Отзывы на книгу «Под стеклянным колпаком», страница 6

Часть 1. ( для узкого круга друзей)

У писателя Гаршина, страдавшего психическим расстройством и покончившего с собой, бросившись в лестничный пролёт, есть чудесный рассказ Attalea princeps, в некотором смысле являющийся апокрифом стиха Лермонтова "На севере диком.." Это рассказ о прекрасной пальме в тесной и тёплой оранжерее со стеклянным потолком, полным звёзд. Пальма мечтала о свободе, тянулась к звёздам... разбив стекло, она вырвалась на простор, в тихо падающий снег, похожий на звёзды, и погибла. Читая роман Плат, мне всё пронзительней и чаще вспоминался этот рассказ.

Никогда не беру книгу в ванную: как-то неуважительно это. Да и чувство такое, что поймал птицу в рассветном и росистом лесу, и вот, она вырывается, трепещет у тебя в руках всем цветущим оперением раскрытых и белых страниц, острым клювиком нижнего уголка книги норовя ударить тебя в ладонь или грудь. Но вот после прочтения книги, очень хорошо принять горячую ванну, особенно, если её тема, так ярко прозвучала в романе ( возможно, незаметно для многих). Иной раз принимая ванну до такой нежной чепухи додумаешься... И почему принято считать, что это мы принимаем ванну? Может, она - принимает нас, нежно заключая наше тело и душу в свои объятья? Обнимает так жарко и ласково, из-за спины, на ушко, нашёптывая что-то странное...

Колено торчит из белоснежных облаков пены острым крылом ангела... красота! Закроешь глаза.. и словно проваливаешься в эту тёмную, округлую теплоту ощущений; сердце бьётся часто-часто, как у перепуганной птицы. Показалось второе крыло... А иногда ведь показываются и 3, 4... как у серафима. Правда, тогда ты уже не один. Но когда один, всё равно от всей этой размаянной нежности кажется, что вот сейчас появятся ещё два острых, сложенных крыла белых коленей. Возьмёшь пену рукой и опустишь на колени: нежнейшее белое оперение... так наверное ангелы бреются. По крайней мере, я уже брил в ванне свои 3 и 4 крылья чудесных белых ножек, шептал что-то нежное на ушко из-за спины. А чем бреются ангелы? Наверное, бритвой Оккама... по ножкам, запястьям и горлышку.

Будучи студентом, я принимал однажды ванну. Белая дверь нежно приоткрыта, как крыло потягивающегося ангела по утру - я был один. Стало скучно.. ванна шептала мне что-то на ушко; я улыбнулся и взял с полочки пузырёк с марганцовкой. Посыпал в воду... размешал. Как всё славно преобразилось! Задремал в объятьях ванны. Правая рука свесилась вниз, почти как на картине Жака Давида - смерть Марата: прозрачные, алые веточки воды стекали по руке вниз. Раньше времени пришла жена брата. Заглянула в ванную... и вскрикнула, довольно жутко, увидев меня, обнажённого, в классической позе самоубийцы в кровавой воде. Я тогда расстался с девушкой. Мою депрессию она видела, так что, повод был...

Но это было давно. Сейчас же, в ванне, я думал о своей странной истории на ЛЛ на роман Сильвии Плат (написанной до прочтения романа) и о ней самой. Что я о ней знал? Историю её самоубийства: измена мужа, избиения, выкидыш... развод и депрессия Оставила февральским утром записку соседу сверху, чтобы вызвал врача. Не спеша, со знанием дела, обложила влажными тряпками края двери в комнате детей. Пошла на кухню, открыла духовку... приняла снотворное и, засунув поглубже голову внутрь, включила газ. Когда Нина Берберова уходила от поэта Ходасевича, облокотившись на дверь, он ей прошептал с едкой и грустной ухмылкой: может, газик включить? Разумеется, это не очень хорошо с его стороны, но тут... крик, к тому же - напрямую, в сердце, уши и глаза любимой. Хотя, тут больше потрясает бессознательное пророчество: будущая жена поэта, Ольга, погибнет в концлагере. Он сам - на операционном столе, с газом в своих лёгких.

Сильвия тоже кричала этой запиской. Но её не услышали. Человека уже не было в мире, а его крик, на белой ладони листа, остался, словно неприкаянный призрак. Этот крик должно быть часто потом скитался в том доме, пугая людей. Он преследовал и её младшего сына, в 2009 г., в годовщину смерти матери, повесившегося ( перед смертью он мог вспоминать вполне определённые страницы романа Плат, и от этого безумно грустно, до мурашек).

Это была не первая попытка самоубийства Плат. В юности она оставила записку матери: ушла гулять, буду нескоро. Взяла снотворное и спустилась в подвал. Её искали долго... В этой навязчивой, курсивной мысли о снотворном, сказалась мучительная мысль души... об отдыхе, сне безтревожном, лёгком, которого у неё не было при жизни. Почти как у Лермонтова: Выхожу один я на дорогу...

Через некоторое время покончила с собой и любовница мужа - Ася, словно в злом зеркале вины: дала 4-летней дочке Шуре снотворного, включила газ, приняла сама снотворного и легла к ней в постель, обняла... Представляете до какого пароксизма бреда и вины дошли эти мысли у несчастной женщины, сколько раз она переживала то, что и Плат в своём доме? Как ей казалось, должно быть, что тряпки влажные, словно примочки бредящему больному, упали с дверей её детей... и они тоже умерли от газа. Она тоже оказалась под этим стеклянным колпаком в извечной клаустрофобии сердца. Одно из самых экзистенциальных самоубийств, к слову, в тональности Андрея Платонова: женщина сначала сделала аборт, а спустя время, покончила с собой: "убила" ребёнка ( себя) в себе; ребёнка ( себя) во вне - Шуру, и, наконец, себя обратившуюся в беспомощного ребёнка: совершенное самоубийство, тотальное отрицание себя.

