Читать книгу: «Марта», страница 7

Вскочила с постели, босые ноги утонули в толстом мягком ковре. Рубашка на ней была роскошная, очень тонкая, необычная. Оглянулась удивленно вокруг. Кровать огромная, украшенная позолотой и искусной резьбой по дереву. Рядом с ее подушкой еще одна, примятая. На ней, явно, кто-то еще лежит. Дана похолодела. Она не у себя дома. Кто с ней на кровати? Видно, почувствовав ее взгляд, этот кто-кто зашевелился и встал. Отшатнулась, закрыв глаза ладонями.

― Разве так чуден лик мой, – иронично прозвучали первые слова.

Застыла, будто увидела огромную страшную змею, глядя на жуткого человека-зверя. Вмиг перехватило дыхание. Беспомощно заморгала, как завороженная, глядя на этот ужасный вид, что вселял отвращение и страх в душу несчастной девушки. Зрелище было не из приятных.

― Вы кто, – прошептала едва.

― Со вчерашнего дня твой законный супруг, милая барышня.

Ее аж всю передернуло от таких слов.

― Вон из моей спальни, – храбро показала на двери. -Чтобы через пять минут и духу вашего здесь не было. Ко мне сейчас должны прийти… мама. И, кстати, у меня сегодня настоящая свадьба. Я выхожу замуж за горячо любимого мной человека. А Ваше, как Вы понимаете, присутствие может не понравиться моему жениху.

― Боюсь разочаровать юную леди, но вчера нас обвенчали в нашей церкви, и отныне Вы моя законная супруга. А сейчас сюда зайдут король с королевой, поздравить нас с первой брачной ночью, – горько усмехнулся.

― Что-о-о, – протянула, начиная злиться, Дана, хотя все возрастающая тревога жгла душу ледяным ознобом. Как девичьему сознанию принять неприемлемое.

Открылась настежь дверь и в комнату вошла королева со своей свитой.

Медленно повернулась к пришедшим, еще не доверяя своим глазам. Потрясенная и сгорающая от стыда, что стоит полуголая перед целой толпой человеко-тварей, девушка осознала, что это не сон. Хотелось отвернуться, бежать, куда глаза глядят.

Дана поняла, это не призраки, что велением мысли могут растаять в любую минуту. Это страшная, не поддающаяся разуму, действительность. С ней случилась истерика. Она бросилась с кулаками на своего мужа. Королева, дико стрельнув черными, будто само пекло, глазами, поспешила со своей свитой удалиться. Еле заметным жестом приказав забрать невестку с собой.

***

Очнулась в комнате, оббитой темно-синим гобеленом, расшитой звездами, на небольшой кровати. В углу горел, сердито потрескивая, камин. Возле, на полу, светлый ковер. Сползла с кровати, заглядевшись на огонь, уткнувшись телом в мягкий ворс. Беспрерывно плакала, шумно всхлипывая время от времени. Догорая, огонь в камине вспыхнул последний раз ярко-красною искрою и, зашипев обиженно, угас.

Успокоилась поневоле, только торопливый нервный вздох хлипко будоражил мертвую тишину. Слабые отблески света пробивались откуда-то сверху и переливались со звездами на стене. Но вот стало темно, будто в глубоком погребе. Зашмыгавши носом, пододвинулась к двери, прислонилась, не заметила, как уснула, совсем ослабев.

Проснулась от шума отпираемой двери. Поднялась, все еще тихо всхлипывая, держась за стену. В голове сонно туманилась тяжелая недоступная мысль. Двери открылись. Зашли две служанки, неся в руках свечи.

Темноту разъедало желтоватое тусклое их пламя. На золотом подносе платье. Ловко надели его, под руки вывели в коридор. Дана вернулась в опочивальню. Дверь тихонько захлопнулась за нею, она увидела мужа, сидящего за небольшим туалетным столиком, уронившего голову на руки. Тоскливо заныло сердце, лучше бы ей назад, в ту комнату со звездами. Что она может испытывать к этому человеко-зверю? Даже жалости ни капли за его жуткое уродство. За что ей наказание такое. И где теперь Кирей? Что он думает?

