Читать книгу: «История бродяги. Неудачный эксперимент», страница 7
«Не будь дураком, Женька, не продавай больше никому свое новое жилище!»
На что мой приятель весело засмеялся и согласно кивнул.
Глава 8.
Хлопоты по благоустройству собственного жилья вернули Дергачеву румяный вид. С его лица наконец -то исчезли зловещие черные круги под глазами, щеки округлились, а сам Женька стал держаться увереннее и смелее. За короткий срок он преобразил свою хибарку до неузнаваемости и по сравнению с моим вечно захламленным домом, она стала выглядеть как рекламная картинка. Я часто навещал приятеля, наблюдая, как тот по- хозяйски наводит чистоту в скромно обставленной комнате.
Я не торопился возвращаться домой с наступлением темноты, и мы подолгу беседовали с Женькой, сидя на камнях у самой воды. Он был интересным собеседником, знал множество историй и умел их рассказывать. Как -то он признался мне:
«А знаешь, Тихон, сейчас я по -настоящему счастлив. Ни разу в жизни я не чувствовал себя настолько свободно. Живя в той квартире, что подарило мне государство, я почему -то все время ожидал момента, когда кто-нибудь попросит меня покинуть помещение. Серьезно, Тихон, – улыбнулся он, поймав мой недоуменный взгляд. – мне казалось, что она не до конца моя. Однажды так и случилось, конечно, ну или почти так. Я все думаю, как тебе удалось вернуть мне мои документы? Сейчас-то наверно можно рассказать?»
«Нельзя, Женька – засмеялся я.– но я рад, что мне удалось хоть что- то сделать для тебя. Пусть все вышло и не так, как я планировал»
Спустя месяц я был вынужден прервать каникулы на побережье, поскольку у меня тупо закончились деньги. Мне снова была нужна работа, только в этот раз я больше не хотел связываться с солидными компаниями и высокими должностями. Поэтому, когда мне подвернулось место провизора в муниципальной аптеке, я был почти счастлив. Я никогда не ставил себе цель разбогатеть и подняться, но несмотря на это, деньги всегда сами текли в мои руки. Проработав месяц, стоя за прилавком и продавая посетителям аспирин и перцовые пластыри, я неожиданно пересел в кресло заведующего аптекой и снова взгромоздил на себя ответственность за производство. На этот раз я тщательно изучил всю документацию, подключив к процессу пару тройку сотрудников и только убедившись в прозрачности и безгрешности всех финансовых операций, приступил к обязанностям. Новые хлопоты постепенно вытеснили из головы события полугодовой давности, и я был уверен, что скоро совсем перестану вспоминать о весьма смелой задумке моего старинного друга Антохи. Так думал я до того дня, пока в мою дверь не раздался настойчивый звонок. Мои так называемые друзья легко отвернулись от меня в период судебных разбирательств и даже мое благополучное возвращение не стало для них поводом возобновлять дружбу. Поэтому я был сильно удивлен, когда на пороге увидел сразу двоих. Они как ни в чем не бывало шумно поприветствовали меня и ввалились в квартиру, как в старые добрые времена.
«Слышал, нашего Антоху прижали? – сокрушенно посетовал один из гостей. Вышло у него почти искренне, и я с удивлением подумал о внезапно обретенном сострадании»
«Нет, а что произошло? – придурился я, ломая комедию»
«Под него роют важные люди, – охотно принялся объяснять приятель, с комфортом располагаясь в кресле. – делом заинтересовалась московская прокуратура. Поговаривают, в дело замешаны наркотики, а это уже срок. Видел бы ты сейчас этого надутого индюка! Мечется, ищет адвокатов и надежных свидетелей. Не позавидуешь!»
