Читать книгу: «Не надейтесь на князей, на сынов человеческих», страница 18

Под покровом Божьим

В разговорах с батюшкой мы нет-нет да и вспомним владыку Феодосия, митрополита Омского и Тарского. Ничего удивительного, владыка – эпоха в истории епархиальной жизни Омска.

– Был он пусть и не без греха (а кто из нас святой?), но удивительный пастырь, – с удовольствием предаётся воспоминаниям о владыке батюшка Виталий. – Проезжаем в глухую деревню, бабушки нарядные, в платочках стоят у дома. «Давай-ка, – говорит владыка водителю, – остановимся». Представляешь, удивление старух, владыка выходит из машины, и прямым ходом к ним. Оказывается, бабушки собрались на поминки. Их односельчанин, Пётр, год назад в этот день преставился. «Крещёный?» – спрашивает владыка. «А как же – крещёный! Церковь у нас в тридцать четвёртом порушили, а он с восемнадцатого». – «Давайте панихиду отслужим!» – предлагает владыка. Заходим в дом. Старенький, но не ветхий. «Пётр после войны поставил», – говорит хозяйка. Пётр был дитя своего века, воевал, пахал землю на тракторе, строил дома, детей растил. Панихиду по Петру с владыкой отслужили. Хозяйка пригласила за стол. Карасиков поели, грибов. Владыка ест да нахваливает. Пока в эту деревню не заехали – торопились в Омск, а тут владыка все дела отложил… Помянуть раба Божьего Петра ему было важнее. Вот поэтому, куда бы он ни приезжал – толпы людей собиралось. Однажды, вот так же взял меня с собой в район, на разных машинах отправились. Он вперёд уехал, машина, на которой я добирался, сломалась, опоздал на службу. Приезжаю, а храм битком набит. Мне в алтарь надо, людей столько, невозможно пройти. С огромным трудом, казаки помогли, пробился.

С восхищением батюшка говорит о пристрастии владыки к купанию в проруби. Тот факт, что митрополит большой любитель рыбной ловли, я узнал от монахини Ачаирского монастыря матушки Евфимии. Она и сама любила на монастырском пруду с удочкой посидеть. Владыка Феодосий, приезжая в монастырь, обязательно уделял время рыбалке. Здесь был сродни святому Симеону Верхотурскому, которого на иконах изображают с удочкой на берегу. Пристрастие к рыбалке владыка не афишировал. Тем более – моржевание. О его зимних заплывах знал очень узкий круг.

– Одно время, ещё до рукоположения, – вспоминает батюшка, – жил я у владыки во флигеле. Как понимаю, он тогда присматривался ко мне: что я за птица? Когда приехал на Омско-Тюменскую кафедру, у нас в области было всего шесть священников. Надежды, что к нам повалят выпускники семинарий из Москвы, Ленинграда и Одессы (других не имелось), не было. Владыка решал кадровые проблемы сам. Видит, из человека может получиться батюшка, начинал его исподволь обрабатывать, потом рукополагал в диаконы, в священники. На меня тоже глаз положил. Расспрашивал о моей жизни, о поездке в Одесский Свято-Успенский монастырь. Я рассказывал ему, в том числе и какие-то неприглядные моменты из своей биографии. «Мне, – говорю, – такому как в иереи идти?» – «Все мы не без греха, если искать идеальных для рукоположения – некому будет служить в церквях». Зимой каждое утро владыка ездил в парк Победы к проруби. Меня брал с собой. Мне, сибиряку-уральцу, смотреть на прорубь холодно. Нырнуть в иордань на Крещение – для меня подвиг. Чем только в жизни не занимался, прорубь – не моё. А он с Западной Украины и плавает у кромки льда. «Виталий, – скажет, – присоединяйся, какая благодать!» Мне сорок было, казалось бы – кровь горячая, но нисколько не манило пробовать, а ему под семьдесят. Я в полушубке, шапка на уши натянута, ногу об ногу постукиваю, пальцы закоченели в ботинках. Он ещё и беседу со мной из проруби ведёт.

В ту встречу с батюшкой Виталием заговорили мы о девяностых годах. Батюшка начал разговор с владыки Феодосии.

