Читать книгу: «Последний тигр», страница 2
Орис прошептал молитву за упокой и, расталкивая толпу, стал пробиваться к зданию Ратуши. Двери были заперты и висела траурная лента, флаг Сешаля был приспущен, что могло означать лишь смерть главы города.
Грамард задумчиво почесал заросший подбородок и развернулся к толпе. Сил пробиваться обратно уже не было, туника насквозь промокла от пота, штаны прилипали во всех местах, сапоги натерли мозоли, ноги надсадно гудели. И чего его так тянуло на эту площадь?
Орис устало опустился на ступеньки ратуши и подпер голову руками. Те самые Храмовники – хромые овны создателя – нищие, попрошайки, юродивые, обступили его со всех сторон. Их стоны и мольбы заглушали гул толпы и проповедь священника, только хоровые песнопения и звуки органа прорывались к раскаленным от солнца небесам.
Не в добрый час привела их дорога в этот город.
Орис закрыл глаза и стал слушать.
Звуки стучали в висках, разрывали барабанные перепонки, обтекали со всех сторон.
– Говорю тебе, эта та тварь на него напала. Не зря в закрытом гробу хоронят.
– Опять ты за своё Веридий.
– Шрамы на лице Хёльма видел? Так вот я думаю, меченый он, Хатту душу продал!
– Вот завтра и увидим, – хохотнул собеседник. – Глядишь, поймают охотники это порождение мрака, тебя на опознание позовут!
– Зря смеёшься, Фикс, чует моё сердце, прокляли нас…
Орис вздрогнул и открыл глаза. Рука сама потянулась ко лбу. Он сотворил перед собой символ отворота от зла – пятиконечную звезду, прочел молитву и только тогда успокоился. Он не был суеверен, но осторожность не повредит.
Звуки снова слились в общий гул. Служба подходила к концу, двери распахнулись и люди стали медленно расползаться. Странный внутренний голос, гнавший на площадь, смолк. Неудовлетворенность прошла, оставив после себя множество вопросов. Орис поднялся со ступенек и отправился в обратный путь. Орису еще предстояло отыскать гостиницу. Вспомнив напутствие зазывалы, он посмотрел под ноги, но красных булыжников не наблюдалось. Тогда Орис просто пошел обратно той же улицей, которая привела его сюда.
Суета площади осталась позади, Ориса обступили невысокие, серые дома, украшали их, увитые плющом и диким виноградом, балкончики с ржавыми прутьями. С криками мимо проносились стайки детей, из распахнутых настежь окон лилась брань, а следом сыпался мусор. Провисшие под тяжестью белья верёвки, постанывали на ветру. Орис все выискивал обещанную путеводную нить, но ничего красного вокруг и в помине не было.
Попадавшиеся на пути люди настолько не вызывали доверия, что спрашивать у них дорогу он не рискнул и уже собрался даже вернуться на площадь, как послышался цокот копыт и поскрипывание рессор. Новенькая, лакированная карета обогнала его и остановилась. Распахнулась дверца и вежливый баритон произнес:
– Не подвезти ли, благородного даря?
–Я могу быть вам полезен? – с сомнением спросил Орис и отметил про себя, что в голосе прорезались подобострастные нотки.
– Дарь Ёльдер, – насмешливо произнёс незнакомец, делая ударение на слове «дарь», – Я всего лишь предлагаю составить мне компанию.
«Благородный дарь» внутри Ориса встрепенулся и гордо расправил плечи. Чёрное безликое нутро кареты, обитое бархатом и шёлком, указывало не только на высокий статус, но и на попытку остаться неузнанным. Ни герба, ни намека на Имя.
Орис с подозрением оглядел на удивление пустынную в этот час улицу. Руки, будто живущие собственной жизнью, нервно теребили полы куртки.
– Да садитесь вы уже! – вдруг потерял терпение господарь. Стянул с руки перчатку, демонстрируя Орису перстень на указательном пальце. Перстень был серебряный, с гравировкой.
Орис облегченно выдохнул и залез на сиденье. Дверца тут же захлопнулась, хозяин привычным движением задвинул шторки и карета тронулась.