Я сочувственно покачал головой, отметая мысль про сострадание. Среди моих прежних друзей не было таких, которые были способны на что- то подобное. Гости, повздыхав еще немного, вытащили бутылку коньяка и предложили выпить за успех Антохиного дела. У меня больше не было желания общаться с этими людьми, я сделал вид, что безумно занят и кое как выпроводил за порог непрошенных гостей. Они с видимым сожалением потоптались в прихожей и повспоминав прежние годы дружбы, наконец то покинули мою квартиру. Я все никак не мог понять, для чего они нанесли мне такой спонтанный визит. Теперь я ничем не мог помочь другу детства, даже если бы и захотел. К тому же я не был уверен, что мои визитеры сами стремились вытащить Антоху, для этого они были слишком продуманные и осторожные. От господина Колесникова нынче крепко несло дерьмом и те, кто назывался его друзьями, теперь держались от него на безопасном расстоянии. Вряд ли сейчас они согласятся выполнять его маленькие просьбы просто так.
Когда подобные размышления завели меня в тупик, я решил немного отвлечься. Впереди у меня было несколько выходных дней и я решил снова поехать на побережье. Это место странным образом наполняло меня деловой энергией и избавляло от проблем. И оно имело еще одно преимущество: о нем никто не знал. Кроме, разумеется моего знакомого бомжа, о котором я тоже часто вспоминал и скучал по нему.
Прошел ровно год, с того дня, когда я впервые появился в хижине на берегу. Я подумал, что неплохо было бы отметить это событие и сразу после приезда отправился к Женьке. Дергачев был дома. Он настолько гармонично вписался в окружающий пейзаж, что казалось жил в своем домике всю жизнь. Увидев меня, он искренно обрадовался и тут же пригласил в дом. Пока Женька натаскивал разные продукты, раскладывая их на столе и не замолкая, пересказывал местные новости, я был уверен, что во всем мире не найти более довольного жизнью человека. Однако, как только я внимательно присмотрелся к нему, то понял, что ошибся. В Женькиных глазах снова плескалась тревога, но теперь я не мог с точностью определить ее причину.
«Знаешь, – наконец произнес он после недолгого молчания, – недавно я получил повестку в суд. Меня приглашают выступить свидетелем по делу Колесникова. Его дело передано в Москву, слышал?»
«Слышал, – вздохнул я.– почему тебя это так беспокоит?»
«Я не хочу больше иметь ничего общего с этой историей, – пробормотал он, – с меня довольно. И потом…»
В голосе Женьки я слышал растерянность. Он оборвал себя на полуслове и снова надолго замолчал, о чем -то раздумывая. Мне была хорошо знакома его манера вести такие диалоги. Я терпеливо ждал, пока Дергачев обретет уверенность и продолжит свою мысль. Наконец, мое терпение было вознаграждено, и я услышал:
«Я очень боюсь, Тихон. – едва слышно произнес он и снова примолк.»
«Послушай, Евгений! – наигранно бодро ответил я, – это всего лишь слушание, ты просто свидетель. В этом нет ничего ужасного, наверняка, кроме тебя там будет выступать еще кто-нибудь, выводя на чистую воду господина директора концерна. Не вижу повода для паники!»
Женька как -то странно посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.
«Я все никак не пойму, ты такой смелый, Тихон или такой равнодушный? Тебя не смутил даже твой собственный арест и возможные перспективы…– усмехнулся он»
«Смутил, Женька – признался я, – очень даже. Я не умею паниковать слишком открыто, возможно это вызывает некоторое недоумение, но мне хорошо знакомо такое понятие, как обычный страх. Что же тебя так тревожит в этой повестке? – Решил я направить беседу в нужное русло.»
«Неделю назад ко мне наведались два гражданина, – после долгого молчания начал Женька. – я никогда раньше не видел их. Да и выглядели они для этой местности слишком необычно. Оба высокие, одеты в абсолютно одинаковые черные костюмы. И от них веяло такой важностью и уверенностью, что одного их вида было достаточно, чтобы пойти на любые их предложения и согласиться выполнить любые требования. Они вежливо поинтересовались, где им можно увидеть господина Дергачева. Я давно отвык от таких пафосных речей и даже не понял, о ком они говорят.»