Лежу в ванне, смотрю на свои нежно расставленные крылья колен... и думаю о Сильвии, как она винила мать, не смогшую спасти её отца: его нежелание лечиться было тоже своего рода самоубийством. Забавно, что после его смерти, Сильвия, как и я после смерти отца, записала в своём дневнике: с этого момента я перестала разговаривать с богом. Боже, сколько же детей перестали разговаривать с богом! Да от этой едкой, выпуклой тишины бог мог бы оглохнуть!Она винила отца в том... что он бросил её. Как одинаковы чувства детей... И самое главное. Уже позже, Сильвия записала в дневнике: разрушить мир и себя... униженно вползти обратно в матку.

Только сейчас я понял, мучительно понял, что в этом её желании засунуть голову в духовку, было бессознательное желание раздавленного жизнью человека, со слезами на глазах, руках, касающихся пола... почти лёжа, как затравленный ребёнок, только что родившийся, родиться обратно, уйти в матку, заснуть там сном младенца, не слыша и не видя этот безумный мир, похожий на кошмар в чьём-то сне. И что самое страшное, она может и не хотела глубоко засовывать голову... хотела, чтобы её спасли... но в последний момент, эта слепая конвульсия чувства побега из мира, желание прижаться к матери, простить её и себя, всех людей... Наверное, пенка попала в глаза... заслезились. Воспоминания нахлынули. Безумно грустно всё это. Захотелось с головой нырнуть, сползти в горячую ванну... Со стороны - ровные облака пены и крылья, одни крылья колен... больше ничего, никого.

Часть 2

В первый раз пишу рецензию в ванне.. У меня есть странная привычка: залезая в горячую ванну, я не сразу ложусь в неё, а, становясь на колени, некоторое время смотрю на отражение своего лица на дне. Тень лица, души, качнулась... Чуть повернёшь голову, и лицо совсем другое, байроническое. Повернёшь ещё чуток, и кажется, что это нежное лицо женщины... Вот так сидишь как идиот в ванне, и поворачиваешь лицо по циферблату теней перевоплощений. Самые разные времена и люди отражаются на дне ванны: вот это лицо на без десяти 12, похоже на уставшего кочегара во Франции 19 века. Это лицо на без пяти минут 12, похоже на совсем юную девушку: тонкий носик, чудесное короткое каре каскадом волнующихся и непослушных волос. Похоже на Сильвию Плат.

Она вроде писала дипломную по "Двойнику" Достоевского. В романе эта тема - сквозная. Трагическая раздвоенность души... Запоминаю это лицо Сильвии на дне моей ванны. Останавливаю время, закрывая глаза и ложась в ванну. Дремлю... Я - кочегар из 19 века... я - кленовое дерево в дождь... я - Сильвия Плат. Я - стройная и высокая девушка, полная надежд на будущее. Стажируюсь в каком-то Нью-Йоркском журнале с 11 девушками: моя мечта стать писательницей. Чудесная взрослая жизнь в большом городе, чьи ночные огни хочется встряхнуть, как снег в рождественской игрушке: стеклянный шар с опрятно замершими деревьями, домиками, звёздами... Все бегут куда-то среди тихого снега огней, улыбаются, счастливы... все знают, кто они и кем хотят быть. А я?

А если отодвинуть все эти лиловые шторки улыбок? Что за ними? Как за вечерними кулисами после представления: осунувшийся полумрак и оскалившиеся предметы, самые разные, глупые: так улыбается идиот, и непонятно сначала, он счастлив, или хочет заплакать? Вот белые ножки подруг бегут по ступенькам ООН в алых туфельках. Они счастливы - перед ними распахнуты чудесные и далёкие страны. А я закрываю на миг глаза и мне кажется, что это не ножки бегут по ступенькам, а стройные, белые пальцы ангела с лиловым лаком ноготков туфелек. Рука ангела пробегает по тёмным ступенькам, словно по клавишам рояля.. но, странным образом, не раздаётся ни звука: внутри рояля что-то порвалось, умерло... перерезало жилы струн, а этого не замечают: разноязыкий, пёстрый шум голосов, пошлый смех и даже упавший с причёски мёртвый цветок, принимается всеми за чудесную мелодию: горшочек пустой головы, а не мелодия...

Как это лживо: учат языки, говорят с умным видом о политике, о мире во всём мире... но ведь они понимают друг друга не больше, чем мы - сорванный и кричащий ароматом цветок, или вон то сияние звезды. Как идиоты бегают с умным видом по клавишам пустых ступенек и смеются... а скоро должны казнить на электрическом стуле супружескую пару Розенбергов ( русских шпионов: кстати, как её девичье имя? что-то зелёное, тихое... родное до боли) Рояль похож на выброшенного на берег моря, кита, с грустно поднятым в небо чёрным крылом плавника. Иногда я чувствую себя так же..

Была на лекции по химии.. это похоже на абсурд жизни. Красный мел крошится на доске гранулами марганцовки, смешиваясь с лучами вечерней зари за окном; в розовом растворе марганцовки, словно эмбрионы, плавают грустные человеческие лица-уродики с копчиками подбородков и волосатыми плечами. Нежнейшие слова: воздух, серебро, дыхания цветов...оскопили до каких-то евнухов слов и понятий, загнанных в гетто науки и "истины": из-за прутьев таблиц, мелькают их бледные лица и пальцы.. А многим это нравится. Смотрю на пробирки и грустные в них огоньки. Закрываю глаза.. мне кажется, что в руке преподавателя зацвели дивные, голубые и алые цветы! Эти нежные и пленные слова, у всех на глазах, совершили побег, и этого... никто не заметил! Милые... я вас не выдам!

Хочется убежать от всего этого бреда, от того, кем нас хотят видеть общество, родители, наши страхи и суррогаты надежд, превратив наши сердца в таких же израненных пленников. Убежать бы в поле, броситься в пену цветов, как в ванне. Лежишь в цветах, расправив руки крестом: между средним и указательным пальцами, стебель голубого цветка с приятно покалывающей упругостью склонился к ладони: нежнейшие стигматы неба. Сердце кружится и бьётся во всех направлениях разом!