В полумраке лица священнослужителя было не разглядеть, но теперь Орис не беспокоился. Руки немного дрожали, но теперь уже от возбуждения. Он так долго ждал этой встречи и вот, как гром среди ясного неба.
Плотно укутанная в черное фигура священника сливалась с обивкой, белела только узкая, морщинистая рука, выдававшая возраст и перстень, от которого невозможно было оторвать взгляд. Круг вписанный в квадрат – Символ Братства. Орис выискивал его на протяжении шести месяцев везде, где им приходилось бывать, с тех самых пор как получил приглашение вступить в ряды братьев Эолифа.
– Моё имя вам ничего не скажет, потому я опущу эту деталь вежливой беседы и перейду прямо к делу, – сур достал из внутреннего кармана плаща свиток и протянул Орису. – Это ваше приглашение на завтрашний сбор, который состоится на рассвете на Площади Храмовников. Там соберутся охотники и наемники, что не чураются никакой грязной работы, за клёны они и Хатту душу продадут. Будет и прочий люд, готовый, если кружку нальют, ловить хоть призраков, хоть демонов. Все они призваны новым градоначальником для охоты на зверя, якобы поселившегося в местных лесах. Ваша же миссия будет не убить, а выследить это существо. Мы должны разобраться в его природе. Вам понятно?
Орис кивнул. Он, наконец, дождался своего испытания. Все странности сегодняшнего дня встали на место и предчувствие, и внутренний голос, и непреодолимое желание побывать на площади, и даже странный разговор, который он услышал, в свете предстоящего задания все это обретало смысл.
– Полагаю за всей этой мистификацией кто-то стоит. Моей целью является развенчать миф о звере?
– Пока нет. Для начала отыщите его. И отнеситесь к заданию со всей серьезностью, если это мистификация, то наш враг умен, он умело воздействует на умы людей. Также не стоит сбрасывать со счетов версию о настоящем звере.
– Вы допускаете возможность нового нападения зерейцев?
– Допускать или не допускать, в данном случае ваша задача, грамард, в том и заключается суть испытания. Вы меня поняли?
Орис кивнул.
– Как мне передать информацию?
– Мы сами с вами свяжемся.
Карета остановилась и дверь распахнулась. В свете уличного фонаря, отчётливо просматривалась путеводная нить из красного камня. Орис не прощаясь, покинул уютную темноту кареты, чтоб оказаться в неуютной холодной темноте улицы. В нос ударил запах гари и масла. Еще какое-то время Орис, сжимая в руках драгоценный свиток, прислушивался к удаляющемуся конскому топоту, а потом остался один на один с тишиной. Красная нить уводила вверх, извиваясь, и исчезала во мраке за высокими коваными воротами. Вымершие улицы неприятно свидетельствовали в пользу слов сура о воздействии на умы, люди боялись выходить из дома после заката. Суеверия все еще будоражили души и воображение людей, несмотря на все возрастающую власть Церкви.
Холод достал его уже у самых ворот, пробрался за шиворот, граблями прошёлся по спине, порыв ветра ударил в лицо. Он потянулся к металлической ограде и ту же отдернул руку, ворота, покосившиеся от времени, все еще несли на себе остатки какого-то защитного заклинания или оберега, подкрепленного рисунком ветвей омелы, бегущего по прутьям. Попасть внутрь все же удалось, но ценой обожженных пальцев.
По каменной, узкой тропке, еле различимой в потемках, Орис почти бежал. Он уже видел впереди здание гостиницы. Оставалось лишь надеяться, что никто не встретится по дороге и не придётся объяснять, почему он как вор пробирается черным ходом.
Гостиница выглядела достойно, во всяком случае, снаружи радовала глаз даже в темноте. Четыре башни с красным крышами, круглый внутренний двор, мощенный булыжником, вдоль дорожек росли ухоженные кусты роз и стояли клумбы с цветами. На территории также были конюшни, почтовая станция, таверна, а по периметру кованая ограда и белый камень стен. Учуяв аппетитные ароматы с кухни, Орис сглотнул слюну, он с утра ничего не ел и первым делом направился в таверну, где ко всему прочему, рассчитывал отыскать деда.