Женька говорил медленно, обдумывая каждое слово и поглядывая на закрытую дверь. Когда он в очередной раз замолчал, я погасил в себе желание дать ему пинка и поинтересовался:
«Чего же они хотели от господина Дергачева?»
«Они хотели сказать ему, то есть мне, несколько слов. Я не признался, что я и есть господин Дергачев и сказал, что не имею понятия, где его найти. Эти двое молча кивнули и синхронно развернувшись, удалились. Но я думаю, они поняли, что я обманул их. Как думаешь, что им было от меня нужно?»
Я тоже терялся в догадках об истинной причине появления странных господ, но что- то подсказывало мне об их причастности к Антохиному делу. Приглашение на слушание в качестве свидетеля и почти одновременное появление людей в черном у кого хочешь вызовет сомнения. Я кое как успокоил Женьку и предложил забить на всех непрошенных гостей.
«Скорей всего, это обычные проходимцы, – уверенно заключил я, возвращая Женьке живой вид, – представители власти и закона ведут себя по -другому и так просто не уходят. Когда назначено слушание?»
«Через неделю, – вздохнул Женька и я понял, как отчаянно не хотел он появляться в зале суда. – мне снова придется ехать в столицу ради пятнадцати минут ничего не значащих фраз. Я не умею красиво говорить, да и рассказывать в суде про заимствованные из кассы деньги мне не хотелось бы. Я ведь так и не вернул тот долг.»
«Тебе вовсе необязательно рассказывать про это. Скажешь про то, что сказал Адвокату. – пожал я плечами, удивляясь Женькиной честности. – Колесников и без твоих показаний завяз. Расслабься, Женька, все будет в порядке!»
Но расслабляться Дергачев явно разучился. Он продолжал прислушиваться к чему- то за окном и нервно переплетать дрожащие пальцы. Я усмехнулся и вытащил бутылку водки, которую принес с собой, отметить годовщину своего приобретения. Женька затравленно обернулся и вдруг прошептал, делая мне знак замереть на месте:
«Шаги за окном… неужели не слышишь? – его и без того огромные глаза стали еще больше и в них заплескался обыкновенный страх»
С улицы и вправду едва различимо донесся шорох прибрежных камней и тут же сменился настороженной тишиной.
«Тут может пройти кто угодно – почти не раскрывая рта, тихо произнес я, – у твоего дома нет огороженной территории. Не паникуй, Женя…»
Но Дергачева было не так -то просто успокоить, его бродяжье прошлое наложило на его поведение свой отпечаток, любой шорох настораживал и рождал тревогу. До полуночи мы просидели с ним в комнате, не зажигая свет и слушая шум волн. Больше никаких шагов или других посторонних звуков не возникало, и я наконец собрался к себе. Тепло попрощавшись с приятелем, я пообещал заглянуть к нему завтра.
По дороге до самой своей хижины я внимательно вглядывался в темноту ночи и слушал окружающие звуки. Кроме оглушающего стрекотания цикад и плеска набегающих волн, мое внимание ничего не привлекло, я посмеялся над излишней Женькиной осторожностью и, едва зайдя в дом, завалился спать. Перед тем, как провалиться в сон, я принял решение вернуться в столицу вдвоем с Женькой и вместе с ним пойти на это заседание, чтобы он не чувствовал себя так потерянно.
Всю ночь я во сне пробирался сквозь бесконечные заросли каких -то камышей, с треском ломающихся под ногами, и жег костры, пытаясь согреться. Едва открыв глаза я, все еще находясь под впечатлением такого долгого сна, с удивлением подумал, насколько реалистично было мое видение. Сожженные мной во сне костры оставили после себя едва заметный запах гари, который отчетливо слышался и после пробуждения. Покрутившись на кровати, я решил опять прогуляться до Дергачева. Наш ночной разговор не то чтобы сильно тревожил меня, просто я лишний раз хотел убедиться, что с моим приятелем все в порядке. Наскоро умывшись и натянув джинсы, я отправился на другой край залива. На протяжении всей дороги меня сопровождал запах гари, к окончанию моего пути ставший слишком навязчивым. Обогнув излучину, я остановился и едва сдержал крик от вида открывшейся мне картины. Вместо аккуратного Женькиного дома передо мной высилась черная груда дымящихся обломков. Так вот почему этот запах так настойчиво преследовал меня, тупо подумал я, делая шаг по направлению к пепелищу. Возле обрушившегося домика толпились немногочисленные зеваки, торопливо и громко обсуждавшие между собой печальное событие. Пробившись сквозь их взволнованный словесный поток, я с тревогой поинтересовался, что с хозяином дома и есть ли жертвы.
