Читать книгу: «Кукушка на суку. Акт второй», страница 5
Эпизод двадцать второй
Миражи
Мы шли долго и упорно. Шли мрачно и скучно. На душе было мерзопакостно. Я думаю, что далеко от места аварии мы всё же не утопали. Моя спутница слишком медленно перебирала ногами, едва отрывая от земли свою новую обувку. Наконец она встала:
– Я дальше не могу идти, совсем ноги сбила.
Девушка уселась прямо посреди дороги. С явным наслаждением она стала тереть икры, ступни и колени. Через некоторое время, словно удивившись, произнесла:
– Ты ещё здесь?
– А где мне быть?
– Далеко впереди. Такие, как ты, думают только о себе. Чего стоишь? Проваливай. Беги, спасайся. У тебя ещё есть шанс.
– Всё сказала?
– Всё. Нет, не всё. Сколько тебе, альфонсик, бабы за ночь платят? Доктор хренов. Врёт, и не краснеет. Даже глазом не моргнул. Дуру нашёл?
Я не ответил.
– Чего молчишь? Съел? Теперь глотай.
– А ты та ещё штучка. Злая и эгоистичная.
– Что? – она замерла, словно кобра перед броском.
– Я сегодня человека похоронил. Человека с большой буквы. Не чужого мне. На ругань эмоций не осталось. Поэтому, говори, что хочешь.
Воспоминания о смерти Сухарецкой ввели меня в мрачный ступор. Я не хотел ругаться, пока её тело ещё не остыло. Как-то это неестественно для человека ругаться в день похорон. Неуважительно к покойнику, что ли?
Она помолчала, но всё же не вытерпела:
– Похоронил. Она из-за тебя умерла. Ты виноват в её смерти.
Девушка права. Права во всём. Но я всё же переспросил:
– В чём моя вина?
– Был бы настоящим мужиком, а не жалким альфонсишкой, вывел бы нас отсюда.
– Как?
– Нашёл бы способ «как».
– Но как, как? Приведи пример, раз такая умная.
– Я сказала, надо ждать на месте, так ты потащил Марину в это паучье логово. Вот и результат.
– И как ты представляешь наше стояние на месте? Ни воды, ни крыши над головой. Мы бы уже сдохли от холода, жары и отсутствия воды.
– Не сдохли бы. Это ты себя так оправдываешь. А её уже нет. Её не вернуть.
Хотелось веско ответить, заставить её заткнуться. Но кто нас будет разнимать? Некому. Не услышу я уже никогда этот спокойный голос, с такой приятной легко узнаваемой хрипотцой. Да…
– Ну, не болтай глупости. Это тебе просто обидеть меня хочется. Незаслуженно обидеть. Давай я тебе лучше ноги помассирую.
Неожиданный переход несколько озадачил девушку, но ненадолго:
– Сделаешь массаж? Ого! Соскучился по женским ножкам? А, да…, ты же у нас бабский угодник, жиголо, содержанка в мужском обличье. Сколько ножек ты за свою жизнь промассировал? Не помнишь?
– Помню, – я не стал нагнетать, а попытался всё перевести в шутку, – почему не помню? Тридцать три.
Она засмеялась:
– У тебя даже одноногие были. И как тебе с одноногими?
– Так себе. С немыми лучше. Давай сюда ноги, вытяни их, – я присел рядом.
– Да не нужен мне твой массаж. С чего ты взял, что я соглашусь?
– С того, что нам надо до цели дойти. Давай, усталость, как рукой снимет.
– Я не устала. Мозоли же ты не уберёшь. Хотя, почему бы не посмотреть, как ты справляешься с женскими ножками.
Я сделал массаж. Сделал старательно и аккуратно. Мозоли на её ступнях были уже созревшими. Не знаю, к чему они нас приведут. Ох, не знаю.
– Молодец, сразу видно – опытный массажист. Мне понравилось. Правда, стало легче. Давай попробуем идти дальше. Может лучше босиком?