Как он и ожидал, Серат уютно устроился у пылающего камина в окружении зевак, с кружкой горячего гвоздичного вина и травил байки. Чего не отнять, того не отнять, болтать дед умел. Все вокруг как по волшебству, впадали в детство, раскрывали рты, проникались атмосферой загадочности, чему немало способствовал тихий, с хрипотцой, голос. Орис порой ловил себя на мысли, что побаивается силы внушения, которой обладал дед.
Прерывать рассказ Орис не стал и направился к самому дальнему столу, под лестницей, которая вела в одну из башен гостиницы. Сел, никого не стесняясь, стянул сросшиеся с пальцами сапоги и вытянул ноги. Благо пряные запахи с кухни позволяли. Ему было о чем подумать перед завтрашним событием, но усталость гнала все здравые мысли прочь. Жалобно урчало в животе и слипались глаза. Прошлая бессонная ночь в седле давала о себе знать. Последнее о чем он все-таки успел подумать, это о ванне, которая так и осталась в его мечтах. А через минуту Орис уже посапывал, уронив голову на стол. Спал он без сновидений.
3
Орис называл свой дар просто – чутьё. Некое подобие интуиции. С самого детства оно выручало его, вело по пути, ведомому одному лишь Создателю. Он видел и слышал иначе, порой сам не понимал, что и зачем делает, но в итоге части головоломки всегда сходились идеально. Он привык доверять и всегда прислушиваться к внутреннему голосу. Решив пройти испытание Предназначением, Орис не сомневаясь ни минуты, собрал вещи и под покровом ночи ушёл из дома в шестнадцать лет. Скрипя сердцем, он обманул деда и забрал большую часть их сбережений, не оставив даже записки. От самого себя было тошно, но Орис знал, дед не отпустит. Под замок посадит, но не позволит ему отдать свой дар на откуп Церкви.
В столицу Орис приехал впервые и изо всех сил старался не пялиться на её чудеса, раскрыв рот. Огромный город поглотил все помыслы и мечты, покорив в раз все бастионы его души. Все о чем он мог думать, это как остаться в этом городе навсегда. Именно с этой мыслью он и шел сдавать вступительный экзамен. Он прекрасно понимал, если с первого раза не удастся, то с мечтой можно распрощаться. Надо не просто войти в эту дверь, его задача выломать её, снести с петель, заставить этих седобородых и серых, как пергаменты, кабинетных крыс, запомнить его.
Церемония Предназначения проходила в маленьком зале при университете Богословия. Орис предъявил при входе рекомендации от отца Брана, приходского священника в их деревушке, и поднялся на второй этаж. Витые перила, мраморные лестницы, сверкали позолотой люстры, все вокруг кричало о роскоши. Перед огромной, но простой деревянной дверью, уже собралась толпа претендентов. Комендант внес новоприбывшего в список, где Орис оказался 141 по счету. От голода слегка пошатывало, но денег, что остались, не хватило бы и на кусок хлеба. Последней надеждой оставалась стипендия, которую выдавали всем счастливчикам, прошедшим испытание с первого раза. Не в силах больше стоять, Орис уселся прямо на пол и решил немного поспать. Разбудил его комендант, когда подошла очередь.
Усталость вытеснила собой все. Он перестал нервничать, дрожать и истекать холодным потом, он просто должен был войти и сделать то, что от него требовалось.
Маленькое помещение с трудом вместило в себя три скамьи и два стола, между которыми на полу растекалась мозаичная пентаграмма. Сидящие за столом маги и священники ни седыми, ни серыми не были. Трое в синих мантиях, похожие как близнецы, представляли университет, еще трое в белых хламидах адептов, Церковь был еще седьмой, таинственный «некто» в черном плаще с капюшоном, опиравшийся на трость. Он стоял в стороне.
– Ваше имя? – спросил один из магов и обмакнул перо в чернильницу.
