Читать книгу: «Дух дороги.Сборник рассказов», страница 2
Гадание
Зимний вечер заглядывал в окна комнаты, в которой две девочки-подростка занимались странным, на первый взгляд, делом – резали пополам новую свечу. Перед большим зеркалом на столике стояли две консервные банки, ещё одно зеркало, поменьше, лежало на стуле – они собирались гадать. Когда свеча разделилась на равные по высоте половинки, одна из гадальщиц, темноволосая и темноглазая, опалила спичкой их кончики и ловко вставила в приготовленные банки.
– Аня, туши свет! – распорядилась она.
Вторая девочка, с длинным русым «хвостиком» на затылке, щёлкнула выключателем. Свет уличного фонаря, безнадёжно запутавшийся в морозных узорах на стекле, и жёлтый отблеск свечей превратили знакомую комнату в таинственную ведьмину пещеру, с залёгшими в углах зловещими тенями. Подруги замерли на минуту, привыкая к новым ощущениям. Потом темноволосая сосредоточенно передвинула свечи на столе, выравнивая расстояние между ними и зеркальной поверхностью.
– Ты первая, Ксюша? – подала голос Аня, всё ещё стоявшая возле выключателя.
– Нет, давай ты, – после паузы ответила подруга и отошла от столика. – Это ведь была твоя идея и книжка по гаданиям твоя. Начинай. А я тут тихо посижу.
Аня сделала шаг, остановилась нерешительно, но узкая ладонь толкнула её в спину:
– Иди-иди.
Аня вздохнула. Наверняка Ксюше тоже не по себе, поэтому она и пропустила её вперёд, но разве она признается! Девочка привыкла мириться с самолюбием подружки и без возражений, прихватив маленькое зеркало, уселась у стола. В конце концов, мысль устроить святочные гадания на самом деле принадлежит ей, хотя без Ксюшиной энергии идея так и осталась бы идеей.
«Необходимо сосредоточиться», – вспомнила она фразу из книги, выставляя зеркало перед собой как щит. И, когда в туманном стекле напротив возник уходящий в бесконечность коридор, на самом деле забыла обо всём – о притихшей за спиной подруге, о времени, о реальности. «Суженый-ряженый, приходи ко мне ужинать», – повторяла она про себя, вглядываясь в точку схождения двух светящихся стен. И, конечно, увидела его – тёмный силуэт, быстро надвигающееся лицо, именно то, которое она так мечтала увидеть.
– Чур! – крикнула Аня, быстро вскакивая. Поручиться, что образ, стремительно приближавшийся к ней из глубин зеркала, не коснулся его поверхности, что, по примете, сулило несчастье, она не могла, но тревожиться было просто некогда.
– Ты видела? Узнала его? Рассказывай! – уже тормошила её Ксения.
– Видела… – прошептала Аня, и губы её против воли растянулись в широкую глупую улыбку. – Видела… Это Алёшка… Вдруг это правда, Ксюш?! Вдруг он мой суженый на самом деле?
Глаза Ксении восторженно заблестели.
– Конечно правда, Анька! Ой, как здорово! Теперь я!
Девочки поменялись местами. Аня, свернувшись клубочком на диване, наблюдала за подружкой, замершей перед зеркальным коридором. Пламя свечей освещало её профиль – чуть вздёрнутый нос, пухлые щёчки, неизвестно откуда взявшиеся при стройной фигуре, короткая стрижка. Аня совсем не такая, у неё нос прямой, глаза огромные, что неудивительно при её худобе. Мама называет её «Прозрачная», но это ей идёт. И почему бы Алёшке, который нравится многим её одноклассницам, не влюбиться именно в неё?
Высокий, светловолосый, всегда улыбающийся открытой доброй улыбкой – как здорово было бы пойти с ним на дискотеку, всем на зависть. А потом… Когда она закончит школу и медицинское училище, в которое твёрдо решила поступать, а Алексей устроится работать… Наверное, автомехаником или электриком, он любит всякую технику. «Золотые руки у парня», – говорили о нём взрослые.
Но помечтать всласть Анечке не удалось. Не прошло и десяти минут, как Ксюша неожиданно встала и, даже не пытаясь зачураться, отошла от зеркала. Не произнося ни слова, она зажгла люстру, и Аня увидела хмурое задумчивое лицо подруги.
– Ничего я там не увидела, – сердито сказала она, задула свечи и сразу переставила их на тумбочку. – Глупости одни твои гадания.
– Может, надо было ещё подождать? – несмело заикнулась удивлённая Аня, но осеклась, получив в ответ:
– Мне домой пора, уже поздно!
Когда за Ксенией захлопнулась дверь, Аня решила наконец обидеться. Часы показывали только половину девятого, а жила подруга через дом. Она явно видела в зеркале что-то, чем не захотела делиться. Немного поразмышляв о том, что бы это могло быть, Аня махнула рукой. Захочет – сама расскажет, а не захочет… У Ани тоже есть гордость. Радуясь, что родители ещё не вернулись из гостей, девочка включила на полную громкость магнитофон и поудобнее устроилась на диване.
