Читать книгу: «О Разуме, его свойствах и переосмыслении структуры общества», страница 43

Старолюбие связывает внешний признак (преклонный возраст) с идейным образом мудрого опытного человека, который знает о жизни куда больше молодых и взрослых людей. В воображении старолюбов рисуется образ такого мудрого друида, который не только знает этот мир, но и такие секреты, о которых многие не догадываются. Стереотип старолюбия опровергается достаточно просто, если старость понимать в современном, а не первобытном её значении.

Во-первых, чем старее человек, тем сложнее ему познавать мир и тем чаще он обращается уже к накопленным знаниям. Проблема в том, что актуальность таких знаний в современном мире быстро теряется. Например, если старик в своё время умел прекрасно пользоваться телеграфом, то это знание сегодня мало где пригодится. Во-вторых, старолюбие рисует образ не просто умного и опытного старика, но и универсальный характер такой «мудрости». Старик может не только рассказать, как воспитывать детей или вести домашнее хозяйство (области знаний вполне актуальные и сегодня), но и дать совет в таких узких областях как личные финансы и правовая грамотность. Только на деле оказывается, что совет хранить деньги под подушкой или выждать полгода для обращения за наследством может обернуться для вас настоящей катастрофой²⁸⁵. О таких современных отраслях жизнедеятельности как информационные технологии и говорить не стоит.

Старолюбие строится одновременно на чувстве почтения к старикам и презрении к молодым людям. Появляется иерархия, наверху которой старики, внизу – молодые. Старолюбие распространено среди всех классов общества за исключением интеллигенции.

Младолюбие противоположно старолюбию. Эта идея содержит стереотип схожий со стереотипом старолюбия, только внешний признак – молодой возраст, диаметрально противоположен старолюбию. Молодой человек наделяется такими качествами как мобильность, энергичность, любопытство, умение приспосабливаться к постоянно меняющемуся миру. Другими словами – просто идеальный человек! На деле же, как и в случае со старолюбием, реальность оказывается куда прозаичнее. Многие молодые люди вовсе не такие подвижные и схватывающие всё на лету, им не хватает опыта и знаний, они склонны больше развлекаться, нежели работать физически и умственно, другими словами – не сильно отличаются от всех остальных. Связь между внешним признаком и стереотипом также противоположна: молодой человек превозносится, старый – принижается.

Старобоязнь и младобоязнь выступают как вторая сторона медали старолюбия и младолюбия, поскольку эти идеи основаны на противопоставлении одного возраста другому.

6. Знать и маленький человек

Превосходство знати долгое время специально культивировалось. Знатным людям приписывались образованность, ум, достоинство, честь и другие хорошие качества. В современном мире превосходство знати несколько изменилось: теперь слово «знать» сменилось словом «элита», а принадлежность к родовитому семейству сменилось на принадлежность к мягкому креслу. Главный посыл этой идеологии – «высоко сижу – далеко гляжу». Даже если слова крупного чиновника противоречат друг другу, даже если вчера такой элитарий был простым башмачником, а сегодня костюм чудесным образом наделил его выдающимся интеллектом, всё равно его слова воспринимаются как истина. Действительно, раз он высоко сидит, значит, куда более информирован, чем простые люди. А может, существует заговор элит, и всё, что происходит сейчас, было заранее предопределено?.. Вера в осведомлённость элит в определённой области тем сильнее, чем меньше человек об этой области знает. Поэтому этатизм²⁸⁶, особенно в области экономики, чаще всего распространён среди необразованных и ничего не смыслящих в этих областях индивидов.

Связь между внешним признаком (общественным положением) и идейным образом (всеведующий и всемогущий индивид) строится одновременно на нескольких чувствах – почтении, страхе и презрении (зависти). «Простой человек» не может в силу «естественных астрологических причин» сам принадлежать к элите, поэтому он воспринимает знать, как закрытый клуб вершителей судеб. Он одновременно боится элиту и завидует ей. Поэтому идея превознесения элиты чаще всего бродит в умах низших классов, середнячков и умных (в сферах, где последние дилетанты).