– Захожу к нему утром на Успенского, 26, пригасил к столу. Чай пьём. В то время шла борьба за Казачий собор, город сопротивлялся, не хотел отдавать. Газеты подняли гвалт: культурный центр, лучший в Сибири органный зал. Наехать на церковь газетчикам только дай. Случалось, за публикациями стояли тёмные личности. Были у владыки проблемы по церквям и зданиям, территориям. Спорит с церковью, скажем, коммерческая структура, а не исключено, что за ней криминалитет. Владыка в то утро говорит: «Знаешь, Виталий, побаиваюсь, как бы братки не пришли и не стали с меня что-нибудь требовать. Кто знает, что у них в голове». Владыка опасался, вдруг скажут: у вас лавки церковные есть? Есть. Торговлю ведёте? Ведёте. Надо делиться, чем вы лучше других, а мы будем вас охранять. Или пригрозят: вам лучше, прекратить тяжбу по тому или иному спорному вопросу, за землю или здание. Но Бог миловал.

Братки тема для батюшки Виталия не абстрактная.

– Не один раз приходили ко мне, слава Богу, не с наездом. Они тоже не сплошь отмороженные, как в кино показывают, чуть что, выхватывает пистолет и море трупов, после чего идёт на бильярде играть. Как-то сижу в келье, заходят три парня. Крепкие, спортивные. На них лица нет – бледные, перевозбуждены. Что, говорю, случилось? Оказывается, убили их товарища. Общий знакомый два дня как вышел из колонии… Пять лет сидел, освободился и наехал на их друга, у того кафе, а вчерашний зек стал требовать, тут, дескать, и моя доля, давай делись. Пока срок сидел, многое поменялось, а он мыслил прежними категориями. Владелец кафе возмутился: с чего это я должен тебе платить? И получил нож в сердце. «Батюшка, – спрашивают меня парни, – что делать? Мы должны его убить!»

Можно сказать, за благословением пришли.

«Вы, – говорю, – целые? Целые, ну и идите с миром. Грех на душу не берите, а убийце воздастся по делам его».

Через день приходят снова: «Батюшка, убийцу милиция повязала, в СИЗО сидит».

Слава Богу, говорю, вы кровью себя не запятнали. Один давай сеня благодарить, будто я не знаю что им сделал.

Был случай, один специально из Москвы приехал. По осени. Машина мощная, вся в грязи. Двое суток гнал, и, получается, – думал по дороге о жизни своей многогрешной.

«Батюшка, – говорит, – приехал поисповедоваться». Спрашиваю: «Никого не убил? – «Нет». – «Ну и хорошо».

Потом задаёт вопрос: «А если стрелять в человека придётся?» Он охранником служил при каком-то авторитете. Получается, где у него совесть находится, там не лопух вырос.

«Если у тебя, – говорю, – есть официальное разрешение на применение оружия по должностным обязанностям и возникнет угроза жизни твоему охраняемому объекту, действуй в соответствии с инструкцией…»

Посмотрел мне в глаза долгим взглядом, вздохнул. Не было у него никакого разрешения. Что интересно, специально из Москвы приехал на исповедь. «В Москве, – говорю, – почему не исповедовался? Там батюшек в десятки раз больше, чем у нас». – «Мне так проще».

С братками батюшка рассказал ещё такой случай. Была в соборе прихожанка тётя Нина. Из тех белых платочков, кто в церкви с младых ногтей. Она и в молодости не шибко боевой была, в старости оказалась в положении, о котором говорят: любая курица обидеть может. Сначала мужа похоронила, потом сына. Осталась одна одинёшенька. Пришла на исповедь к отцу Виталию, расплакалась.

– Великий пост, батюшка, а я грешу – гневлюсь, осуждаю, никакая молитва в голову не идёт! Да и как не согрешишь тут…

Жила тётя Нина в своём доме. По доброте душевной пустила на зиму мигрантов из Казахстана. Полдомика пустовало, когда-то сын во второй половине жил. Подумала – полегче будет. Какие-никакие деньги дополнительные. Да и всё не так боязно, не одна во всём доме. Сначала квартирантов было трое, потом целый табор добавился. Месяц живут, не платят, отговариваются – «потом-потом», второй месяц – «потом-потом». Видят, за бабку некому заступиться. И на дрова деньги тратить не хотят, сначала все деревяшки, что были во дворе, сожгли, затем давай забор на топку разбирать, попутно приворовывали хозяйкин уголёк. Тётя Нина зиму терпела, весной принялась спроваживать квартирантов, дескать, мы договаривались до весны. Они смеются: бабуля, иди отсюда не мешай нам жить.