Присела на лаву, покрытую мягкой шкурой зверя необычного. Злорадно подумала, наверно кого-то из своих ободрали. Они почти все мохнатые.

― Прости меня, меньше всего хотел обидеть, – глухой низкий голос. – Так неожиданно появилась там, в церкви, будто само небо прислало тебя.

― Отпусти домой, – простонала жалобно. – Я домой хочу, к маме. – Подумала, добавила для пущей верности, – к жениху. Там гостей наехало столько. Как они сейчас без меня? Верно, все ноги истоптали, ищущи.

― Я не могу, – увидев резко распахнувшие глаза, в которых снова блеснула слеза. – Нет, я не держу тебя. Ты свободна. Только домой тебе не добраться.

― Почему? – выдохнула с облегчением.

― Иди сюда, – поманил рукой. Дана напряглась испуганно.

― Не бойся, не трону тебя. Подойди, покажу что-то.

Открыл занавеску тяжелую, бархатную и перед глазами предстала картина удивительная. Будто небо звездное перед нею, только не обычное, к которому привыкла. Так светло, аж глазам больно. Солнце огромное и рядом еще одно, сияющее, тоже большое.

― Вот твой дом, – кивнул на голубую планету. – Как туда вернуться, я не знаю. Сотни лет назад к вам попасть можно было легко. Прошли изменения, и путь этот закрылся.

Ноги подкосились, Дана присела, завыв тихо, будто голодный волчонок.

― Не плачь, – голос смягчился. – Может, придумаем что-то еще. Во всяком случае наши звездочеты получили такое задание. Мать обещает перстень какой-то диковинный достать. Он обязательно поможет тебе вернуться домой.

А пока никого не бойся. Как моя жена и будущая королева, ты в безопасности.– Увидев испуганные глаза Даны, успокоил, – не волнуйся, это только для прикрытия. Никакая ты мне не супруга. Думаю, мы найдем способ вернуть тебя. Я выйду на время, а ты потихоньку приходи в себя, оглядывайся на новом месте.

Обессиленная, легла на подушку. Голова отказывалась верить в происходящее. Только сейчас вспомнился рассказ Наины. Она и Эльдар родом с этой планеты. Но они же смогли стать нормальными людьми. Правда, у них перстень волшебный был и шар хрустальный. Может, об этом кольце говорил ее муж. Но, как оно сюда может попасть. Помнится, там, на Земле его выкрали. Сколько так пролежала, пока не скрипнула осторожно дверь, и не зашел он, ее супруг.

У дальней стены грозно ощерил пасть, пугая черным провалом глотки, камин, искусно выложенный из необработанного камня. Пол возле него вымощен из красного отполированного мрамора, с затейливым геометрическим узором. На нем огромный шерстяной ковер. Небольшой диванчик, деревянная резная качалка с подлокотниками в виде львиных голов.

Немного дальше две каменные скамьи. Подошел к камину, чиркнул спичкой и поднес к приготовленной заранее растопке и поленьям. Огонь, будто обрадовавшись, сразу же вспыхнул пламенем, расцвеченным голубыми и красными языками. Комната озарилась мерцающими, танцующими бликами.

Молча кивнул головой, приглашая подойти. Боязно села на краешек дивана, искоса поглядывая на весело пляшущие огоньки пламени в камине. Принялся расставлять на круглом столике чайные приборы. Без удовольствия, машинально пила чай и ела лепешки. Заворожено смотрела на огонь.

― Смирись с настоящим, придется немного потерпеть, пока найдется выход, – неуверенно начал разговор, помешивая поленья в камине длинной кочергой.

― Сколько?

― Не хочу лицемерить, но придется подождать. Даже не день и не два.

Екнуло сердце девичье. Мягкий умоляющий голос его вызвал очередной прилив тоски, навеял горькие воспоминания.

― Там Кирей меня ждет. Свадьба должна была быть. Получилось, обманула всех. Они же не знают, где я делась. Решат, что предательски сбежала из-под венца.

