Читать книгу: «Десятый круг», страница 4

Сны стали для меня настоящим спасением. Я с упоением погружалась в пучину выдуманных событий, напрочь забывая о реальности. На просторах другого мира всё было проще: там я была свободна, могущественна, неуязвима. И я стремилась оставаться в иллюзии как можно дольше.

Свет факела разлился по коридору. Решётка отворилась, два человека вошли в камеру. В полутьме они показались мне одинаковыми безликими силуэтами в бесформенных рясах.

Две пары рук без особых усилий подняли меня и поволокли к выходу. Я не сопротивлялась. За время, проведённое здесь без еды и воды, слабость успела полностью завладеть телом.

У дверей мне набросили на голову мешок.

Голые ноги ударились о порог, стопы, сдирая кожу, протащились по ступеням.

Этажом выше стало светлее. Сквозь ткань я различила синие лампады, мозаику витражей на высоких окнах, иконы святых, с укоризной взирающие со стен. Я ошиблась, полагая, что была заперта в подземелье аббатства. Тюрьма принадлежала церкви Ортиса.

Тепло солнечных лучей ласково облизнуло руки, покрыло плечи согревающими поцелуями. Дрожь пробежала по телу. Провожатые усилили хватку, приняв мои трепыхания за попытку вырваться.

Улицы были непривычно пусты. Церковный сад мерно шелестел листвой вслед удаляющемуся конвою. Рынок проводил нас пустыми прилавками, площадь встретила зловещей тишиной.

Здесь собралась вся деревня. Шедший впереди эктелей приказал расступиться, и толпа послушно потянулась в стороны, уступая дорогу. Меня поволокли по образовавшемуся коридору. Никто не проронил ни слова, не изумился, не ахнул.

Провожатые приподняли меня над землёй. Мгновение спустя ноги утонули в куче хвороста. Верёвка стянула запястья, ещё одна обвилась вокруг талии и туго прижала к столбу.

Я запоздало дёрнулась.

Смутно знакомый голос нарушил молчание.

Мешок сорвали с головы. Щурясь, я пригляделась к говорившему. Старик, который был в аббатстве вместе с Дуаном, монотонно зачитывал обвинения с высокой трибуны на краю площади.

Я не стала слушать его лживые речи. Выискивая ненавистное лицо лорда, взгляд пробежал по скопищу людей позади старика, скользнул по толпе. В первом ряду, пряча скупые слёзы под вуалью, стояла мама. Клер, несмотря на жару облачённая в чёрное, платком вытирала нос. Сестра всхлипнула, мать одёрнула её, с опаской покосившись на эктелея.

Старик прокашлялся, повысил голос:

– Желаешь ли ты покаяться, дитя?

За маской смирения крылась гримаса убийцы.

– Покаяться должно вам, – прохрипела я в ответ.

– Говори громче, дитя. Служителям церкви нужно слышать твои слова, дабы вознести молитву во спасение души.

Он насмехался, умело натянув личину верного последователя, унижал меня перед всей деревней. Будто протащить меня по улицам, полураздетую и избитую, было мало.

– Вы отобрали мой полумесяц. Небеса не услышат моих молитв.

– Отец вездесущ. – Старик показательно развёл руки. – Будь покаяние твоё искренним, оно достигнет ушей Его.

В памяти всплыли слова врачевателя.

– Можно ли очистить душу? – повторила я вопрос Рейза.

– Разумеется, дитя, – на изъеденном морщинами лице расплылась обманчиво доброжелательная улыбка. – Говори.

– Я прошу у Отца милости. Не для себя, но для вас. Для вашей изъеденной грехом души. – Я исподлобья посмотрела на сжавшего губы старика. – За то, что пытались убить меня. За то, что превратили аббатство в гнездо порока. За то, что делаете со мной сейчас. Я прошу у Отца милости никогда не пустить вашу душу в Хрустальный град. Вашу, Дуана и всех, кто замешан в подобных преступлениях.

– Довольно, – он прервал мою пропитанную ненавистью тираду. – Тебе дали шанс раскаяться, но ересь Лукавого уже глубоко пустила корни в твою наивную душу. Прости, дитя, мы более не в силах помочь, – старик махнул рукой послушнику. – Да смилуется Отец над твоей душой.