– К участковому пошла, – рассказывает тётя Нина батюшке, – тот, как мои квартиранты, сам из казахов, говорит: «Будут убивать, тогда, другое дело, тогда зови. А так, что я им скажу? Вселились не самозахватом, сама впустила, вот и разбирайся…» Что мне, батюшка, делать, куда идти?

– Скажи им, – сказал батюшка, – отец Виталий даёт три дня, чтобы съехали!

На ультиматум из церкви квартиранты расхохотались тёте Нине в лицо: «Ой-ой-ой, испугались твоего попа до мандража в коленках!»

Обнаглели товарищи из бывшей братской республики.

У батюшки в то время появился подержанный «Форд», ниже расскажем, как пригнал авто из Германии, тоже интересная история. Гаража у батюшки ещё не было, держал машину на автостоянке. Владельца автостоянки знал по спортзалу. Звали того Виктором. Батюшка и после рукоположения по возможности не оставлял спорт, ходил в тренажёрный зал. Считает, нагрузки в церкви преодолевал благодаря тому, что постоянно старался держать себя в форме. Сама атмосфера спортзала вдохновляла: гул голосов, команды тренера, лязг блинов штанги.

– Переступишь порог спортзала, – делился батюшка спортивными эмоциями, – окунёшься в эту волну звуков, запахов, возгласов и праздник на сердце: мышцы просят нагрузки, требуют движения. Иду к штанге, тренажёрам, а то перчатки надену – по мешку постучу. Бывало, прихожанину надо мозги вправить – к бутылке пристрастился или впал в уныние – тащу в спортзал или в бассейн. Кому-то помогало.

Владелец автостоянки Виктор, было ему лет тридцать пять, тоже ходил в тренажёрный зал, активно нагружал себя. Немного боксировал. Как-то звонит: «Батюшка, надо отпеть друга». Батюшка пришёл на отпевание и стало ему яснее ясного: хоронил Виктор не просто друга, а братка. Вокруг гроба такие же, и сам Виктор в авторитете среди них.

В тот вечер батюшка машину поставил на автостоянке, Виктор к нему подходит, разговорились. У батюшки тётя Нина с дерзкими квартирантами не шла из головы. Поделился с Виктором, посетовал:

– Мой авторитет для них плюнь да разотри, дал три дня, чтобы съехали, они смеются: поп будет нам условия диктовать!

– Ну, борзота, – Виктор возмутился. – Но ты, батюшка, не парься. Пошлю туда пацанов. Тебе ехать ни к чему, разговор будет матершинный. Давай адресок бабулькин, не вопрос. Беспредельщиков надо учить уму-разуму.

На помятом листочке размером с пачку сигарет записал адрес. Через день тётя Нина в церковь прилетела:

– Батюшка, спасибо-спасибо, съехали.

«Пацаны» Виктора дали квартирантам три часа на сборы, погашение долга и освобождение жилплощади, с обязательным мытьём полов после себя.

Тётя Нина не знала, как благодарить:

– Ой, батюшка, спаситель вы мой, гора с плеч. Пять месяцев в своём дома, будто у чужих людей. Их как кипятком ошпарили. В сумки вещи как попало бросают, друг другу мешаются, одна кинулась пол мыть. Матрасы, одеяла во двор выносят. Дело к вечеру. Говорю: «Подождали бы до утра». Кого там! Машину подогнали, «газель» эту и только след простыл.

Часа за полтора до контрольного срока сдуло квартирантов, как и не было. Печки и ту почистили, золу выгребли.

– Самое-то парадоксальное, – говорит батюшка, – в девяностые годы что-то можно было решить. Сейчас хуже беспредел. Человек оформил землю, построил дом, его выбрасывают с участка – сделка незаконная. Как незаконная, подписи всех инстанций есть, официально всё оформлено. Участок приглянулся влиятельному человеку с мешком денег, он задумал что-то своё построить, и все вопросы, в том числе и в неподкупном суде, решил без проблем.