Сколько обиды жгучей подарила любимому! Ему так тяжело было, все сомневался в чувствах моих. Надо же было такому случиться, чтобы, наконец, поняла, что люблю его. Как люблю! как сильно тоскую сейчас! Хоть бы на мгновение голос услышать, к груди его прижаться. Увидеть сторонку свою родную. – Глаза слезами наполнились…

― А небо там… какое дивное!… звезды… такие тихие! По берегу разлитого солнца резвиться, что дитя, закат…

И ночи там нежнее шелка. Звенит, не умолкая, влюбленная трель соловья. Рассветы густые, бескрайние нивы умывают росою жемчужной. Медом напоены луга.

По долине широкой несет свои воды река – матушка. Так глубока она и полноводна! Купается солнце в могучей волне и плещется рыба в прозрачной воде. Рыбацкие лодки с богатым уловом спешат к берегам, где несчетные стада пасутся. Свирель пастушья тешит слух напевом ласковым.

В тенистых лесах там кукушка считает года… Древние дубы и сосны звонкие соперничают с ветром напористым. Он, игривый, все тучки в одну соберет – дождь теплый, тихий прольется. И таким блаженством наполнится земля!..

Родная сторонка, прекрасна, как чудо, как мама любима, и так же до боли близка. Я знаю, лучше нигде не сыщешь! Да, разве, меня ты поймешь?

Пауза долгая, неудобная повисла в комнате. Эхом едва слышным отбивались последние слова девушки, пронзенные отчаянной тоской, от мягких, оббитых красным гобеленом стен. Медленно качался в кресле, склонивши голову на грудь, раздумывая над ее словами,

–Много и много веков тому назад наша планета была похожа на вашу, такая же зеленая и теплая. Такая же живая и уютная. Люди здесь тоже жили добрые, отзывчивые, красивые. Правил тогда Совет Мудрейших, которых избирали каждые десять лет.

Испокон веков так было. Все были довольны и счастливы на протяжении многих и многих лет. Время шло и стали появляться первые люди, которые вначале тихо, потом все громче, стали высказывать недовольство.

Они хотели приумножить свое состояние, увеличить наделы земли. А для этого необходима была власть, что давала возможность завладеть всем, о чем мечтало сердце жадное.

Стали подыскивать сторонников своих идей. Отбери и властвуй – главная цель. А так как было их не один и не два, а великое множество, появились отряды, вооруженных до зубов, бандитов.

И вскоре войны, что, казалось, никогда не закончатся, принесли на планету пожары, разруху, голод, холод, ужасные болезни и смерть. Некогда веселые города превратились в пустынные, заброшенные развалины. Плодородные поля пришли в запустение. Выгорели или вырубились леса. Кровью залита земля. Повсюду слышался голодный плач детей – сирот и безутешные рыдания матерей, потерявших в этой кровавой бойне сыновей.

Кругом, куда ни глянь, одни трупы, которые уже некому было хоронить. Мужчины заняты были тем, чтобы забрать у соседа дом, его землю, его жену или дочерей. Нарушено было равновесие между добрыми и злыми силами. В этой смертельной схватке зло победило.

Не мог на все это смотреть безучастно Спаситель. И сорвалась наша несчастная планета со своей орбиты и понеслась по Вселенной, словно песчинка малая, в каждое мгновение, грозя развалиться.

Тогда собрались все женщины и стали горячо молить Бога о помиловании. Были услышаны их молитвы, планету оставили невредимой, приблизив почти вплотную к Земле, сделав ее спутником небесным.

Снова очень многие погибли тогда. Остались только избранные. Они вынуждены были закапываться, чтобы спастись от лютой стужи. Солнце остыло для нашей планеты. Вечная мерзлота полонила ее.

Тогда к власти пришли мои далекие предки. Они смогли сплотить оставшихся в живых тех немногих, которым по велению Неба судилось продолжить свой род. Совместный труд по благоустройству сплотил их. Вместе дружно трудились над перестройкой когда-то могущественного государства.

Лишившись навсегда зеленых лесов и плодородных долин, солнечного тепла и благословенных дождей, им пришлось приспосабливаться к новым условиям. Это заставило работать мысль. Наши гениальные ученые создали город под землей, где есть тепло, свет и вода. Где выращивается достаточное количество овощей, фруктов и различных диковинных растений.