Ах, почему нельзя жить как сердце, сразу во всех направлениях! Я хотела бы быть и писательницей, и каким-нибудь кочегаром во Франции, и лётчиком и русским поэтом... и даже вот этой синичкой на веточке клёна, похожей на тонкую, синюю венку у меня на запястье. Моё сердце на веточке венки поёт у меня на запястье! Качнуть бы эту веточку.. маленький надрезик.. и сердце свободно. Да, я хотела бы стать русским поэтом... просто поэтом, переводчиком. Но переводить не людей, их птичьи слова в никуда, а переводить звёзды, дождь в ноябре, цветы и пение птиц по утру.. Мне кажется, этого не хватает людям. Природа уже давно нашла самые главные слова о мире и любви, человеке.. а мы её не понимаем... может, сейчас, вон та веточка клёна дрожит на синем ветру чудесным стихом, равным Шекспиру и Перси Шелли? Вот переведу её.. протяну людям в ладонях белых страниц, и мир станет чуточку лучше.

Как славно птицы поют в тумане осенней листвы... жёлтом и алом. Если представить, что птицы - это звёзды... Ах, карие, синие звёзды поют в этом нежном, лиственном космосе природы, осени! Поют среди людей и цветов, среди дня, как и положено звёздам бессонным: если на цыпочках век приподняться над голубою землёй... И почему в мире всё так разорвано, разлучено друг с другом? Человек и звезда, перо поэта и птица, улыбка ребёнка и капля дождя на высоком листочке.. Если бы всё это безумие объединить, примирить... мне кажется, я тихо схожу с ума: я чувствую в себе эту разорванность что и в природе, эту муку природы измолвиться красотой, но... рифмы нужных слов и звуков, не нахожу.

Ночью лежала, не могла уснуть. Смотрела на стрелки часов... если долго смотреть на часы ночью, то кажется, что время капает дождём, сначала медленно... кап, и на лужице тёмной твоих волос на подушке, разводные круги времени. Вот уже всё тело чувствует эти круги: на запястьях, груди, висках... кап, кап. Недавно отравилась крабами на одной "тайной вечеринке". Подруга тоже отравилась: ничего так не сближает, как вместе проблеваться с близким человеком Может это безумие, но меня уже давно преследуют эти химеры океана. У Достоевского ад - это пауки в тёмной баньке. А может...это просто крабы на пустой и душной вечеринке? А возможно я отравилась икрой... Икра - страшная, экзистенциальная вещь: массовая гробница нерождённых рыбок на одном бутерброде. Мне тогда казалось, что меня стошнило вовсе не от икры... вроде, у Сартра, читала что-то похожее.. Да, словно душа не могла вынести этой вечно вращающейся по кругу лжи и безумия мира, и сердце закружилось.. и вытошнило. Есть в тошноте что-то от менструации, этих фантомных болей выкидыша: мои губы желали разродиться каким-то нежным словом, красотой.. и вот.

После этого мне снилось, что зачать ребёнка, это физически невыносимое ощущение прикосновения безумия изнутри. Ощущать в себе это холодное движение чужой мысли... Да и в лишении девственности есть что-то самоубийства... бессмертного ангела. Вот тебя полоснули белым пером лезвия по телу.. и по сложенным крыльям коленей потекла тёплая кровь. Нет, мир может насиловать грубо, до крови и боли входить в человека, как мужчина... Вот бы обезопасить себя, создать контрацепцию сердца.. выдуть сердце, ну, как выдувают горячее стекло делая вазу, чтобы ласковая красота мира, звёзд и людей, проникала в тебя без последствий.. чтобы звёзды, деревья, люди и стихи не разрывали тебя изнутри безумием своих мыслей, мыслей о мыслях! А может, всего то и нужно.. чтобы рядом был тот, кто нежно подумал бы твою мысль и просто обнял тебя, приняв тебя такой, какая ты есть?

Была с моим парнем на родах не так давно. Не понимаю, зачем мужья на это смотрят... им бы за руку держать любимую, быть у её лица, губами, сердцем.. а они.. не понимают они ничего: мужчины... Женщина кричала и не могла родить. Ей сделали что-то вроде наркоза с газом... но она продолжала кричать, но иначе.. словно крик и боль распались на тёмную радугу звуков: тело кричало само по себе; душа и сознание - сами по себе, кричат на встречу друг другу... потом, соединились на миг, и кричат в разные стороны, словно бы из губ женщины стало расти и ветвится карее деревце боли. Мне тогда подумалось, что если закричит ещё и ребёнок, я... сойду с ума: это деревце боли как бы отразится в реке, симметрично и страшно, с растушёвкой синей и лиственной ряби. Женщина кричала снизу и сверху - повсюду, крик отражался от стен и окон, деревьев за окном... а потом женщина кричала только внизу. Её крик как бы отслоился от неё: предметность мира исчезла, а её отражение в реке ещё продолжает существовать зачем-то. И этот её алый звук взял на руки чужой человек... и она кричала и плакала у него на руках, и она же смотрела на себя, свой крик, со стороны, словно душа на оставленное ею тело. Неужели к этому безумию все привыкли и не замечают его?

Женщина не могла родить.. и ей сделали в промежности надрез. Хлынула кровь.. Это стало для меня символом свободы и души, трагедии красоты в мире: как и многие люди, я не могла разродиться красотой, любовью, поэзией.. Казалось, что они больше меня, разрывают меня изнутри... и чтобы разродиться ими... нужно сделать вот такой же надрезик... на запястье. Сложно быть женщиной в мире, где даже бог - мужчина.. да и рай с адом - тоже придуманы мужчинами. Чтобы ощутить подлинную божественность и женственность мира, нужно.. выехать за город. Всё это безумие давит на нас, женщин. Вот и мне мой парень говорит: выйдешь замуж, родишь детей.. и перестанешь заниматься чепухой: стихи писать..