Самой же страшной и пагубной идеей противной разуму является культ маленького человека. Он приобрёл наибольшую популярность в России, хотя и широко распространён в западных странах²⁸⁷. Маленький человек – это простой рабочий, живущий бедно, часто необразованный, но в то же время он каким-то непостижимым образом мудрый, честный и знает всё на свете. Он простой, но ведь простота – это истинная мудрость! В Российской империи, Советском Союзе и постсоветской России культ маленького человека достиг поистине циклопических масштабов. Естественно, что это лишь уловка правительства и не больше, но зато как лестно слышать зашуганному рабочему, что он – всё!

Маленькие люди на деле – это вовсе никакие не кристаллы народной мудрости, а завистливые, бедные, обозлённые на весь остальной мир существа. Они глупы и готовые следовать за первым попавшимся популистом или диктатором, который наобещает им богатое будущее или позволит ограбить богатых и поделить их пожитки. Маленькие люди – это, в первую очередь, дикари и городские низы, превознесение их – это величайшая ошибка, которую только может допустить общество. Они будут рады любым репрессиям, особенно против своих соседей и представителей высших классов общества, они поддержат любую войну за мнимое величие своей нищей страны, они клянутся в верности галочкой в бюллетени и, одновременно, в кармане держат фигу.

В Советском Союзе была распространена поговорка о том, что колхозница может управлять государством. Действительно может. Только колхозница превратит государство в свинарник полный визга и грязи.

7. Плутофобия и экспертизм

Наверное, нет ничего более длительного и всеобъемлющего, чем ненависть к богатым или плутофобия. Чужой состоятельностью восхищаются, завидуют, пытаются стать такими же, но в то же время, богатые часто становятся объектом всевозможных слухов, пересудов и грабежа со стороны государства. Можно сказать, что богатые являются самым угнетаемым меньшинством.

Зависть к богатым понятна – они могут позволить себе то, чего не могут позволить все остальные. Многие хотели бы жить в роскоши, но мало кто хотел бы терпеть трудности на пути к ней. В идеологии плутофобии имущественное состояние лица связывается с его негативным идейным образом. На первое место выносится способ получения богатства – скорее всего, наворовал, а иначе как? Если после долгих пересудов «наворовал» всё же не подходит, плутофоб пытается обвинить богача в неправильном использовании богатства, другими словами – считает его деньги. Помимо этого, плутофобы склонны не только винить богатых в богатстве, но и списывать на них все свои неудачи, особенно в имущественной сфере.

Глупость всех этих утверждений понять не трудно, гораздо важнее тот факт, что банальная зависть становится главным препятствием для умственного развития не только богатых, но и бедных. Так, богатые то и дело вынуждены камуфлировать свои действия, стараясь не разозлить бедных. Они также должны постоянно следить за политиками, особенно левыми, которые под предлогом «социальной» или ещё какой-то выдуманной справедливости хотят повысить налоги на богатых, заставить их отдать часть своего имущества или иным образом вставить палки в колёса в угоду своему нищему электорату.

Развитие бедных индивидов идеология плутофобии также тормозит. Во-первых, она буквально вдалбливает в сознание людей, что стать богатым можно только с помощью воровства или другим нечестным способом. Из-за этого бедняки даже не рассматривают другие варианты. Во-вторых, сам бедняк, если он не склонен к плутофобии, вынужден постоянно оглядываться на своё окружение – других бедняков. Последние постоянно приглядывают за ним: как бы он не вырвался из нищеты и не стал богачом. Цензура бедных тесно связана с практикой невысовничества, коллектив тянет индивида назад, препятствует его развитию.

