Читать книгу: «Ошибки нужно совершать», страница 2

– Привет, Эстер! Ведь говорил – зови меня Тедди, – между строк заметил он. – А почему тебя не было в школе?

По тишине на том конце провода Тедди понял, что спросил что-то не то.

– Ты в порядке?

– Относительно, – уклончиво ответила Эстер. – Всё в мире относительно.

Это был её любимый ответ на любой вопрос.

– Я… В общем-то я хотел тебя попросить помочь… Если ты, конечно, не занята…

После этих слов перед глазами Эстер вспыхнула яркая картинка: она отстегивает поводок Трис. Она ведь всего лишь хотела помочь, а вот к чему это привело. Вот как она помогает, вот чем это заканчивается!

Вдруг словно волна воды накрыла Эстер. Ей стало нечем дышать, на лбу и даже на ладонях выступил пот, ноги стали ватными и её откинуло на спинку стула. Эстер чуть не выронила телефон, попутно глотая воздух, доступ к которому вдруг словно перекрыли. Однако это состояние ушло также быстро, как и пришло.

– Извини… – еле проговорила она в трубку. – Я… Я очень плохая помощница.

– Эстер? С тобой всё хорошо? Тебе самой не нужна помощь? Я мог бы…

Но Эстер отключила телефон и бессильно опустила руку.

«Что со мной? Что это было?»

Эстер вбила в поисковик симптомы, и очень скоро поняла, что это похоже на паническую атаку, только очень короткую.

«Только панических атак мне не хватало» – Устало подумала она.

Потом мысли Эстер вернулись к Теодору, и сердце её растаяло от этого. Она вспомнила, как два года назад поняла, что бесповоротно в него влюблена.

Вообще, они были знакомы ещё давно благодаря Заре. Зара и Теодор дружили семьями с самого рождения, ходили в один детский сад, только вот попали в разные классы в школе. Зара сдружилась с Эстер, а потом познакомила её с Теодором.

Тедди был довольно средней внешности: белые волосы и янтарные глаза, типичное для парня телосложение. В касту «самых крутых парней» его вывело другое – его личные качества. И начать нужно с того, что Теодор вовсе не подозревал, что все девчонки за ним охотятся и что он относится к «крутым парням». Когда они пытались с ним флиртовать, он думал, что они просто хотят общаться, и вежливо разговаривал с ними. Никакие намеки на романтику Тедди не хотел считывать, и девушки уходили ни с чем. И дело не в том, что Теодор был слишком глуп или физически не считывал этих знаков, он, конечно, всё понимал; просто он не хотел усложнять себе жизнь и общение с другими людьми – Тедди был слишком вежлив для того, чтобы разбивать сердца отказом или играть с ними, потому что никакая из тех девушек, кто пытались добиться его сердца, ему не нравилась.

Популярности Тедди способствовало всё: его вежливость, скромность и почти рыцарское благородство, начитанность и умение играть на гитаре. После того, как однажды он сыграл на гитаре на школьном концерте, целую неделю ему пришлось прятаться каждую перемену в туалете, потому что поклонницы стали слишком навязчивыми и мешали ему читать, а отгонять их он не хотел, потому что это очень неприятно и невежливо. И когда первоклассница умудрилась подарить ему маргаритку со школьной клумбы, а потом засмущалась и убежала, Тедди поклялся никогда больше не играть на гитаре публично.

Эстер видела сумасшествие, происходящее вокруг Тедди, но они с Зарой, которая была ему как сестра, только смеялись над происходящим. Эстер убедила себя, что никогда не войдёт в этот «клуб сумасшедших фанаток Тедди». Но никогда не говори никогда.

Однажды Эстер пришла в школьную библиотеку взять книгу на выходные и неожиданно встретила Теодора, который уже выносил оттуда целую стопку.

– Привет! – Вежливо улыбнувшись, поздоровался Тедди.

– Привет! Что ты тут такое несешь? – Тоже очень вежливо поинтересовалась Эстер.

