Читать книгу: «История бродяги. Неудачный эксперимент», страница 8
Я рассказал Женьке, что большого босса наконец то закрыли, но большого впечатления на Женьку этим не произвел. Еще я не стал рассказывать ему о нашей встрече с Антохой и его признаниях. Мне, так же, как и Дергачеву, хотелось побыстрее забыть этот период. Теперь, зная с каким трудом Женька добрался до меня в поисках поддержки, я не мог просто так проигнорировать его проблемы. Восстановление Женькиных документов заняло гораздо больше времени, чем я планировал, но все однажды заканчивается, закончилось и это. Дергачев был официально восстановлен среди живых, правда продолжал оставаться бомжом. Ему теперь не на что было приобретать себе жилище, да и сказать по правде, мне и самому не хотелось больше заморачиваться со всем этим. Я сделал проще. Я оформил Дергачеву прописку в своей квартире, искренне надеясь, что теперь она не сгорит, не исчезнет и не обрушится от присутствия в ней нового жильца. Благодарный Женька нашел себе работу вахтой и не желая стеснять меня своим присутствием, часто уматывал в командировки, аккуратно сообщая мне о ходе своих дел и справляясь о моем здоровье. Первое время я ловил себя на мысли, что однажды Дергачев заработает денег и найдет наконец себе нормальное жилье. Естественно я никогда не озвучивал свои идеи, но с каждым прожитым месяцем, такие мысли появлялись в моей голове все реже, а после пропали совсем. С наступлением весны, Женька отправился на побережье, приводить в порядок мою хибарку и планировал остаться там до холодов, каждую неделю приглашая меня в гости. Однажды я выкроил время и навестил бродягу. Остановив машину на берегу, я с трудом узнал в аккуратном доме с нормальной крышей и крепкой дверью свою хибарку. В комнате впервые за полтора года царила чистота, а разная кухонная мелочь теперь размещалась на полках, развешанных вдоль стены. Ржавая кровать исчезла, на ее месте появился новый диван, нормальный стол и крепкие стулья. Как я догадался, все это было куплено на первую вахтенную зарплату. Дергачев с видимой гордостью продемонстрировал мне результаты своей работы, тут же озвучивая дальнейшие планы по благоустройству домика. Я смотрел на сияющие глаза бывшего бродяги и думал о том, насколько он скучал по нормальной жизни, домашнему уюту и обычным заботам.
Завершив процедуру приветствия, я принялся выгружать привезенные вещи. Их было настолько много, что мне пришлось несколько раз возвращаться к забитому битком багажнику. Женька раскладывал принесенное по полкам и углам, сетуя на то, что не успел обзавестись нормальным шкафом к моему приезду. Наконец, я собрал последние припасы и неловко втиснувшись в комнатку, свалил все на диван. Неровная куча плавно съехала на пол, и мы с Женькой принялись наводить красоту в комнате. В моей голове сами собой возникали идеи проведения выходных, когда меня отвлек от этого занятия изумленный Женькин возглас.
«Ого! – восхищенно протянул он. – так ты настоящий ученый?»
Я обернулся и увидел в его руках свою кожаную тетрадку, куда аккуратно заносил результаты своих наблюдений и выведенные формулы. Я недовольно поморщился и протянул было руку забрать у него находку, но Дергачев, не обращая внимания на мою реакцию, продолжал изучать записи.
«Над чем ты работаешь? – интересовался он, не выпуская из рук тетрадку. – тут столько формул… а вот смотри, запись сделана в тот день, когда мы с тобой столкнулись на побережье!»
Я снова сделал попытку отобрать записи, но теперь Дергачева охватил околонаучный интерес и не так просто было его отвлечь на что- то другое. Как я мог забыть про свои секретные материалы?!
«Что это? – вдруг пробормотал Женька, странно меняя интонацию. – «нашел материал для исследований», «испробовал препарат на бомже», «тощий бомж потерял сознание», «эксперимент удался». Погоди, Тихон, о чем ты тут пишешь?»
