Читать книгу: «История бродяги. Метаморфозы», страница 6
Неведомые процессы, запущенные в моем организме, теперь видимо не нуждались в моем сонном состоянии. Уже к обеду я уменьшился еще на пару размеров, чем вызвал у Жени неконтролируемую панику. Теперь, если бы он и разбирался бы в химических премудростях, он не за что бы не сумел собраться с мыслями, насколько потерянным был его взгляд.
«Тихон, – обратился он ко мне, – ты помнишь, как учился в колледже?»
Вопрос был задан некорректно, поскольку по моим данным, в колледж я еще даже не поступал, но я не стал уточнять пугающие нюансы и просто помотал головой.
Я не видел больше смысла в поисках неведомого противоядия, просто тупо ожидая, когда наконец Женя завернет меня в пеленку и оставит вопить от голода в тесной хижине. Мой сосед тоже видимо это понял и не отрываясь пялился на меня, стремясь разглядеть во мне неизвестно что.
Так мы просидели еще пару часов. Во мне продолжали происходить необратимые процессы, неуклонно приближающие меня к возрасту ясельного младенца. Я со спокойным равнодушием наблюдал за тем, как мои крепкие ладони прямо на глазах приобретают младенческую пухлость, а мой голос становится тихим и нежным. В каких-то книжках, прочитанных мной, говорилось, что в подобных ситуациях принято пересматривать свою жизнь, делать выводы и просить прощения, однако в моей голове жило сейчас абсолютное, совершенное «ничего». И это «ничего» мешало мне подводить итоги.
Внезапно в моей голове появилась мысль о том, что в сущности, терять мне по большому счету нечего, необходимые знания, способные мне помочь, у меня отсутствовали и затягивать томительное ожидание больше не имело смысла. Я кое-как сполз со стула и смешно ковыляя, добрел до рабочего стола. Я уже не дотягивался до рабочей поверхности и, обернувшись к замершему Жене, попросил его приподнять меня повыше. Он послушно подхватил меня на руки и наклонил над столом. Мое решение не вызывало во мне страха, я был уверен, что в любом случае, со всем этим нужно побыстрее закончить. Ухватив первую попавшуюся колбу, стоявшую ко мне ближе всех, я опрокинул в рот ее содержимое. На мои решительные действия Женька ответил только едва слышным вздохом, но мешать мне не стал. Он или совершенно свыкся с мыслью, что обратной дороги нет или до сих пор верил своему ученому. Об этом я старался не думать, опрокидывая в глотку содержимое еще одной колбы.
«Довольно! – раздался надо мной голос моего соседа. – остановись, Тихон!»
Женя опустил меня на пол и снова сел на стул. В его движениях не было осмысленности, все что он делал, вызывало ассоциации с механической куклой, однако его глаза продолжали неотрывно следить за мной. Наевшись непонятных реактивов, я забрался на диван и свернувшись в комок, зажмурился. Все, что бы не произошло со мной, не вызвало бы у меня никакого интереса, мне хотелось, чтобы мое существование прекратилось прямо сейчас. Но возможно во мне еще говорил подростковый максимализм. Перед моими глазами плыли радужные пятна, появляясь из глубины сознания и уплывая куда-то вдаль, превращаясь в мутные точки. Такое кружение некоторое время развлекало меня, но вскоре исчезло, сменившись непроглядной темнотой, и мир вокруг перестал для меня существовать.
Глава 11.
Когда-то очень давно Дергачев вполне искренне желал ненормальному Тихону провалиться в ад, вместе со своими химическими фокусами. Со временем, это неосознанное желание сменилось вполне оправданным опасением за жизнь и здоровье одержимого безумца, безрассудно бросающегося в свои немыслимые опыты. Эти опасения не были навязчивыми и появлялись лишь изредка, когда заигравшийся мажор чересчур увлекался научной деятельностью. Но никогда еще Дергачев не испытывал в отношении Тихона такое безграничное отчаяние, какое рождалось в нем сейчас. При всей своей равнодушной отстраненности и безоговорочной принадлежности к избалованному мажорскому миру, со всеми вытекающими последствиями, Тихон вызывал у бродяги искреннюю симпатию. А доверие, оказанное Женьке, и вовсе возвысило мажора в глазах бродяги к недосягаемым высотам. И вот теперь все это должно закончиться. Так, во всяком случае, думал Дергачев наблюдая стремительные перемены, происходящие во взбалмошном мажоре.