Научились делать все мыслимое и немыслимое. Даже золото, бриллианты, серебро – все это усилием мысли. Благосостояние и радость поселилась в нашем подземном городе. Затеплилась надежда на счастливое будущее.

Но таилось и снова возрождалось зло. Зависть и жадность спрятались по ущельям и углам укромным. Предательство раскрыло свою голодную пасть. Снова стала проявляться могущественная и враждебная сила зла. Переплелись в душах жадность и зависть, подлость и высокомерие, ложь и лицемерие, злоба и недоброжелательность. И тогда еще раз наказаны были мои соотечественники и все их последующие поколения. Они потеряли человеческий облик. Стали такими, какими ты сейчас нас видишь. Вот такая грустная история.

― Разве уже ничего нельзя изменить? Может, опять собраться всем вместе, и просить о прощении. Авось, смилуется Небо и пошлет милость свою.

― Историю нашего мира знаю только один я. По крайней мере, мне так кажется. Остальные же довольны своей настоящей жизнью, а о прошлом не знают, или не хотят знать. Есть у меня тайна одна тайная. Спрятана за потайной дверью, ключ от которой ношу на груди. Нет доступа к ней никому.

Уютно потрескивал огонь в камине. Дана немного успокоилась. Значит, выход для нее какой-то все-таки есть.

―С тех пор давних, незапамятных осталось поклонение и обожествление женщины, что смогла спасти планету от разрушения. И, если мужское и женское начало сбалансированы, в нашем, довольно-таки благоустроенном мире, царит гармония и счастье.

Когда нарушаются – снова может возникнуть хаос. Зло дремлет, хотя власть его, как ты видишь, здесь вечна и незыблема. Мужчина у нас считается созданием духовно и физически несовершенным, пока не пройдет через плотское познание священного женского начала. Мальчик, а не муж. И только рядом с достойной себя женщиной он получает все, что делает его могущественным человеком в нашем закрытом мире. Вот и мой черед настал. Скоро должен пройти обряд посвящения в короли.

Задумался, забыв о камине. Огонь стал гаснуть, шипя обиженно. Опомнился, подкинул поленья снова.

― Мать моя уверена, кто сам родился сапожником, не может иметь в роду принцев. От зайчихи не жди львенка. Поэтому в жены девушку мне подбирали очень тщательно. Долго изучали достоинства будущей королевы, ее таланты.

Хотя во сне ко мне приходила девушка не похожая на предполагаемую невесту. А тут ты. Так неожиданно и чудесно.

Голос его мягкий, низкий, успокаивал, навевал сон. Согнувшись калачиком, не заметила, как уснула. Последние слова утонули в сморившей ее дремоте. Осторожно отнес ее, сонную, на постель. И потом еще долго сидел у камина, задумчивый и невеселый.

Так друг за другом потекли тоскливые, безрадостные дни. Только вечерами разговоры их в сумерках приглушенных. Он, чувствуя ее отвращение, старался сидеть в темноте. Дана, благодарна, что не приходится смотреть на его жуткий, отталкивающий вид, пыталась выяснить, что нового у королевских звездочетов.

Из слов мужа следовало только одно, перемен в ее жизни в ближайшем будущем не предвиделось. Потом перестала верить в то, что пытается ей помочь. Она догадывалась, что хочет, чтобы она навсегда осталась в этом мире. Время для размышлений было достаточно. Все равно, что бы ни было, должна исчезнуть из этой жизни, хочет он этого или нет. И пусть их фантастический мир даже погрузиться во тьму, даже распадется. Ей до этого нет дела. Она хочет домой. На Землю. К маме.

***

Королеве матери очень не нравилась семейная жизнь сына. Ей было обидно наблюдать, как сторонится принца странная его жена, что ничего, кроме страха и отвращения она к нему не испытывает. Сердцем своим чуяла, как страдает сын. Она понимала, что только исчезновение неугодной невестки сможет наладить жизнь наследника.