Факел коснулся хвороста. Огонь с аппетитом принялся поедать дерево.

Жители с мрачным молчанием смотрели на занимающийся костёр. Ни пекарь, что по утрам продавал мне булочки, ни портной, что взялся сшить мне платье, ни приветливая соседка, что по воскресным дням угощала молоком – никто не возразил церкви. Одурманенные проникновенными речами, они не допускали мысли о том, что слова старика могут быть ложью. Безумец вещал с благословления Эпарха – большего для управления стадом не требовалось.

Едкий дым поднялся к шее, невесомым касанием погладил щёки, пробрался в лёгкие. Грудь сдавило кашлем. Дрожа и плача, я прошептала проклятие и глубоко вздохнула. Лучше умереть от удушения, чем сгореть заживо.

Пламя подобралось к ногам, прыгнуло на подол. Я надрывно закричала, заёрзала, пытаясь сбросить горящую ткань. Дерево затрещало. Ладони обожгло. Огонь взметнулся к небесам.

Фоэдо. Плато

– Что нас ждёт по ту сторону?

Я провёл рукой по уцелевшей половине врат. Тридцатиярдовый рог отозвался мелкой вибрацией.

– Сложно сказать, – ответил Диинтас. – Я не был в Эйкуте почти три столетия. За это время силы могли несколько раз поменяться.

Он швырнул в портал почерневший камень. Багровые молнии разлетелись по тёмной воронке, двоясь и шипя у сломанного края.

– На втором круге находится Арена, – отозвался Тамиш, усаживаясь на драконий позвонок. Кость качнулась под весом демона. – Бои идут постоянно. Победитель считается негласным правителем круга. Врата на третий круг не охраняют, но, чтобы пройти через портал, нам понадобится ключ.

Мне не понравилось, к чему он клонит.

– И где мне его взять?

– У чемпиона, – Тамиш с иронией усмехнулся.

– Первый раз слышу о ключе. – Диинтас задрал голову, сузил глаза.

– Не удивительно, – невозмутимо прогоготал генерал. – Егерям Люцифера не пристало пользоваться вратами. Досадно, что ты лишился всех привилегий.

Диинтас тихо зарычал.

– Когда вернётся разведчик? – Я посмотрел на плавящееся над вратами солнце. – Хочу убраться отсюда до следующей вспышки.

– С минуты на минуту, – отозвался Тамиш.

Я кивнул, неспешно побрёл вдоль плато. Диинтас тенью увязался следом.

Битва оставила от горной гряды одинокий утёс с разбитыми склонами, у основания которого теперь бурлило лавовое озеро. Вспышка разметала останки Зонтаносты по кладбищу, минувшая буря укрыла могильник мягким пепельным покрывалом.

Я остановился у обрыва. Войско внизу восторженно взревело. Полтора миллиона демонов приветствовали своего предводителя единым сонмом голосов.

– Жаль, что от души Зонтаносты нам достались одни объедки. – В облепленном соллини холме я узнал очертания драконьего черепа. – Я мог бы насытить ею всю армию.

– Многие успели урвать кусок, – буркнул Диинтас.

– Всего сто тысяч.

– Это немало. Один такой демон стоит нескольких сотен.

Портал позади заурчал, из всполоха молний выскочил вислу. Пёс ошалело закрутил головой, разбрызгивая из глаз мутный желток. Тамиш спрыгнул с кости, схватил демона за горло. Резкий поворот кисти свернул вислу шею.

– Какого ангела ты наделал? – рявкнул я.

Генерал выбросил труп с обрыва.

– В Эйкуте ядовитая растительность. Вислу принёс заразу.

– Это был наш разведчик.

– Я пошлю ещё одного.

Его невозмутимый тон меня разозлил.

– Нет. Отправляйся сам, – приказал я. – Мне надоело ждать.

Генерал размял плечи, демонстрируя мышцы с рыжим рисунком вен. Подозвав соллини, он закинул демона в портал, перехватил увесистую секиру и следом шагнул в воронку. Врата проглотили его крылатую фигуру.

– Присмотри за Тамишем, – шепнул я Диинтасу. – У меня есть сомнения в его преданности.

– Злишься из-за Ркулоса? – догадался демон.

– Меня смущают обстоятельства его гибели. Равно как и тот факт, что душу дьявола попросту бросили иссыхать.