– Это… – Тедди замялся, оглядывая стопку. – Я решил перечитать любимого автора. Герберта Уэллса.

– Вау, – удивилась Эстер, опять оглядывая высокую стопку. – Это фантастика, если я не ошибаюсь? Просто я в основном раньше была по детективам, но, думаю, пора почитать что-то новенькое. Не порекомендуешь?

Тут Эстер оторвала взгляд от стопки и посмотрела на Тедди. Никогда она ещё не видела его лицо таким сияющим. Она даже немного опешила.

– Конечно! – Как никогда радостно воскликнул Теодор. – Пойдем, я тебе всё расскажу.

Они вернулись в библиотеку и сели за один из столов. Тедди поставил стопку рядом с ним, брал по одной книге и рассказывал всё, что знал сам.

Вы когда-нибудь замечали, как ярко загораются глаза человека, когда он рассказывает о чём-то, чем он увлекается или любит? Этот огонь может загореться неожиданно на любую тему, о которой вы даже не догадывались, но как не хочется его гасить, когда он уже зажегся! И как бы ты не торопился, как бы неинтересна тебе была бы эта тема, но если человек говорит о ней со страстью, недоступной другим, ты волей-неволей остановишься, прислушаешься и будешь слушать до тех пор, пока он не исчерпает себя. И даже после рассказа остается такое приятное послевкусие, как будто с тобой поделились частичкой этого огня, и теперь твоё сердце пылает также.

Именно так рассказывал Тедди о Герберте Уэллсе. Сначала библиотекарша шикала на него, когда он говорил слишком громко, но потом он всегда возвращался к прежней громкости, и она поняла, что это бесполезно. А когда она поняла, что он говорит о книгах, то и вовсе перестала злиться.

Эстер не смотрела никуда, кроме глаз Теодора. Она теперь видела не просто янтарные красивые глаза, в которые так повально влюблялись все девчонки, но заметила этот огонь, эту заинтересованность. Эта так преобразило его глаза и его лицо, что Эстер волей-неволей задумалась, что, пожалуй, Тедди очень даже ничего, но сразу же отогнала эти мысли, ведь он просто друг!

В конце концов Теодор вручил Эстер всю стопку книг, потом забрал, потому что Эстер было тяжело её нести, помог донести до класса и ушёл на свой урок. А Эстер так и думала о нём весь день.

Через пару месяцев на своём дне рождения Зара попросила Тедди сыграть на гитаре и спеть. Он смутился, но не мог не исполнить просьбу именинницы, а тем более своей подруги и почти сестры. Теодор взял непонятно откуда взявшуюся у Зары гитару, немного её настроил, прокашлялся и начал играть.

Сначала он играл и пел зажато, смущенно, отвыкнув от внимания публики. Но потом он начал забываться за любимым делом и стал петь и играть всё вдохновеннее. Он не смотрел вокруг, а иногда даже прикрывал от удовольствия глаза. Он действительно очень любил играть и петь.

Эстер следила за его тонкими музыкальными пальцами, ритмично и четко, но без рывков снующими по гитаре. Это всё было так красиво, что Эстер не могла не восхищаться.

«Боже» – поймала себя на мысли Эстер. – «Я что, восхищаюсь руками Теодора, моего давнего друга? Нет, так нельзя!»

И Эстер запретила себе смотреть на руки и решила слушать только голос.

Но стало только хуже. Его голос действовал не хуже любого дурмана или рук. Он был бархатистым, низковатым в нужных местах, но очень мелодичным. Эстер поняла, что наслаждалась не самим видом рук или звучанием голоса, но мастерством, с которым Тедди играет и поёт. Хоть и сама она не играла на инструментах и не пела, Эстер имела необходимый слух, чтобы понять и уловить это мастерство.