Антиподом плутофилии можно назвать экспертизм или, что то же самое, безграничную веру в профессионализм отдельных индивидов, владеющих формальными сертификатами. Конечно, предмет экспертизма намного шире, нежели простое восхищение богатыми (например, успешными предпринимателями), но в данной главе я бы хотел рассмотреть эту проблему в целом.

Внешний признак экспертизма – формальная принадлежность к профессиональному сообществу. Этот внешний признак связан с идейным образом абсолютного знатока. Экспертизм усиливается по мере предоставления, а точнее выставления, «экспертом» доказательств своего профессионализма. Диплом о высшем образовании чудесным образом может превратить дурака в эксперта, а если человек не обладает корочками, то и говорить о нём нечего. Вера в корочки и медальки настолько сильна, что если эксперт говорит очевидную чушь, то она всё равно становится «научным» знанием и «позицией эксперта».

Вред от такого слепого следования экспертам многократно проявлял себя. Если говорить о богатых – экспертах в торговле и финансах, то не трудно вспомнить, как предоставление им свободы и саморегулирования оборачивалось развязыванием торговых войн в XVII – XVIII веках и началом финансовых кризисов (самый известный и сильный – кризис 2007 – 2008 гг.). Помимо вседозволенности, экспертизм мешает настоящим профессионалам распространять свои знания. Например, к учёному-самоучке или просто тому, кто обладает меньшей формальной квалификацией, относятся со скепсисом, нежели к его более «квалифицированному» коллеге.

Экспертизм стал настоящей эпидемией в таких областях как юриспруденция и журналистика. Если в первой, суды и другие участники процесса пытаются спихнуть на эксперта ответственность за возможную ошибку, то в журналистике «экспертов» используют чтобы придать вес чему угодно, лишь бы новость казалась более достоверной.

8. Гомофобия и идеология сексуальных страдальцев

ФРАГМЕНТ УДАЛЁН²⁸⁸

Вся эта мешанина из вкусов, религиозных предрассудков и нерационального страха становится благоприятной средой для политических манипуляций и поражения в правах представителей нетрадиционной сексуальной ориентации. Самым известным примером пагубного влияния гомофобии стала история Алана Тьюринга (1912 – 1954) – одного из основоположников информатики и компьютерных технологий. Учёного подвергли гормональной терапии, травле и бойкоту со стороны научных организаций. Остаётся только гадать, каких успехов мог достичь А. Тюринг и сколько новых изобретений он мог бы придумать, если бы в английском парламенте сидело чуть меньше идиотов.

Гомофобия получила наибольшее распространение среди низших классов общества, для которых принцип иерархии и доминирование мужчины над женщиной делают неприемлемым «женское поведение» (опять же можно заметить связь с терпением к лесбиянству). Середнячки менее подвержены гомофобии, большинство из них считает, что не следует лезть в личную жизнь другого человека, однако и среди них существуют гомофобы (доминирует нерациональный страх и религиозные предрассудки).

Противоположная гомофобии идеология менее распространена, она схожа с другими страдальческими идеями. Внешний образ гомосексуала связан со стереотипом об изгнаннике, всеми презираемом бедном существе. Отсюда стандартное для всех страдальцев требование – дайте нам привеллегии. Если такому страдальцу отказали в приёме на работу или как-то не так на него посмотрели, то это обязательно было из-за его сексуальной ориентации.

Идеологии, основанные на внешнем признаке (выводы)

Как можно было заметить, почти каждому внешнему признаку соответствуют два противоположных образа. Первый вытекает из чувства презрения, ненависти и страха, второй базируется на чувстве вины. В обиходе эти две группы идей чаще всего называются фашизмом и левачеством. Несмотря на то, что данные термины несколько абстрактны и носят скорее оскорбительное значение, их можно применять для описания вреда от противных разуму идей.