Маленький синеглазый карапуз, бывший когда-то гениальным ученым, ворочался теперь на продавленном диване, пытаясь заснуть. Чем мог закончиться этот сон, Дергачев не знал. Все, чему он стал свидетелем за последние пару суток, тоже казалось ему сном, немного напоминающим тот, что привиделся Тихону после аварии. Однако, в отличие от Тихона, Дергачев не спал и все видел наяву. Малыш Тихон заворочался во сне и отвернулся от Дергачева. Женька накинул на него одеяло и снова присел у стола, бестолково оглядывая стоящие там колбы. За окном давно стояла непроглядная темнота и тишина, разбавляемая шумом набегающих на берег волн. Женька невольно вспомнил последнее их с Тихоном совместное приключение и усмехнулся. Тогда, во всяком случае, у них был шанс выбраться из той задницы, в которую они сами себя и загнали.
Сопение маленького человечка странно убаюкивало бродягу. Женькины глаза слипались, и голова сама по себе клонилась вниз. Однако, бродяга изо всех сил гнал от себя настойчивую дремоту, не желая оставлять надолго Тихона одного. Те реактивы, что так смело проглотил мажор, странным образом никак не отозвались на его здоровье и вопреки опасениям Женьки, не вызвали рвоты или отравления. Ничего не вызвали. На какое-то мгновение Дергачев поверил, что в одной из этих колб и кроется то самое противоядие, о котором говорил его ученый. Однако шло время, а малютка Тихон продолжал смешно жевать во сне кулачки и вырастать не желал. Женька на всякий случай поднял одну из стоящих на столе колб и поднеся к лицу загадочную смесь, шумно втянул носом отсутствующий запах. Возможно, что содержимое этих колб окажется обыкновенной водой, немного застоявшейся, но абсолютно безвредной, думал бродяга, по очереди рассматривая и проверяя на запах каждую емкость. Дергачев так увлекся, что не заметил, как в окна несмело просунулись первые лучи нового дня. Для изучения у Женьки оставалась последняя колба, по виду ничем не отличающаяся от остальных. Он потянулся к ней и немного взболтнув ее содержимое, решил попробовать на вкус. Он решительно наклонил прозрачный сосуд и тут же отбросил его прочь, огорошенный словами, отчетливо прозвучавшими за его спиной.
«Не вздумай этого делать, Женя! Неужели в тебе не осталось ни грамма здравого смысла!»
Дергачев обернулся и уставился на своего мажора, сонно щурившегося на первые солнечные лучи.
«Доброе утро, – хрипло проговорил Тихон, выбираясь из одеяльного кокона.»
Женька помотал головой, после чего подошел к сидящему на диване ученому, взрослому, сильному и здоровому, и ухватил его за плечи. Тихон недовольно поморщился от приложенных Женькой усилий и знакомо улыбнулся.
«Все нормально, Женя, – пробормотал он, неловко отстраняясь от потрясенного бродяги»
«Нормально? – прошептал Женька, отступая назад. – нормально…? ты называешь это нормальным?»
Дергачев от неожиданности забыл сразу все слова, оставив себе только одно, которое и решил повторить несчетное число раз, вглядываясь в подтянутую фигуру мажора.
«Успокойся, – очень серьезно проговорил Тихон, – лучше расскажи о своих наблюдениях»
«О чем? – снова потерялся Дергачев. – о каких наблюдениях?»
Тихон вздохнул и поднявшись, принялся натягивать на себя свои джинсы и изрядно помятую рубашку, которая на этот раз оказалась впору.