Поведал батюшка ещё оду историю. В конце девяностых позвонил ему хороший знакомый из Новосибирска со следующей проблемой. Омский завод пригласил из Новосибирска бригаду специалистов по наладке оборудования. Специалисты уникальные, в Омске таких нет. Дело происходило в первую волну удушения промышленности, государственные заводы, стремясь выжить, химичили – открывали дочерние предприятия, фирмочки со своими счетами. Таким макаром уходили от налогов, кредиторов. Бригада заключила договор через такую фирму. Связным звеном от её имени выступал мутный, суетливый из себя типчик. Бутерброды мужикам возил, когда те допоздна работали, чаем поил, анекдоты рассказывал. Всё было хорошо до поры, пока специалистам по завершении работ не начислили хорошие деньги. Тут-то типчик превратился в конкретного рэкетира. «Ребята, – говорит, – всё нормалёк. Теперь надо пятьдесят процентов от начисленной вам суммы отдать, иначе вообще ничего не получите». Понятно возмущение мужиков. С какого перепугу должны честно заработанные деньги делить на два и отдавать какому-то дяде, который и рядом не стоял. С рабочей прямолинейностью послали пройдоху по далёкому адресу. Ни копейки, мол, не дадим – не мечтай. Мутный тип сам пошёл в наступление, начал угрожать: «Вы, дорогие новосибирцы, не знаете, с кем связались. Да вы до дому живыми не доедете. Придут братки, мало того, вас покалечат, ещё и до ваших жён-детей доберутся. Адреса-телефоны ваши у меня аккуратненько переписаны. Всё под контролем. Лучше не дёргаться и сделать по-хорошему».

– Для меня край, – рассказывал ту историю батюшка, – когда начинают детьми стращать. Для решил встретиться с рэкетиром, посмотреть, что за птица. Сразу понял, не высокого полёта. «Вижу, – говорю ему, – ты кому-то подшестёриваешь. Не будем темнить, скажи – кому?» Он называет имя. Я не знал этого человека и решил блефовать: «Давай, – говорю, – сделаем так. Сейчас едем к Некрасу, тут недалеко его похоронное бюро и там порешаем…» Стоило мне сказать «похоронное бюро», рэкетир насторожился. Наверное, подумал, там его и прикончат. Из собора часто приглашали на отпевание в одно похоронное бюро. Времена были боевые – разборки, стрелки, перестрелки – братков частенько хоронили, труда не составило мне понять, что владелец похоронного бюро из этой среды. Для пущей важности называл типу ещё и Виктора, который тётю Нину спас. «Можно, – говорю, – к нему обратиться, с ним перетолковать, если Некрас тебя чем-то не устраивает». Озадачился мой собеседник. «Я, – говорит, – подумаю, перезвоню вас». Расстались. Через пару часов звонит: «Всё, батюшка, нет вопросов». – «Вот и хорошо, – говорю, – если кого из ваших бойцов отпеть понадобится, приглашай».

Пора нам перейти к рассказу, как батюшка машину гнал из Европы. В девяностые годы в церковь потянулся разный люд: и профессора, и учителя, и врачи, и братки. Последние отличались манерой поведения, одеждой, любили кожаные куртки, короткие стрижки. За ними стояли люди более серьёзные, тех сходу можно было и не распознать, какого они поля ягоды.

– Был такой Игорь Павлович, – рассказывал батюшка о прихожанине, – поначалу я и не понял, из какой он сферы. Бывал на праздничных службах, причащался. Потом-то узнал, его ребята гоняли машины из Германии. Я тоже в один момент подумал, что я не мужик, пригоню себе машину. В Германии можно хорошую подержанную взять. Меня как раз тогда владыка настоятелем храма в районе поставил. Служил там по субботам и воскресеньям, а в будние дни – в соборе. Иначе было не прожить. Приходилось туда-сюда ездить. Как бы хорошо свои колёса иметь. По большому счёту, автомобили – не моё, никогда тяги к технике не было. Вроде инженер по образованию… Брат Александр удивлялся мне, как можно без машины? Пусть хоть плохонькая, но обязательно должна быть. Я и на права сдавать пошёл лет в тридцать пять за компанию с ребятами. Права есть, опыта водительского никакого, если сажусь за руль, как в первый раз. Но решил взять машину – не боги горшки обжигают. Знающие люди сказали, откуда лучше гнать – из Германии. Около Щецина есть небольшой немецкий пограничный городок, туда советовали ехать.