Стоящий рядом толстый мужик в порванной майке хрипло буркнул, что тело давно увезли, а про остальные жертвы ничего не известно.
Я никогда не считал себя излишне сентиментальным, однако от услышанной новости мои глаза предательски защипало, и я глубоко вздохнул, закрывая их рукой. От мужика не укрылся мой жест, и он невнятно посоветовал мне не стоять на ветру, поскольку дым все еще не осел и здорово разъедает глаза.
Я сдержанно кивнул и отошел в сторону, не желая слушать разные предположения относительно причин ночного пожара. Все, что я хотел узнать, было мне уже известно, и больше я не видел смысла оставаться на пепелище.
Выходит, Женькины опасения были вполне обоснованы и его беспокойство относительно ночных звуков имело крепкую основу. Возможно, он знал или догадывался о чем -то, о чем не пожелал рассказать мне, думал я, медленно шагая по самому краю пляжа. После я долго сидел на пороге своей хижины, снова вспоминая свою первую встречу с бомжом. Мне было бесконечно жаль, что так нелепо сложилась жизнь этого человека и так трагично оборвалась. Наконец, я поднялся и побрел в деревню, послушать разговоры. Жители наперебой обсуждали ночные страсти, добавляя к ним такие неправдоподобные подробности, что несмотря на свое настроение, я внутренне ржал, слушая местных. Заметив меня, бойкая селянка тут же подскочила ко мне:
«Ох, горе какое! – слишком эмоционально начала она. – говорят, в секунду сгорело все, дом -то считай весь из дерева, загорелся в момент! Хозяин -то и выскочить не успел, спал вроде, а и поделом этим алкашам, сами нажрутся, спалят полдеревни. А вы тоже хорош! Отговорили бы его столько пить!»
Женька не пил вовсе, но что толку было убеждать глупую бабу, для которой понятие мужик и выпивка были неотделимы. Я пожал плечами и не желая очернять Женькину память лишними сплетнями, двинулся дальше. Бесцельно поблуждав по улицам, я отправился обратно. Мои выходные заканчивались, но вместо ожидаемого отдыха и запаса позитива, я увозил в столицу тягостное чувство потери.
Глава 9.
После моего возвращения в столицу потянулись однообразные рабочие будни, мало отличающиеся один от другого. Теперь совместные пьянки с приятелями не вызывали во мне привычного восторга, потому что неизменно оканчивались общими сожалениями по поводу Антохиного ареста. Судебные разбирательства затягивались и заседания то и дело откладывались на неопределенный срок. Мне не было жалко Антоху и на слушания я не ходил, в отличие от моих приятелей, которые после в подробностях пересказывали мне результаты заседаний. Я невнимательно слушал их рассказы и вспоминал несчастного бомжа. Никто не занимался причинами его гибели, все списали на несчастный случай, но я никак не мог отделаться от мысли, что его смерть была спланирована и от этого все новости Антохиного дела были мне неинтересны.