На другой день, в школе, Ксения вновь стала прежней, весёлой и заводной, но любые разговоры о том вечере поддерживать категорически отказывалась, так что Ане пришлось отступиться.
Жизнь шла своим чередом. Близился к концу выпускной класс. Ксения поговаривала о бухгалтерских курсах, Аня утвердилась в решении стать медсестрой. Во время разговоров с «суженым», как она про себя стала называть Алексея, у неё сладко замирало сердце. Всегда приветливый парень шутил с ней, но всё же не выделял из общего круга знакомых, на что она втайне надеялась. Однако он не проявлял особого интереса ни к одной из девчонок, поэтому Аня не огорчалась, считая, что времени для устройства личной жизни у них с Алексеем ещё много. Именно «у них», – с каждым днём она всё сильнее верила, что однажды её «суженый» признается ей в любви, считала это делом решённым и только досадовала от невозможности делиться своими планами с подругой – разговоры об Алексее теперь вызывали у Ксении такую же реакцию, как и воспоминания о святочном гадании.
Уже приближалась осень, давно отшумел выпускной бал, и остались позади волнения, понятные любому, кто хоть раз в жизни назывался «абитуриент», когда Аня, словно вынырнув из бурлящей пены вступительных экзаменов, огляделась вокруг и поняла, что времени для счастья у неё не осталось.
Слух о свадьбе Ксении и Алексея прогремел как гром среди ясного августовского неба. Никто из знакомых не замечал между ними «особых» отношений, которые так трудно бывает скрыть, но пожалуйста – женятся.
Приглашение на свадьбу Аня получила непосредственно от подруги, постучавшей в её калитку однажды вечером.
– Анечка, ты не сердись, у нас всё так быстро получилось, мы оглянуться не успели, – говорила Ксения, ковыряя яркоокрашенным ногтем кору старой яблони. – Пока ты экзамены сдавала. Ты же знаешь, я срезалась уже на первом, вернулась домой, а тут Алёша. Он никуда не поступал, ему в армию скоро.
Аня слушала, отвернувшись. Ей было неуютно и холодно, но не потому, что посвежело от наступающих сумерек. Остро, как укол, девушка почувствовала – время сказок закончилось и её самой, беззаботной, уверенной в обязательном своём счастье, бесстрашно зовущей чудес, нет больше и не будет. Совсем другая взрослая Аня стояла под яблоней и слушала незнакомую взрослую Ксюшу, говорящую такие скучные, такие безнадёжно взрослые слова.
– Ну, что ты молчишь? Почему ты так обиделась? Я знаю, что он тебе нравился, только скажи, кому он не нравился в нашем классе? – прервал её размышления Ксюшин голос.
– Я его любила, – ответила Аня и добавила про себя: «И сейчас люблю».
– Если бы ты любила, давно бы уже закадрила, – чуть поучительным тоном возразила Ксения. Всё-таки в их паре она всегда была главной. – Ты даже мне не говорила про свою большую любовь, откуда я знать могла?
Прежняя девочка вспыхнула бы от обиды и возмущения, возможно, расплакалась, пытаясь объяснить, что улыбчивых белокурых принцев на белых конях или отполированных до блеска мотоциклах не «кадрят», их терпеливо ждут, но новая повзрослевшая Аня только уронила:
– Ты слушать не хотела, – продолжая смотреть на соседский заросший бурьяном огород.
Ксюша притихла и вдруг взяла подругу за руки, потянула, разворачивая к себе лицом.
– Анечка, прости меня. Я… я виновата, очень, – её голос задрожал, и Аня с удивлением заметила слезу на круглой щёчке подруги.
И, разумеется, они помирились. В конце концов, сказала себе Анна, её влюблённость в Алексея была такой детской, а жизнь отныне начиналась взрослая, и для разрыва с лучшей подругой нужен повод повесомей. И она согласилась прийти на праздник.
Вскоре после свадьбы молодой муж отправился исполнять гражданский долг, а супруга перебралась от свекрови обратно к родителям, где усиленно готовилась к новому поступлению.
– Тоже мне семейная жизнь, ни то ни сё, – осуждающе говорила Анина мать. – Учудила твоя подруга. Неужели не могли год-другой подождать? Ведь ребёнка-то нет.
Аня отмалчивалась и зарывалась по самый нос в учебники и конспекты. Учёба стала для неё самым главным делом – и в течение недели в райцентре, и по выходным, которые она проводила дома. Результат был налицо, только радовал он родителей и преподавателей, а не саму Аню. Она решила, что во взрослой жизни вообще мало радости, и смирилась с этим.
