Читать книгу: «Предтечи будущих побед», страница 15
– Н-нет, – заикаясь, выдавил он, ловя себя на желании прикрыть глаза. Затем, немного справившись с чувствами, дополнил, – не помню, где мы с вами встречались.
– Ты тоже Василич изменился и постарел, – покивала она своим мыслям. – По телевизору-то не так заметно, а вот вблизи – очень даже.
– И все-таки, напомните, пожалуйста, где и когда мы с вами могли видеться? – расхрабрился он, видя, что бабка не собирается хватать его за химок и волочить в печку.
– Двадцать восемь лет назад, в Капустином Яру, – опять прокаркала бабка своим неприятным до жути голосом, выдававшим в ней заядлого курильщика.
– Да?! – почти с облегчением произнес Афанасьев, втайне радуясь, что бесшабашная армейская молодость не свела их в одной постели. Тут он сделал серьезное выражение лица, вспоминая, что с ним было двадцать восемь лет назад. В мгновенье ока мысли перенесли его в 92-й год, когда он только что с отличием окончивший Академию был временно прикомандирован к воинской части, обслуживающей нужды секретного 4-го центрального государственного межвидового полигона, расположенного в Астраханской области. Он тогда, совсем еще молодой подполковник замещал командира бронетанковой части, служащей активно действующими мишенями для тестирования предлагаемых к принятию на вооружение новейших образцов военной техники. Веселое было времечко, одновременно злое и голодное. От его техники тогда осталась всего кучка оплавленного железа, после проведения некоего эксперимента. Он и дальше бы пребывал в нахлынувших на него воспоминаниях, но ушлая старушенция, вдруг вынырнувшая неизвестно откуда, вернула его в настоящую действительность:
– Так, что, все еще не признал меня? – настырничала старая ведьма, к образу которой он уже кое-как обвык.
– Нет, – в неподдельной растерянности развел он руками. – Все равно не припоминаю.
– Ай-ай-ай, – укоризненно покачала та головой, усмехаясь. – А ведь дарил мне целый букет ромашек.
– Ромашек? Букет? – потер он рукой лоб, делая усилия над собой. – Постойте-постойте, кажется, я что-то начинаю припоминать.
В памяти Афанасьева возникли смутные образы далекого прошлого. Хоть и с трудом он вспомнил тот вечер, расставленные во дворе столы по случаю успешного завершения испытаний очередной «вундервафли47» яйцеголовых48 умников из очередного «ящика49», а заодно, кажется, и день рождения одной из сотрудниц, занимающейся секретными разработками. Видя его старания в припоминании прошлого, она не стала его понукать, желая, чтобы он сам припомнил все детали. Наконец, его лицо прояснилось, и он хлопнул себя по лбу:
– Вспомнил! Вы работали в группе академика Авраменко50, если не ошибаюсь!
– Верно, – опять улыбнулась ведьма своей «разочаровательной» улыбкой.
– Господи, у меня совсем вылетело из головы ваше имя, – виновато развел руками Афанасьев.
– Валя. Вернее, Валентина Игнатьевна Николаева, – представилась она.
– Точно! Валентина! Да, что же это я?! Проходите-проходите! Присаживайтесь, – начал он приподниматься из-за стола, но тут осекся, припоминая, что туфли остались в комнате отдыха.
Без туфель со скрытыми каблуками внутри, он был почти на полголовы ниже своей собеседницы, даже с учетом того, что её спина была согнута колесом. Но тут уж ничего не поделаешь – в танкисты брали людей отнюдь не гулливеровского роста. Гостья не стала чиниться и смущаться при виде всесильного владыки одной седьмой суши, поэтому без дальнейших уговоров плотно умастилась в кресло у приставленного стола.
– Да, – согласилась посетительница, – меня теперь трудно признать. Как говорится, укатали сивку крутые горки. Ну, да ладно, об этом потом, а сейчас давайте поговорим о делах более насущных.