– Орис, – каждая буква собственного имени давалась с трудом, во рту пересохло. В это мгновение он возненавидел всех этих благочестивых и благородных, сидящих перед ним и, почти пожалел, что приехал. Вот сейчас они спросят его об отце и всё…
Маг ничего уточнять не стал, записал и отложил перо.
–Пожалуйста, встаньте в центр пентаграммы.
Удавка, стянувшая горло, немного ослабла, Орис поборол желание броситься прочь и пошёл вперёд. Углы звезд засветились, вспыхнул рисунок под ногами и погас. Маг кивнул сам себе и что-то записал. Потом подал Орису три пергамента и жестом указал на скамью:
– На это задание у вас пять минут.
Остальные оставались молчаливы и безлики. Орис растерянно посмотрел на равнодушные лица и принялся изучать содержание свитков. Но это оказалось даже проще, чем прочитать, стоило лишь раскрыть каждый из них, как он уже знал, в каком из них написана правда, а где ответчик лгал. На все потребовалось меньше минуты, а вот объяснить в чем именно заключалась ложь, он бы не смог, оставалось надеяться, что не спросят.
Не спросили.
Маг снова записал что-то и подал Орису молитвенник, в черном кожаном переплёте.
– Страница пятнадцать, стих пятый. Читайте.
Орис бережно раскрыл книгу, нашел страницу и, облизав пересохшие губы, прочитал первую строчку про себя. Никогда раньше ему не приходилось читать вслух никому, кроме деда, особенно на эсалле.
– Телле ано эрбе соу ка…
Читалось легко, поначалу, но после третьего абзаца Орис вдруг стал запинаться. Буквы, знакомые с детства, плыли и меняли очертания, откуда-то он знал, что написано неверно, точнее неправильно стоит ударение, отчего меняется весь смысл фразы. И тогда на свой страх и риск он принялся читать так, как видел.
– Эналле веди орос та…
– Достаточно! – громогласно нарушил тишину господарь в черном. Вот только Орис уже не мог остановиться. Слова рвались с языка, он читал все громче, пока книга не задымилась. Священники и маги вскочили с мест, но ему было уже все равно, молитвенник выпал из рук и захлопнулся, Орис сполз на пол и закрыл глаза. Строчки все еще стояли перед внутренним взором, прожигая каленым железом темноту забвения.
– Доброе утро, – язвительно проскрипел дед, безжалостно плеснув в лицо холодной воды из кружки. Орис вскочил, но вовсе не от холодной воды, а от мысли, что проспал и опоздал на сбор.
– Сколько времени? – заорал Орис, оглядываясь вокруг в поисках одежды. Он в упор не помнил, как поднялся в комнату, как раздевался и ложился в кровать, но такое с ним случалось, его дар сильно бил по памяти.
Серат помахал в воздухе свитком.
– Ты из-за этого так волнуешься? Так не волнуйся, уже опоздал.
В голосе деда слышались ядовитые, язвительные нотки. Орис почти привык к ним. Почти… Он выругался и вскочил.
– Почему ты мешаешь мне работать? Разве нам не нужны деньги? – спросил Орис, повернувшись спиной. Лгать деду в глаза он не решался с тех пор, как ему исполнилось семь и он отведал на завтрак плетей. Затылок обожгло. Увернуться он не успел.
– За что? – хлопая ресницами, воскликнул Орис.
– Дураком меня считаешь? – Серат снова замахнулся, но не ударил. – Да тебя срубило вчера так, что ты, небось и не помнишь, как конюхи тебя в комнату тащили. Всё ночь в лихорадке трясло, потом изливалась дрянь из тебя, бормотал на эсалле ерунду всякую. Что тебе там привиделось, а ну говори, а то дубину возьму и выбью.
То, что выбьет, Орис поверил сразу, опустился на кровать, потер лицо руками, думая с чего начать.