Перестать быть собой? Это же тот же выкидыш, только хуже: нравственная тошнота. Тут поневоле сделаешься религиозной: я умерла, убила себя в себе и продолжаю смутно ощущать себя "оттуда". Сердце, словно ребёночка, закопали под кленовое деревце, и оно нежно слилось с природой, поёт листвой на ветру, птицами о чём-то грустит в окошко твоё: да от этого же можно сойти с ума! Может, потому многие люди так счастливы... да что там люди, ангелы, боги и небо, потому и счастливы и не ведают боли, что им... сделали анестезию, как при родах, и теперь они не чувствуют ни боли мира, ни себя?

Да, я намеренно отказалась от этой анестезии, от лжи морали, долга, религии.. я хотела быть собой, чувствовать себя... в муках рождающееся сердце. Но от этой застоявшейся боли я стала сходить с ума: словно лавина, боль и красота мира сорвались на меня от маленького крика: голубая тишина белого, как чистый лист, снега и звёзд надо мной. Забавно всё это... как там у Достоевского? Если отвергаешь бога... сам становишься богом. Может потому и наша тяга к богу, что мы смутно чувствуем, что вся эта грязь, безумие и боль мира свалится на нас, и мы её не выдержим, и для этого нам нужна несчастная жертва - бог? А мы в уюте и тепле будем "переживать" за его мучениями... или мучениями поэтов, не важно.

Вам это покажется феминистическим бредом, но.. я стала как бы женщиной-Христом. Интересно, как изменился бы мир, если бы Христом была женщина? Каким было бы искусство? Была бы инквизиция, войны, насилие? Думаю, нет.. но мужской мир не готов к такому нежному богу. Итак, в своём безумии я ощутила на запястьях своей судьбы.. стигматы Христа. У меня было 11 подруг, моих нежных апостолов. 12-м был мой парень, который предал меня: 30 сребреников сменили 30 измен... А потом были страсти Христовы... в женском евангелии они предстали не менее ужасными: изнасилование. Изорванное чёрное платье, белые оскалы плоти из под него, белый крик плоти.. израненное лицо и руки, размётанные в стороны, как на кресте, прижатые... пригвождённые к земле и ночи мужскими пальцами, вонзившихся в них до крови.

Была и Голгофа. Я каталась с парнем на лыжах. Голубая гора воздуха. прохладного дня.... я подвешена на подъёмнике... руки размётаны, древко креста сменило древко лыж, вертикально опущенных.. колени согнуты, чуть в сторону, как на картине Эль Греко. Голени перебиты...я сломала ногу. А потом была смерть и сошествие в ад моей жизни. Надгробный камень ночного и тяжёлого, как и полагается во время бессонницы, одеяла.

Я не могла уснуть неделю. Перестала есть, читать и писать: буквы превратились в нелепых чёрных муравьёв: холодок мурашек от чего-то ужасного на спине белой страниц. Всё людские поступки, их счастье и горе, стали равно нелепы и грустны. Не мылась неделю. Не мыла голову.. я запустила себя, умерла. От платья был кисловато-сладкий запах... как от умерших, застоявшихся в стеклянной вазе, цветов. Забавнее всего то, что я искала любовника с тем же усердием и азартом, что и средство, как покончить с собой: есть в этом что-то до безумия общее: пронзить себя.. впустить в себя мир, вздохнуть темнотой и затихнуть.

Стеклянные вращающиеся двери за моими плечами походили на крылья, с прозрачными, жёлто-карими кружочками отражённых человеческих лиц, словно глазков на крыльях у бабочки. Я сходила с ума... сходила в ад: я и в аду была ангелом. Что же ещё вам рассказать? Помню коридоры голубые боли, коридоры вечера.. Уютный кабинет психотерапевта: в нём не было окон. Ах, если бы мой нежный и уставший мозг, хрупкий, как стекло, был завешен, заколочен... если бы в нём закрыли невыносимо яркие окошки осязаний: хочется темноты, тишины. хочется выспаться сердцем.

Комнатная тишина беременна усталыми, талыми звуками, тепло и робко доносящихся из-за закрытых окон. Всё уже хорошо. Им не удалось меня сломить. Смотрю на себя со стороны, с нежно накренившейся высоты: моё простёртое тело на больничной постели.. над ним что-то делают, пускают через него ток... а оно не хочет жить, оно вздрагивает как сердце или новорождённый ребёнок в смирительной рубашке пелёнок.

Пятящаяся рефлексия непорочного зачатия: нет бога, и меня ещё нет. Время остановилось, смазалось.. как след помады на искривлённых болью губах. Христос как бы экзистенциально живёт вспять, в своё отрицание: вот он на кресте среди облаков и неба... вот он уже захлёбывается в синих водах крещения... вот он ребёнок, играющий с птицами под тенистым деревом... а вот он младенец на руках у матери... тепло слит с её чревом и сердцем... какая полнота жизни, покой и защита от безумного мира! Вот миг, когда бог был совершенен, незрим, ласково слит с телом женщины...

Я лежу в траве.. занимаюсь любовью с милым ангелом в очках, с цветами, солнцем, облаками.. Зелёная река тепло и больно входит в меня, зачиная меня. Голубая пуповина взгляда надо мной... я есть! Я буду! Жаркая ванна... облачка пены, как в раю. Мне кажется, что у меня вся душа сломана и я в гипсе этой пены. Я, кажется, ещё жива... я - голубоглазый русский парень, поэт, переводчик... я, кленовое деревце за окном. Синица поёт... счастливая.

Не особо люблю браться читать и рецензировать культовые произведения. Каждый раз мне кажется, что это всё уже читано и обсуждено сотни и сотни раз, но "Под стеклянным колпаком" стала для меня книгой, о которой действительно хочется рассуждать и говорить.

Эстер Гринвуд, Америка, 50е года прошлого века. Молодая девушка пытается выстроить свою жизнь в большом городе, учится, работает, вертится в социуме. У нее есть теоретический жених, такие же теоретические планы на будущее, но жизнь готовит ей непростые испытания, грозящие сломать любые теории.

Сразу хочется выразить огромные благодарности автору за атмосферу, это было что-то фантастическое. Это было действительно полное погружение в эпоху. У автора отличный стиль, легкий слог и талант в описании окружения, что как раз и дает возможность читателю легко представить себе места, локации, образ жизни и поведение людей того времени. У Сильвии Плат очень интересное образное мышление, ее сравнения и эпитеты действительно привлекают внимание и впечатляют, в хорошем смысле.