Но её идея не воплотилась в жизнь. Поверхность дороги была невыносимо горячей. Мы вновь заковыляли как прежде – почти черепашьим темпом. Небо было пронзительно чистым: ни намёка на тучи. Пустыня притихла: ни ветерка, ни звука. Все обитатели забились в норы и ждали, когда спадёт зной. Только два придурочных человека продолжали свой путь по этой выжженой солнцем пустыне. А куда деваться? Минут через двадцать мы опять были вынуждены сделать привал: Виола совершенно выбилась из сил. А кто бы не выбился с такими мозолями? Отдохнув, снова двинулись дальше и так далее. Постепенно интервалы нашего движения сокращались, а время отдыха увеличивалось. Не представляю сколько мы успели пройти до вечера, но думаю, что не больше десяти километров. А вечер в этот день наступил неожиданно быстро. И причина быстрого наступления темноты нам была хорошо видна. С юго-запада на горизонт, за который после заката должно было свалиться солнце, неожиданно выплыла черная-чёрная туча. Она стала быстро расти, постепенно заполняя собой всю закатную часть неба.
– Ого, там гроза. Может и сюда дойдёт? – мечтательно констатировала моя попутчица. – Воздух освежит.
Я не разделял её мечтаний. Вот если бы гроза прискакала с утра, тогда, конечно, идти стало бы легче. Хотя, смотря какая гроза. Гроза грозе рознь. Да и вообще что-то странно всё это. Гроза в пустыне? Летом? Я думал, что в это время здесь дождей не бывает в принципе. Хотя кто его знает, что здесь бывает и что не бывает? Грозовой фронт быстро приближался. Вскоре стало видно, что тучи неоднородные: сверху они были чёрными, а снизу серо-жёлтыми. Спустя 15 минут мы поняли причину данного явления. Жёлтый цвет – цвет песка. Это была пыльная буря. До поры до времени всё казалось вполне безобидным, но уже первый шквал ветра показал нам совсем нерадостную перспективу. Буквально сразу после стартового порыва буря обрушила огромную массу поднятого в воздух песка. Нельзя было открыть ни рот, ни глаза. Песок сёк лицо и открытые части тела. Пришлось сразу скинуть на землю поклажу в виде старого водительского сидения, и мы, крепко обнявшись, вжались в потрескавшийся от времени дерматин. Ожидаемый дождь так и не пролился, буря оказалась сухой. В какой-то момент я даже почувствовал, что уже не могу дышать, настолько воздух был наполнен частицами пыли и песка. Пришлось стянуть с себя футболку, разорвать её пополам и намочить водой. Уткнувшись носами в мокрые тряпки, мы переждали прохождение основной части шквалистого фронта. В результате пережитого мы долго кашляли, а я остался в одной ветровке. Ночь не заставила себя долго ждать. Ветер ещё не закончился, как совсем стемнело. Пришлось остаться на ночёвку на том же месте. Наступившая ночка стала ещё одним страшным испытанием в моей жизни. Меня эта непрерывная череда испытаний уже стала доставать. Неужели я настолько прогневал бога, что впал в полную его немилость? Но если прогневал я, то Сухарецкая с Жандаром здесь при чём? А Виола? Бедная девушка хоть и не плакала, но по её испуганному напряжённому лицу можно было догадаться, что эти испытания для неё являются запредельными. Вслед за песком и темнотой стала опускаться температура. Уснуть было невозможно. Нам было не до условностей. Наши тела переплелись так, что стороннему наблюдателю трудно было распознать, где чья нога и где чья рука. На утепление пошла даже куртка Марины, хотя до этого Виола категорически её отвергала. Но и куртка не спасала от холода. Я вскакивал, поднимал следом девушку, и мы скакали вокруг сидения. Скакали, чтобы ускорить движение крови по организму. Скакали, чтобы не сдохнуть от переохлаждения. Скакали жарким летом в среднеазиатской пустыне. Тем не менее озноб не покидал тело: от холода зуб на зуб не попадал. В результате мы не спали всю ночь, а вырубились только тогда, когда взошедшее солнце стало прогревать пустыню. Но и это не позволило выспаться. Уже через пару-тройку часов нестерпимая жара заставила нас двинуться в путь.
– Зря мы ушли. Надо было ждать помощи, ночуя в домике, – слабым от усталости и невзгод голосом резюмировала Виола.
– Ничего, осталось недолго терпеть. Да, мы поздно сегодня вышли. Но зато у нас есть фора – часть пути вчера мы всё же преодолели.