Так, в результате господства фашистских идеологий часть общества всегда изолируется и угнетается. Например, длительное рабство на Юге США и последующая за ним не менее длительная сегрегация по цвету кожи не только искусственно изолировали достаточно большое сообщество чернокожих, но и привели к тому, что сегодня доля чернокожих среди бедного и необразованного населения США доминирует. В такой системе чернокожие не могли полностью реализовать свои таланты и способности, они не могли получать и передавать знания, из-за чего общее развитие американского общества замедлилось (по сравнению с тем, если бы не было сегрегации). Другой пример – принижение женщин. Последствия изоляции женщин и создание препятствий в реализации их способностей также привели к снижению темпов развития общества и многим бессмысленным страданиям.

Левачество появилось также давно, как и фашизм, однако, в отличие от последнего, до сих пор считается нормальным явлением. По смыслу оно мало чем отличается от фашизма, но может быть ещё вреднее него. Если суть фашизма заключается в изоляции и угнетении меньшинства, то левачество, наоборот, пытается заставить большинство служить «угнетаемому» меньшинству, как правило, мнимому. Чувство вины – намного более сильное и опасное, нежели преходящее чувство ненависти и презрения. Чувство вины заставляет человека заниматься самоцензурой, полностью подчиняет его поступки и размышления, создаёт запретные темы, иными словами, поражает сам механизм мышления и тормозит умственное развитие человека.

Таким образом, все идеи, основанные на внешнем признаке, связывают какое-то формальное основание с выдуманным стереотипом, который мешает нормально функционировать механизму мышления и создаёт препятствия для взаимодействий индивидов в обществе.

Идеологии, основанные на ошибке философа

Данная группа идей значительно отличается от описанной выше. Если первые носят маргинальный характер и бытуют в умах глупых людей, то идеи второй группы появились и получили распространение, в первую очередь, в умах людей просвещённых. Такие идеи рождаются невольно – в процессе научного познания мира. Идейный же характер они приобретают в результате естественного стремления учёного заполнить некоторые пробелы своими фантазиями, а также различных познавательных ошибок.

Самый известный пример идеологии, основанной на ошибке философа, является коммунизм. На первый взгляд, коммунистическая идеология представляется таким гипертрофированным вариантом ненависти к богатым, однако, разрабатывалась она вовсе не бедными пролетариями, а достаточно обеспеченными людьми. К. Маркс, В. И. Ленин и другие разработчики этой идеологии жили в эпоху экономических преобразований, роста рабочего класса, естественно, что таким философам как они было интересно заглянуть дальше и предсказать будущее развитие общества.

Ошибка коммунистической идеологии, я бы даже сказал философии, проистекает, в первую очередь, из того факта, что коммунистические философы не могли изначально посмотреть на экономическое развитие объективно – они жалели рабочего, хотя должны были относиться к нему равнодушны, как к объекту исследования. Под этой розовой призмой они стали изучать историю и естественно обнаружили, что весь её ход направляется противоборством господствующего и подчинённого классов. Любые не вписывающие в эту болванку факты, они отбрасывали и шли дальше.

Субъективизм коммунистической философии был не единственной ошибкой, её разработчики не учли, хотя вернее сказать не знали, экономических законов, мотивов экономического поведения и многих других фактов, которые открылись лишь столетия спустя. Также в коммунистической философии присутствовала ещё одна ошибка – её авторы совершенно не учли эффект масштаба. Суть этого эффекта, а точнее правила познания, заключается в том, что законы, которые действуют в одном масштабе, не действуют при другом масштабе. В обоснование своей теории коммунисты часто ссылались на первобытный коммунизм – экономическое состояние общества, при котором не было личной собственности, а все продукты питания принадлежали семье, ей же они добывались и распределялись. Разработчики коммунистической философии просто натянули этот строй на современное общество, чем и допустили ошибку.