Приезжаю и встречаю парней из Омска – Валеру и Гену. Тогда-то и узнал, что они под Игорем Павловичем ходили. Валеру я за полгода до этого крестил. Парни брали хорошие машины, пусть не новые, но хорошие, мне такие не по деньгам, я, можно сказать, со свалки покупал. Не значит – хлам, просто люди отъездили своё, или модель устарела, или захотелось шикарнее авто. От старого избавляются. Появились фирмочки в Германии, которые занимались перепродажей. Половина бывшего Советского Союза ездили за машинами в Европу. Выбор у меня был брать «тойоту» или «форд». Валера с Геной вызвались помочь. Валера поездил на обеих машинах.

– Бери, батюшка, «форда», – посоветовал, – как игрушка! В хороших руках был.

Они тоже подобрали себе машины, вместе мы доехали до границы с Украиной. Дальше ехать было небезопасно. Времена бандитские, на каждом перекрёстке могли тормознуть – плати дань за проезд. Бывало, из машины выкидывали: нам она нужнее. Парни говорят:

– Батюшка, один не езди. Подожди нас, вместе надёжнее. У нас стволы с собой, мы знаем, где и как лучше ехать, а ты врюхаешься в какую-нибудь историю.

Валера с Геной тормознулись на границе ждать своих. Должны были подъехать несколько машин из Польши и Германии. Потом караваном шли до Омска. Я торопился, ждать попутчиков не захотел. Поеду, думаю, с Божьей помощью.

– У вас, – говорю, – стволы, а моё оружие – крест.

Ночь в отеле на границе переночевал и поехал. Рано утром поднялся, помолился…

Поначалу ехал осторожно. Парни, когда к границе с Украиной шли, постоянно иронизировали:

– Батюшка, не жмись к обочине, не жмись, а то вылетишь с дороги. Уверенней держись!

Хорошо говорить «уверенней», если ты много лет за рулём, а тут вообще никакого опыта.

Ну-да не боги горшки обжигают, уже в первый день на Украине стал чувствовать машину, дорогу. Машина скоростная, сто двадцать идёт, как шестьдесят. Хорошего качества «форд» попался. Пусть для немцев модель вчерашнего дня, для меня – в самый раз. Мотор работает как часики. Начал я поддавать газку, надоело плестись, все обгоняют, да и домой нетерпится быстрее попасть. Лишний раз поесть не останавливался. Набрал с собой колбасы, хлеба, булочек. На ходу пожую, воду из бутылки попью.

В одном месте заприметил впереди белую «тойту», идёт хорошо, умело маневрирует. Чувствуется, профессионал за рулём. Где-то прибавит скорость, где-то наоборот сбросит и, оказывается, неспроста – пост ГАИ на пути. Удобно с таким ведущим. Я в хвост пристроился и гоню довольнёшенек, какой хороший попутчик. Однако у того, а в «тойте» грузин за рулём, возникли подозрения: что это вдруг «форд» прилип как банный лист и не отстаёт? Мысль тогда у всех на дороге работала в одном направлении – только бы не угодить в лапы бандюкам. Что можно подумать, если тебя неотступно преследует кто-то. Грузин, а звали его Георгий, не выдержал, остановился. Я – тоже.

– Ты, что, дорогой, прилип ко мне, – спрашивает, – как парень до девка?

По-хорошему спросил. Он тоже машину из Германии гнал. Сам из Подольска.

– Не переживайте, – говорю, – я вожу плохо, а вы хорошо едете, дорогу знаете. Удобно за вами идти.

Рассказал, что я из Омска. Мы почти весь день в паре шли. Останавливались заправляться вместе, потом он предложил в столовой поесть, знал, где прилично кормят.

Ближе к вечеру мы потерялись. Я свернул не на ту дорогу, пришлось возвращаться. И вот тут, как Валера говорил, я «врюхался». Нет, не на сборщиков дани попал. Кстати, ни на одном перекрёстке лихие ребята не остановили. Произошла другая напасть. Подвела самоуверенность. Показалось, машину я чувствую на все сто, скоростной режим нипочём. Начал запросто обгонять. Двигатель приёмистый, чуть нажал на газ, летит.

