что «свадьбу сыграли правом церковным и по закону жизни мирской», притом что первое, как отмечают комментаторы, было не распространено в Швеции в то время¹³².

Также следует отметить, что если значительную часть армии составляли норвежцы, то было бы логично во главе армии поставить человека, хорошо знавшего традиции и язык норвежцев.

Известно, что в 1241 г. Биргер был направлен в Норвегию в качестве посла¹³³. Существует предположение, что его отец поддерживал Эрика Кнутсона в борьбе за престол и погиб, сражаясь за него. Эрик имел родственные связи с норвежским королевским домом и укрывался в Норвегии.

Можно предположить, что Биргер знал традиции и язык этой страны, а если он командовал экспедицией, то мог лично объяснить королю позицию Швеции, тем более что участие в крестовом походе было, по меркам того времени, весьма достойным объяснением.

Возможен вариант, что связи с норвежцами у Биргера возникли именно в ходе участия в Крестовом походе – либо через участие в общем деле, либо через орденских братьев-рыцарей и других представителей церковной иерархии.

Безусловно, приведенные выше рассуждения нуждаются в дальнейшей проверке.

Важным аргументом против наших построений является то, что в Хронике Эрика говорится о походе Биргера в Финляндию, но не о битве на Неве. С другой стороны, Биргер не является главным героем хроники. Вполне возможно, что битва на Неве была для него всего лишь эпизодом, к тому же неприятным, и составитель решил не упоминать о ней, поскольку Хроника Эрика направлена на восхваление доблести героя и его предков, в том числе и Биргера.

В целом, хотя вопрос о командующем остается открытым, вероятность организации и руководства походом стурманом Биргером Магнуссоном представляется довольно высокой.

Ландрман Спиридон

НПЛ говорит о воеводе Спиридоне (Свиридоне), участвовавшем в битве и погибшем в ней. Интересно, что, указав в начале князя и епископов, в дальнейшем оно говорит только о воеводе. О нем же говорит и Житие. В обоих источниках его роль как военачальника весьма велика. Судя по всему, после ранения королевича именно он взял на себя руководство шведскими войсками.

Греческое имя шведского военачальника всегда вызывало много вопросов, особенно с учетом того что новгородский архиепископ этого периода носил то же имя. Но случаи искажения иностранных имен для средневековых хроник самых разных народов – дело весьма типичное. Сначала имена узнавали на слух, а потом записывали, нередко подгоняя под привычные стандарты. Так, вассал датской короны Дитрих фон Кивель, имевший большие владения в Виронии (современная эстонская область Вирумаа), упоминается в русских летописях как Дидман, а его наследник в летописи «удостоился» отчества Титманович¹³⁴.

Д.Г. Хрусталев предлагает целый ряд скандинавских имен того времени, похожих по произношению (Свидбьерн, Свенбьорн, Стибьорн)¹³⁵. К сожалению, мы не имеем возможности проверить, упоминается ли в окружении ярла Скуле человек с подходящим именем.

Наличие князя и воеводы говорит о разделении командования. Логично предположить, что норвежцы имели своего военачальника, который и возглавил их уход из страны, а шведы назначили руководителя экспедиции в целом.

В Норвегии члены правящего дома носили звание конунгов (аналог русского слова «князь»), а влиятельные аристократы, аналоги русских бояр, имели титул ландрман (позднее барон) либо скутельман (позднее рыцарь) ³⁶. Учитывая, что воевода командовал отрядом, то, скорее всего, перед нами ландрман. Если же он был шведом, то, вероятно, носил звание стурман.

Представляется, что тот факт, что ни один из епископов не взял на себя командование отрядом после ранения князя/короля, также говорит в пользу предположения, что роль воеводы выполнял начальник норвежского отряда.

Епископы

В исследованиях иногда оспаривается присутствие в отряде шведов епископов, а заодно сообщение НПЛ, что один из них погиб. Отмечается, что в Швеции тогда было всего семь епископов¹³⁷ (считая Томаса в Або, т. е. финских владениях Швеции), и никто из них не умер в 1240 г.¹³⁸

Но следует учитывать, что летописец сообщает об этом так: «А иные творяху, яко и пискуп убиен бысть ту же»¹³⁹, то есть говорит о том, что некоторые рассказывают и о гибели епископа, но сам летописец не утверждает это, в отличие от известия о гибели воеводы.