– Он сказал, что распорядился сохранить её для тебя, – вступился за генерала Диинтас. – Не его вина, что мы прибыли слишком поздно.

– Ты его защищаешь? – с ехидством спросил я.

– Я видел тело. Ркулос сражался до последнего. Вряд ли у Тамиша был шанс взять его живым.

Слабый гул лёгкими пульсациями коснулся земли. Воздух стал горячее.

– И всё же я хочу, чтобы ты не спускал с него глаз.

Я повернулся к войску, подал сигнал выступать. Демоны плотным строем потянулись к вратам.

– Подожди. – Диинтас вытянул руку, в ладони сплелось из огня принадлежавшее Содт копьё.

– Умыкнул-таки, – усмехнулся я.

– Ей оно теперь без надобности, – воровато оскалился демон. – Возьмёшь?

– Нет, – отмахнулся я. – Оно твоё по праву победителя.

Запястье неприятно защекотало, вены на руке вздулись. Если так на меня влияла близость портала, следовало поторопиться с переходом. Я испил душу Содт не для того, чтобы потратить драгоценное пламя на прожорливые врата.

Я немедля нырнул в мерцающую воронку.

Планария. Деревня Ортис

Было трудно дышать. Я крепко зажмурилась, наивно полагая, будто темнота могла спасти от ужаса и боли.

Тошнота подступила к горлу. Я повернулась, зашлась мучительным кашлем.

Осознание приходило медленно. Я определённо не умерла – вряд ли у покойников кружится голова и дрожат пальцы. И я точно больше не находилась на площади – верёвки не натирали запястья, столб не врезался в спину.

Обстановка была незнакомой. Бедное убранство небольшой комнаты выдавало бережливого, но не лишённого вкуса, хозяина. Деревянную спинку кровати украшали нацарапанные гвоздём детские рисунки. Ковёр на полу знавал лучшие времена, как и светлые занавески, алеющие в лучах заходящего солнца.

Грудь снова сдавило приступом кашля.

– Так-так-так, неужто кто-то соизволил проснуться? – Рейз выглянул из соседней комнаты.

– Что… – голос, низкий и хриплый, пронзил горло тысячью иголок.

Врачеватель скрылся за дверью и вскоре вернулся со стаканом воды. С сочувствием наблюдая, как я с жадностью приложилась к стакану, он подал мне полотенце.

– Что случилось? – Я вытерла залитый водой подбородок.

– Я надеялся, ты мне расскажешь.

Память подбросила картину тлеющего подола и поджатых пальцев. Я лихорадочно ощупала одежду. Вместо обгоревшего платья с плеч свисала нижняя рубаха раза в два больше меня по размеру.

– Самое сносное, что я смог найти, – хохотнул Рейз.

Он меня переодел. Он же принёс сюда.

– Где мы?

– В конном дворе, что по северному тракту от Ортиса, – ответил он, затем расстроенно добавил: – Не знаю, что огорчает меня больше – твоя сухая реакция или на удивление осмысленные вопросы. Я ожидал паники и визга, как это обычно случается с девицами.

Его сарказм был совершенно не к месту.

– Ты меня спас?

Врачеватель в наигранной задумчивости постучал пальцами по подбородку.

– Отчасти. – Он подошёл к столу, взял из тарелки бархатистый персик. – Скажем, без моей скромной помощи ты очнулась бы в кандалах. Или не очнулась бы. После такого святоши обычно убивают без раздумий. – Рейз обтёр фрукт о жилет, с аппетитом надкусил.

– Я не понимаю. Ничего не помню.

– Даю подсказку, – сказал он, не переставая жевать, – время далеко за полночь, и за окном – не закат. Взгляни, зрелище то ещё.

Я представила костёр с обуглившимся столбом в центре – опустевшее место казни, стёртое свидетельство церковного преступления. Быть может, Дуан хотел меня напугать? Хотел испытать мою веру? Тогда случившееся не более, чем грандиозно разыгранный спектакль. Иначе по какой причине врачеватель мог оказаться здесь? Послушники испугались, что я задохнусь, и прекратили затянувшийся фарс, а Рейз привёл меня в чувства. Для чего ещё его могли отправить сюда?