«О наблюдениях, Женя, – терпеливо повторил Тихон, одевшись, – что происходило со мной за все это время.»
«Ты ничего не помнишь? – недоверчиво переспросил Дергачев. – совсем ничего?»
Тихон помотал головой.
«Когда я принял препарат, я действительно уснул. И по ощущениям проспал неделю. И да, я ничего не помню. Теперь твоя очередь удивлять меня! – в голосе мажора слышалось знакомое нетерпение»
Женька стараясь не упускать ни одной детали, принялся пересказывать события последней пары суток, начиная с пробуждения Тихона в облике мальчика подростка и заканчивая сном годовалого малыша.
«Но ты же должен был сохранить все свои знания, Тихон? – никак не мог успокоится Дергачев, – почему ты ничего не запомнил?»
«Препарат блокировал воспоминания до того, как мой организм запустил процесс омоложения, – задумчиво протянул мажор, рассматривая свои записи, – видимо я перемудрил с составом.»
«Ох, ты так просто говоришь про это, – волновался Женька, – а знаешь ли ты, что твое это перемудрение едва не стоило тебе жизни? Ты в пятнадцать лет даже и не помышлял о химии. И кстати, был первостатейным говнюком! – мстительно добавил Дергачев. – получалось, что препарат готовить было некому, Тихон!»
«Ничего, – отстраненно пробормотал Тихон, – я пересмотрю его состав еще разок. Мне хотелось бы все же запомнить ощущения от вернувшейся молодости…»
На это заявление Женька только всплеснул руками.
«Ты ненормальный, Тихон… – потерянно проговорил Дергачев, устав переживать, – как тебе удалось вернуться обратно в свой тридцативосьмилетний возраст?»
Мажор обернулся и с изумлением уставился на бродягу.
«Это я хотел бы услышать от тебя, Женя, – со знакомым нетерпением повторил мажор, – расскажи мне сам!»
Женька глубоко вздохнул и принялся в красках пересказывать Тихону как тот заливал себе в глотку содержимое всех склянок, оставленных на столе. Ученый очень внимательно выслушал весьма эмоциональный отчет о рабочем процессе и равнодушно буркнул:
«Я на всякий случай заранее приготовил ингредиенты препарата, правда не успел привести их в нужное состояние. Мне повезло, что я выпил их в правильном порядке…»
«А если бы ты нарушил этот порядок? – холодея спросил Женька»
Тихон пожал плечами и невнятно пробормотал:
«Ну тогда бы эксперимент не удался… – и глядя на побледневшее Женькино лицо, добавил – но я не ошибся, это главное. Жаль только, что я ничего не запомнил…»
Дергачев некоторое время тупо рассматривал возвратившегося в свою оболочку Тихона, пытаясь осмыслить его последние произнесенные слова. Вместе с этим осмыслением к Женьке приходило понимание, что все наконец закончилось, что мажор цел и готов к новым экспериментам и это должно было вернуть бродяге душевное спокойствие. Однако вместо ожидаемой расслабленности, Дергачева охватила неконтролируемая злость. Он сам того от себя не ожидая подскочил к мажору и ухватив его за воротник рубашки, глухо прошипел:
«Ты хоть понимаешь, какой ты идиот?! Ты играешься со своей жизнью, как будто она не имеет для тебя никакой ценности! Чего ты хочешь добиться своими недоделанными экспериментами?! Какую ценность для науки могут представлять твои неоправданные риски?! Кому станет лучше, если ты однажды загнешься от своих чертовых препаратов?!» – Голос Женьки креп и набирал силу. Вместе с его гневными фразами уходило напряжение, державшее его двое суток и когда наконец он с силой отшвырнул обалдевшего мажора к стене, к нему вернулась его обычная неловкость, неизменно возникающая в присутствии Тихона. Мажор никак не отреагировал на излишне горячее проявление беспокойства и попросил рассказать еще что-нибудь из своего краткого подросткового периода. Женька приготовился озвучивать свои наблюдения, но не успел даже начать, как дверь хижины приоткрылась и на пороге появилась взъерошенная Варвара. Весь вид девчонки говорил о том, что домой она не возвращалась, а прошлую ночь провела на улице. На ее мятые шорты налипла грязь, волосы спутались, а лицо было покрыто внушительным слоем дорожной пыли. Дергачев, только отошедший от бесплодных попыток внушить мажору правила поведения и техники безопасности, устало уставился на дочь, отыскивая в себе новые слова убеждения.