Когда он закончил, Эстер поинтересовалась, как он выучился так хорошо играть. Тедди засмущался и ответил:

– Я рад, что тебе понравилось. Я, на самом деле, просто всегда хотел этому научиться, но слуха не было. Когда родители подарили гитару, я сначала долго тренировал слух, а потом занимался гитарой каждый день по несколько часов. И сейчас так стараюсь, только времени маловато.

В этот момент сердце Эстер вдруг быстро забилось. Она уважительно посмотрела на Теодора, потом вдруг покраснела, смутилась, и решила уйти. Теперь ей было так сложно разговаривать с Тедди, потому что нужно было говорить правильно, понятно, поддерживать веселый и живой диалог, и не давать ему скучать. Эстер вдруг поняла, что раньше с Тедди было всё проще. И если бы она была немного искушённее в таких вопросах, то знала бы, что это не что иное, как влюбленность. Но Эстер ещё этого не знала.

Через еще несколько месяцев Эстер и вся школа узрела удивительную историю.

Группа парней-старшеклассников повадились задирать юбки девочкам и фотографировать их. Никакие жалобы на них не действовали. Девочки совершенно перестали носить юбки и платья, а мучились в длинных теплых брюках.

Когда Тедди узнал о таком безобразии, он предпринял интересный и неожиданный ход – он подговорил почти всех парней школы прийти всем вместе в один день в юбках, которые они попросили у девочек. В школьных правилах ничего не было написано по поводу ношения юбок парнями, поэтому учителя даже не смогли их поругать, тем более что так нарядилась половина школы. А когда они узнали, ради чего это было сделано, то и вовсе перехотели их ругать.

На одной из перемен Теодор и еще несколько очень грозно выглядящих парней подошли к тем «фотографам» и задиралам, и при всех объявили им, что чтобы ещё хоть раз сделать так, как они делали, им нужно будет сначала сфотографировать их самих в юбках. А учитывая, как грозно они выглядели, не нужно говорить, что такое безобразие в школе прекратилось.

Вся школа, не сговариваясь, перестала общаться с этими задиралами, и такое продолжалось бы долго, если бы Теодор не убедил всех, что их наказание уже достаточно длительное, и задиралы поняли свою ошибку. Так все снова постепенно начали с ними разговаривать.

На Эстер эта история повлияла очень сильно. Когда она позже спросила у Тедди, зачем он сделал это, он ответил, непонимающе взглянув на неё:

– Разве не нужно помогать тем, кто беззащитен в таких ситуациях? Я почувствовал, что у меня есть силы на такое, и сделал это.

И Эстер призналась, что безнадежно влюблена в Теодора. Но не в его волосы, глаза или руки, не в его популярность в школе, но в пылающий в его глазах огонь, его благородство и вежливость даже с теми, кто этого не всегда заслуживал, в его мастерство и постоянную работу над собой. Да, она влюбилась в то, за что его любила вся школа, но влюбилась не так, как все.

Эстер забылась этими воспоминаниями. Она ещё долго сидела и думала, пока с работы не вернулись родители.

– Солнышко, мы дома! – с порога крикнула мама. Эстер сбежала по лестнице вниз, забирая у родителей сумки и куртки.

– Как у тебя дела? – немного напряженно спросила мама.

– Мне уже чуть легче. – Эстер попыталась выдавить из себя слабую улыбку. И она не врала. Она нашла, чем занимать свои размышления, поэтому на время удалось забыться. Правда, стоило только выбраться из приятных воспоминаний, как они уступали место совсем неприятным, которые ещё жгли сердце.

Мама ободряюще улыбнулась и прошла в комнату.

Папа потрепал Эстер по макушке, внимательно заглянул ей в глаза. Эстер кивнула, говоря «Ты был прав, мне поможет только время. Теперь я и сама это чувствую». Папа тоже кивнул и прошёл в комнату.

А потом случился их обычный семейный ужин.

– Милая, тебе, наверное, завтра лучше уже пойти в школу, – сказала мама. – Много уроков пропускать нельзя. Мы знаем, что ты всё равно всё выучишь, и учителя злиться не будут, но их терпение лучше всё равно не испытывать…

Эстер закивала.