Глаза сыграли со мной злую шутку. Разглядев за окном зарево пожара, я нервно хихикнула. То был мираж, видение, плод нездоровой фантазии.

Я прошла мимо Рейза, вышла во двор.

Огонь простирался вдоль горизонта, выбрасывая в ночное небо алые искры. Пламя, свирепое и беспощадное, пировало на остовах деревни. Дома горели. Сады горели. Ортис горел.

– Невозможно, – прошептала я.

– Я бы согласился, да не могу отрицать очевидного, – откликнулся Рейз.

Он вышел на улицу, поравнявшись со мной, уселся на траву.

– Честно говоря, я не верил, что ты спасёшься. Думал, пропустила мой совет мимо ушей, и потому закончишь как все остальные. Не стал дожидаться казни, уехал раньше. Вернулся, когда услышал о сгоревшей деревне. Нашёл тебя на площади.

– Ты ходил туда?

– Вблизи всё не так плохо. – Он взлохматил волосы. – Горят постройки на окраине, парк да с десяток садов. В центре пусто. Даже углей не осталось.

– Там моя семья, – произнесла я одними губами.

– Люди, сдавшие тебя церкви? Я бы не стал о них переживать.

– Они…

– Мертвы. Все до единого, – с гордостью отозвался Рейз, словно в том была исключительно его заслуга.

Ком подступил к горлу.

– Это всё сон, правда? Очередной безумный сон, – пробормотала я.

– Мне жаль, но нет. – Он с нескрываемым удовольствием уставился на окрашенные в золото небеса. – Тебе выпало стать Вестницей. И чем скорее ты примешь своё предназначение, тем проще будет нам обоим.

Голова пошла кругом. Я не понимала, о чём он говорил. Не хотела понимать. Не хотела даже слушать.

– Время, отпущенное вашему миру, истекает, – произнёс Рейз с мрачным торжеством. – Ты понесёшь весть о его скорой гибели.

Он вдруг спохватился, поднялся.

– Что ж, думаю, пришло время представиться. – Рейз согнул спину в шутливом поклоне. – Я – Раздор, первый всадник Эсхатона.

Глава II

«…потому что страшатся демоны знамения Всевышнего, ибо в серебром кованом месяце Отец изобличил пороки их, выставив грехи на позор…»

Авеста, стих второй, толкование Св. Николоса

Планария. Таверна «Дикая лоза»

В кувшине стыло молоко. Краюха хлеба засыхала в плетёной тарелке. Рейз отломил кусочек, обмакнул в масло и с аппетитом затолкал в рот. Я поднесла кружку к губам, болезненно зашипела. Ссадины, полученные в аббатстве, не спешили затягиваться: за три минувших дня разбитые губы перестали кровоточить да синяк под левым глазом приобрёл жёлтый оттенок. Осторожный глоток оставил на языке привкус горечи.

Я вспомнила детство. По осени сестру часто одолевала хворь, и мама заставляла нас пить молоко с мёдом. Мы забирались на кровати, кутались в одеяла и наперегонки, обжигая горло, шумно хлебали кипяток. Победитель удостаивался чести первым урвать кусок пирога, что по обыкновению томился в печи. Мама любила готовить – на кухне всегда пахло свежей выпечкой, а на столе под кружевной салфеткой прятались сладкие ватрушки и пышные булочки.

Всё изменилось. Не было больше ни маминых кулинарных шедевров, ни радостного смеха сестры, ни семьи, ни дома. Всё обратилось прахом и пеплом.

Я повязала на голову льняной платок, спрятав влажные от слёз глаза. Внешний вид и без того привлекал ненужное внимание.

По дороге из Ортиса нас постоянно задерживали неравнодушные прохожие. Одни расспрашивали о следах побоев на моём лице и предлагали помощь, другие – участливо интересовались провожатым и ненавязчиво предлагали сопроводить к дознавателям. Рейз сумел заболтать каждого. Мне до сих пор казались нелепыми байки о всадниках, гибели мира и прочей ерунде, о которой он неустанно твердил. Его удивительная способность внушать людям абсурдные идеи от желания поделиться монетами до необходимости обвинить эктелея в клевете вызывала восхищение. Хватало пары фраз, чтобы незнакомец доверился Рейзу, словно старому приятелю, и охотно поведал о родных до десятого колена. Они знакомились, болтали и прощались добрыми друзьями, однако всякий встречный уносил крохотное зерно порока – мысль, брошенную будто случайно, но прочно укоренившуюся в голове. Вскользь упомянутая встреча супруги с лавочником становилась изменой, побег дочери на плантации вдруг лишал её девичьей невинности, цена, что взял кузнец за новый плуг, превращала честного торговца в мошенника. Рейз упоминал об этом невзначай, но раз за разом попадал в цель. Вскоре я перестала считать это удачей – то было или благословение, или проклятие.