Я ненавижу цветные фильмы. В цветном фильме каждый из персонажей чувствует себя обязанным менять один умопомрачительный туалет на другой буквально в каждой сцене и торчит, как лошадь в цветастой попоне, то под сенью чрезвычайно зеленых деревьев, то на фоне чрезвычайно пшеничной пшеницы, то на берегу иссиня-синего моря, волны которого разбегаются во все стороны на многие мили.

Эстер - любопытная героиня, и не последнюю роль здесь играет автобиографичность романа. Тем более. что Плат дает своей героине возможность написать роман, в котором главная героиня была бы проекцией самой Эстер... Этакая бесконечность под стеклянным колпаком.... Повествование ведется от первого лица, и это позволяет глубже прочувствовать Эстер, а там есть в чем поразбираться и покопаться. Я, конечно, не врач и диагнозы ставить не могу и не буду, но мне с первых же страниц показалось, что у Эстер есть предпосылки для психических отклонений. И мне было крайне любопытно погрузиться в ее мысли, чтобы попытаться увидеть "а как это выглядит глазами такого человека". И мне очень понравилось, как Эстер менялась на протяжении всей книги. Это персонаж с подвижной психикой, за которым интересно наблюдать, даже если порой ее трудно понять.

Сюжетно я могу разделить книгу на 2 части - на более-менее адекватную Эстер, которая борется за себя и свое будущее всеми доступными в ее эпоху ей способами, и на "сломанную" депрессией Эстер, которая борется уже с самой собой. Про первую часть мне особо нечего сказать, она больше порадовала меня как раз-таки атмосферой, описанием эпохи и общества, нежели чем-то другим. Вторая - уже была мне гораздо интереснее. Это как раз та возможность побывать в голове не вполне здорового человека, увидеть реальность ее глазами и попытаться понять. Причем тут хочу отметить, что никаких предрассудков по поводу сложности человека в подобных состояниях у меня нет. Более того, всё описанное Плат во второй части книги мне показалось вполне правдоподобным, и где-то я даже узнавала себя и могу подтвердить - да, это вполне реалистично. Эта же самая вторая сюжетная часть мне чем-то напомнила Кен Кизи - Над кукушкиным гнездом , но это вполне оправдано антуражем. Тут, наверное, можно и еще подобные книги в сравнение подобрать, но я их просто не читала.

У книги максимально открытый финал, но опять же вспомнив, что книга автобиографична, я полезла знакомиться с биографией автора. Это, естественно, не обязательно для читателя, но я просто не любитель отрытых финалов, и биография автора помогла мне самой дорисовать гипотетическую дальнейшую судьбу Эстер. Хотя, возможно, именно для этой книги открытый финал по-своему идеален.

Особо хочется остановиться на феминистических мотивах в книге. Опять же, это наверняка было продиктовано обществом и эпохой.

... замуж и обзавестись детьми - это все равно что подвергнуться промыванию мозгов, и твоя участь будет похожа на судьбу немого раба в некоем приватном, но тем не менее тоталитарном царстве.

Я начала догадываться, почему женоненавистники умеют повергать женщин в такой трепет. Женоненавистники подобны богам: они неуязвимы и преисполнены неодолимой силы. Они спускаются с небес, а затем исчезают. Их никогда невозможно удержать.

В конце концов я решила, что раз уж так трудно найти интеллигентного молодого человека, который сохранил бы чистоту до двадцати одного года, то я и сама могу оставить всякие мысли, о девственности и выйти в итоге замуж за человека, уже лишившегося невинности точно так же, как я. И тогда, если он начнет превращать мою жизнь в сущий ад, я сумею ответить ему тем же

Я хотела бы отметить, что все подобные мысли и высказывания автора не казались мне радикальными, агрессивными или навязчивыми. Наоборот, переданные через слова и мысли Эстер, в контексте происходящего с ней они были не просто уместны, они были абсолютно оправданы и достоверны. Ну, как по мне. Все ее размышления про брак, беременность, девственность действительно отзывались во мне и вызывали искренние переживания за Эстер в частности и за женщин того времени в принципе.

В бОльшей степени мне книга понравилась, она яркая, интересная, она хорошо написана. Но больше 4/5 я поставить не смогла. Потому что если смотреть на сюжетную линию в общем, то она довольно размытая, и порой я вообще забывала про что и зачем читаю. Рефлексия - это замечательно, это всегда имеет место быть, но порой с ней был перебор, из-за чего терялся темп повествования. Плюс, было несколько странных моментов, так казать "бог из машины". После прочтения книги, покопавшись в биографии автора, я поняла, что в ее жизни были зеркальные события, и там они были обоснованы и уместны. А вот в книге необходимой подвязки не было, из-за чего эти моменты так и остались "висеть в воздухе", сюжетно ничем не подкреплённые.

В общем, это было очень даже хорошо, и я не исключаю, что однажды захочу вернуться к этой книге, перечитать и попытаться увидеть в ней еще какие-то грани.

Этот роман я читала уже несколько лет назад, он мне понравился тогда тоже, но ощущения были совсем иные. Сейчас я смогла немного по-другому прочувствовать всё написанное. Возможно, время, вероятно, опыт, а, скорее всего, сама жизнь немного подкорректировала восприятие.

Живёшь ты себе в удовольствие, покупаешь одежду, красишься, ходишь на свидания, учишься, работаешь. Живёшь и внезапно решаешь умереть. Перерезать вены, выпить таблетки, сделать петлю или пустить себе пулю. Это не попытка убежать, это обычное решение, равносильное ежедневному выбору между чаем и кофе, иначе ты просто задохнёшься под этим стеклянным колпаком.

Живёшь ты спокойно своей размеренной взрослой жизнью, работаешь в меру сил, стараешься соответствовать ожиданиям и требованиям общества, растишь детей, которые однажды совершают попытку суицида. Выходов у тебя не много. Всё в порядке и ты не плохая мать.