Последней ошибкой коммунистов, которую я хотел бы здесь разобрать, является наделение классов общества коллективным сознанием. Я уже касался этой ошибки ранее, здесь же повторю – нельзя приравнивать индивида к классу или другому сообществу людей, нельзя воображать, будто класс – это единая сущность, члены которого лишь «клетки организма». Более того – классификация общества лишь научное упрощение для выявление наиболее общих признаков входящих в него элементов.

Коммунистическая философия потерпела крах ещё при В. И. Ленине, когда последний в ужасе заметил, что государство становится всё больше и больше, хотя должно бы начать отмирать. После смерти В. И. Ленина, коммунизм умер тоже, а на его место пришла тоталитарная идеология, представляющая собой пучок маргинальных идей.

Другой идеологией основанной на ошибке философа является анархизм в традиционном его понимании. Анархисты второй половины XIX века верили, что государство является главным врагом человека и его свободы. Они предлагали отказаться от него, тогда бы все стали жить счастливо. Однако, анархисты того времени совершенно не понимали природы и назначения государства, они видели в нём тирана, а не защитника свобод индивидов. Более того, анархисты совершенно не учли природы человека своего времени. Если ликвидировать государство, то люди вовсе не станут подобны ангелам в облаках, они останутся такими же, как и были, даже хуже – многие из них перестанут бояться наказания и вовсю займутся преступной деятельностью. Примером тому является махновщина, которая процветала в России в 1920-е годы.

Идеологии, основанные на ошибке философа, даже более опасны, чем идеи из первой группы. Главным образом опасность эта проистекает из «научного» обоснования взглядов. Научность часто становится мощным толчком для распространения идей, они кажутся правильными и соответствующими действительности. На деле же ошибка обнаруживается достаточно поздно, когда идеологический пузырь надулся на столько, что безболезненного его сдувания уже не получится.

Политические идеологии

У читателя может возникнуть сомнение – разве названные выше идеологии не являются политическими и разве к ним не прибегают политики, чтобы расшевелить народные массы и получить поддержку на выборах? Ещё как прибегают! Только вот все рассмотренные выше идеологии: и те, что основаны на внешнем признаке, и те, которые возникли из ошибки философа, могут существовать сами по себе. Расизм, национализм, гомофобия и тому подобные идеи существуют независимо от государственного режима. Эйджизм и сексизм существовали ещё в те времена, когда государства не появились. Если высадить на необитаемом острове группу сексистов и более-менее покорных женщин, то там мгновенно установится патриархат, и государства для этого не потребуется. Другое дело, когда государство, а точнее определённые политические круги, умышленно использует противные разуму идеи, чтобы добиться политических целей.

Государство в недемократических обществах, а также при популистской демократии – это средство угнетения одних людей другими (большинства меньшинством или наоборот). Угнетение – это цель, а причины могут быть разными. Чаще всего ею становится банальная выгода материальная или идеальная (авторитет, самоутверждение и т. п.). Чтобы «воспользоваться» государством требуется причина и ею обычно выступает идеология. Поскольку простое заявление: «я хочу за счёт вас разбогатеть или самоутвердиться» вряд ли кого-то впечатлит, такой политик попытается найти повод желательно яркий и действующий на чувства, разум – его враг.

Простая идейка может принести быструю, но единоразовую выгоду. Естественно, что любой такой политик стремится превратить государство в дойную корову, готовую исправно и постоянно удовлетворять его потребности. Отсюда и политические идеологии становятся более сложными и похожими на научные теории.

Легче всего показать, как работает политическая идеология на примере тоталитарных режимов прошлого века. Если присмотреться, то окажется, что все тоталитарные идеологии – это лишь пучки маргинальных идей, основанных на внешнем признаке. Политику важно сплоить вокруг себя общество, поддерживать истерию войны, а войну, как известно, нужно вести против кого-то, желательно недосягаемого, а значит, вечного врага. Враг должен отвечать одновременно двум качествам – быть сильным, а лучше коллективным (все против нас!), но в то же время он должен быть слабым (мы, в конце концов, победим!) и разобщённым (вот видите, победа близка!). Если обществу угрожает враг, особенно внутренний, то общество должно наделить государство чрезвычайными полномочиями – время не ждёт! Диктатор же – это верный служитель отечества, защитник и отец. Постепенно формируется культ героев – павших за борьбу с этим врагом, личность и дела которых святы, а потому необсуждаемы. Диктатор часто обращается к героическому прошлому или светлому будущему, но никогда не говорит о настоящем (зачем, ведь в нём нет ничего ни героического, ни светлого).