Ксюша не заходила к ней. Хотя для всех они оставались подругами, возврата к прежнему доверию не было и быть не могло – это понимали обе. Аня облегчённо вздыхала, садясь в понедельник утром в автобус, – выходные миновали, ей не пришлось поддерживать с подругой вежливый и тягостный разговор ни о чём. Так прошёл год.
Новый слух потряс село: Алёша возвращается домой. Раньше времени и… с ампутированными ногами.
Когда его привезли, вереница людей, пожилых и молодёжи, потянулась в дом, отмеченный горем, – каждый хотел выразить сочувствие, поддержать хотя бы словом. Пришла и Аня.
Алёшина мать, которую она первой встретила во дворе, лишь махнула рукой в ответ на её приветствие. Отчаяние в потухших глазах женщины, так напоминающих глаза сына, поразило девушку. В них словно отражалось безрадостное будущее, ожидающее эту семью, и будущее самой Ани, каким она его видела – серое, тоскливое.
В комнате Алексея её ожидало второе потрясение. Разве может быть Алёшей этот худой, осунувшийся парень на постели? Коротко стриженные волосы как будто потемнели, глаза ввалились, вместо голубых стали серыми…
– Лёша… – вырвалось у неё, и горячий туман наполнил глаза.
Незнакомый парень посмотрел на вошедшую, попытался улыбнуться… Бледная тень такой светлой и тёплой когда-то улыбки подействовала на Аню как взрыв на плотину – слёзы полились рекой. И вышло так, что не она, а он утешал её, гладя по волосам слабой исхудавшей рукой.
– Мама вот тоже плачет. А чего плакать? У меня ведь, кроме ног, всё здоровое. Я отлежусь немного и работу найду. Буду всякие утюги-мясорубки в починку брать, проживём… И ты не плачь, Анюта, – говорил он, но в голосе его чувствовалась боль, от которой Ане становилось ещё горше. Бедный Алёшка! Сдерживая слёзы, она, как могла, пыталась подстроиться под его бодрый тон, и так они проговорили больше часа.
Лишь выйдя за ворота, Аня вспомнила о Ксении. Где она? Почему её не видно в доме, почему не сидит у мужниной постели? Почему позволила ей, Ане, плакать на Алёшиной груди? Она же его жена…
Ответ на свои вопросы Аня получила в тот же вечер. Как и в прошлый раз, в сумерках, Ксения вошла во двор. И опять сидели они под старой яблоней, и вновь темноволосая говорила, а другая слушала.
– Я, когда увидела его, слова сказать не смогла, повернулась и бегом выбежала. Ты знаешь, по-моему, никто не удивился, ни он сам, ни родители. И мои не удивились, когда я вернулась. Как будто никто и не ждал, что я с ним останусь… Хорошо ещё, что не венчались и детей не успели завести.
Она помолчала, будто собираясь с духом.
– Я очень виновата перед тобой… и перед Алёшей. Не возражай, ты ведь не всё знаешь. Помнишь вечер, когда мы гадали у тебя? Я так и не сказала, что в зеркале увидела. А там был… человек на костылях. Лица не разглядеть, а силуэт чёткий-чёткий. И я испугалась. Думала – ты вот в зеркале кого хотела, того и увидела, а я – что? Рождена с калекой жить? И решила свою судьбу сломать. Ты только не подумай, что я Алёшу тебе назло окрутила, просто вышло так. Он как-то под рукой оказался… и его просто было окрутить, он наивный был, как телёнок!
Ксения разрыдалась, закрыв лицо руками.
– Анечка, я так виновата перед вами! Ты ему нравилась, он часто про тебя говорил, только я тогда лишь о себе думала. Надеялась твою судьбу перенять, боялась с калекой жизнь прожить. А теперь думаю – вдруг это я Алёшу сглазила? Может, не выйди я за него, он бы не стал таким…
– Что же ты делать будешь? – растерянно спросила потрясённая Аня.
Ксения вытерла слёзы.
– Я буду разводиться, – решительно сказала она. – Я всё уже обдумала. Знаю, что гадко, но не могу его даже видеть! Как подумаю, что из-за меня всё… На учёбу пораньше уеду, а там как-нибудь перемелется. Ты попроси у него прощения за меня… Я ведь его даже не любила.
Уличный фонарь светил в окно, впечатывая в стену резную древесную тень, тускло блестело большое зеркало, то самое, в котором хозяйка комнаты разглядела однажды свою судьбу. И сама она была тут, сидела на постели, глядя в полумрак огромными бессонными глазами. Аня словно заново открывала мир, в котором жила в детстве, его краски и звуки. Нет, жизнь не разделилась на две половины, она всегда была единой, просто Аня на время перестала её узнавать, потому что ей завязали глаза. И вот повязка снята. И прежняя девочка стала одним целым с нынешней повзрослевшей Анной, и она твёрдо знала, что её ждёт, и твёрдо была уверена – ждёт её счастье.