Наконец, в середине октября состоялся суд. Зря Женька боялся давать показания против бывшего босса. И без его свидетельств всплыли факты, способные засадить моего дружка всерьез и надолго. По решению судебной комиссии господин Колесников приговаривался к двенадцати годам лишения свободы без права пересмотра дела. Об этом я узнал все от тех же приятелей, ввалившихся ко мне однажды поздним вечером, чтобы отметить завершение дела. По их реакции сложно было определить, обрадовал их исход процесса или огорчил, поскольку к полуночи они весело орали песни, запивая все это моим коньяком. Когда любые признаки цивилизации и интеллекта надежно растворились в алкогольных парах, один из гостей привалился ко мне и обдавая крепчайшим свежаком, пьяно поделился: «Нашему Антохе еще повезло! Если бы тот кассир добрался бы до зала суда со своими показаниями, то впаяли бы двадцатку. Но кассир не добрался, поэтому у Антохи есть все шансы встретить пенсию на воле…эх, Тишка, – вдруг всхлипнул приятель. – высокие задачи требуют решительных мер!…А Антоха дурак…»
После чего тяжело рухнул на пол и оглушительно захрапел.
Когда до меня дошел весь смысл услышанного, я со злобой пнул ногой лежащее на полу тело и процедил сквозь зубы: «Суки…» Я был на удивление трезв, и выпитая прямо из горла бутылка водки «Абсолют» только добавила желание блевануть, оставляя мозги кристально свежими.
Утром проспавшаяся шайка ни слова не помнила из того, о чем так настойчиво вещала накануне. Пошатываясь и морщась от головной боли, руководители столичных контор и предприятий с трудом расползались по домам, по дороге договариваясь как-нибудь встретиться еще. Захлопнув дверь за последним гостем, я вдруг подумал, что никакая это не дружба, пронесенная через года, о чем так трогательно пели вчера мои гости. Ради влиятельного денежного мешка, явно отстегнувшего им приличную сумму, они не побоялись пойти на преступление. Мне же поленились отыскать более- менее приличного адвоката, хотя я тоже считался их другом. Ради меня старался другой человек, считающийся мне никем, но продавший ради меня единственное свое имущество. Так что же есть настоящая дружба?
В ноябре мне позвонил адвокат господина Колесникова и вежливо попросил меня от лица своего клиента навестить его в тюрьме. От удивления я не сразу подобрал подходящие слова, но решил, что будет даже любопытно послушать, чем еще решил себя развлечь господин Колесников.
Антон Кириллович сильно изменился за последние полгода. Вместо толстого, уверенного в себе и в своей непогрешимости человека, в комнату для переговоров шаркающей походкой вошел ссутулившийся, похудевший старик. В первую минуту я не сразу узнал в нем друга детства и на его радостную улыбку только вежливо кивнул.
«Что же ты, Тиша, так быстро забываешь друзей? – назидательно прошамкал Антоха, сохраняя привычную отеческую интонацию»
Он не вызывал жалости, или сочувствия, или сострадания. Он вызывал омерзение. И его наигранное добродушие будило во мне чистую злобу.
«Я никогда ничего не забываю, Антоха,»– произнес я, глядя на его рыхлое лицо. – и твои попытки закопать меня я тоже не забыл. Но как видишь, все же пришел по твоей просьбе. Чего ты хотел?»
«Я был очень не прав, Тихон, – неожиданно серьезно и безо всякого позерства вдруг заявил Антон. – я слишком заигрался и поверил в свою безнаказанность. Я ведь всегда завидовал тебе, Тихон!»
Я усмехнулся и стал ждать продолжения выступления.
«Да, завидовал, – покачал головой Антон. – сначала меня раздражало в тебе твое равнодушие к комфорту, богатству, деньгам. Тебе всегда хватало того, что у тебя было. Согласись, это не могло не раздражать. Я посвятил свою жизнь, добиваясь успеха, славы, богатства и всего того, к чему стремиться настоящий мужчина. Я шел по головам, не считаясь с моралью. Тебе же было достаточно каких -то крох, а ведь ты был моим лучшим другом. Когда я предложил тебе место под солнцем, я был уверен, что власть и деньги снесут тебе голову. Этого не случилось. А твоя благотворительность в отношении того честного бродяги стала последней каплей. Почему ты такой, Тихон?! Даже сейчас, вместо того, чтобы обрушить на меня свою ненависть, ты стоишь тут и вежливо слушаешь! Что еще нужно сделать, чтобы нарушить твою вечную самодостаточность?!»