Само по себе участие епископов в войне, тем более в войне с еретиками, вполне возможно и даже логично.

Большинство исследователей считают, что упомянутый Томас, имевший кафедру в Або, а позднее погибший в войне с восставшими финнами, и был одним из участвовавших в экспедиции епископов. Епископ Або являлся главой как духовной, так и светской власти шведов в Финляндии¹⁴⁰ и в качестве последнего был обязан помогать королевской экспедиции властям. Соответственно, он прямо отвечал за сбор отряда в помощь экспедиции. Кроме того, он был явно заинтересован в ослаблении русских союзников финнов.

Поэтому его присутствие выглядит вполне логичным.

Вторым участником, соответственно, должен был быть один из шведских епископов.

Теоретически то мог быть и нешведский, например норвежский или немецкий, пастырь, но это маловероятно, поскольку столь экстраординарное событие, скорее всего, было бы отмечено. Кроме того, НПЛ прямо говорит, что со шведами прибыли их епископы, т. е. шведские.

Д.Г. Хрусталев посчитал, что глава шведской церкви, епископ Ярлер из Упсалы (здесь и далее указываются не происхождение церковных иерархов, а центры диоцезов, которые они возглавляли), не мог участвовать в этом походе, так же как и епископ Лаурентиус (Лаврентий) Линчепигский, который окормлял и остров Готланд, где бывало много русских купцов¹⁴¹.

Поэтому Д.Г. Хрусталев предположил, что в походе участвовал глава диоцеза, не имевшего шансов для расширения и близкого к центру Швеции, т. е. епископ Николай (Николаус) из Стренгесса или Магнус из Вестороса.

При этом сам Хрусталев приводит пример датского похода 1219 г., когда в крестовом походе участвовал глава датской церкви архиепископ Лундский¹⁴². Епископ Линчепигский мог быть использован именно благодаря своим знаниям русских традиций, если, конечно, действительно имел таковые. Как мы уже видели выше, Карл, епископ Линчепигский, участвовал в шведском крестовом походе в 1220 г.

Представляется, что главным тут было не положение диоцеза, а скорее личные качества того или иного епископа. Речь идет как о его физическом состоянии, так и о его моральных качествах (честолюбие или ревность в вере), способных подтолкнуть его к участию в столь серьезном и довольно рискованном предприятии. К сожалению, мы не так хорошо знаем характер шведских епископов того времени, чтобы сделать выбор по подобным критериям.

Свою роль могли сыграть политические связи с другими членами похода, поскольку стимулом для участия могло послужить положение искомого епископа как духовного наставника или политического союзника или даже родственника лидера экспедиции или воеводы.

Соответственно, если мы принимаем версию о лидерстве Бергера Магнуссона, то и епископ вполне мог быть его союзником.

Хроника Эрика сообщает, что епископ Коль (Николаус из Стренгесса) был верным союзником Биргера Магнуссона во время борьбы с Фолькунгами, явившись на битву с ними во главе собственного отряда. Известно, что позднее, во время правления Биргера, он станет канцлером королевства¹⁴³. Вполне можно допустить участие в походе упомянутого епископа как союзника Биргера Магнуссона.

Численность шведской армии

Обращаясь к вопросу о численности шведской армии, следует сказать, что НПЛ утверждает, что шведы были достаточно многочисленны («в силе великой»), а Житие сообщает о многочисленности противника почти теми же словами («собрал силу великую»). Но точных цифр оба источника не приводят.

Для сравнения следует отметить, что в 1292 г. шведы вторглись в Карелию с 800 воинами¹⁴⁴, причем эти силы сразу разделились на два отряда по 400 человек. Вероятно, считалось, что 400 воинов – достаточно большая сила, чтобы действовать отдельно.