– Я сделала все уроки, я могу спокойно завтра идти в школу.

– А математику сделала? – хитро прищурившись спросил папа. – Я могу помочь, если у тебя есть вопросы.

– Па-а-а-ап, – протянула Эстер, улыбаясь и закатывая глаза. – Я уже не в четвертом классе. Хотя, а какой еще предмет может считать самым важным папа-банкир?..

– Ну, а я, как архитектор, тогда должна у тебя проверить… – Вступила мама в разговор и задумалась. – Черчение?

– У нас нет черчения, – еще шире улыбнулась Эстер.

– Тогда я просто поверю, что моя взрослая и умная дочь сама может вполне успешно сделать домашнее задание, – мама подмигнула Эстер и кинула игриво-смешливый взгляд на папу. Папа сделала вид, что обиделся на женскую часть семьи.

Эстер по-настоящему широко улыбнулась. На её щеках появились такие же, как и у мамы ямочки, которые сделали её улыбку очень красивой.

Глава 3

И в это утро Эстер не смогла полюбоваться видом на рассвет, потому что как бы сильно она не старалась отпустить Трис в лучший мир, ей всё ещё было больно. Прекрасные краски просыпающегося солнца больше не казались ей такими яркими, ведь так необходимой части этой красивой картины не было рядом.

Эстер умылась, позавтракала, накрасилась, собрала вещи и полила свои цветы. Она даже поговорила с ними немного, потому что это сильно успокаивало её нервы. После Эстер отправилась в школу, благо она была всего в паре кварталов, и можно было легко дойти пешком.

Школа Эстер была похожа на самое обычное здание, и только табличка «Школа» над главным входом указывала на род деятельности людей внутри.

В их школе было четыре этажа. И нужно заметить, что в двухэтажном городе, где почти у всех частные дома, школа была самым высоким зданием и сразу была заметна издалека, так как выделялась на общем фоне. Её сделали такой высокой с расчетом на то, что со временем будет больше жителей и им понадобится школа. И жителей стало действительно много, только вот стало мало денег у мэрии города. Они не смогли построить новоприбывшим высотки, так что жители сами себе построили невысокие коттеджи.

По всем подходящим к школе дорожкам стекались печальные и заспанные школьники.

Как и ожидалось, учителя не стали её ругать или даже спрашивать, почему её не было вчера. Все прекрасно знали, что Эстер узнала все задания и всё выучила – такой уж была её слава. И они были абсолютно правы.

На физике всему классу раздали их проверенные контрольные, которые они писали неделю назад. Эстер получила в руки тетрадь, в которой красовалась жирная «3». Дыхание перехватило, слёзы праведного гнева чуть не брызнули из глаз – она неделю готовилась к этой работе! Вся работа была исписана красной ручкой учительницы – и там и сям она делала комментарии, исправляла решение, объясняла что-то. Когда Эстер прочитала все пометки, её щеки вспыхнули алым – она поняла, что ошибки такие глупые! Просто невероятно глупые!

Вдруг опять перед глазами Эстер появилась картинка – она отстегивает проводок у Трис. И это ведь была глупая ошибка!.. Глупая, глупая, глупая!

Опять словно волна накатила на Эстер, потопляя её под собой. Стало нечем дышать, вдруг забились ноздри, зазвенело в ушах.

«Только не сейчас» – мучительно подумала Эстер. Она ведь сидела на уроке, перед всем классом…

– Извините, можно выйти?.. – Эстер подняла руку и спросила, едва ей стало чуть лучше.

– Да, конечно, – учительница даже не взглянула на белое как молоко лицо Эстер.

Эстер вскочила, быстрым шагом вышла из класса и направилась в женский туалет. Хорошо, что там было пусто.

Она оперлась спиной на стену и медленно съехала на пол. Голова кружилась, в ушах всё ещё что-то шумело. Перед глазами стояла Трис, досадные ошибки в работе по физике и собственная никчемность.