«Я пришла к Тихону! – важно заявила Варвара и игнорируя ошарашенный Женькин взгляд, прошла в комнату. Там она деловито осмотрелась и, не найдя видимой причины своего раннего визита, растерянно произнесла:
«А где Тихон?»
Женька совершенно потерял связь с реальностью и кивнул в сторону мажора. Варвара нахмурилась и уточнила: «Я говорю о другом Тихоне, том, что приходил к нам во двор. Где он?»
«Его здесь нет, – пробормотал Женька и осененной внезапной идеей, добавил, – но ты можешь рассказать о нем другому Тихону. Он будет очень рад послушать твою версию»
Варвара насупилась и уставившись в пол, решительно заявила:
«Ты выгнал меня, и я не буду ничего тебе рассказывать, а Тихон, он слушал меня, и вообще, он намного лучше тебя! И еще он симпатичный!»
Мажор с интересом слушая выступление, неопределенно хмыкнул, а Варвара неожиданно расплакалась, не выдерживая выбранной роли. Женька обнял маленькую бунтарку и пробормотал: «Пойдем, ты приведешь себя в нормальный вид, а потом я тебя накормлю, и ты расскажешь мне о том, где ты болталась прошлую ночь, идет?»
Она замотала головой, выворачиваясь из Женькиных рук.
«Я поеду домой, к маме и Роне. И нечего нянчиться со мной как с маленькой, – всхлипнула Варя. – я больше не люблю тебя, Женя! И не приеду к тебе никогда!»
Высказавшись, она шмыгнула на улицу. Дергачев успел подхватить капризную девчонку на руки и твердо заявил: «Поедешь, и к маме, и к Роне, но только после того, как приведешь себя в порядок и заберешь свои вещи. Я прослежу за этим!»
Усадив умытую и накормленную Варвару на маршрутку до Ейска, Женька со всех ног бросился к хижине, опасаясь, как бы неугомонный Тихон не принялся снова за свои опыты. Мажор сидел возле стола и снова ковырялся в записях. Эта вполне мирная картина выглядела куда лучше безумных практических упражнений, проводимых ученым.
«А знаешь, Женя, – проговорил Тихон, оборачиваясь на звук открывшейся двери, – я понял, в чем моя ошибка. Разогнавшиеся нейроны, омолаживая организм сами по себе перекрыли всю имеющуюся информацию, поэтому я не мог ей воспользоваться. Нужно будет немного уменьшить пропорции, тогда процессы будут происходить не так быстро. Я составлю новые формулы…»
«Остановись, Тихон, – пробормотал Дергачев, – неужели тебе не страшно снова повторять тоже самое? Ты едва вернулся…»
Тихон недовольно поморщился.
«Я никогда не спрашивал твоих советов, Женя, – отстраненно, но уверенно отозвался он, – не собираюсь начинать и сейчас. Твое участие мне не нужно и не интересно, но ты так рвешься стать частью момента, что я решил дать тебе такую возможность. Если ты еще хоть однажды озвучишь свои опасения, наставления или что-то подобное, я исключу тебя из рабочей группы, запомнил? Можешь вернуться к себе домой и не мозолить глаза!»
Женька ожидал услышать нечто подобное и мало обиделся, но что-то внутри неприятно кольнуло от полного равнодушия со стороны мажора.
«Хорошо, Тихон, – волнуясь проговорил он, – я запомнил. И больше не буду комментировать твои задумки. Но все же скажу тебе, что в моих глазах ты продолжаешь оставаться первостатейным говнюком!»
«Зато я симпатичный, – хмыкнул мажор, отворачиваясь к рабочему столу»