Маршал Кнутсон (на тот момент регент Швеции) в 1300 г. основывал крепость Ландскрону на берегах Невы с 1100 воинами, причем в Хронике Эрика подчеркивалось, что «по Неве никогда не плыли такие суда»¹⁴⁵.

Логично предположить: речь идет об армии, которая появилась на Неве в 1240 г., поскольку других шведских армий на Неве, не считая похода 1164 г., не бывало. В последнем, как считают исследователи, участвовало порядка 2000 шведских воинов¹⁴⁶, но он был почти на столетие раньше Невской битвы, так что память о нем, вероятно, стерлась.

Исследователи разрабатывали и этот вопрос.

В.Т. Пашуто в одной из своих работ написал, что «скандинавские исторические сказания упоминают в войске Биргера 5000 воинов»¹⁴⁷, предположив на основании последней цифры, что во флотилии Биргера было около сотни судов. Указанные данные периодически мелькают в научно-популярной литературе.

К сожалению, уважаемый историк, специализировавшийся на истории Литвы и Южной Руси, не подкрепил данное утверждение никакими ссылками, т. е. не указал, какие именно источники сообщают о походе Биргера столь интересную информацию. Надо сказать, что открытие новых, тем более скандинавских, источников о походе Биргера было бы очень важным для науки. Остается предположить, что данную оценку историк предложил на основе информации о численности шведского войска в целом, основанной на неких скандинавских источниках. Так что точной ее считать нельзя.

А.Н. Кирпичников осторожно пишет о сотнях воинов, участвовавших в боях с обеих сторон¹⁴⁸.

Хрусталев посчитал, что интервенты привели не более 1000 воинов¹⁴⁹.

С.М. Титов предположил, что шведская армия состояла из дружин всех перечисленных военачальников (князя, воеводы, двух епископов) и отряда норвежцев. Учитывая примерную численность дружин крупных шведских феодалов того времени (50—100 человек), он посчитал, что на Неву прибыло 250–500 воинов. Кроме того, он считает нужным добавить еще отряд для будущего гарнизона. В итоге он оценивает общую численность шведской армии примерно в тысячу воинов плюс отряд строителей, привезенных шведами с собой. Итого примерно полторы тысячи человек¹⁵⁰.

Замечу, что гарнизон, скорее всего, набирался из уже существующих отрядов, точнее, был одним из них. Кстати, С.М. Титов предполагал, что воевода и есть начальник гарнизона. Именно так произошло и при основании Ландскроны в дальнейшем.

Оценивая численность шведской армии, вполне логичным, с точки зрения автора, является допущение, что А.Н. не решился бы атаковать шведов, не имея паритета, а скорее даже численного преимущества.

Если бы молодой князь и предложил бы подобное, его остановили бы опытные воины отца. А если его дружинники не посмели так поступить, это сделали бы расчетливые новгородцы, которые наверняка не стали бы посылать своих воинов атаковать численно превосходящего их противника.

То, что А.Н. присоединил к своей армии ладожан, а не оставил их охранять свой город, говорит о том, что разница была не столь велика, поскольку князь нуждался во всех воинах.

С другой стороны, Пелгусий мог посчитать количество кораблей и по их размерам прикинуть количество прибывших, но узнать соотношение воинов и работников он не мог. Т. е. он мог сообщить общее количество участников экспедиции.

Соответственно, можно предположить, что общая численность прибывших была не выше численности армии А. Н., но вряд ли сильно уступала ей (500–700 человек). При этом шведская армия, скорее всего, включала в состав определенное количество строителей, т. е. некомбатантов.

В отношении количества строителей С.М. Титов приводит данные К.С. Носова о том, что для строительства замка за один сезон хватало 180–250 строителей. Следовательно, количество строителей (учитывая, что шла середина лета) можно оценить примерно в 200–300 человек.

Как уже говорилось выше, скорее всего, это были финны. Возможно, число строителей выросло за счет захваченных (или нанятых) ижорцев.

Соответственно, количество воинов можно оценить в диапазоне 300–500 воинов.

Приведенная выше цифра 300–500 воинов может рассматриваться как результат объединения отряда норвежцев, дружины князя и, возможно, двух отрядов епископов.