План созрел быстро. Надо просто выманить невестку из покоев, а там уже все произойдет само по себе, будто случайно. Принц, наконец, сможет жениться на девушке из их круга. За ужином сегодня была, как никогда, любезна. Лично сама приготовила чай для королевича.

Когда вернулись в спальню, он, на удивление, сразу крепко уснул. Дана, поборов в себе чувство страха, попыталась растормошить, но его, будто кто мертвой рукой обвел. Увидела на расстегнутой шее ключик, висевший на массивной золотой цепочке, весь усыпанный бриллиантами. Боязно оглянулась, осторожно сняла. С глухо бьющимся сердцем вышла в коридор. Там никого. Вначале нерешительно, потом все быстрее пошла по коридору. Каждый шаг гулким эхом отзывался в длинном, пустом помещении.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, интуитивно остановилась перед высокими деревянными дверьми. Сгорая от нетерпения, глубоко втянула в себя воздух. Пронзило острое чувство вины, отчаянно смешанное с робкой надеждой.

Толкнула тяжелые двустворчатые двери, они бесшумно распахнулись. Постояла на пороге, осматривая небольшой круглый зал с массивной каменной колонной посередине. Ощущение было такое, будто заглядывает в пасть страшного, чудовищного зверя.

Мрачное, красноватое освещение мешало что-то хорошо разглядеть. Собравшись с духом, тихонько скользнула в зал. Тонкий, голубоватый лучик высвечивал пятно на противоположной стене за колонной.

Там оказалась железная дверь, искусно украшенная чудным орнаментом. Руками, дрожащими от нетерпения, вставила ключик в замочную скважину, повернула, дверь легко открылась.

На мраморном изящном столике, на золотом подносе стояли две, разные по величине, пустые золотые чаши, густо украшенные самоцветными камнями. Рядом мраморное изваяние очень красивой молодой женщины. Видно, богиня. Удивительное по красоте ожерелье. Тут же удобное небольшое кресло. И это все, – скривилась Дана, огорчившись. – Вся тайна.

На стене, прямо перед ней, висел портрет знакомой до боли, женщины. Пригляделась и поняла, что это Наина. Она смотрела на нее с печальным укором. Заморгала виновато, – я так домой хочу, к маме, – привычно пронеслась знакомая мысль… и тут она увидела мать, точнее ее глаза, печальные, виноватые. Дана от неожиданности села в кресло. Мурашки пробежали по телу. Лицо обдало теплым ветерком. Где-то наверху заворковали голуби. Слезы хлынули из глаз обильные.

― Мамочка, я так увязла в жутком мире. Здесь мгла беспредельна, а утро не наступит. Смешались дни и ночи, переплелись, не разделить. Здесь птицы не поют и облака над головою никогда не проплывут. Вверху над нами вечная зима. Запорошила снегом вьюга злая пустынный, вымерзший пейзаж.

Тут властвует обман. Слова притворством и враньем пронизаны. В негостеприимном доме этом постель моя так холодна… Я постоянно с кем-то, каждый раз одна. Как я скучаю, мамочка!

Хочу стать паутинкой и обмануть судьбу. К тебе вернуться лучиком рассветным, лицом в ладони теплые уткнуться и рассказать о жизни теперешней своей, такой тоскливой…если б ты знала, мама!

Никогда не перестану ждать встречи нашей. Ты не устанешь верить, что мы встретимся, да?… Когда?…

Тихо слезы глотая, – благодарна судьбе коварной, что вижу сейчас глаза твои ласковые. Мам, знаешь, – всхлипнула,– я досыта наговорилась сама с собой. Ты же ко мне даже во сне не приходишь.

Как высказать все те слова, что для тебя всю жизнь по малым крохам собирала. Моя любовь была немногословна, признания не горячи. А ныне, между нами, немая и глухая вечность!

Мамочка, я так тебя люблю! Не представляешь даже, как плохо без тебя. – Тыльной стороной ладони вытирает слезы обильные,– почему все так? Так мало времени была с тобой, опять одна. Неужели все прошло, пропало? Мечты, любовь? Как дальше жить? Как мне тебя увидеть? Мамочка, хоть на мгновение сон мой некрепкий потревожь! Приди в глухие грезы осторожно…

Я знаю, не в силах прошлое вернуть, знаю, исправить невозможно. Как дальше жить, скажи, родная? Неужели не вернусь в твои объятия? Неужели судьба решила все за нас, и снова подло в жизнь ввязалась уже в который раз?