– Я в ратушу вчера пошел, помнишь? А там поминальная служба, градоначальника зверь задрал. Вот новая власть и собрала охотников и наёмников чудовище ловить. Я, конечно, ни в какое чудовище не верю, но приглашение взял, есть у меня зацепка. Некто по имени Веридий, видел это порождение мрака собственными глазами и болтает теперь всем про проклятье. На него то моё чутьё и сработало, и знаешь, правду говорит мужик-то. Видел он зверя. И раз я из-за тебя на сбор опоздал, поеду к нему, поболтаю.
Серат выслушал спокойно и ничего не сказав, вернул Орису свиток. Вся его злость испарилась, опустились гордые плечи. Дед, словно не зная, куда себя деть в тесной комнатке, вдруг подошёл к окну и распахнул створки, ища спасения в утренней прохладе.
– Будь осторожен, мало ли какие звери еще водятся в этих старых лесах.
Над кем другим Орис лишь посмеялся бы, но дед был стар и помнил смутное время, когда людям в каждом хищнике мерещился нечистый Хатт. Тогда охотникам было раздолье и зверьё в лесах вблизи городов полностью извели. Про медведей, волков, диких кошек, теперь только в книгах и можно было прочитать, да на картинках увидеть. Пушнину, меха и кожу, доставляли в Ахорнские земли по морю из дружественной Верии, или черными путями из Зерея. В нечистых зерейских лесах зверьё водилось в изобилии, вольгеры, верящие в «звероподобного» Хатта, охраняли его созданий пуще собственной жизни.
– Дед ты не волнуйся, я к вечеру вернусь, обещаю.
Орис натянул куртку, проверил перевязь с оружием, все ножи на месте, кресало и масло тоже, стоило прихватить топор, если зверь окажется все же настоящим.
Дед продолжал стоять к нему спиной и молчать. И не обернулся даже когда Орис вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
Голова гудела как после хорошей, доброй пьянки, раздражала щетина на подбородке и желудок сводило от голода. Орис сглотнул слюну. Ноги сами собой повели его в трапезную. Стоило позавтракать, набраться сил и подумать, а после навестить Веридия.
Верить или не верить в зверя, вот какой вопрос занимал Ориса в первую очередь. Как человеку верующему, хотелось прочесть молитву, как здравомыслящему – сплюнуть. Даже дети уже не верят во все эти сказки об одержимых Хаттом, а честный люд с окраин продолжает дрожать в страхе перед мифическими чудовищами. И все же внутренний голос как заводной твердил: видел старик зверя, видел.
Узнать где живёт юродивый, не составило труда, Орис лишь заикнулся о чудаке, что кричит на улицах о Звере, как милая улыбчивая девушка с белом переднике и сером чепце, расстилая перед ним салфетку, подтвердила: есть такой, зовут Веридий, местный страж лесных угодий при монастыре. Пьющий, но безобидный.
Вовремя спохватившись, юная болтушка покраснела, поставила перед Орисом кружку с шоколадом, плетеную корзинку с маковыми булочками и упорхнула. Завтракал грамард в гордом одиночестве, чему был несказанно рад. Утолив насущную потребность, он расплатился и, почесывая заросший подбородок, вышел на улицу. Хотелось помыться и побриться, но Орис глянул на солнце, вздохнул и направился в конюшню, седлать Осла.
Узкая, боковая улочка без приключений довела его до самых ворот, где щурясь и позёвывая, сидел все тот же молодой сур. Увидев Ориса, адепт выпрямился, согнал с лица скуку и сосредоточенно принялся что-то писать.
Неподалёку, сверкая начищенными до блеска шлемами и доспехами, стояли трое гернов, Орис без труда признал вчерашних знакомых. Городские стражники от такого соседства морщились, как от зубной боли и усиленно топтались на месте, кутаясь в ярко-синие плащи, которые явно не спасали от утренней сырости. Более странной картины трудно себе представить, проще посадить в одну клетку кошку с собакой, чем у одних ворот герна, городского стражника и сура. Оставался вопрос: зачем?
Орис спешился и елейно произнёс, обращаясь к адепту:
– Ясного вам утра. Не подскажете ли, как добраться до угодий лесничего?