«То есть ты затеял все это просто для того, чтобы посмотреть на мою реакцию? Просто из -за этого?! Мне грозил реальный срок за то, чего я не совершал! – в моей голове не укладывалось все, чему я стал свидетелем. Возможно, тюремное заключение как- то повлияло на Антохины мозги и выдало это под влиянием момента.
«У меня всегда все получалось, – с непонятной гордостью произнес Антон. – не могло не получиться и в этот раз. Но какой -то бродяга, никому не нужный бомж, снова все испортил. Снова! Я ошибся. Но двенадцать лет не слишком долгий срок… хотя я не ожидал, что все закончится именно так…»
Антоха что -то невнятно забормотал, глядя перед собой, и уже не обращая на меня никакого внимания. До конца нашего свидания он так и просидел, неразборчиво перечисляя все свои прежние достижения и успехи, строя несбыточные планы на свое далекое будущее и покачиваясь в такт своим словам. Наконец, конвоир не слишком вежливо подтолкнул Антона Кирилловича, напоминая, что время свидания вышло. Антоха будто очнулся и неожиданно осмысленно посмотрел на меня.
«Спасибо, что пришел, Тихон,» – произнес он. – наступит время и мы с тобой увидимся где-нибудь еще…»
Например, в аду, мысленно добавил я и, кивнув ему на прощание, вышел в коридор.
Вопреки уверениям любезного Антона Кирилловича, меня тоже можно было вывести из равновесия. Сейчас, детально вспоминая его откровения, я едва сдерживался, чтобы не втащить кому-нибудь просто для того, чтобы унять душившую злобу. Если бы не Женька, я сейчас был бы на месте Антона и этот факт, возможно, вызывал бы у него только чувство морального удовлетворения от удачно проведенного психологического эксперимента. С трудом обретя душевное равновесие, я зашел в ближайший кабак и от души накидался крепчайшим алкоголем, перебирая в голове эпизоды своего недолгого общения с Женькой и тридцатилетней дружбы с Антохой. А потом отыскал в телефоне номер Насти и пригласил ее к себе, не очень рассчитывая на ее согласие.
Настя приехала ближе к вечеру и с порога поинтересовалась, куда я так надолго пропал и нет ли чего-нибудь новенького в моей жизни. Я не стал рассказывать подружке все то новенькое, что украсило мою жизнь в этом году, стремясь, наоборот, вытеснить это из головы другими впечатлениями. Рано утром я проснулся от позвякивания посуды на кухне и отчаянно пожелал, чтобы вся эта история мне просто приснилась. Настя снова готовила мне кофе и строила планы на выходные.
«Помнишь, как в прошлом году ты обещал свозить меня на море? – вдруг вспомнила она. – сейчас там наверно уже слишком холодно, но было бы неплохо сейчас погреться на солнышке. Я ведь целый год никуда не ездила, представляешь? Все мои впечатления ограничивались прогулками по паркам. С ума сойти, бродила по аллейкам с утра до ночи, как какой-нибудь бомж! Жесть полная!»
Сравнение с бомжом как по команде вернуло мне все недавние воспоминания, и я глубоко вздохнул.
«Я очень сочувствую тебе, милая,» – произнес я, скрывая раздражение. – давай с наступлением весны я отвезу тебя на побережье. А сейчас там действительно холодно.»
Что- то в моей интонации насторожило Настю и она, наскоро собравшись, пожелала мне приятного дня и ушла. Я не стал ее останавливать, потеряв к свиданию всякий интерес.
Глава 10.