– Потому что церковь больше не может нас защитить! – Рейз ударил пустой кружкой по столу. – Каждый теперь сам за себя.

Компания мужчин по соседству поддержала его одобрительным ворчанием.

– За что я плачу подати? Чтобы они ничего не предпринимали? – возмущённо продолжил он. – Мои родные погибли в этой деревне. Ради чего? Казни одной еретички?

Таверна зажужжала встревоженным ульем – на базаре поутру было тише. Злость и досада звучали в десятках голосов, недовольство церковью выливалось в упрёки и брань.

– Я о том и твержу, – ответил врачеватель усатому мужчине за столиком напротив. – От церкви давно нет никакого толка. Давеча эктелей предложил мне две недели наперёд читать заупокойные молитвы за погибших в Ортисе да просить Отца направить их души в Хрустальный град. Да только не поможет это, не вернёт мне сестру и деда. Мести сердце требует, но спросить не с кого. Церковники ведь казнь удумали. Их это вина.

Он лгал бессовестно, нагло, вжившись в роль настолько, что граница между правдой и выдумкой истончилась до мерного постукивания пальцем по кружке – незаметного, бесшумного в нарастающем гомоне. Удары задавали ритм, растекались по залу, словно круги на воде, затрагивая струны разгорячённых выпивкой умов. Дважды ему возражали, требовали прекратить богохульства и явиться к эктелею с повинной, и оба раза слова защитников церкви тонули в пучине гневного ропота. Робкие обвинения звучали всё убедительнее, обсуждения оборачивались яростными спорами. В маленькой таверне зарождалась буря.

– Прогуляемся, – шепнул Рейз мне на ухо и под видом необходимости справить нужду улизнул на улицу.

Ночная прохлада лёгким плащом укутала плечи. Мириады звёзд блестящими горошинами рассыпались по небосводу, заливая поля тусклым серебристым светом.

Я нашла Рейза в тени жёлтых акаций. С довольной улыбкой он вдыхал сладкий цветочный аромат и неотрывно следил за мелькавшими в окнах силуэтами. Из небольшого сада открывался отличный вид на дорогу, таверну и небольшую конюшню поодаль.

– Спрашивай. – Он шумно втянул воздух и вместе с ним, казалось, впитал отголоски царившего в заведении хаоса.

Я ступила под сень раскидистых крон, стянула платок.

– Зачем ты их спровоцировал?

– Затевать споры – моё призвание, – хмыкнул Рейз. – А в спорах, как известно, рождается истина.

Из открытых окон донеслись ругань и звон посуды.

– Вряд ли в хмельных головах зародится мудрость.

– Я не говорил о мудрости, – он сделал глубокий вдох, досадливо скривил губы. – Надеялся, что до драки не дойдёт.

Рейз прислонился к дереву, напрочь утратив интерес к несмолкающему в таверне шуму. Яростные крики сменились треском дерева, глухими ударами и невнятными воплями. Из окна вылетела кружка.

– Ты будто получаешь от этого удовольствие, – сказала я.

– От мордобоя? – брезгливо поёжился он. – Нет, в этом хорош мой брат. Кровь, хруст сломанных костей, исступлённые лица, лишённые всякой логики поступки – это его стезя. Я предпочитаю разговоры, нежели бездумное размахивание кулаками. О, а вот и долгожданные гости.

Рейз взял меня под локоть и поманил глубже в сад, где кроны не пропускали свет, а тени были темнее и гуще.

К таверне приближались три всадника. Светлые мантии покрывали фигуры.