В пепел пережечь свою тоску хочу, и не могу, отчаяние задушить силенок не хватает.

Мое сердечко плачет, не прячет слез. Только слез этих не видать. Горючие, стынут они в груди измученной и каменеют. Мама, становится каменной душа моя.

Знаю, я это предчувствую, печаль невыносимая да черная тоска порвет сердечко слабое. И крик, моей души неслышный зов, потонет в этом мире жутком.

Может, хоть тогда вернусь к тебе. Звездочкой ясной упаду поздним вечером в сон твой тревожный и расскажу, как тяжело мне было здесь без тебя, без Кирея, что уплыла от вас и других берегов счастливых не нашла. Скажу, прости, что жизнь твою согреть любовью и заботой не смогла, что подарила боль разлуки своим поступком необдуманным. Прошу, прости!

И, может, тогда все печали, все мои страдания осколком льда растают в твоих ладонях и утекут сквозь пальцы в землю живую, прорастут травой-дурманом. И навсегда останется с тобой моя душа.

Стало расплываться изображение,

― Мамочка, – испуганно залепетала, – не улетай, не исчезай! Прошу, возьми меня с собой! Не оставляй! Мне страшно так и одиноко.

Судьба недобрая из лоскутков отчаяния и печали скроила платье подвенечное, и подарила венок, цветами белыми укрыв уколов острые шипы. Венок, который день не вянет у меня на голове, и каждое мгновение ранят тайные иглы, терзают душу мыслью жуткой, не отступая даже ночью. Тоска склонилась над изголовьем корявым месяцем, оскаливаясь, хрипит мне песни злые.

… так и не дошла! Не дошла я до алтаря. В этом венке из скрытых шипов, в платье из лоскутков недоброй доли повенчана с чужим суженым, для кого ночи мгла гостеприимней, чем ясный свет теплого солнышка. Невестой больше мне не быть.

Любовь несмелая моя, не вспыхнув даже, как трепетный огонек свечи, угасла, оставив в душе огарок темный.

Над пропастью бездонною стою и не могу свернуть с назначенной дороги. Не в силах изменить судьбу и не могу смириться. Нет сил ни умереть, ни жить…

Мне душу рвет безумный крик отчаяния, и не могу я крикнуть. Надо любить, а не могу! Как полюбить чудовище, какое вероломная судьба подкинула вместо мужа пригожего?

По щекам слезы катятся беспрерывные. А изображение тает быстрее, все быстрей.

― Хватит трепа слезливого, – резко яркий включился свет.

Оглянулась и увидела, что кругом полно народа. Королева со своей свитой, и сзади муж пробирается к ней через густую толпу. Огорошенная, прижалась спиной к колонне. Краем глаза поймала темную, мигом мелькнувшую тень, и сразу взрыв мощный, сильнейший взорвал все вокруг.

Очнулась в малюсенькой комнатке с каменным, неотесанным полом. С одной деревянной кроватью. Стол грубый, деревянный, тяжелый табурет. Свесила ноги с кровати, медленно встала, ощущая, как холодны каменные плиты пола под босыми ступнями. Этот холод, казалось, поднимался по ногам все выше и выше. Ее стало знобить, на сердце тяжестью давила мысль, что случилось. Роскошное платье порвано до лоскутков, она окровавлена. Осмотрела себя, будто все цело-невредимо.

Чья же тогда эта кровь? С потолка струился слабый молочный свет. Казалось, она слышала беспомощные крики отчаяния, рыдания брошенных, никому ненужных людей, или нелюдей. Значит не одна в этом каменном мешке. Это могло показаться невероятным, но именно здесь чувствовала себя защищенной. Поняла, что ее наказали за вторжение в святые святых, тайну принца. Откуда кровь?