– Я вас внимательно слушаю, Валентина Игнатьевна, – сразу внутренне подобрался он, думая, что старуха, пользуясь давнишним мимолетным знакомством, решила выпросить для себя каких-нибудь льгот. Он никогда не умел скрывать свои внутренние чувства, поэтому все его мысли с легкостью читались на его лице. Бабка была видимо хорошим физиономистом, раз сразу сообразила, чего от нее ожидают.
– Если вы, Валерий Васильевич, думаете что «старая грымза» приволоклась выпрашивать чего-то там для себя, то должна вас разочаровать. Мне, лично, от вас ничего не надо. Я уже старая и мой конец не за горами, а значит, к материальным благам я могу совершенно спокойно относиться с философским смирением.
– Хмм, – почесал он в задумчивости лоб, – признаюсь, вы сумели разжечь во мне искреннее любопытство.
– Отлично! – подхватила старушенция, улыбаясь и одновременно пугая своим черным провалом рта. – Первый пункт визита, стало быть, выполнен.
– Какой?
– Пробуждение любопытства. Следовательно, можно переходить ко второму – возникновение интереса.
– Что ж, попробуйте, – согласился Афанасьев.
– Хорошо. Приступим ко второму этапу. Как вы помните, в бытность свою я работала в группе Римилия Федоровича. Я была не только кандидатом физико-математических наук, старшим научным сотрудником Научно-Исследовательского Института РадиоПриборостроения. Но правой рукой руководителя нашей лаборатории.
– Припоминаю.
– И вам должна быть хорошо известна основная тематика нашей работы.
– Да, – кивнул, соглашаясь Валерий Васильевич, – это работы, связанные с противоракетной обороной страны.
– Верно, – опять постаралась улыбнуться старая кошелка и как-то странно заозиралась, будто что-то искала, но стеснялась сказать об этом.
Афанасьев моментально понял ее трудности, молча передав со своего стола малахитовую пепельницу. Та благодарно кинула на него свой взгляд и полезла в сумочку за сигаретами. Потемневшие от старости руки с пигментными пятнами и пальцы искривленные подагрой, которые никак не могли прокрутить колесико дешевенькой зажигалки, говорили о крайней взволнованности неожиданной гостьи. Афанасьев, понимая, как ей сейчас тяжело, не стал ее торопить, а стоически дождался, когда она, наконец, высечет огонь и сделает первую затяжку.
– Так вот, – выпустила она в сторону белесый клубочек дыма, – сам же Римилий Федорович, земля ему пухом, занимался управляемыми плазмоидами.
– Как же, как же, помню. Шаровые молнии.
– Если говорить упрощенно, то, да, – деловито кивнула она.
– Помню, – окунулся в нежданно нахлынувшие воспоминания Афанасьев, – как ваши шары выскакивали прямо из какого-то автофургона и стремительно уносились вдаль. Зрелище, скажу я вам, было поистине феерическим. Многие тогда пророчили большое будущее этому направлению в ПРО.
– Пророчествами все и закончилось, как вы догадываетесь, – уже жестко парировала Николаева слова диктатора.
– Уже догадался. А что там дальше случилось, не напомните ли?
– Напомню. Результаты натурных испытаний были настолько впечатляющи, что наш тогда вечно пьяный президент, склонный к позерству и хвастовству, пригласил американцев для демонстрации наших достижений в этой области. Американцы никогда дураками не были, поэтому тут же согласились приехать на демонстрацию. Они быстренько поняли, что проходящий испытания образец-демонстратор – абсолютно новое слово не только в военно-прикладном искусстве, но и всей фундаментальной науки. Все, что они увидели, настолько впечатлило их неиспорченные излишним интеллектом мозги, что они уговорили Борьку-пьяницу провести аналогичную демонстрацию, но только уже на одном из тихоокеанских островов, принадлежащих, как сами догадываетесь, сами Штатам. Нужно было только получить согласие самого обладателя патента. А вот тут-то и произошел у них главный облом. Подозревая, что демонстрация на враждебной территории может вылиться в банальную конфискацию образца, под совершенно надуманным предлогом, Авраменко наотрез отказался от этой идеи, считая, что такое «продвинутое» оружие должно служить исключительно России.