Дознаватели. Я слышала о них, но никогда не видела воочию. В простонародье их прозвали сторожевыми псами Эпарха – верными слугами церкви, чьей миссией был розыск преступников и искоренение ереси. Они путешествовали по Планарии, безжалостно карали воров и убийц, арестовывали и отправляли на суд отступников. В давние времена их появление сулило беду, ныне – священную кару и возмездие за грехи. Благо с последней войны, объединившей мир под властью Эпарха, минуло более трёх веков, и вести о воинах в белых мантиях приходили в наше захолустье всё реже.

– Ты знал, что они будут здесь? – шёпотом спросила я Рейза.

– Разумеется.

– Откуда?

Дознаватели спешились, подвязали коней к забору, неторопливо поднялись на крыльцо «Дикой лозы». Дверь распахнулась. Дознаватель ловко поймал вывалившегося за порог мужика, силком затащил обратно.

– Возможно, пару дней назад, пока ты спала, я прогуливался по окрестностям и повстречал сих приятных господ. И, возможно, подсказал им поискать отступницу в деревеньке неподалёку от Ортиса. Им пришлось сделать приличный крюк, и к этому моменту они как раз должны были нас нагнать.

Рейз не дал мне возможности ответить.

– Жди здесь, я приведу коня.

Он прокрался между деревьями, затерялся в тенях у забора.

С появлением дознавателей гомон в таверне разразился с новой силой. Внутри завязалась драка.

Воспользовавшись суматохой, врачеватель отвязал поводья, шлёпнул двоих коней по крупу. Животные галопом умчались в темноту. Оставшегося Рейз под уздцы повёл к саду.

– Ты поверишь в чудо или в то, что я прекрасный стратег? – Он приподнял ветви с душистыми кистями цветов.

– В то, что ты неплохой лжец, – ответила я.

– Обидно, потому как лжец из меня превосходный.

– Это был не комплимент.

– Только если им не гордиться. – Рейз сорвал с седла голубые нашивки, снял вьючный мешок и без зазрений совести принялся рыться в чужих вещах.

– Дознаватели здесь из-за меня?

– Может быть – да, может быть – нет. – Он покрутил в руках тонкий молитвенник, разочарованно цокнул, отбросил книгу. – Не люблю копаться в головах у святош.

Не отыскав ничего полезного, Рейз швырнул мешок под дерево.

– И что теперь? Куда нам идти? – обеспокоенно спросила я, бросив взгляд на таверну.

– Кстати, об этом. – Он щёлкнул пальцами. – Ты наизусть знаешь строки вашего священного писания?

Вопрос прозвучал неожиданно.

– Нет. Зачем?

– Тогда не важно. – Рейз потрепал коня по рыжей гриве. – Чтобы призвать моего дражайшего братца, нам придется найти Откровения.

– Что ещё за Откровения?

– Ваша так называемая «Авеста» – подделка. – Он побрёл через сад, увлекая коня за собой. – В тексте нет ни слова о всадниках и Вестнике. Кто-то подменил её сборником глупых заветов и заставил мир уверовать, что это оригинал. Настоящее священное писание всегда содержит информацию о знамениях, предрекающих начало конца – Апокалипсиса, Рагнарёка, Эсхатона, гибели всего сущего – называй как хочешь. Если знамения верно истолковать, получим подробные указания по созданию Вестника, призыву всадников и торжественному очищению мира от греха. И коли в общедоступной версии Авесты этого нет, придётся разыскать подлинник. Есть идеи, где он может быть?

– Рейз, – вкрадчиво произнесла я, – ты ведь говоришь об обмане целого мира. Не одного человека и даже не города. Мира. Ты хоть представляешь, насколько неправдоподобно это звучит?

– Да-да. Отрицание, торг, принятие. Вечно одно и то же, – изрёк он. – Подыграй мне. Предположим, церковь сумела обдурить целый мир. Где бы святоши спрятали подлинник?

Я обречённо покачала головой.

– Понятия не имею.

– Значит, для начала отправимся в Кинотийю, – беззаботно отозвался он. – Слышал, недавно дознаватели нашли там «меченного солнцем». Если повезёт – выйдем на членов культа.

– Культы запрещены. – Я приложила ладонь к лицу. Рейз был сумасшедшим. Наверняка.

– Неужели? – он расплылся в улыбке.

За садом раскинулись оливковые плантации. Ряды молодых кустов, похожих на пушистые шары, простирались до горизонта, взбирались на холмы и расступались у тракта.

Рейз подал мне руку.