Потом время для нее смешалось. Настоящее и будущее переплелось в тягучее, невыносимо жуткое ожидание. Сколько здесь уже находилась, не поймет. В определенное время приносили бурду, похожую на чай и лепешку. Поняла, что это ее последние дни. Приняла, как должное, без огорчения и без сожаления. Так даже лучше. Скорей бы …

VII

Блудная душа.

На площадь с веселым любопытством таращилась своими арочными окнами харчевня, успешно конкурируя с церковью. Вначале влиятельные отцы города были недовольны таким соседством, но хозяин сумел кое-кому угодить. И стала постройка известным на весь город питейным заведением, где часто проводили долгие вечера эти же самые мужи, иногда даже со всем своим многочисленным семейством, распивая чаи со свежей ароматной сдобой.

Деревянная, двухэтажная, с резными дубовыми балконами внутри, харчевня была довольно-таки ухоженной и уютной. На втором этаже размещались удобные номера для желающих снять комнату. Везде чисто, много цветов и всякой заморской зелени.

Хозяин усердно и неустанно хлопотал, чтобы к нему на огонек заглядывали почаще. Днем заходили выпить холодного кваску или отведать горячих наваристых щей, выгодно продавшие свой товар, суетливые и щедрые купцы. Иногда и рюмочку-другую опрокинуть. Благо рынок городской находился рядом.

Маменьки с детками да с няньками приходили полакомиться чужеземными сладостями. Почти каждый вечер устраивался концерт. Здесь пела любовные романсы местная знаменитость, пышногрудая, ослепительно раскрашенная блондинка. Танцевали варьете молоденькие, одна краше другой, девочки.

Хозяин, как умел, изо всех сил приманивал клиентов. Постоянно подавался свежий, холодный квас, сделанный по особому, только ему известному, рецепту. Чай был отменный, завезенный специально с далеких заморских стран. Вино, наливка и другие горячительные напитки только наилучшего качества.

Голь перекатная, что на последний грошик могла упиться и тут же у порога уснуть в обнимку с обшарпанной шапчонкой, доступу в помещение не имела. У широких, гостеприимно распахнутых дверей, всегда дебелый охранник, детина с кулаками, что кувалды.

Владелец так бойко и умело вел свое дело, что в заведении всегда было полным-полно народу. Хотя очень часто на людях скулил, клялся-божился, что несет сплошной убыток и что только по слабости характера тянет дальше это, крайне невыгодное для него занятие.

Марта, не посмев уйти из города сразу, поселилась в одной, из любезно предоставленных учтивым хозяином, уютной комнатке. Деньги на первое время у нее имелись. Решила немного осмотреться, а там видно будет, куда пойти, куда податься.

Сидела за столиком, на всякий случай, подальше от окон, неспешно наслаждаясь душистым чаем, искоса поглядывая на посетителей. Недалеко двое мужчин, с удовольствием хлебали рыбный ароматный супчик, запивая небольшими порциями водочки.

Скуластый, с редкой бородкой из темных жиденьких волос, все время бросал многозначительные взгляды в сторону одинокой Марты. Она отводила глаза, будто не замечая его игривых подмигиваний. С ним громко договаривался о чем-то рыжий, с широким окладом бороды, подсадистый мужик. Рядом чернобровый, широкоплечий, довольно привлекательный молодой человек сидел один, ел, молча, быстро, не оглядываясь по сторонам.

За соседним столиком молодые барыньки угощали сладостями своих шаловливых детей, оживленно переговариваясь между собой. Возле окна двое около неизменного самовара. Словно два брата, оба тучные, с облезшими красными макушками, с опухшими после тяжелого похмелья глазами. Они шумно потягивали горячий чай с блюдечек, лениво обсуждая вчерашний концерт.

Вертлявый, белобрысый официант, услужливо поставил перед ними на широком блюде очередную порцию еще горячих пирожков. На полусогнутых ногах, слегка наклонившись вперед, небрежно смахнув кончиками тонких пальцев соринку с белоснежной салфетки у себя на локте, терпеливо ожидал следующих распоряжений, искоса оглядывая зал.

Вечерело. Озорные солнечные зайчики напоследок скользнули по блестящим самоварам, заиграли в хрустале рюмок, веселыми бликами расцветили стекла.