– Весьма похвальная позиция. Он настоящий патриот! – выразил свое восхищение поступком ученого Афанасьев.
– Согласна, да только на этом история наших злоключений начала набирать стремительные обороты. Раздосадованные неуступчивостью руководителя проекта, американцы, естественно, начали плести интриги, как против лаборатории, так и против самого Авраменко. Существенную помощь в очернении деятельности лаборатории им оказал некий господин Ашурбеев Игорь Рауфович, который очень не хотел развития данного направления в разработке средств ПВО-ПРО, вовремя смекнувший, что эта разработка просто отправит на свалку всю линейку разрабатываемых ракетных комплексов.
– Это бывший гендиректор «Алмаз-Антея»? – машинально спросил Афанасьев, насупившись.
– Да. Теперь уже бывший. Иначе бы я к вам не пришла.
– Жаль сбежал, подлец, да еще прихватил с собой важную информацию по новейшим наработкам в этой сфере. Хорошо, что С-500 разрабатывали уже без его прямого участия. Но мы до него еще доберемся, дайте срок, – угрюмо подытожил он. – Продолжайте, Валентина Игнатьевна.
– Нападки начались со всех сторон, – продолжила повествование бабулька, которую уже как-то и неудобно было называть «Бабой-Ягой», даже про себя. Нас обвинили в шарлатанстве, в игнорировании основополагающих законов физики, да и вообще, Бог знает в чем, вплоть до мракобесия. И при этом напрочь игнорировались все предшествующие результаты натурных испытаний. А потом, как и водится, нам сначала урезали финансирование, а потом и вовсе его лишили. Люди начали покидать лабораторию. Я никого не осуждаю. Все мы – люди, и у всех семьи, которые надо кормить как-то. В конечном результате из всего штата лаборатории остались только мы с ним.
– А у вас своей семьи не было? – задал вопрос Афанасьев и засмущавшись дополнил. – Прошу извинить. Вырвалось.
– Не было. Сама я – коренная петербурженка. Родители умерли рано, сказались последствия перенесенной блокады, а я вот замуж так и не собралась. Звали, конечно, в молодости, да я по уши была занята наукой, а потом-то и рада была бы, да прошли мои годы. А я ведь в юных летах красивая была, – с горькой усмешкой произнесла она. – Что, не верится?
– Верится, – коротко кивнул Афанасьев головой. – У вас и сейчас глаза, как у юной девушки. Даже удивительно.
– Спасибо на добром слове, а только я уже и сама в это перестала верить.
Валентина Игнатьевна вновь полезла в сумочку за сигаретой. На этот раз руки у нее не дрожали. Видимо, она все-таки справилась с внутренним напряжением. Афанасьев терпеливо ждал, пока она с нескрываемым наслаждением сделает первую затяжку. Эта женщина вопреки первоначальному впечатлению начала определенно нравиться Валерию Васильевичу, и он к своему удивлению стал находить в ней все больше и больше привлекательных черт, не внешних, разумеется, тут уж ничего не поделаешь с мужским восприятием, а внутренних. Чувствовался в ней какой-то несгибаемый стержень, отличающий всех русских женщин от иностранок. Несмотря на свою ветхость можно было с уверенностью сказать, что она и «коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет». Выпустив очередной клубок дыма, она продолжила:
– Римилий Федорович был не только большим патриотом своей страны, но еще и по-житейски мудрым человеком, что идет вразрез с укоренившимися в народе представлениями об ученых, как о рассеянных и инфантильных до абсолютной неприспособленности к самостоятельной жизни людях. Он был твердым по характеру и обладал холодным разумом, поэтому не испытывал никаких иллюзий по поводу своего будущего. И только я одна знала, чего ему это стоило. Он перенес на ногах два инфаркта, и он прекрасно осознавал, что третий инфаркт будет для него последним. Когда началась вся эта свистопляска вокруг наших экспериментов, он, предвидя, что единственный