Несмотря на заторможенное состояние я пытался торопить девушку. Для этого у меня были веские причины: вода быстро заканчивалась, а полуденная жара могла привести к тепловому удару одного из нас. Если это случится, то и на сегодняшнем дне можно будет поставить жирный крест. А как мы переночуем на свежем воздухе ещё одну ночь и что будет завтра, один бог знает. Но ускорить Виолу никак не получалось. Она была измождена до предела. К тому же на её ступнях и пальцах ног полопались волдыри, и это вызывало нестерпимую боль. Нам опять приходилось то и дело останавливаться, долго отдыхать и двигаться дальше в улиточном темпе. Весь график преодоления расстояния до шоссе летел насмарку. Но это была ещё не беда. Осознание того, что мы вляпались в полное дерьмо, приходило ко мне постепенно. Когда, очухавшись от недосыпа, пострадавших от бури глаз и перегрева на солнце, я начал хоть немного реально соображать, в мою душу стали закрадываться смутные нехорошие предчувствия: правильно ли мы идём. Сначала я подумал, что дорогу засыпал песок, поэтому она настолько неузнаваема. Но постепенно под ногами начали попадаться большие камни. Их становилось всё больше. В какой-то момент отпали последние сомнения: мы сбились с пути. Я ничего не сказал впавшей в небольшую прострацию девушке, а просто попытался сделать плавный круг, чтобы вернуться назад на грунтовую дорогу, от которой мы отклонились. Не помогло. Дорога не обнаружилась. Этого ещё не хватало! Отсутствие под ногами чётко выраженной колеи могло привести нас к неотвратимой гибели. И я решил кардинально исправить создавшуюся ситуацию: взял и развернулся назад, чтобы, несмотря на бездарно потраченное время, вернуться по собственным следам и найти эту проклятую колею. Виола, несмотря на её полупьяное состояние сразу обнаружила мой манёвр:
– Зачем мы возвращаемся назад?
– Я потерял одну важную вещь, – попытался соврать я.
– Лемешев, не считай меня дурой. Ты потерял дорогу?
– Да, потерял!
– Ну вот и всё, приехали, – упавшим голосом произнесла она, упала на колени, стукнула кулаками о землю и стала стенать: – Мамочка, мамочка, спаси меня. Господи, но за что? За что мне всё это? Я не хочу умирать! Не хочу. Мы сдохнем в этой пустыне. Сдохнем! Это всё. Зачем? Зачем я поехала в эту дыру? Зачем? Не хочу, не хочу.
Я долго слушал этот «плач Ярославны», но в конце концов не вытерпел:
– Хватит ныть. Всё будет хорошо.
– Не будет. Ничего не будет! Мы сдохнем здесь. Сдохнем.
– Если ты будешь валяться и реветь – то точно сдохнем. Пока не стемнело нам по свежему следу надо вернуться к той точке, где мы сбились с пути. После песчаной бури наши следы, как на ладони. Ещё ничего не потеряно.
– Всё потеряно, всё. Нам не выбраться отсюда никогда. Это замкнутый круг, ловушка.
– Пошли, говорю!
– Иди куда хочешь.
– Ты здесь останешься?
– Да!!! Здесь!!! – истерично прокричала Виола и тут же заныла старую песенку: – Мамочка, помоги! Мамочка!
Я не вытерпел и зло съязвил:
– Не правильно взываешь. Надо так: папочка, пришли самолёт! Папочка!
Подействовало. Она неожиданно вскочила и побежала за мной с явным намерением сделать больно.
Не будь дураком я рванул от неё по нашим следам, призывно подзадоривая:
– А говоришь, что уже всё, сдохла. Вон ещё сколько сил!
– Я тебя убью!
– Сначала догони!
Хитрость работала недолго. У Виолы быстро кончился бензин, и она опять уткнулась головой в песок. Да, выглядела моя попутчица не очень. Пустыня быстро меняет облик человека. Гламурный костюмчик уже напоминал старую потрёпанную тряпку, космы сбились в кучу. Жара и ветер иссушили её лицо, руки и ноги. Она уже ничем не напоминала ту уверенную в себе, нагловатую, ярко разукрашенную девицу, которую я увидел в аэропорту. Это было всего-то три дня назад. Три дня прошло. Всего три дня. Мне её было нестерпимо жаль. А себя? Себя, естественно, тоже. Но её сильнее. Когда она отдышалась от погони, я предпринял ещё одну попытку заставить девушку двигаться в нужном мне направлении:
– Змея! Виола! Змея!