― А что, брат, скучно у вас нынче в заведении стало. Каждый день одно и то же. – Подул осторожно на горячий пирожок, посмотрел на него и решительно засунул в рот целиком. Жмурясь от удовольствия, стал его медленно пережевывать.

― Только напиться можно и всего – то. – Поддержал с готовностью другой. – Потом голова болит, словно бочка пустая гудит.

На что обиженный официант ответил, что посетители здесь не выпивохи какие-нибудь, что ухом землю достают у порога заведения, и что вечером в гостях у них будет гость чужеземный.

***

Слух молниеносный уже пронесся по всему городу, сегодня необыкновенный, сладкоголосый артист будет петь. Друг за другом, неторопливо важно и обстоятельно чинно собирались недоверчивые гости, себя показать, и на других поглазеть. Постепенно собралось народу прилично. Почти все столики были заняты. Многие пришли с женами.

Шумно переговариваясь, не спеша пили чай, громко и чинно прихлебывая ароматный напиток с блюдца, терпеливо ждали обещанного.

На некоторых столиках высились распочатые бутылки вина. Немногие позволили себе начать вечер с рюмочки. Все это будет потом, ближе к полуночи: и песни горластые, и пляски неуемные.

Наконец долгожданное действие началось. Тяжелый занавес, вздрогнув испуганно, застыл и поплыл, разбивая надвое небольшую сцену. Раздались жиденькие хлопки.

Заиграла веселая музыка. На сцену выпорхнули яркими, пестрыми бабочками вечно юные особы в коротеньких пышных платьицах, в светлых ажурных штанишках. Старательно отпрыгав номер, ускакали под громыхающую мелодию за занавес.

Застыла напряженная тишина. Вышел седенький, сухонький старичок благообразного вида с гитарой в руках. Присел на краешек стула. Бородка клинышком, словно пучок волос приклеился, глаза хитрющие. Шустрые пальцы, как бы нехотя, ударили по струнам. Замер на мгновение, склонившись над инструментом, прислушиваясь к чистому звуку.

Начал, словно нехотя, ловкими пальцами перебирать струны тугие. И вот запела, затужила родимая, покорно доверяясь мастеру.

Тут вышел мужичок с широкой, торчащей седым веером бородой. Старательно запел об обманной любви. Бас его рокотал мягко и проникновенно. Посетители, недовольные началом вечера, что видели и слышали уже не раз, стали шумно переговариваться друг с другом.

После них на сцену выплыла дородная девица. Верно, звезда местного разлива. Встретили ее намного охотнее. Особенно старались молодые люди, сидевшие полукругом впереди. Они шумно аплодировали своей любимице.

На круглом лице ее глупое выражение самодовольства. По всему видать, что знаменитость гордиться крепким, цветущим телом, пышным бюстом, сильным голосом. Она, одетая в блестящее длинное платье с большим, вызывающим вырезом на груди, горделиво окинула оценивающим взглядом публику, снисходительно кивнула поклонникам, томно подняв глаза, с побеждающей страстностью запела о праве на счастье.

― Опять эта выползла про любовь размазывать, – послышался недовольный ропот среди женщин. Они не жаловали певицу своею благосклонностью в отличие от своих влюбчивых, доверчивых мужей. Она раздражала своим тупым высокомерием, вызывающе игнорируя их присутствие.

Сегодня у большинства никак не получалось нужного лирического настроения. Сидевшие за передними столиками, молодые кавалеры, еще пытались создать приличный вид торжественного внимания. Они старались аплодировать артистам с чрезмерным усердием. Зато сзади сидящие, те, что попроще, и в большинстве своем, постарше, выражали явное неудовольствие.

Главного виновника торжества не видно было.

Тут Марта заметила Вирену с мужем. Они сидели за столиком одни. Обед заказали обильный, напитков мало. Граненый графинчик с мутноватой жидкостью и бутылка вина с пестрой этикеткой. Кушал супруг, нахваливая местную кухню. Вирена выпила рюмку, не больше. Не ела, не пила, только ковырялась вилкой в тарелке. Заметно было, что, явно, недовольна происходящим.