действующий образец плазмотрона может попасть во враждебные руки, просто сжег его, облив керосином. Зная, что рано или поздно к нему могут нагрянуть с обысками, он всю документацию – теоретические выкладки, чертежи и прочее, передал мне на хранение. После поджога, конечно, началось следствие. Как он и предполагал, к нему нагрянули среди ночи ушлые ребята из ФСБ. Перевернули в квартире все, но так ничего и не нашли. Затем пришли с этим и ко мне. Тоже устроили тарарам. Но я сызмальства была хитрющая, – неожиданно заулыбалась Николаева, – поэтому все бумаги еще загодя переправила в надежное потаенное место, где их никогда бы не нашли. Американцы были очень недовольны тем, что секретные разработки уплыли из их загребущих ручонок, и их неудовольствие по этому поводу, видимо, носило очень болезненный характер для продажного режима Ельцина. Естественно, что кремлевским прислужникам захотелось на ком-нибудь отыграться. Академик, несмотря ни на что, был все-таки довольно известной в научных кругах фигурой. Сажать такого человека в тюрьму грозило властям большим скандалом, который, в свою очередь мог пролить свет на все детали грязной возни с разработками в военной сфере. Необходимо было найти крайнего, чтобы обвинить его во всех грехах и под шумок всего этого, раз уж не удалось захватить установку, то, как минимум, предать забвению сей научный прорыв.
– И, как я понимаю, крайней оказались вы?
– Да, – просто и без затей согласилась Николаева. – Впрочем, я не сильно переживала по этому поводу. Главной задачей для меня тогда было сохранение, во что бы то ни стало жизни и здоровья любимого учителя.
– Вы любили его? – тихо спросил ее Валерий Васильевич, не столько из банального любопытства, сколько из желания примерить на себя данную ситуацию. Его вдруг заинтересовала мысль о том, за что еще довольно молодая женщина может полюбить старика.
– Что? – переспросила она и тут же сама поправилась. – Вы хотели спросить: было ли что-нибудь между нами?
Валерий Васильевич кивнул, одновременно краснея за свою откровенную бестактность. Эта женщина не переставала удивлять его, обнажая все новые и новые грани своего внутреннего мира, вход в который был, судя по всему, наглухо запечатан от суетного и постороннего вмешательства.
– Нет, – мотнула она головой. – Это была чисто платоническая любовь с моей стороны, вылившаяся в форму беззаветного обожания к своему наставнику. В общем, меня осудили тогда сразу по двум статьям – по 285.1 и 167 Уголовного Кодекса.
– Э-э-э, я, признаться, не силен в уголовном законодательстве, – подергал носом Афанасьев.
– Нецелевое использование государственных средств в крупном размере и умышленное уничтожение государственного имущества, повлекшее за собой значительный материальный ущерб. Установка-то дотла сгорела, – хихикнул прообраз старухи Шапокляк.
– И сколько же вам припаяли?
– По совокупности – червонец, – сообщила она спокойным голосом, как о нечто незначительном.
– Ого! – не скрыл своего удивления Валерий Васильевич. – Жестоко они с вами обошлись.
– Это не они. Это их кураторы из-за лужи постарались отомстить за свое фиаско, – беззаботно отмахнулась она. Римилий Федорович не остался в стороне. Он сам обходил все силовые и судебные инстанции, доказывая, что это он, а не я осуществил, тот поджег, и что все выделяемое финансирование было направлено именно на научные исследования. И тогда ему предложили обмен моей скромной персоны на всю имеющуюся документацию по проекту.
– И?
– Он пришел ко мне на свидание, чтобы спросить мое мнение об этом. И хоть все документы находились у меня, он с легкостью мог бы их восстановить, и уже готов был пойти на этот шаг.
– И? – опять воскликнул Афанасьев, вопрошающе.
– Я запретила ему это делать, – усмехнулась она, снова залезая в сумочку за очередной сигаретой.