Заметим, что позднее, в 1300 г., в качестве гарнизона Ландскроны, согласно Хронике Эрика, шведы оставили 200 воинов и 100 человек рабочих – для завершения строительства¹⁵¹.

Основываясь на предположении, что норвежцы должны были стать гарнизоном нового замка, допустимо предположить, что их численность насчитывала примерно столько же воинов, т. е. порядка 200 (150–250) человек.

Также следует учитывать, что дружина влиятельного феодала, особенно если им королевский зять Биргер, наверняка была достаточно многочисленной и, скорее всего, включала его друзей и союзников, так что даже если часть ее наверняка осталась дома для защиты владений, скорее всего, она насчитывала никак не меньше 100–150 воинов.

Возможно, свой отряд (50—100 человек) привел и шведский епископ. Впрочем, не исключено, что он входил в отряд Биргера.

Таким образом, общее количество шведских воинов, набранных в самой Швеции, можно оценить в 200–300 человек.

Епископ Томас, скорее всего, возглавлял отряд, набранный в Финляндии. Вероятно, последний включал в себя шведов из абского гарнизона и финские отряды. Это, видимо, были пленники как из числа еми, так и более-менее надежных суми, которые использовались в качестве старших и когда нужно было выезжать из лагеря.

Учитывая, что в ходе недавнего восстания еми наверняка были разрушены многие шведские строения (замки, церкви, дома), а после его подавления шведы стали заново возводить их, естественно допустить, что в Або были свои архитекторы и мастера по строительству зданий, в том числе и оборонительных укреплений. Соответственно, вполне возможно, они тоже входили в состав отряда епископа Томаса.

Если наши предположения верны, то отряд финского епископа был самым многочисленным, но при этом наименее боеспособным в шведской экспедиции. Его можно приблизительно оценить в 200–300 человек. Последнее, максимальное, количество может быть принято только при условии, что часть строителей (из числа суми) имела оружие и желание драться за своих господ.

Возможно, часть шведов и норвежцев, имевших наиболее низкий статус, также работала на строительстве.

Еще одним важным вопросом является соотношение родов войск в шведской армии.

Традиционно скандинавы предпочитали пеший бой, даже если имели лошадей, на которых прибывали к месту сражения¹⁵².

Обычаи рыцарства, подразумевавшие использование тяжелой кавалерии, у них только складывались. Важно и то, что перевозка рыцарских коней требовала особых условий, т. е. использования торговых кораблей (кнорров).

С другой стороны, учитывая уже упомянутые данные о набегах шведских воинов (скорее всего, верховых), сообщения о схватке А.Н. и лидера шведов (речь, надо думать, о конном поединке, поскольку была нанесена рана копьем), можно предположить, что в составе шведской армии был конный отряд.

Также следует отметить, что именно с деятельностью новой династии, основанной Биргером, связывают укрепление феодальных порядков в Швеции, в том числе отчетливое выделение сословия фрельсе (шведских рыцарей). Скорее всего, они были широко представлены в дружине и окружении Биргера.

Все это позволяет сделать вывод о наличии в шведской армии конного отряда, который входил в состав дружины влиятельного феодала (князя/короля), так как последний имел средства для оплаты перевозки коней. Возможно, конной была вся дружина, хотя шведские рыцари, как и русские дружинники, могли драться и пешими.

Описывая действия воинов А.Н. в бою, Житие часто использует глагол «наеха» и «наехав», что звучит более логично, если всадник наезжает на строй пехотинцев.

Разгромленные норвежцы Скюлле, скорее всего, уходили из Норвегии на кораблях и вряд ли включали в свой состав конный отряд.

Вероятно, что воины из гарнизона Або также были пешими. Пешими наверняка дрались и финны, если они вообще участвовали в бою.

Поэтому представляется, что большинство шведских воинов были пешими, но имелся и конный отряд, скорее всего представлявший собой часть или даже всю дружину князя.

В целом общая численность шведской армии можно оценить примерно в 400–600 воинов, в том числе 100–200 всадников. А общее количество участников экспедиции можно оценить в 500–700 человек.