Зара ещё в классе заметила, что с подругой что-то происходит. Она немного подождала и тоже попросилась выйти. Когда Зара вошла в туалет, Эстер сидела на полу у стены с опущенной вниз головой.

– Эй, ты чего? – Зара ласково коснулась плеча подруги, садясь на корточки рядом с ней.

Эстер вздрогнула от голоса и неожиданного прикосновения. Она подняла глаза, и Зара увидела блестящие дорожки слёз.

– Да ладдо тебе, ты плохо даписала работу и поэтому плачешь? – Зара извернулась и обняла подругу.

– Нет, я… – Эстер задохнулась, помолчала и снова начала. – Я… Зара, это так…

Зара поняла, что Эстер хочет рассказать ей что-то важное, поэтому лучше всего просто слушать.

– Зара, я отстегнула поводок у Трис… – Эстер опять помолчала, потому что воздуха не хватало. – Я могла бы оттащить её с дороги, если был бы поводок, но я своими руками его отстегнула!

Эстер согнулась и беззвучно затряслась.

– Перестадь, Эстер, ты же тут вообще де при чем… – Зара пыталась успокоить подругу, но это было сложно по простой причине – если человек в чём-то уверил себя, его очень сложно разубедить. Особенно сложно это сделать, если это связано с глубокой виной. Это психологическая особенность, ничего уж не поделать, но сколько неприятностей она принесла людям!

– Теодор вчера позвонил мне, просил с чем-то помочь. Я не смогла, я бросила трубку. А если я сделаю только хуже?.. Если мои промахи и ошибки будут только вредить? Я этого не вынесу! – голос Эстер иногда срывался на истеричный, она захлёбывалась слезами.

Зара молча глядела на подругу, пытаясь сообразить, какие аргументы привести, чтобы вернуть Эстер в чувство, но понимала, что этот сдвиг уже очень сильный.

– Почему вообще люди ошибаются? Это ведь может вредить другим! – Эстер свернулась в клубочек и словно попыталась сжаться в маленькую точку, чтобы ей не было так больно. Но, конечно, это невозможно.

– Эстер, тебе дуждо успокоиться и просто всё хорошедько обдумать и обсудить… – начала говорить Зара.

– Нет, я уже всё обдумала. Я думала все эти два дня! Я отстегнула поводок! Трис умерла, потому что я ошиблась!

Вдруг всё вокруг как-то странно поплыло, Эстер показалось, что её тошнит, сильно закружилась голова. А потом всё резко стало как раньше.

– Перестадь, Эстер, ты же тут вообще де при чем…

– Ты уже это говорила, – не поднимая глаз, сказала Эстер.

– Разве? – удивилась Зара.

Эстер подняла голову и посмотрела на подругу. Нет, она не шутит и не издевается, она правда не помнит, как это сказала.

– Ну да, а потом ещё я сказала, что звонил Теодор…

– Ты этого де говорила… – промямлила Зара, чувствуя себя явно не в своей тарелке.

Подруги уставились друг на друга, пытаясь прочитать в глазах друг друга, что происходит. Но, конечно, ничего не поняли.

– Ты в порядке? – сделала Зара последнюю попытку что-то понять.

Эстер поняла, что она имеет в виду больше физическое состояние, нежели духовное, потому что второе было понятно и предсказуемо.

– Только голова кружится. Так резко закружилась, удивительно! А теперь уже нормально…

– Ладдо, пойдем в класс. Здесь больше дечего сидеть, – Зара обнадеживающе сжала плечо Эстер.

– Хорошо. Ты иди, я ещё умоюсь.

Зара, утвердительно кивнув, ушла. Эстер сняла очки, наклонилась над раковиной и промыла лицо большим количеством воды, а потом поднялась и посмотрела на себя в зеркало.