Живёшь ты себе, живёшь, цепляешься за жизнь и мечты, стараешься придумать себе цель в жизни, влюбляешься, дышишь, радуешься и грустишь. Но твой друг внезапно уходит из жизни.

Живёте вы все трое своей жизнью, живёте и внезапно оказываетесь под стеклянным колпаком, ограждающим от остальных. Вы закупорены в пустоте бытия. Погружены в существование и одиночество. Этот купол может опуститься и на тебя, и на мать, и на друга. Никто не защищен. Единственное, что остаётся тебе - стучать и ломиться в него, пытаясь разбить, не дать ничему ограничить свободный полет твоего гордого духа.

Итог: роман, который стоит читать только в определенные периоды жизни, лучше всего в те, когда ты сам как будто издалека смотришь на свою жизнь и на себя. Как будто со стороны. Как будто и не ты и как будто ты сам можешь разбить скорлупу. Как будто. Всегда так. Только похоже. Но у каждого своё.

Передо мной всплывало лицо моей матери — бледная и скорбная луна — в ее первый и последний визит в клинику с тех пор, как мне стукнуло двадцать. Дочь в сумасшедшем доме! Вот ведь как я ее опозорила. И все же она явно намеревалась простить меня.

— Мы с тобой начнем, Эстер, с того места, на котором остановились, — сказала она со своей нежнейшей, прямо-таки мученической улыбочкой. — И будем вести себя так, словно все это было только дурным сном.

Эээ... ну и перевели у нас название книги "The Bell Jar" как "Под стеклянным колпаком". Оригинальное название я перевела как "Звенящая банка" и на мой вкус "Звенящая банка" гораздо больше подходит этой тревожной книге. А то я думала, почему такой диссонанс возникал, когда я читала перевод Топорова. Наше название более мягкое.

Вообще книга о самоубийце не может быть приятной. Особенно, когда она начинается с легкой всеамериканской паники. Уж не стала я лезть из теплой кровати в поисках той статьи о Розенбергах, там какой-то шпионский скандал был. И разговор о казни Розенбергов снова всплывет в середине книги.

Но книга то не про это вообще. Героиня Эстер Гринвуд приехала в Нью-Йорк, потому что она талантливая, отличница и стипендию получила не просто так, стихи пишет хорошие. В книге их нет, но раз книга автобиографичная, то вот поэтесса Сильвия Плат отличная, нечто среднее между Т.С. Элиотом и Эдной Миллей. Хотя стихотворение "Папашка", самое известное, вызвало у меня много вопросов. Насчет феминизма в этой книге... он тут конечно, в стиле Этвуд, Зонтаг и "Улыбки Моны Лизы", но сразу бросается в глаза другая тема: Фишка в том, что все персонажи очень резко изображены, почти карикатура на почти богему, и люди окружающие героиню не самые хорошие, но она сама понимает, что тоже в двадцать лет ничего особенного из себя не представляет. Ну, учится хорошо, скорее из страха получить пару, стихи пишет, парень вроде у нее есть и мама парня очень приятная, но лучше она ничего не найдет. И ее родственники - австрийцы, а значит в ней тоже течет эта немецкая (фашисткая) кровь нервных австрийских фрау. Поэтому героиня предпочитает покончить с собой. Откачивают и начинается совсем другая жизнь.

Забавен ее парень. Он встречался и с подругой героини, Джоан, и когда Джоан тоже после попытки самоубийства оказалась в психушке, то сразу возомнил себя таким роковым мистером. Будто женщина может покончить с собой только из-за мужчины.

Книга иллюстрирована рисунками Сильвии Плат.

Я бралась за эту книгу с конкретной целью: хотелось понять, как себя ощущает человек с клинической депрессией, и что это вообще такое в плане реальной симптоматики и ощущений настоящей болезни, а не томных "ах, у меня депрессия" возгласов неумных девиц. Чувствуется, что депрессивную часть Платт списывала со своих собственных впечатлений, все же не болевший депрессией человек всерьёз понять, воспринять и толково разъяснить всю серьёзность ситуации вряд ли сможет. Мне в итоге полностью понятно, если честно, так и не стало, наверное, такое все же необходимо испытать самому.

Либо отпечаток оставило то, что книга не о депрессии как таковой. Основная проблематика - выбор, сознательный взвешенный осознанный выбор пути, по которому следует повести свою жизнь, и невозможности порой его принять. Общество даёт каждому из нас ряд вариантов на выбор. Для женщины: муж, дети, дом, семья - навязываемая норма, под которую так или иначе пытаются причесать всех, вне зависимости от пожеланий. Разновидность более осовремененного вида - муж, дети, дом, семья, работа. Для отчаянных бунтарок, которых понимает и полностью принимает меньшинство - работа, карьера, саморазвитие, семья без детей или вообще сознательный выбор не замужней жизни. Вот последнее даже сейчас даётся большинству выбравшим в боем, общество такой поворот событий воспринимает весьма истерично.

Эстер из 60-х, где все было ещё печальнее, приходится ещё хуже. Особенно на фоне того, что ни одна из навязываемых ей ролей девушке не нравится. Тонна стереотипных вариантов жизней лежит у неё на плечах, не давая ни думать, ни дышать, ни решить хоть что-то. Не удивительно, что попытки трепыхаться в этой тупой давящей сети приводят исключительно к депрессии и осознании себя никчемностью. Мне её, если честно, искренне жаль, так близки её размышления на протяжении попыток куда-то сдвинуться с точки увязания.

Единственное, с чем Сильвия не справилась в этом романе, терапевтическая часть истории и выход из депрессии. Скорее всего, потому что сама не дожила до этой точки и просто не в состоянии была описать то, во что не верила сама. Зато пугающе хороша часть про лечение депрессии разлива 60-х с бессмысленной и неправильно применяемой электрошоковой терапии, лоботомиями и закрыванием женщин в дурдоме по поводу и без.

Страшная книга, в чем-то даже чудовищная. Но такая нужная!

Как оказалось, я не была готова к этой книге. Понятия не имела, чего от неё ждать. Что-то безрадостное, да, хотя и не настолько, пожалуй.