Я попытался объяснить ему, что это наука и она требует детального изучения материала, однако Дергачев не слушал меня. Он продолжал цитировать мои заметки, так неосторожно оставленные рядом с формулами.
«Бомж выполняет мои тупые команды, – продолжал зачитывать Женька, – «я боюсь о чем-нибудь думать, так как эта вонючая куча тотчас кинется выполнять мои пожелания», «как мне избавиться от бомжа?»
Я действительно не стеснялся в определениях, делая заметки, отчасти по причине полной уверенности в их конфидециальности, а отчасти из-за своего тогдашнего отношения к бродяге. Сейчас я готов был откусить себе руку, только бы Женька никогда не увидел бы мои откровения. Я мог бы как-нибудь выкрутиться, если бы не так тщательно датировал свои наблюдения.
«Сегодня мне пришлось почти самому мыть бомжа, от него чертовски воняет», – безжалостно озвучивал Женька мои неосторожные заметки. – что это, Тихон?»
Снова повторил Дергачев, поднимая на меня пылающее лицо.
«О каком эксперименте ты говоришь?»
В моей голове метались тысячи мыслей, но ни одна из них не желала обретать словесную форму. Меня охватило странное оцепенение. Любой другой на моем месте тут же бы принялся забрасывать несчастного Женьку терминами и научными выкладками и наверняка сумел бы сгладить неловкость. Я же продолжал молча пялится на Дергачева. Он по -своему понял мое молчание, осторожно опустил тетрадку на диван и едва слышно произнес: «Я и был тем самым материалом для исследований? Так?».
После чего, не дожидаясь моего ответа, вышел за дверь. Некоторое время я продолжал неподвижно стоять, тупо глядя на закрывшуюся дверь. Мне было необходимо остановить Женьку, объяснить ему, что со времени этих записей многое изменилось, что я глубоко раскаиваюсь в грубых формулировках, что Женька стал мне почти другом и много чего еще я должен был сказать Дергачеву. Однако время шло, и ничего не менялось. Наконец оцепенение оставило меня, и я рванул к двери. Естественно, за дверью меня никто не ждал. На километры вокруг пляж оставался пустым и тихим и не было никаких признаков человеческого присутствия. Я несколько раз обошел все кругом, срывая горло в попытках докричаться до Женьки, но ответом мне по- прежнему была спокойная тишина. Я опустился на камни у самой воды и в бешенстве ударил по ни в чем не повинному валуну. Мои пальцы моментом окрасились кровью, но боли я не чувствовал. Я продолжал добивать камень, вымещая на нем все отчаяние от невозможности изменить сделанное. «Что же может нарушить твою самодостаточность? – рефреном крутился в голове голос Антона Кирилловича» «Я все никак не пойму, Тихон, ты такой смелый или такой равнодушный? – вторил ему Женькин голос.
Мне хотелось заорать им обоим, чтобы оставили меня наконец в покое и заткнулись. Какое в сущности всем до меня дело? Но мысли кружились нескончаемой каруселью, подкидывая все новые темы для сомнений и переживаний.
Кое как заглушив настойчивые воспоминания, и устав терзать свою совесть, я побрел в сторону домика. Там я поднял с дивана оставленную Женькой тетрадку и раскрыл на последней записи.
Теперь, когда мое смятение улеглось, я больше не видел ничего трагичного в том, что произошло. В конце концов, в мире существуют тысячи добровольцев, согласных испытывать новые препараты, и никто из них не держит обиды на то, что по сути явился таким же материалом для исследований. Некоторые даже гордятся, что стали ими. Дергачев всегда казался мне немного странным, таких людей просто не бывает. Но в любом случае, у каждого есть выбор и бомж тоже в праве выбирать себе будущее. Так думал я, медленно листая исписанные страницы. Когда-нибудь я забуду эту историю и вернусь к своей обычной спокойной жизни, снова становясь смелым, равнодушным и самодостаточным. По крайней мере я очень на это надеялся.