– Простите, я ничего этого не знал, и даже представить себе не мог, какая трагедия разыгрывалась на глазах у всего научного мира.
– Пустое, – опять отмахнулась она. – Что бы вы сделали?! Да, ничего. Не в тех званиях еще были, чтобы что-то решать.
– Чем же все это закончилось?
– Тем же чем и все подобные истории, случившиеся в 90-е годы. Римилий Федорович продал свою московскую квартиру и машину, чтобы нанять лучших адвокатов. Адвокаты, действительно, были лучшими, поэтому весь свой срок я отбывала не на тюремных нарах, а на спецпоселении. Но, как вы можете догадаться, это спецпоселение находилось не на северном побережье Черного моря, а на южном побережье Белого. Там-то я и оставила все свои зубы, отсутствием которых так вас напугала при встрече, – заулыбалась Николаева, засовывая в рот третью сигарету. – А для Римилия Федоровича все закончилось гораздо печальнее. Через два года его нашли на даче, где он жил после продажи квартиры, без признаков насильственной смерти. В доме было все перевернуто вверх дном. Видимо кто-то что-то упорно искал. Я потом, когда уже освободилась, сумела отыскать патологоанатома делавшего вскрытие тела. Под большим секретом он мне сообщил, что в его крови было обнаружена запредельная доза пентотала натрия, вот сердце и не выдержало.
– Сыворотка правды?
– Она, самая. Они надеялись, таким образом, получить нужную для них информацию.
– Думаете, получили?
– Вряд ли. Если бы они получили все, что хотели, то мир об этом бы уже все знал. Янки ведь никогда не умели держать язык за зубами, – криво усмехнулась Валентина Игнатьевна. – Им нужны были, прежде всего, его бумаги. Хотели , видимо сделать все по-быстрому, да вот только с дозой не рассчитали, вернее не учли, что у него было крайне изношенное сердце. Вот, так вот. Он там, а я здесь – перед вами. Северный климат, отсутствие ультрафиолета и недостаток питания сделали свое дела, превратив меня в согбенную и непривлекательную старуху.
– Ну, что вы? – попробовал он ей возразить, но тут же понял, как ненатурально звучат его слова, поэтому быстро заткнулся, не продолжив лгать себе и ей.
– Сколько лет вы мне дадите навскидку? – в упор спросила Валентина Игнатьевна.
– Я даже и не знаю, – смутился Афанасьев. – У женщин нет определенного возраста, – попробовал он выкрутиться из неловкого положения.
– И все-таки? – продолжала она настаивать.
– Лет семьдесят пять – не больше, – решил угадать он и потупился.
– Я, Василич, – впервые за все время беседы позволила фамильярность она, – всего на год старше тебя.
– Шестьдесят шесть?! Боже мой! – не удержался Афанасьев от восклицания.
– Да-да. Жизнь меня не слишком баловала.
– Скажите, Валентина Игнатьевна, чем я, вернее, чем мы можем вам помочь? Если у вас какие-то материальные затруднения? Или что-нибудь в жилищном плане? – начал мямлить диктатор.
– Я же сказала, что лично мне, уже ничего не надо. А здоровье и упущенные годы вы мне вернуть не сможете, – жестко пресекла Николаева его благотворительные поползновения.
– Ага. Я, кажется, начинаю догадываться, о чем вы бы хотели меня попросить.
– Легко хочешь отделаться, господин Глава Высшего Военного Совета. Не просительницей я к тебе пришла. Я пришла требовать.
– То есть?! – растерялся диктатор под неожиданным напором.
– Да. Именно требовать. Требовать за тех патриотов, что сгинули в лагерях по надуманным обвинениям, за тех ученых, кого убили, как Авраменко, – чеканила она каждую фразу.
– Требовать справедливого возмездия?
– Справедливое возмездие может назначить только Бог. А ты, хоть и диктатор, но такими полномочиями не обладаешь.
