Читать книгу: «Бездонка», страница 2

Вынужденное отступление

Стоит ещё раз предупредить недоверчивого читателя, мистики в данном, коротком повествовании нет.

Это совершенно простая история, весьма реалистичная, быть может, несколько хаотичная в изложении, но вполне, уверяю вас, правдивая. Хотя жанр повествования можно было бы смело назвать «мистическим реализмом».

В прологе последующих историй будущего, возможного сборника «Лакримарий или Сосуд для слёз», в нескольких частях и разных стилях, на сотнях страницах, в этой цепи жутких по своей иногда простоте, иногда изощрённости, – исчезновений других персонажей, не хотелось бы сразу раскрывать интригу о пропаже первой героини – несчастной Лины. Но «подлому» собирателю историй, скрипя петлями заржавленной души, всё же придется это сделать, чтобы заполучить внимание читателя, не расположенного к новомодному фэнтази, списанного под копирку с западных образчиков, примитивной белиберде, потоком хлынувшей с издательских прилавков, благодаря целой гвардии «литрабов» на «писательских» галерах коммерческих бестселлеров.

Бездонка. Продолжение

Судьба вольной художницы, отчаянной любовницы, неукротимой аферистки Лины трагична и проста до безумия. Ночью в приазовской степи девушка провалилась в карстовую пещеру.

Подобные известняковые провалы, ходы, лазы невероятных и крохотных размеров, огромных и малых протяжённостей, разветвлений пронизывают Крым и Приазовье, будто норы гигантских кротов.

Судьба вольной художницы трагична…

По дороге из Симферополя, за несколько километров до шоссейной развилки к Ялте и Алуште таится в горном массиве грандиозная сеть карстовых пещер и земных провалов. Одна из них, под названием Бездонка¹³, гигантской воронкой сходится в жерло и обрывается вглубь земли грандиозным, вертикальным тоннелем метров на двести.

Несчастная Лина, быть может, в самые романтические минуты своей жизни, провалилась в малую копию такой «бездонки».

Дыра в известняковом плато, диаметром в метр в горловине, была затянута плотным травяным покровом, сетью корневищ кустарника и пересохшей травы. Девушка рухнула в каменную кишку, пролетела метров пять вниз, обдираясь об острые уступы, съехала метра четыре под уклон и застряла в шипастой ловушке, будто прорытой гигантской чёрной сколопендрой¹⁴.

Можно было стоять на поверхности рядом с этой дырой, вновь прикрытой плотным покровом корневищ, будто резиновым клапаном, и не обнаружить её, буквально, под своими ногами.

Ободранная об острые уступы известняка, окровавленная, растерзанная, со сломанными ногтями на руках, несчастная Лина, вероятно, истошно взывала о помощи. Её жалобных криков из жуткой «кротовой норы» никто не услышал.

Выбраться девушка не смогла. Сгинула в «чёрной дыре» Приазовья.

Неделя поисков ничего не давала. С милицией, с местными помощниками, с собаками и без. К тому же Бу, как помешанный, всю ночь, с момента трагедии, блуждал по приазовской степи совсем в другом месте.

Налаженная экспедиционная жизнь «чёрных» копателей развалилась. Как полагали все, именно с момента вскрытия в тот трагический вечер «сосуда для слёз». С каждым днём кто тихо спивался в одиночестве в палатке, кто загулял в местном посёлке с отдыхающими девицами, кто поссорился, подрался с поселковыми самогонщиками и попал в милицию, кто убрался подобру – поздорову, вернулся домой в полном душевном расстройстве.

Нашлась в коллективе весьма злобная, самолюбивая дама, звали её Лерой. Валерия по паспорту, циничная археологиня из дальнего Подмосковья, подруга одного из копателей. Она откровенно позлорадствовала, как ей показалось, над постыдным бегством напыщенной пустышки Лины. Холодная, будто каменное изваяние азиатской бабы¹⁵, вовсе не уродка, с первых дней экспедиции Лера тихо и злобно приревновала Элину к красавцу атлету, с уверенностью полагая, что именно её совершенное тело, подкаченное железом и «фитнесом», более достойно обладания мускулистым «аполлоном». К вечеру следующего дня Лера рассталась со своим «тухлым», рыхлотелым «бой-френдом» из подмосковного Подольска, вызывающе открыто перенесла вещи в палатку к «греческому» атлету.

Через двое суток безрезультатных поисков, на грустных посиделках у костра Валерия высказала предположение, дескать, местные «абреки» украли «красотку» и принесли её в жертву своим языческим духам.

Циничная археологиня из дальнего Подмосковья

Утром, вполне по-деловому, зная, что кинооператор серьёзно проникся археологией, Валерия сняла кальку со схемы античного захоронения, с циничной ухмылкой подарила рисунок «на память» несчастному влюблённому, посоветовала использовать «этот крутой сюжетец в киношке», а в титрах сделать приписку: «по реальным событиям». К вечеру, неуёмная в скрытной радости, археологиня пожалела посеревшего от страданий Бу Вана, уверяя, успокаивала, что «дикарка-художница» попросту сбежала в Керчь на «плэнер», на зарисовку своих «шизоидных», уродливых «сюриков».