Ноябрь в Москве выдался безумно холодным. Почти каждый день принимался срываться снег, а ледяной ветер превращал его в свистящую вьюгу. Прохожие старались не задерживаться долго на улице и торопливо разбегались по теплым квартирам. Я по утрам заставлял себя подниматься с кровати и выползать во двор, чтобы отправиться на работу, а вечером снова забраться под одеяло. Однажды я отогревался горячим кофе, сидя после работы на кухне, когда в мою дверь раздался звонок. Видеть сейчас своих приятелей я совершенно не желал и уже подумывал проигнорировать их визит, но звонок настойчиво повторился. Нехотя поднявшись я отправился в прихожую и распахнул дверь. На пороге топтался Дергачев, одетый явно не по погоде в тонкую куртку и легкие джинсы. В первую минуту я подумал, что ошибся и принял за него другого человека, однако раздавшийся знакомый голос развеял мои сомнения.
«Впусти меня, Тихон, я совсем замерз. – вместо долгих приветствий произнес Женька, и я отступил на шаг, пропуская в квартиру неожиданного гостя»
«Ты как тут? – спросил я. Я никогда не верил в истории про выходцев из преисподней, привидения и тому подобную чушь, однако в эту минуту я вспомнил сразу все мистические истории по этой теме. Не отдавая себе полного отчета в своих действиях, я протянул обе руки к Дергачеву и крепко обхватил его за плечи. Сквозь ледяную куртку я ощутил реальное тепло вполне живого Женьки и отметил, каким худым стал мой внезапно оживший приятель.
«Ты же погиб тогда, на пожаре? – снова спросил я, усмехаясь нелепости ситуации»
«Очевидно, не погиб, – просто отозвался Женька. – но я рад, что ты тогда так подумал и не начал меня искать.»
Я втянул Дергачева в комнату и, усадив в кресло, вопросительно уставился на него, ожидая продолжения. От удивления я совсем забыл о манерах хозяина и даже не предложил своему гостю перекусить с дороги, выпить чего-нибудь горячего или просто предложить ему снять мокрую обувь, насколько абсурдной казалась мне эта встреча. Когда я перестал удивляться и обрел способность воспринимать действительность, я снова выдернул из кресла легкого Женьку и с силой прижал к себе, слушая как колотиться барабаном его живое сердце. Женька улыбнулся и пробормотал в ответ на мой порыв:
«Я настоящий, Тихон, все в порядке. Дай мне отдышаться, и я расскажу, что случилось той ночью!»
Пока Дергачев приходил в себя, я сварил ему кофе и притащил сухую чистую одежду, поскольку его собственная требовала хорошей стирки. Когда наконец мой гость немного согрелся, я узнал о событиях страшной ночи.
Проводив меня домой, Женька лег спать, по привычке прислушиваясь к шорохам и стукам за стенами своего жилища. Сначала ему ничего не казалось необычным, и он начал проваливаться в сон, как вдруг почуял резкий запах гари, проникшей в комнату сразу со всех сторон. Женька вскочил с кровати и кое как нацепив одежду, бросился к двери. Однако все усилия ее открыть ни к чему не привели. В темноте Женька не сразу разглядел, что в небольшой комнатушке есть кто -то еще. Мимо него метнулась неясная тень, весьма ощутимо ударив его под дых. Женька вывернулся и успел разглядеть фигуру человека, также, как и он минуту назад, рванувшую к входу. Женька не стал проявлять чудеса гостеприимства, поскольку шум огня теперь слышался отовсюду, а дым затянувший маленькое помещение мешал нормально дышать. Не раздумывая дольше, он выбил окно и кубарем вывалился наружу, чудом не угодив в пламя. Дергачев не стал так же выяснять причины пожара, понимая, что это явный поджог и рванул прочь, теряясь в темноте. Ему, к сожалению, были слишком хорошо знакомы окрестности, и он без труда нашел себе пристанище до утра, наблюдая оттуда, как догорает его жилище. Утром, когда от домика остались обгоревшие балки, начал собираться народ, громко обсуждающий событие. Потом, к немалому Женькиному удивлению, приехавшие пожарники вытащили из-под обломков обгоревший до неузнаваемости труп его ночного гостя. Тело погрузили в машину и увезли, вероятно уверенные в том, что хозяин домика погиб. Понимая, что все что произошло ночью, было чьей-то плохо продуманной акцией, Женька решил воспользоваться шансом и скрылся с глаз. Он легко связал появление людей в черном, визит незнакомца и явный поджог с делом о большом боссе и посчитал правильным пока не показываться на глаза никому. Прячась по густым посадкам и питаясь чем придется, Женька ждал удобного момента отыскать единственного человека, способного если не помочь ему, то хотя бы выслушать и не прогнать сразу. Но к сожалению, такой случай подвертываться не спешил, я уехал с побережья, и Женька снова остался один.