– Что же тогда ты от меня хочешь? – в свою очередь перешел на «ты» Афанасьев.
– А ты не догадываешься? – уставилась она на Валерия Василевича вопрошающим взглядом, будто впервые увидела.
– Нет.
– Удивляюсь, как при такой скудости ума, ты дошел до таких высоких званий. Или извилины каракулевой папахи тебе заменила свои собственные?
– Каракулевые папахи уже давно отменили, – обиделся он.
– Жаль. Значит, ты теперь совсем без мозгов ходишь? – наигранно пригорюнилась визитерша.
– Валентина Игнатьевна, я все же попросил бы вас…
– Ладно. Не дуй губы. Это я не со зла, а от досады на твою бестолковость, – примирительно произнесла она.
Афанасьев опять засопел, но все-таки решил благоразумно не раздувать перепалку с бывалой каторжанкой.
– Поясните свою мысль более внятным образом, – решил перейти он на официальный тон.
– Поясняю, – не стала усугублять конфронтацию собеседница. – Я хочу, чтобы проект, над которым мы трудились с Римилием Федоровичем, был возрожден. И чем скорее, тем лучше. Наша разработка, как я уже говорила ранее, делает все средства ПВО и ПРО не просто дорогими и никчемными безделушками, она является следующим этапом развития всей военной науки. Все эти С-400 и С-500 даже не вчерашний, а позавчерашний день. Я уж молчу о такой рухляди, как «Пэтриот». А во-вторых, я уже старая и больная женщина, поэтому я боюсь не успеть воплотить наши с Авраменко задумки, которые если начать, не мешкая, то уже через полгода, максимум через год, сделают Россию практически неуязвимой к любым, я подчеркиваю – к любым нападениям извне.
– Месяц назад я слышал точно такие же слова от одного пожилого, но видного академика, – потер в задумчивости лоб Афанасьев.
– Ты говоришь про Игорюшу Вострецова? – улыбнулась Николаева. Афанасьев уже начал было привыкать к виду своей необычной гостьи, если бы не эта улыбка, повергающая в дрожь.
– Да. А как вы угадали? Это же закрытая информация! – изумился генерал.
– Закрытая информация от кого?! Что ты такое говоришь? Все мы, ученые, кто, так или иначе, связан с разработками в оборонной сфере, имеем друг о друге, хотя бы поверхностную информацию. Так всегда было, несмотря на строжайшие запреты властей. А я Игорюшу, хоть он и порядком старше меня, всегда хорошо знала, – поделилась Николаева с хозяином кабинета.
– Следовательно, имеете представление о направлении его работ? – не переставал удивляться Афанасьев.
– Разумеется. По крайней мере, в общих чертах. Их с Боголюбовым установка протонного ускорителя на обратной волне очень интересная штука, скажу я тебе. А что, им таки удалось провести удачные испытания?
Афанасьеву очень не хотелось распространяться на эту тему, но сверлящий глаз дотошной бабульки требовал искреннего и быстрого ответа. Он нехотя кивнул, чем привел свою собеседницу в окончательно игривое настроение.
– Надо же?! Все-таки есть справедливость на свете, а то я уж почти разочаровалась в ее ожидании, – всплеснула она руками. – Кстати, это именно Игорь Николаевич, убедил меня прийти к вам. Я тут недавно встретила его в Питере – такой важный стал, степенный и при охране. Я сразу поняла, что у него дела пошли в гору, хотя мы с ним на эту тему и не беседовали. Встреча произошла, буквально на ногах, поэтому толком поговорить не удалось.
– Значит, вы с ним уже давно знакомы? – начал светлеть ликом Валерий Васильевич.
– Да, – кивнула она. – Он был одним из немногих, кто тогда не стал участвовать в травле Римилия Федоровича. Поверьте, я искренне рада тому, что у них все получилось. А можно задать вопрос?
– Задавайте.
– Я сгораю от любопытства. Откройте мне тайну. Испытания носили локальный или полномасштабный характер?