Вся косметика, конечно, смылась, но её и было не так-то много, поэтому особой разницы было не заметно. Она протерла очки краем платья и надела их, поправила черные кудрявые волосы до плеч, рассмотрела болотно-зеленые глаза, чуть длинноватый нос с несколькими веснушками, длинную шею. Потом тряхнула головой, как будто сбрасывая груз мыслей, и ушла в класс.

Конечно, она никак не могла связать сказанную ею фразу, головокружение и отсутствие диалога, на её памяти уже состоявшегося, хотя и должна бы была.

Оставшийся школьный день прошёл без происшествий, как и тысячи точно таких же дней до него. Эстер избегала Тедди, потому что очень стыдилась своего отказа помочь ему, но, встретившись, стыдилась бы ещё больше объяснять ему, почему так произошло.

Однако Зара, видимо, устроила какой-то разговор на эту тему, потому что в столовой Теодор не подсел к ним, как это периодически бывало, а только издали улыбнулся, при чем, как Заре, так и Эстер. Эстер смущенно улыбнулась в ответ и опустила глаза.

Длинный школьный день наконец-то закончился, Зара и Эстер попрощались на пороге школы и пошли в разные стороны по домам.

Эстер нужно было идти минут десять, а Заре все полчаса. Зара всегда ходила пешком, хотя могла бы добираться на транспорте, по нескольким причинам: она любила ходить пешком, она не хотела тратить деньги и не любила толкучку в транспорте. Да, её кроссовки каждый вечер были похожи на старинный фолиант, к которому никто не прикасался минимум четыре столетия, но отказываться от своей привычки она не хотела.

Эстер сначала не понимала любви к хождению пешком, но идти ей было недалеко, и приходилось ходить. Потом же и Эстер нашла для себя положительную составляющую этого действа – она могла рассматривать виды вокруг. Пусть даже это были дома, которые она видит каждый день на протяжении всей своей жизни, пусть она уже знает каждый камень на дороге – такие прогулки она любила потому, что чувствовала себя максимально живой. Она могла идти своими ногами, дышать, смотреть… Раньше она любила собирать цветы и листья для своего гербария, но теперь не осталось и деревца, листочка которого Эстер не заполучила бы для своей коллекции. Обычно такие прогулки становились ещё лучше вместе с Трис. Вспомнив об этом, Эстер грустно опустила голову и стала смотреть только себе под ноги.

Вернувшись домой, Эстер сразу же занялась домашними заданиями – теперь это было её универсальное средство, чтобы изгнать из головы ненужные и грустные мысли. Когда вернулись родители, она всё ещё была за работой.

– Эстер, мы дома! – крикнул папа, входя в дом.

Эстер отложила уроки и спустилась вниз. Тишина дома наконец-то заполнилась шуршанием, шелестом, звуками шагов и прочими.

– Смотри, что я нашёл для тебя, – сказал папа, вытаскивая из пакета книгу. Она называлась «Как принять вину и освободиться от её груза»

– Спасибо, – криво улыбнулась Эстер.

– Я знаю, может быть, это всё ерунда, – папа уловил эмоции дочки, – но ведь может и помочь.

Эстер посмотрела ему в глаза, увидела безмерную любовь к ней и желание помочь и пожалела о своей первой реакции.

– Спасибо, – сказала она ещё раз, только теперь очень искренне.

После этого Эстер ушла к себе в комнату на второй этаж и, когда доделала уроки, решила заняться чтением.

С первых страниц автор сообщал, что, по его мнению, существует три стадии принятия вины – «Принятие», «Прощение» и «Освобождение».

«Принять» свою вину – это рационально осознать, что виноват именно ты. Ткнуть пальцем в самого себя и точно твердо сказать – это я виноват. «Простить» себя – это не злиться на себя, что ты виноват. Так уж случилось, что поделать! И «освободиться» означает отпустить свою вину, дать ей отделиться от себя и улететь в небытие. Именно тогда душе станет легче. Конечно, можно остановиться только на стадии «принятия», но тогда всю жизнь будешь жить со своей виной и осознанием, что ты виноват. А от этого станет не легче. Можно «простить» себя, но вина будет следовать по пятам всю жизнь. И только после «Освобождения» на душе станет легко, как прежде.