Почему-то почти всегда чувствуется, что автор пишет о себе. Честнее и ярче, что ли, с подробностями, от которых за милю несёт личным опытом. И эта книга такая, и от этого тяжелее, ведь она о депрессии. Не о той, о которой пишут на смешных картинках в интернете, а о той, когда уже совсем не до смеха.

Атмосфера давит, история, начавшаяся с праздношатаний по Нью-Йорку, в какой-то момент обрушивается герметичным стеклянным колпаком, из которого выкачали воздух, нечем дышать.

Дальше спойлеры? Возможно. Насколько возможно спойлерить на атмосферу. Эстер Гринвуд приехала в Нью-Йорк на стажировку в женском журнале. Молодую и дерзкую, её и ещё одиннадцать ей подобных выбрали из толпы других конкурсанток. Их дорого кормят, одевают, балуют подарками, фотографируют, они же пишут для журнала и развлекаются как умеют. Не то чтобы она особо ценила такую жизнь, но когда наступает время вернуться домой, она так ничего не добилась, нигде особо не засветилась, не больно-то и стремилась, впрочем. А дома от безделья ли, от нарушенных планов ли, или от чего-то другого, не может спать, не может писать, делает странное, ищет способы покончить с собой (и ей почти это удалось, но ещё половина книги впереди).

И здравствуй, психиатрическая больница середины прошлого века. Здравствуйте, варварские методы лечения. Здравствуй, лоботомия и электрошоковая терапия по поводу и без. А вы знаете, что за лоботомию в 1949 году дали Нобелевку? Теперь знаете.

Нет, всё не так плохо, до лоботомии у Эстер дело не дойдёт, да и с клиникой ей повезло, грех жаловаться. Но психиатрия никогда не была особенно приятным и весёлым делом.

Депрессия. Это слово уже давно перестало казаться подходящим для описания внутреннего раздрая, но что же там, на другой стороне? А ты точно хочешь знать? Я – нет. Но мне ли не помнить, как легко лишиться того, во что веришь, к чему стремишься, и ради чего делаешь следующий вдох, как за считанные минуты расползается в руках вера в себя и мотивация. И вроде бы ничего страшного не произошло, просто много неприятностей, одна к другой, и капля за каплей, и никак не удержать, всё рассыпалось. И даже понимая, что тонешь, не видишь вокруг ничего, что не потонуло бы вместе с тобой, если попробуешь ухватиться. Знакомое состояние, и от этого ещё страшнее.

Её сравнивают с «Над пропастью во ржи», но я не люблю эту книгу о подростковом нытье, и мне не нравится это сравнение. По-моему, между ними пропасть. Не во ржи.

Несмотря на удушающую атмосферу, читается книга на одном дыхании. Больше вы и не сможете себе позволить – задохнётесь.

Хорошо, что я не прочитала её раньше, она бы и меня задушила.

Мне хотелось сказать ей, что если бы с моим телом что-то случилось, это было бы просто здорово. По мне, так лучше болеть физически, чем душевно, но мысль эта казалась мне такой сложной и путаной, что я ничего не сказала, а лишь сильнее вжалась в постель.

Какая простая мысль, показывающая всю беспомощность человека перед лицом психических расстройств. Если ты сломал колено — накладывают гипс. Гастрит? Правильное питание и таблетки. С ноющим зубом справится стоматолог. Но что делать, если надломилось что-то внутри тебя?

...где бы я ни находилась - на палубе лайнера или в уличном кафе в Париже или Бангкоке, - я все равно бы находилась под тем же стеклянным колпаком, варясь в собственном соку и отчаянно ища выход.

Эстер Гринвуд не понимает, что с ней происходит, и очень хочет от этого сбежать. Но сделать это не даёт стеклянный колпак, который накрывает её, как прозрачная крышка кастрюли. Вода под ней кипит, бурлит, давит на крышку изнутри, но как ни старается, не может выбраться. Крышка слегка подрагивает и грохочет, каким-то каплям удаётся в этот момент сбежать, и они доживают свой век на плите, пока хозяйка не сотрёт их тряпкой.

У Эстер вроде неплохая жизнь: она молода, переехала из пригорода Бостона в Нью-Йорк, получила возможность стажироваться модном журнале. Чего же ей не хватает? Встречала такие отзывы о книге, мол, с жиру бесится, это всё от скуки, вот пошла бы на завод работать. Поверьте, это худшее, что вы можете сказать человеку с депрессией. Даже если он действительно “с жиру бесится”, то нельзя обесценивать чужое состояние. Ну а самое глупое, что можно в такой ситуации предлагать, это “настройся на позитив”, “успокойся” или “возьми себя в руки”.

А ещё писатели часто лезут описывать то, о чём понятия не имеют. Но это не о Сильвии Плат, ведь роман считается автобиографическим. Плат страдала от депрессии и покончила жизнь самоубийством, засунув голову в духовку со включённым газом. Поэтессе было 30 лет.

Тут сделаю небольшое лирическое отступление от книги. Очень интересуюсь темой психических расстройств, поэтому много об этом читаю. В одной статье о депрессии девушка рассказывала, как её родители, которые категорически отрицали существование таких заболеваний, всячески над ней издевались. Она не могла встать с кровати, чтобы учиться или работать, просто прогуляться по улице или дойти до кухни, а они называли её бездарью и лентяйкой, приводили в пример других людей. Мол, вон, дядя Вася без ноги, а на заводе работает, а ты, кобыла такая здоровая, весь день под одеялом валяешься, как тебе не стыдно. В итоге девушка нашла в себе силы, чтобы занять денег и переехать на съёмную квартиру, начала лечение и сейчас с ужасом вспоминает то время. С семьёй не общается до сих пор.

Героиня книги Плат проходит через сложный жизненный этап поисков себя, но чем дальше, тем больше разочаровывается в себе. Ситуация усугубляется тем, что близкие вместо того, чтобы помочь, разочарованы ей, пытаются упрятать в больницу, лечить электрошоком.