– Я не умею ездить верхом.

– Я догадался. Но так мы быстрее доберёмся до города.

Тихо посмеиваясь, он помог мне взобраться в седло. Оказавшись в двух ярдах от земли, я испуганно вцепилась в гриву. Животное фыркнуло, мотнуло головой. Рейз устроился позади, придержал меня за талию, мягко ударил коня в бока. Покачиваясь, мы двинулись вдоль извилистой кромки сада.

– Дознаватели будут нас искать, – пробормотала я, когда страх рухнуть под копыта уступил место тревогам более насущным.

– Вряд ли. Чтобы начать охоту, нужно знать, как выглядит добыча.

– Как мужчина средних лет, с белыми волосами и жутким шрамом в половину лица. У тебя… – я помедлила, подбирая подходящее слово, – довольно приметная внешность.

Рейз искренне расхохотался.

– Часто ли после ссоры ты помнишь причину, по которой она началась? Не эмоции, что ты испытала, не слова, что произнесла сгоряча, а изначальную причину, из которой зародился конфликт? – Он натянул поводья, направив коня к тракту. – Ты помнишь обиду, злость и разочарование. Размышляешь о том, что сказала, и ещё могла сказать. Жалеешь об упущенной возможности поступить иначе. А настоящая причина ускользает из памяти, остаются лишь отголоски, смутные воспоминания, искажённые восприятием. Я виновник конфликта в таверне, его первопричина. Но никто из участников меня не запомнит. Они расскажут о мужчине иль женщине, молодых или старых, опишут человека совершенно обычного, быть может, похожего на друга или родственника. И никто не припомнит деталей.

– И сейчас ты скажешь, что в этом состоит сила Раздора? – съязвила я.

– Это сила, которой люди наделили меня, – невозмутимо ответил он. – Все мои способности исходят от людей. Не будь ваших пороков, не существовало бы и меня. Любой конфликт рождается из эмоции. Эмоции искажают восприятие. Обманутый разум легко поддаётся греху, а грешник – не кто иной, как заложник собственных чувств. В этом замкнутом круге кроется главная хитрость вселенной. В этом величайшем обмане я черпаю силу.

Мы выехали на тракт. Рейз пустил коня бодрой рысью.

– Ты складно говоришь, – произнесла я. – Но одна деталь не сходится. Я помню, как ты выглядишь.

– Это вполне логично. Тебе известна первопричина моего появления здесь. Не переживай, я позабочусь о том, чтобы ты о ней не забыла. – В его голосе зазвучали насмешливые нотки. – Будет неловко, если ты не узнаешь меня в горячке боя.

– С кем ты собрался сражаться?

– Не я. Ты, – с издёвкой уточнил он. – И Йен. И люди, что пойдут за вами. Я посмотрю издалека. Воин из меня никудышный.

– А я, по-твоему, закалённый боями вояка? – Я бы всплеснула руками, да ладони намертво вцепились в жёсткий рожок седла.

– Нет? – озорно хихикнул Рейз. – Значит, Йену придётся справляться самому. Благо ему не впервой. Помню, в одном далёком мирке Вестником стал годовалый мальчишка. Пришлось четыре года нянчиться с ним, прежде чем мы сумели призвать Войну. И ещё пять, чтобы собрать хоть какую-то армию. Мало кто в здравом уме пойдёт воевать за ребёнка, который едва болтает и наматывает слюни на кулак.

– О, Всевышний, – взмолилась я.

– Но это не самое затяжное наше путешествие. Рекордный разрыв между моим прибытием и призывом Войны составил сорок восемь лет. Там были сложные для расшифровки Откровения. Мы трижды ошиблись с трактовкой, несколько раз пропустили назначенный день, а потом поняли, что для призыва моего братца Вестнику должно исполниться шестьдесят шесть лет. К слову, ему тогда стукнуло восемнадцать. За полвека я возненавидел мир и был счастлив оттуда убраться.

Я подыграла его занятному рассказу:

– Сколько миров ты прошёл?

– Не знаю. Я перестал считать после третьей тысячи, – протянул Рейз задумчиво. – Можешь спросить у Смерти, он до безобразия придирчив к мелочам.

Упоминание четвёртого всадника отозвалось колючим холодом, словно костлявая рука коснулась ключиц, бесплотной петлей легла на шею. Я повела плечами, прогоняя наваждение.