– И вам ясного, дарь… Ёльдер, кажется, – молодой человек отложил перо. – Буду рад указать вам дорогу, только вот герны вас не выпустят, приказ градоначальника.
Сур беспомощно развёл руками.
– Это что же за приказ такой, который свободного даря, делает несвободным?
– Сегодня без особого разрешения покидать город запрещено. Для вашего же блага. Знаете ведь уже, зверь в наших лесах завёлся.
Орис помахал перед лицом сура свитком.
– Уж не это ли разрешение вам требуется?
Молодой священнослужитель взял документ, развернул и стал внимательно читать. Герн приблизился совершенно бесшумно и теперь стоял над душой. Орис отступил в сторону, не желая стоять к нему спиной, это был тот же немолодой герн, которого они встретили на дороге, и он опять не соизволил назваться. Только сейчас Орис заметил печать Владетеля Осеи, привязанную кожаным ремешком к его запястью. Неприлично засмотревшись, Орис не сразу понял, что обращаются к нему.
– Что в такую рань подняло с постели благородного даря?
Орис не ответил, послушный, но упрямый Осёл, вдруг заржал и забил копытами. Внутренний голос предупреждал об опасности. Пальцы рук онемели, мышцы напряглись. Орис закрыл глаза и прислушался. В тишине, неестественной для многотысячного города, отчетливо слышалась песнь колокола. Четырнадцать ударов.
– Вам будет лучше вернуться в гостиницу, – совершенно спокойно сказал герн, будто не замечая странного поведения собеседника. – Я выделю вам провожатого.
Орис моргнул и вернулся к действительности. На какое-то мгновение, поймав холодный взгляд серых глаз, он испугался, но потом взял себя в руки и тихо сказал:
– Сегодня кто-то умрёт. Я бы на вашем месте нашел моим талантам иное применение.
– Дарь Ёльдер предъявил разрешение, – неожиданно для грамарда вмешался сур. – Он хотел навестить Веридия, того лесничего, который живет на холме, я мог бы…
Но герн перебил сура:
– Велих, – окликнул он одного из своих подопечных, – проводи даря туда, куда он скажет.
Орис ничем не выдал удивления. Благодарно кивнул суру и вернулся в седло. Провожатый, высокий, смуглый, темноволосый герн, не старше самого Ориса, не выказал недовольства. Он поправил стеганую шапочку, надел кольчужный шлем и отвязал бурого в пятнах коня от привязи. Конь дернул головой, фыркнул и в утреннем воздухе заклубился пар. Герн легко вскочил в седло и первым выехал за ворота.
Солнце янтарным соком стекало по стволам верёз. Тишину леса нарушал лишь топот копыт, да шум Монастырки, за которой начинались владения Святой церкви. Монастырка в этом месте поворачивала и уходила вправо, разливалась широко, превратив берега вдоль городских стен, в болото. Надежно протоптанная дорожка уводила влево, вглубь леса. Орис единожды оглянулся на далекий теперь мост и ворота. Позади Сешалая восходили к небу горные престолы, острые скалы и белые вершины Верезовых гор. Склоны скрывались под покровами леса, вечнозеленой верезы и бука. Дух захватывало от красоты творения Создателя.
Орис пришпорил Осла и поравнялся со спутником. Молодой герн никак не отреагировал, рука его лежала на рукояти меча, смотрел он ровно перед собой и его тонкий, четкий профиль выглядел, как изваяние скульптора. Орис почувствовал, что герн вовсе не высокомерный отпрыск богатого графа или барона, а скорее наоборот – сын ремесленника или торговца, а может и вообще крестьянина, так он боялся говорить с ним и показаться глупым и безграмотным. Про себя Орис усмехнулся. Так он вел себя в первый год в Общих комнатах университета, где чувствовал себя уязвимым. Это потом он научился вовремя вворачивать умное словцо, загадочную улыбку или цитату из святой книги, говорить с напускной уверенностью с любым высокомерным сыночком богатого даря или суром из высших, и только привычка смотреть под ноги и прятать глаза осталась. Да и не любил он пристально вглядываться в людей, уж больно четко видел их суть сквозь напускные шоры.