– Э-э-э, – проблеял Афанасьев, не зная как ответить на этот щекотливый вопрос.
Она оценила его затруднения, поэтому быстро пришла на выручку:
– Не бойтесь, все подписки, данные мной когда-то, все еще актуальны.
– Локальный, – выдавил он из себя. – А почему это вас так заинтересовало, Валентина Игнатьевна?
– Видите ли, Валерий Васильевич, я в силу специфики своей прошлой деятельности, достаточно хорошо представляю суть их с Боголюбовым детища. Еще в 90-х мы довольно плотно пересекались в наших изысканиях. Как-никак, но у нас много общего было. И там, и там присутствовала высокая энергетическая направленность. Правда, достигали мы этой высокой степени энергетики по-разному. Они с помощью ядерного реактора, а мы путем интенсивной ионизации в рабочей камере. И применяли мы ее по-разному. Они с Боголюбовым использовали высокую энергетику для разгона протонов, сконцентрировав их либо в узконаправленный, либо широкополосный луч – в зависимости от поставленных целей. Мы же в своей лаборатории, пошли несколько иным путем, используя высокую энергетику для перенасыщенной ионизации атмосферы в заданной точке.
– И как, по-вашему, стоит принимать на вооружение данную установку? – не удержался, чтобы не задать вопрос Афанасьев.
– Конечно, стоит, – согласилась она, кивая. – Как оружие стратегической направленности оно, вне всякого сомнения, достойно того, чтобы находиться в арсенале нашего Отечества, но…
Тут она опять полезла в свою сумочку за очередной дозой никотина.
– Прошу меня простить, – начала она оправдываться, – я тут вам весь кабинет задымила. Как на поселении пристрастилась к этой пагубной привычке, так и не могу до сих пор от нее отвыкнуть.
– Дымите, – снисходительно махнул он рукой гостье, – у нас на совещаниях, бывает, так смолят, что хоть топор вешай.
– Ой, спасибочки! Вы прямо камень с моей души сняли, – заворковала старая ворона своим неприятным голосом, прикуривая очередную сигарету.
– Вы сказали «но», когда говорили о стратегической значимости установки, – дождавшись, когда Николаева сделает первую затяжку, начал генерал нетерпеливо. – Поясните, пожалуйста, с чем это «но» связано?
Затяжка была очень глубокой, поэтому на конце сигареты сразу образовался достаточно большой остаток пепла, который она не замедлила стряхнуть в пепельницу.
– Да. Как стратегическое оружие данная установка достойна всяческих похвал. Но у нее имеется несколько существенных недостатков. Первый недостаток заключается в том, что «сердцем» установки является ядерный реактор, а это, сами понимаете, создает сложности и опасности при эксплуатации. Сам по себе реактор тоже вещь достаточно габаритная. Во всяком случае, пока на смену ему не пришел миниатюрный реактор, что питает крылатую ракету «Буревестник». Вторым ее существенным недостатком, на мой женский взгляд, является линейная направленность воздействия. Одним словом, она, эта установка может работать только в пределах прямой видимости поражаемого объекта.
– Вы не совсем правы, – возразил Афанасьев. – При последних испытаниях, объект был поражен вне прямой видимости.
– Испытания, как я полагаю, проходили над поверхностью океана?
– Да. А что?
– Я так и думала. Побочным эффектом от этого стало всего лишь испарение нескольких тысяч кубов воды, не так ли? Сущая мелочь. А если нужно уничтожат объект над поверхностью суши? Вы подумали, овраг, какой глубины и ширины получится? И это только при уничтожении единичного объекта. А если это будет армада летящих со всех сторон крылатых ракет?
– Э-э-э, – сразу покраснел от смущения Афанасьев, – я как-то и не подумал о таком раскладе. И товарищ Вострецов ничего не говорил о таких побочных явлениях.
– Наверняка говорил, но вы в силу своей, простите уж меня старуху, просто сделали финт ушами, – поставила она его на место.
– Значит, вы не рекомендуете это оружие к эксплуатации?