– Если остальных нужно призвать, то как появляешься ты?

– Меня призывает мир. Когда он отравлен пороком, он стонет от боли и молит о спасении. Однажды крик достигает моих ушей. Тогда я являюсь на зов.

– И где ты находишься всё это время?

– Там же, где остальные всадники, – увильнул от ответа Рейз.

– Сказочник из тебя никудышный, – фыркнула я.

– Не думаю, что у этого места есть название, – пробормотал он с небывалой отрешённостью. – Я не смогу объяснить.

– Но ты хотя бы знаешь, где оно?

– Предполагаю.

Рейз не стал продолжать. Лёгкость, с которой он рассказывал небылицы о путешествиях по мирам, рассеялась утренним туманом. Молчание дорожной пылью осело на языке.

Тракт уходил на северо-восток, к Кинотийским горам, где дремал в кольце ледяных вершин крупнейший город южного региона.

Эйкут. Врата

Портал перенёс войско в чащу тропического леса. Столетние деревья обступили врата, раскинули кроны, спрятав арку и круглую площадку под зелёным навесом. На кривых ветвях, точно змеи, вальяжно устроились лианы. Они покачивали упругими хвостами, оплетали стволы, сползали в заросли пышного кустарника. На влажной листве мерцала голубая пыльца. Её мягкое сияние освещало тропу и вереницу следов на мокрой земле.

Генерал разделил войско. Основным силам было приказано обойти Арену по южной границе и встать лагерем у врат на третий круг. Два отряда демонов Тамиш выделил нам в сопровождение.

Мы двинулись к центру Эйкута.

Шли долго. Бесконечно долго. Невыносимо долго.

У первой развилки я приказал соллини подняться в небеса и разыскать прямой путь до Арены. Демон нырнул в переплетение лиан, задел крылом рыжий древесный нарост. Пузырь лопнул, окатив соллини фонтаном ядовитых спор. Демон тотчас испустил дух. Скрюченное тело рухнуло под ноги генералу.

На второй развилке Диинтас насадил на копьё жирного паука. Лезвие распороло мохнатое брюхо, внутренности повисли на ветках. Кустарник ожил: листва обратилась колючками, вонзилась в добычу сотнями игл. Не прошло и минуты, как растение выкачало кровь из потрохов и вновь обернулось безобидным кустом.

Я брезгливо скривился и ненавязчиво сместился к центру тропы.

Постепенно зелёные заросли уступили место окаменелым деревьям и плотоядным цветам. Вдоль дороги стали встречаться поляны, усеянные бирюзовыми кристаллами. Они вырастали из земли, словно грибы, отпугивая хищников и отгоняя прожорливую растительность.

Тамиш отдал команду передвигаться краткими перебежками. Будто дикие белки, мы носились от одной кучи камней к другой, но сколько бы ни продолжалась нелепая гонка, я не различал криков глашатая и не слышал шума трибун.

– Далеко до Арены? – спросил я генерала после очередного забега.

Тамиш изогнул бровь, ответил с усмешкой:

– Эйкут и есть Арена. Весь этот лес – огромное поле боя.

– Чудесно, – фыркнул я. – И как в такой глуши мы найдём треклятый ключ?

– Найдём чемпиона, найдём и ключ. – Генерал постучал когтями по трём золотым черепам, висевшим на поясе. Центральная черепушка клацнула челюстью, выпустила хребет с костяным жалом на конце.

Я покосился на причудливое оружие, с завистью стиснул зубы. Поговаривали, что в давние времена у Тамиша был питомец – огнедышащий пёс о трёх головах. Существо пало в битве, и хозяин, не желая мириться с утратой, обратился за помощью к Владыке Смерти. Дьявол вернул душу пса в тело. Однако плоть со временем истлела, кости потрескались, а зверь утратил разум. Тамиш отнёс останки к кузнецу. С тех пор питомец покоился на поясе генерала, по команде набрасываясь на врагов и послушно виляя хребтом при мимолётной ласке.

– Найдём чемпиона, – передразнил я, отойдя к краю кристальной поляны.

В траве, раскинув плавники, дремало светящееся существо. Я ухватил его за хвост, поднял над землёй. Призрачный скат звонко заверещал.