Но она не повелась на мои провокации. Несостоявшаяся кинозвезда с трудом оторвала голову от земли и пролепетала потрескавшимися в кровь губами:
– Ненавижу эту пустыню, ненавижу змей, пауков и скорпионов. Но тебя, Лемешев, я ненавижу больше всего.
Она вновь уткнулась в песок и затихла. Я просидел рядом с ней часа два, накрыв её голову куском своей футболки. Второй кусок был намотан в виде чалмы на мою голову. Больше всего я боялся получить солнечный удар. Тогда всё, полный абзац. Шансов на выживание не будет. Их и сейчас осталось не много. Силы таяли с катастрофической быстротой. Очень хотелось есть. Но больше всего хотелось пить. После того, как мы вышли, я пил совсем мало, строго экономя воду. Да и Виоле не особо позволял прикладываться. Тем не менее в полуторалитровой бутылке воды оставалось уже менее трети объёма. Ладно, сейчас она отлежится, отдохнёт, и мы двинемся дальше. Вернее, не дальше, а назад по своим следам. Как я умудрился? Уму непостижимо. Если бы кто-то сказал, я бы не поверил. Какое-то затмение разума. Или козни дьявола. Точно. Он злорадно так хихикает, наблюдая за нашими страданиями и напрасными потугами спастись. Ничего, всё будет хорошо. Надеюсь, Виола уснула. Это придаст ей сил. Дышит она, во всяком случае, так, как будто спит. А мне нельзя спать. Я сидел и наблюдал за тем, чтобы к девушке не подполз какой-нибудь ядовитый паук, или змея. Она лежала прямо на земле, поэтому водительское сидение, которое я уже задолбался таскать, было поставлено мной на торец. Приходилось придерживать его в таком положении, чтобы тень от этой штуковины накрывала всё тело девушки. Ничего, всё будет хорошо, всё будет хорошо. Мы или выберемся сами, или нас найдут. Это всегда так бывает: бьёшься, бьёшься в закрытую дверь, а затем оказывается, что в здание можно попасть только с чёрного входа. Просто объявление об этом забыли повесить. Мне нельзя здесь сдохнуть. Я должен выжить и найти Жанну. Жанна, где ты сейчас? Что делаешь? Помнишь ли ты меня? Даже если не помнишь, я обязан добраться до этой проклятой Швейцарии. Вот ведь чертовщина какая: в пустыню Казахстана, в сердце этой пустыни, попасть легче, чем в центр цивилизованной Европы. Хотя, казалось, сядь в самолёт и фьють: через три часа ты в Берне. Эх, как же мне выбраться из этой проклятой жизненной трясины? Как? Вытаскиваешь левую ногу, а правая уже скрылась в болоте. Вернее, в зыбучих песках. О, кто-то едет. Точно! Разукрашенные машины, облепленные фонарями и фарами, мчались во весь опор прямо на нас. Это явно какие-то автогонки, типа Париж – Дакар. Головные машины быстро приближались, поднимая в воздух огромные клубы пыли. Главное, чтобы они нас увидели и не закатали наши тела в песок. Чёрт! Я вскочил и стал махать руками. Это страшно! Пронёсшиеся мимо спортивные кары и грузовики подняли в воздух тучи пыли не меньше, чем вчерашняя буря. Всё вокруг закрыл песок. А машины всё летели и летели. Некоторые проносились буквально в сантиметрах от нас. Я продолжал прыгать и махать руками, хотя прекрасно осознавал, что всё бесполезно: в такой пылюге водителю нас ни за что не увидеть. Оставалось только одно – молиться. Поняв, что от меня ничего не зависит, я в отчаянии свалился пластом, закрыл глаза, уткнулся лицом в горячий песок, зажал голову руками и стал взывать к богу: «Господи помоги, господи помоги… Я никогда больше не буду грешить и забывать о тебе. Я стану богобоязненным и праведным. Может даже, постригусь в монахи. Только спаси меня и эту невинную девушку. Господи помоги, господи помоги, господи помоги. Отведи своим могучим перстом погибель от нас. Погибель в этой страшной жаркой пустыне. Неожиданно из клубов пыли вынырнул спортивный мотоцикл и с разворота затормозил прямо перед нами. Мотогонщик обратился ко мне странным, уставшим, но очень высоким голосом:
– Вставай! Вставай! Чего ты лежишь?