На одном участке впереди меня целый ряд машин медленно плелись друг за другом, я стал обгонять одну за другой. И вдруг передо мной резко выруливает «мазда»… У меня два варианта, либо в неё на скорости врезаться, либо влево руль взять, уйти от столкновения. Левее беру, но машину на трассе не смог удержать, колесо съезжает с асфальта, попадает на грунт, и я лечу. Откос настолько высокий, что потом даже пытаться не стали заезжать на него с обочины. Лечу как в самолёте, в мыслях: «Господи, как это глупо, так хорошо ехал…» Удар, машина какое-то время на двух левых колёсах едет, как в автошоу. Думал: сейчас перевернусь кверху колёсами. Нет, машина на четыре встала. Проехала вперёд, оставляя за собой чёрную колею, остановилась. Грунт не жёсткий на моё счастье, почва как осушенное болото, чуть влажная. Тут же вверху на дороге остановился джип. Выходят из него три парня в футболках. Сразу видно – качки. И физиономии соответствующие.

Я в подряснике.

– Батюшка, – говорят, – давай мы его догоним и морду набьём. Видели, как он на тебя выскочил!

– Бить морду, – говорю, – не надо, лучше помогите отсюда выбраться.

Самого колотит – такой удар по нервам.

Один спустился ко мне, сел за руль, далеко пришлось по обочине ехать, прежде чем попался въезд на трассу. Братки осмотрели мой «форд». Я-то думал, после такого удара масло побежит, что-нибудь приключится с двигателем. Ничего подобного. Что-о там подкрутили.

– Доедешь, – говорят, – до своего Омска. Только, батюшка, сломя голову не лети.

Тогда братков на дорогах хватало. Машины гоняли, за теми, кто гонял, гонялись…

Ещё одних встретил ещё раньше, в Щецине. С Геной и Валерой остановились переночевать. Следом к отелю подъезжают на трёх машинах русские парни, как оказалось, из Смоленска. Один в годах, старший у них, и ещё четверо. Машины гнали. Кроме этого везли бытовую технику. На джипах, а в них холодильники, микроволновки… Машины вместительные и под завязку забитые. На всём зарабатывали.

Старший, ему под пятьдесят, подошёл:

– Батюшка, освяти, наши машины.

Парни заухмылялись:

– Седой, на Бога надейся, да сам не плошай!

– Вы не лыбтесь, не лыбтесь, – приструнил старший, – спасибо потом скажете.

В дорогу я всегда брал кадило, святую воду, требник. Кропила не было. Сделал импровизированное из веточек. Освятил машины.

Останавливаться на ночь в отеле они не стали, торопились. Поужинали в кафе и поехали в ночь. У Седого сын служил в армии, в Подмосковье, в Болшево, он собирался сразу из Смоленска к нему сгонять.

По теории вероятности я не должен был с ним больше встретиться, но…

Перед Вязьмой остановился набрать в источнике воды. Возвращаюсь к машине, а дорогу переходит Седой. За водой идёт. Он уже успел смотаться к сыну, ехал домой.

Обнял меня.

– Батюшка, как хорошо, что ты машину мою освятил.

И рассказывает, они в Белоруссии летели по трассе. Дороги там отличные, но и на старуху бывает проруха. Седой угодил в выбоину. Собственно, не выбоина, кусок асфальта провалился, подмыло или грунт слабый. Одним колесом на скорости угодил в яму. Колесо от удара покорёжило, но машина чудом не перевернулась, осталась на дороге.

– Я с восемнадцати лет за рулём, в автороте служил, – рассказал Седой. – Кусок асфальт ушёл вниз, песок был виден. Попасть со всей дури в такую яму и не пойти винтом, такого быть не могло… Колесо всмятку. Пацаны вышли из машин: «Ну, Седой, ты везунчик!»

– Это им в назидание! – говорю. – А то ухмылялись!

– Так и сказал оболтусам!

Меня как родного ещё раз обнял:

– Спасибо, батюшка! Будешь в Смоленске, заезжай.

Чиркнул на бумажке адрес. Сели по машинам, разъехались в разные стороны. Как тут не подумаешь: все мы для Бога дети – священник ты или браток, все под Его заступничеством, под Его покровом…