По понятным причинам, несчастный бродяга не мог появиться в деревне, он никому больше не доверял и был вынужден до холодов скитаться по посадкам. Наконец он принял единственно правильное решение, как казалось ему тогда, отправиться в Москву. Учитывая, что до столицы было полторы тысячи километров, наступала зима, а все деньги и документы сгорели, добраться до столицы у Женьки шансов не было. К тому же Дергачев добровольно объявил себя мертвым. Словом, от отчаяния Женька совсем перестал соображать, потому что двинулся в столицу пешком. Пройдя по трассе совсем небольшое расстояние, Дергачев осознал невозможность своей задумки и просто сел на обочину дожидаясь, когда на него наедет какая-нибудь фура. Однако судьбе было угодно дать бродяге еще один шанс. Через сутки такого его просиживания, его подобрал какой- то дальнобойщик и довез до Твери. Оттуда Женьке было немного попроще добраться до столицы, но больше никто не соглашался за здорово живешь везти его в Москву и Дергачеву ничего не оставалось, как добираться до туда пешком. Каждый день бомж думал о том, что вот сегодня наконец все закончится, но всякий раз отыскивал в себе силы двигаться дальше. От голода и холода мысли путались и однажды в его голове поселилось настойчивое: «нужно просто лечь и уснуть. И тогда все точно закончится».
С каждым пройденным километром мысль становилась все более объемной, и когда Женька наконец добрался до столицы, заняла собой все его сознание. Тогда Дергачев принялся подыскивать себе место для вечного ночлега. Но то дорога была слишком оживленной, то окружающие здания слишком красивыми, только Дергачев не решался портить собой столичные пейзажи. К тому же он был уверен, что в городе ему вряд ли позволят довести задуманное до конца. Так за всеми размышлениями он незаметно добрался до Алтуфьево, где жил я. Отыскав мой дом, он наудачу позвонил в мою дверь.
Я слушал Женьку и верил, и не верил ему. Рассказ Дергачева не был наполнен пугающими подробностями и от этого становился еще страшнее. Мне казалось невероятном, что в современном мире возможны такие истории. Когда Женька замолчал, я задал ему ставший уже традиционным вопрос: «Что ты намерен делать дальше?»
«Я не знаю, – едва слышно ответил он и вдруг разрыдался. Он очень неумело всхлипывал, размазывая грязь по небритым щекам и изо всех сил старался спрятать от меня свои слезы. Я молча и терпеливо ждал, пока вместе со слезами уйдет напряжение и страх, а когда Женька немного успокоился, позвал его на кухню. Там я накормил гостя и предложил ему ложиться спать. Моих приглашений много не потребовалось, поскольку Женька уснул прямо за столом. Кое как перетащив его на диван, я набросал на него одеял и принялся в который раз придумывать выход из ситуации.
Дергачев проспал почти двое суток. Когда вечером следующего дня я вернулся домой, то обнаружил его сидящим на диване и недоуменно рассматривающим мою гостиную.
«Я до сих пор не верю, что добрался до тебя,»– произнес он, едва увидев меня в дверях. – ночью мне снилось, что я ползу по склону какой -то ямы, проваливаясь в землю. Но ползу вниз. Я очень вымотался от этого занятия и когда открыл глаза, то был уверен, что занимался этим наяву»
«Сколько времени ты шел до Алтуфьево? – поинтересовался я, стаскивая куртку»
«Я не помню, – усмехнулся Женька. – я старался не останавливаться по дороге. Иногда мне перепадало кое -что из еды, но это случалось очень редко. Всего пару раз.»