Спортсмен снял шлем, и тряхнул густыми русыми волосами. Ух ты – это женщина! Удивительно, но она очень походила лицом на Жанну, а голосом на Виолу. Гонщица подошла и нагнулась:
– Ты живой? Очнись! – она стала тормошить и бить меня по щекам. – Лемешев, очнись!
О как! Вот оно всеобщее признание! Неожиданно! Меня уже узнают даже лежащим посреди пустыни. И фамилию запомнили!
– Фёдор, очнись, да очнись ты!
– Со мной всё нормально. Не беспокойся. Езжай. Тебе нужно зарабатывать очки. А то приедешь последней.
– Чего? – не поняла автогонщица. – Ты бредишь?
– Нет, я в полном порядке. Езжай, говорю. А то какой-нибудь грузовик переедет не только нас, но и тебя. Хотя нет, постой. Ты так похожа на Жанну. Ты её сестра? Или это ты, Жанна? Жанна, Жанна, Жанна… Это ты… Ты вернулась… Я знал, что ты не забудешь меня…
– Попей воды, тебе станет легче.
Девушка достала фляжку, открутила пробку и стала лить воду на моё лицо.
– Не надо, ты выльешь всю воду. Как в пустыне без воды? Хотя, о чём я? Это мы с Виолой бредём пешком одни… А вас сопровождают сервисмены. Они и еду приготовят и воды подвезут.
Вода продолжала литься на моё лицо.
– Хорошо, как хорошо, – произнёс я, но в это время струя попала в открытый рот, и я поперхнулся, вскочил и вытаращил глаза.
Никакой мотогонщицы не было. Рядом со мной на коленях сидела Виола и лила на моё лицо воду. Нашу воду! Последнюю воду!
– Дура! Идиотка! Что творишь?
– Ты бредил. Я испугалась, что ты умрёшь.
– Ну и сдох бы. Зато у тебя оставался бы шанс выжить. А без воды мы теперь вдвоём будем сдыхать медленно и мучительно. Дай сюда!
Я выхватил бутылку. В ней оставалась пара глотков. Не более того.
– Идиотка. Откуда вы только берётесь?
Виола промолчала, но всё же поджала нижнюю губу.
Только теперь я обратил внимание, что солнце уже давно перевалило зенит. Но это бы ладно. Сильный ветер, которого с утра не было, тащил по земле пыль, песок и перекати-поле. Я вскочил и вновь заорал:
– Твою мать! Чего расселась? Надо бежать по следу, чтобы вернуться к дороге. Давай, давай!
Я схватил бутылку, закинул за плечи сидушку и подхватил за руку попутчицу. Так: куда бежать? Я не мог сориентироваться куда нам бежать. Следов не было.
– Их замело уже тогда, когда я проснулась.
– А когда ты проснулась?
– Час назад.
– Так какого ты меня не разбудила?
– Да ты не спал! – закричала в ответ Виола. – Ты бредил. Я не могла тебя привести в чувство. Думала всё, и ты туда же, вслед за этими, – она неопределённо махнула рукой, но я понял о чём это она.
И что теперь делать? Я согнулся пополам и словно ищейка стал нарезать круги вокруг места, где мы валялись. Вот вроде какой-то след просматривается. Ага, значит мы отсюда пришли. А шли мы, возвращаясь по своим же следам. Значит, нам надо идти вот в этом направлении. Шансов мало, что мы вновь не заблудимся. Но если держаться заданного направления, то возможно мы всё же выйдем либо к грунтовке, либо к оврагу, на краю которого стоит скважина. В таком случае мы сможем снова пополнить запасы воды и повторить попытку добраться до шоссе. Так-так-так, надо держаться заданного направления. Солнце клонится к западу, значит там юг, там север, а там восток. Немного успокоившись, я молча потянул Виолу за руку, и мы пошли. Шли долго и упорно, хотя и не так быстро, как мне хотелось. Шли до самого заката солнца. Но на дорогу или к оврагу так и не вышли.
Пришлось провести под открытым небом ещё одну ночь. Она была не лучше предыдущей. Даже хуже.