– Никоим образом я такого не говорила! – взвилась Валентина Игнатьевна, грозно сверкнув глазами. – Просто для достижения наибольшей эффективности его применения вам потребуется, как минимум, его разместить на грузовых самолетах, постоянно барражирующих в небе, а это, как сами понимаете, исходя из специфики его ядерной начинки создает дополнительные трудности, риски и затраты. Идеальным решением было бы его размещение на орбите. Но судя по тому, что я знаю об этой установке, она имеет не только приличные габариты, но и вес, а значит, для вывода на орбиту вам потребуются не «Союзы», а ракетоносители класса «Ангара-3». Все это займет определенное время и потребует весьма больших затрат.
– Вы правы. Приоткрою вам еще одну тайну: мною уже отданы распоряжения по созданию орбитальной группировки – носителей этого оружия.
– И сколько, по-вашему, понадобится времени, чтобы развернуть на орбите достаточную группировку из спутников?
– Запуск первого носителя намечен уже на первую четверть будущего года. Что же касается воздушного варианта, то уже полным ходом идет переоборудование одного из Ил-76 под будущий носитель, – не удержался, чтобы не похвастаться Валерий Васильевич.
– Замечательно! Браво! – похлопала бабка в ладоши Афанасьеву, как будто он был звездой провинциального театра.
Это не сильно понравилось главе Совета, поэтому он, хрюкнув себе что-то под нос, недовольно пробурчал:
– У вас, Валентина Игнатьевна, имеются еще какие-нибудь претензии концептуального характера к этой установке?
– Нет, – поспешила она с ответом. – Ну, разве что, претензии чисто философского плана.
– Это, какие же?!
– Насколько я могу судить о разработке Вострецова-Боголюбова, она обладает практически бесконечной мощью.
Афанасьев, молча кивнул, ибо не хотел даже вслух произносить слова, могущие выдать важнейшую государственную тайну, но доверившись этой женщине однажды, счел для себя невозможным усомниться в ее словах. Она же тем временем продолжала:
– В этом ее неоспоримая сила, и как это ни странно – слабость, ибо любое оружие имеет смысл лишь в том случае, если оно не служит прологом к Апокалипсису. И если ядерное оружие после 45-го года так и не было применено на практике, то это только потому, что его использование было слишком наглядным, включающим в себя огромные разрушения, радиоактивное заражение всего и вся, умирающих в муках людей и все подобное. Люди – существа чувствительные, поэтому наглядность коренным образом влияет на их восприятие действительности. А вот применение такого оружия, которое было разработано нашими учеными, лишено всякой наглядности. Тут нет ни разрушений, ни корчащихся в предсмертной агонии тел, ни заражения. Полная аннигиляция. Вот был город, а вот его и нет, просто кратер на его месте. Ни шума, ни пыли, ни следов. В этом и заключается его главная опасность.
– Я понял, – опять кивнул генерал. – Опасность заключается в соблазне его применения, а затем в расширении применения, с увеличением мощности.
– А ты, Василич, не безнадежен! И меня это искренне радует. Впрочем, как и то, что это оружие все-таки изобрели наши, а не американские ученые. Наши военные, в отличие от их зарубежных коллег, всегда обладали бо́льшим здравым смыслом, удерживаясь от применения тех видов оружия, которые могли бы в глобальном плане угрожать человечеству. И все-таки, принципиальное отличие нашего плазмоида от протонного ускорителя заключается именно в невозможности его использования в качестве Абсолютного оружия. Поэтому, даже если им не дай Бог завладеет какой-либо маньяк, то ничего глобально страшного не произойдет. Без внешних целеуказателей и расчета осевых траекторий он опасен не более природного явления, сопровождающегося возникновением шаровых молний. А вот что будет, если за пультом протонного ускорителя будет сидеть какой-нибудь шизик, то, как говорится «мама не горюй». И если разработчики не поставят защиту от «дурака», то всему человечеству будет угрожать опасность почище ядерного Апокалипсиса.