Интересно, что Эстер ещё в состоянии воспринимать себя с юмором:

В последнее время я подумывала о том, не перейти ли мне в католичество. Я знала, что католики считают самоубийство смертным грехом. Но если так, то у них, возможно, найдутся хорошие способы отговорить меня от этого.

Она на самом деле пытается справиться и что-то сделать со своим состоянием, но всё чаще кажется, что самый лучший и наиболее простой выход — суицид. Плат обвиняли в том, что книга слишком личная, из-за этого её даже отказывались печатать. Но разве в литературе это может быть недостатком? Ведь многие всемирно известные романы — проекция личного опыта их авторов. Возможно, книга Плат сможет помочь людям со схожими проблемами. P. S. А ещё пишут, что это женская версия “Над пропастью во ржи”. Не верьте, это чушь.

Сильвия Плат - это имя стало практически синонимом трагической судьбы. Поэтесса и писательница получила Пулитцеровскую премию посмертно, в 1982 году - спустя почти 20 лет после ее самоубийства. . . Роман оценивать очень трудно с учётом всего жизненного контекста Плат. Намного бы проще было, если бы он был художественным вымыслом. Но стеклянный колпак замыкается, героине нечем дышать и она предпринимает попытку самоубийства, что прямо перекликается с жизнью Плат на протяжении лета 1953-го года. . . "Под стеклянным колпаком" стал для меня потоком сознания главной героини Эстер, которая, чувствуя себя в тупике, не зная, как поступать со своей жизнью дальше, постепенно входит в состояние тяжелой депрессии. Сначала звоночков немного, но они учащаются, суицидальные мысли появляются практически на каждой странице и занимают все сознание героини. Аналогично чувствовала себя и Плат - в то время, после возвращения из Нью-Йорка, она была истощена не только физически, но и интеллектуально, эмоционально, а творческая безвыходность, постоянное стремление к совершенству привели заболевание к апогею. Лечение было тяжёлым, но успешным, после чего творческое дарование Плат полностью проявило себя. . . "Под стеклянным колпаком" интересен не только с автобиографической точки зрения - в нем во многом описываются предрассудки 50-х годов 20 века по отношению к женщинам, для которых единственным возможным сценарием жизни было замужество, рождение детей и ежедневные домашние хлопоты. Из-за стремления никогда не выходить замуж и не рожать детей, а полностью посвятить себя творчеству и карьере Эстер чувствует себя чужой в этом мире, что становится одним из отправных пунктов депрессии. . . Оставлю вместо заключения цитату, которая практически точно описывает события романа: "я ощущала себя очень тихой и очень пустой - как мертвая точка торнадо, безропотно перемещающаяся с места на место посреди окружающего ее неистовства стихий".

Вторая книга из трёх прочитавшихся мною ("Случайная женщина" Д.Коу и "На маяк" В. Вулф) на одну и ту же тему - место женщины в ... Хочется сказать - в современном мире, но нет, правильнее будет - в своей голове.

Героиня взята в самом начале жизненного пути, ей нет и 20. И в отличии от Марии, Эстер не забивает на всё. Наоборот, она изо всех сил старается, карабкается наверх, в высшую страту. И у неё получается, она очень способная и прилежная. Но приводит это её куда? В дурдом. Может, дело в том, что она не видит смысла в том, чему готовится отдать жизнь - работе журналиста в женском глянце?

Наверное, в таком случае следует создать семью. Но и здесь мысли героини неутешительны:

... выйти замуж и обзавестись детьми - это все равно что подвергнуться промыванию мозгов, и твоя участь будет похожа на судьбу немого раба в некоем приватном, но тем не менее тоталитарном царстве.

Видимо, слишком умна героиня и тонкочувствующа для того, чтобы просто жить. Просто смириться с необходимостью сочетать в себе роли жены, матери, работницы. И при этом стремиться получать ещё какое-никакое удовольствие от жизни. И самое главное - заткнуть своего внутреннего перфекциониста. И перестать считать, что все хотят тебя использовать. Ведь, признаемся, кого-то хочешь использовать и ты сама.

А что же предлагает нам Сильвия Плат? Но что могла бы предложить женщина на грани самоубийства? Оно и случилось в жизни автора через месяц после выхода книги. И дети не помогли спастись. Если не сказать больше - их наличие и подтолкнуло её к краю, к которому сама героиня книги подходила несколько раз, но всегда неудачно. Концовка романа открыта и предполагает, что каждая девушка задумается - а зачем ты, милая, вообще родилась в этот несовершенный и безнадёжный мир? И хорошо бы не пропустить то,

... в какой точке пространства глупая, стыдливая синева неба становится кромешно черной.

Не рекомендуется читать девушкам в депрессии.

Если от человека ничего не ждешь, то он не способен разочаровать тебя. Сложна книга, со страниц которой так и веет одиночеством, беспомощностью, отчаянием, безнадежностью. Мне было психологически очень непросто дочитать до конца. Не могу сказать, что мне не понравилось, но особого восторга тоже нет. Эта книга - одна сплошная депрессия. Когда на улице светит солнышко и жарко, то серое, какое-то осеннее тоскливое содержание не воспринимается в той мере в какой следовало бы. Книга, можно сказать, автобиографична, автор описывает свои неудачные попытки самоубийства. Имхо, кто хочет свести счеты с жизнью, тот делает это, а не пишет о своих неудачных попытках. А по существу, у меня в голове не укладывается чем нужно было думать, чтобы такое сотворить, оставив детей. Эгоизм чистой воды. У всех бывают сложные моменты, когда жизнь кажется ужасной и что теперь? Об этом я знаю не понаслышке, сама сталкивалась и вот что могу сказать по этому поводу, самоубийцы меня нереально раздражают своим безмерным эгоизмом! Им видите ли плохо, жить им не хочется и плевать на всех - родных, друзей, знакомых. Извините, эмоций слишком много, прошло уже более 7ми лет, а до сих пор больно... Очень понравилось каким языком написано произведение, но главная героиня и содержание...совсем не мое. Перечитать навряд ли когда-то захочется.