Эстер увлеклась чтением и даже заинтересовалась, поэтому, когда автор начал приводить упражнения для стадии «Принятия», Эстер с готовностью стала их выполнять.

Первое задание заключалось в повторении фразы «Я ошибся/Я ошиблась». Причем именно в такой комбинации, потому что «Я виновен» только усугубит вину, а признание ошибки психологически действует на человека по-другому. Автор объяснял это какими-то исследованиями, но Эстер не особо вникла.

Она села на кровати ровно, вдохнула, выдохнула, и сказала очень уверенно и тихо:

– Я ошиблась.

Неожиданно закружилась и заболела голова, уши заложило, совсем как сегодня в школе.

«Это что ещё за чертовщина?» – подумала Эстер, когда голова резко перестала кружиться.

Некоторое время она недвижимо посидела и подождала, когда голова перестанет кружиться.

– Я ошиблась, – неуверенно и опасливо повторила Эстер.

Голова закружилась опять, да так сильно, что несколько секунд Эстер не могла видеть собственную комнату.

«Ну, точно чертовщина» – утвердилась Эстер. – «Ладно, так уж и быть, это не моё».

Тут и родители позвали на ужин. И мама, и папа внимательно следили за поведением и настроением дочки, пытаясь считать какие-то неуловимые знаки чего-то. Видя, что Эстер глубоко в своих мыслях и словно пытается что-то вычислить, они стали рассказывать о своей работе, неожиданной встрече со старыми друзьями и прочем, и прочем.

– А как у тебя прошёл день, дорогая? – осторожно спросила мама.

Эстер вспомнила безрадостный вид из окна, свои слёзы из-за ошибок в контрольной по физике и жизни и то, как она сидела на холодном полу женского туалета и размышляла о бытие. А, ну ещё и непонятно откуда взявшееся кружение головы, появляющееся в самые неподходящие моменты.

– Отлично, – выдавила из себя улыбку Эстер.

Я соврала бы вам, если бы сказала, что Эстер никогда не врала родителям. Если вы встретите человека, который говорит, что никогда не врет – не верьте ему. Банальный пример – если он хочет спрятать от именинника подарок, он будет говорить ему правду? Все мы так или иначе врём, дело только в количестве этого вранья и его необходимости. Эстер не любила врать родителям, но теперь она не хотела их беспокоить.

– А как тебе книга? – спросил папа. Они оба видели странную реакцию дочери, но знали, что она расскажет им сама, если захочет.

– Ну, я начала читать… – неопределенно начала Эстер, и её мысли сразу же унеслись к странному головокружению.

Вдруг на кухонной полке зазвенел таймер.

– Извините, это я ставила овсяное печенье в духовку, – вскакивая, сказала мама, делая ударение на слове «овсяное», потому что знала, как сильно его любит дочка. – Продолжай, милая.

– Там довольно интересная теоритическая часть. А первое практическое упражнение – чтобы принять свою вину, нужно научиться говорить «Я ошиблась»…

Голова опять жутко закружилась, картинка поплыла перед глазами, всё смешалось и закрутилось. Эстер схватилась за стол, чтобы не упасть и не стукнуться.

– А как тебе книга? – спросил папа.

Эстер посмотрела на него так, как будто он только что раскрыл ядерные коды Пентагона.

На полке зазвенел таймер.

– Он ведь уже звенел… – промямлила Эстер.

Мама с папой переглянулись.

– Нет, милая, – как можно мягче сказала мама. – Я заводила его только один раз, и только сейчас он прозвенел этот один раз.

Эстер хотела сглотнуть слюну, но во рту резко стало сухо как в Сахаре, а на лбу наоборот проступили дорожки холодного пота.

– Я, пожалуй, пойду… – Эстер встала из-за стола и не нетвердых ногах ушла к себе в комнату.