Недемократические режимы построены на иерархии, поэтому в них процветают фашистские идеологии, одинаковый их набор можно найти и в нацистской Германии, и в фашистской Италии и в других подобных политических образованиях. Левацкие же идеи или, что то же самое, те, которые основаны на чувстве вины, распространены чаще всего в популистских демократиях. Обещания избавить от угнетения, восстановить справедливость, просто отобрать у одних и раздать другим – звучат весьма заманчиво, особенно для тех, кто страдает комплексом неполноценности, иными словами, городских низов. Политики в таких странах пытаются навязать чувство вины середнячкам и умным, чтобы те кормили электорат таких политиков и обеспечивали им побуду на выборах.

Последствия эксплуатации противных разуму идей могут быть достаточно серьёзными. В лучшем случае дело ограничится редкими вспышками безумия, которые удастся подавить, но чаще всего возбуждение глупости носит катастрофические последствия для всего общества (войну всех против всех, гражданскую войну, теракты, замедление развития общества).

Таким образом, политические идеологии не стоит рассматривать как самостоятельные теоретические конструкции, на деле же они представляют собой пучок из других идей, чаще всего примитивных и маргинальных – основанных на внешнем признаке.

Явления, ошибочно названные идеологиями

Очень часто можно встретить примеры того, как некоторые явления называются идеологиями. Самым явным примером этого является консерватизм. Обычно его отождествляются с традиционными ценностями и всевозможными идеологиями, которые были описаны в начале этой главы. Однако, следует сказать, что это не так. Ошибка здесь заключается в том, что суть идеи или идеологии состоит в создании воображаемого образа – фантазии, которая должна восполнить недостаток объективных знаний о мире. Консерватизм же – это не идеология, а отношение к текущему социальному, политическому или экономическому строю. Консерватор стремиться его сохранить, поскольку считает его правильным. Даже если этот строй основан на всевозможных предрассудках, глупости и тому подобном, они сами по себе не составляют содержание консерватизма. Консерватизм может, даже больше – должен проявляться, в наиболее развитых обществах – либеральных демократиях, поскольку другие идеи, так или иначе, разрушают эту объективную общественную модель и политическое устройство.

Консерватизм не следует рассматривать в отрыве от других родственных ему позиций – прогрессивизма и реакционизма. Прогрессивизм – это позиция, в соответствие с которой текущий строй должен быть изменён в пользу нового более развитого строя, каким бы он не казался правильным или неправильным. Реакционизм же, наоборот, представляет собой убеждение, что следует перейти к предыдущему строю, поскольку текущий плох. Именно поэтому, консерватизм, прогрессивизм и реакционизм не следует рассматривать в качестве идеологий, они представляют лишь отношение индивида или группы индивидов к текущему, предшествующему и будущему социальному строю и отдельным его институтам.

Например, коммунизм в конце XIX – начале XX века отвечал прогрессивным взглядам, поскольку предполагал новую форму общественного устройства (казалось, что она совершенней существующей). В Советском Союзе коммунистическая идеология (точнее её формальное признание) служила фундаментом общественного и политического устройства, а значит, была консервативной. Сегодня же те, кто выступает за возврат к коммунистическому прошлому, являются реакционерами.

В заключение этой главы следует понадеяться, что изложенные в ней объяснения помогли читателю хоть немного разобраться в этом море «-измов», которое наплодили схоласты-политологи.