Мама и папа опять переглянулись, но решили дать Эстер хотя бы десять минут, чтобы разобраться с самой собой.

Эстер закрыла дверь в комнату, оперлась на неё спиной и съехала вниз.

«Так, мне это не показалось?»

Эстер вдруг неожиданно посетила интересная мысль. Она взяла телефон, открыла время с точностью до секунд и, волнуясь, тихо сказала:

– Я ошиблась.

Кажется, она даже начинает привыкать к головокружению.

Когда всё вокруг перестало кружиться, Эстер посмотрела на часы. Они показывали ровно на десять секунд меньше, чем должны бы были.

Эстер долго и упорно пялилась в телефон, а её мозг совершенно отказывался понимать, что тут происходит. Потом она попробовала этот фокус ещё раз – время опять отмоталось назад на десять секунд. Она даже ущипнула себя, пытаясь убедиться, что это не сон и не бред, да так сильно, что теперь, наверное, будет синяк. Но всё оставалось также – время отматывалось на десять секунд назад.

Эстер откинула голову назад и закрыла глаза. Раньше она догадывалась, что сходит с ума, но теперь совершенно в этом убедилась. Ведь никакой нормальный человек так не может!

«Удивительно только, что для сумасшедшей я уж больно здраво и чисто думаю», – подумала Эстер. – «Может быть, ещё не всё потеряно?..»

Раздался мягкий стук в дверь.

– Милая, всё хорошо? – ласково спросила мама.

Эстер вскочила с пола и села на кровать, чтобы её голос звучал оттуда, а не из-под двери.

– Да, просто целый день сегодня кружится голова.

– Может быть, дать тебе таблетку? – послышался в ответ немного обеспокоенный голос.

– Да, пожалуйста, – Эстер вдруг пришла мысль, что таблетка могла бы что-то исправить, хотя в глубине сознания она понимала, что никакая таблетка ей не поможет.

Мама принесла таблетку и стакан воды и протянула их дочке. Она внимательно глядела на неё, стараясь отыскать признаки недуга. А Эстер же попыталась сделать веселое лицо, потому что она уже точно решила не рассказывать родителям о своём новом «таланте» отматывать время. Она не хотела пугать их ещё больше, потому что они и так волновались за её состояние, да и к психиатру она тоже не собиралась.

Эстер постепенно убедила себя, что всё ей просто привиделось, приснилось или придумалось, и решила, что никогда не будет использовать эту свою «силу». Она старалась максимально избегать возможных проблем, потому что ей и так было очень тяжело и неприятно на душе, да и проблем и без «таланта» хватало.

Последующие две недели она прожила как на конвейере в страшном сне: дом – школа – домашка – дом – школа – домашка… Она старалась занять свои мысли, буквально «забить» их информацией и размышлениями о других вещах, а с этим успешно справлялись именно школьные домашние задания. Родители не раз почти что умоляли её выйти на улицу и погулять, потому что она и до этого не охотно отвлекалась от домашних работ, но теперь просто не вылезала из-под груды бумажек. Эстер сердито отнекивалась.

На самом деле, она просто была напугана, почти что в ужасе. Смерть её любимицы, панические атаки (хотя и короткие, но неприятные), теперь ещё какой-то «дар» – в жизни Эстер происходили изменения, а она не имела ни малейшего понятия, что с этим делать, и даже к кому обратиться за помощью. Раньше таким универсальным средством помощи были родители, но Эстер теперь просто боялась их напугать. И вот так самым легким решением оказалось закрыться в себе от всего мира.

Эстер прекрасно знала и понимала, что так делать нельзя, надо выйти из своей скорлупы и решать проблемы, а не прятать их, но так легко думать об этом или судить других со стороны, и почти невозможно сделать это самому.

Все вокруг заметили, что Эстер закрылась в себе, посерела и потускнела. Немногие знали, в чем причина, и уже тем более все думали, что никак ей не помогут. Кроме родителей и Зары, конечно.