Не поверите, ночью, на девятый день после пропажи Лины, Бу Ван едва не лишился рассудка. Он долго бродил, как неприкаянный, в синеве подлунной степи. Вернулся к брезентовому стойбищу «чёрных» археологов чёрный от горя, с выпученными глазами, безумным блуждающим взглядом, захрипел от волнения, рассказывая собравшимся у костра, что видел фантом девушки. Синеватый, полупрозрачный призрак выскользнул у него из-под ног и устремился к звёздам. Подсмеиваться над несчастным верзилой никто не решился. Мало того, Бу Ван нечленораздельно сипел что-то о буддийских божествах, путаясь в китайской, японской, индийской, древнегреческой мифологиях, упоминал всех подряд: Яму, Сансару, Танатоса… Затем, обезумевший Бу уставился на пламя костра, дико вскрикнул, увидел в огненных рукавах подобия кричащих от ужаса уродов Мунка¹⁶, зажал уши от визгов звуковых глюков и… завалился в глубокий обморок. Откачивали, отпаивали верзилу куриным бульоном дня два, накачивали спиртным столько же.

Несчастный Бу Ван дней через пять вполне очухался от мозговых затмений, вёл себя тихим шизофреником, сдержанно и нелюдимо.

С наступлением вечера его продолжали навещать видения жутких призраков: синеватые, ускользающие во вселенную, и огненные, пляшущие в сполохах костра. Тогда Бу уползал на четвереньках к себе в палатку, без сна отлёживался в спальнике до утра. Отсыпался днём. На раскопки его не звали. Незадачливому «китайцу» Бу Вану надо было срочно уносить ноги с этих мистических мест, чтобы окончательно не свихнуться, не лишиться рассудка.

Вольный отпуск кинооператора Буреева заканчивался. В начале сентября намечались киносъёмки в Одессе, куда, разбитый морально и физически, обескураженный Бу Ван, в полном отчаянии и горьком одиночестве, отправился паромом через древний город Пантикапей.

Разумеется, Бу не поверил ни в первую версию злобной Валерии о гибели Лины, ни во вторую, что девушка попросту сбежала.

В октябре выяснится, подлый греческий атлет, в отместку за свою отставку, всё же приложил руку к сокрытию и продлению тайны исчезновения Лины. Он перепрятал рюкзак, этюдник, краски и рисовальные планшеты бывшей любовницы, изобразил дело, как подсказала его новая пассия, что до восхода солнца, на следующее утро после исчезновения, Лина отплыла на пароме в Керчь по своему обычному, сумасбродному желанию творческого одиночества, на зарисовки своих «сюриков».

Дотошный следопыт, из местных участковых, лишь поздней осенью обнаружил в развалинах тракторной, ремонтной станции рюкзак девушки, заваленный обломками кирпичей, отписался по разным адресам. Никто не ответил на его воззвания. Ни греческий атлет, ни оператор Буреев, ни один из членов экспедиции «чёрных» копателей по адресу прописки не проживал. Дело по исчезновению гражданки Шеметовой Элины закрыли, вернее, отложили в «долгий» архивный ящик, поверх других безнадёжных уголовных дел: «висяков» и «глухарей».

К слову сказать, рюкзак и вещи Лина не прятала, сама перенесла в кирпичные развалины МТС (машинно-тракторной станции), когда решила уйти той же ночью от геолога и ночевать в палатке Бу Вана, угрюмого верзилы, молчаливого увальня, но весьма, как оказалось, доброго и терпеливого малого. Похоже, для безнадёжного романтика Лины этот тип мужчины показался более достойным кандидатом в законные мужья.

Ревнивый и подлый геолог ночью выследил беглянку, когда она перетаскивала в развалины рюкзак, этюдник и спальник. От бессильной мести к своей бывшей возлюбленной, он перепрятал и завалил обломками кирпичей её вещи так надёжно, что только осенью они были найдены местным участковым.

Реалити

В последующие годы, Буреев поневоле оказался втянут в долгие и безнадёжные поиски пропавшей девушки. Каждое лето он возвращался к Азову, перезнакомился с новоявленными контрабандистами, торговцами «живым товаром» Керчи, Судака, Феодосии, Одессы. Но следы милой дикарки Лины затерялись на долгое время, казалось, навсегда.

Как выяснилось через несколько лет, не самым должным образом повел себя Бу Ван, с младшей сестрой пропавшей Лины. Девушку, по его же просьбе, пригласили в Одессу на съёмки фильма, на небольшую роль, на эпизод.

Но об этом будет рассказано значительно позже, вероятно, в другом сборнике под общим названием «Лакримарий или Сосуд для слёз» или романе из двух частей – «Маскарон».

Необъяснимое и невероятное во всей этой истории с исчезновением Лины ещё и то, что перед самым отъездом с Азова местный учёный поведал несчастному Бу Вану философскую сущность древнего Лакримария. Казалось бы, в шуточной форме старик-профессор предложил верный способ и «ключ» по прекращению действия «мистических» сил, выпущенных из древнего Сосуда.

Лакримарий надо было сокрыть, зарыть в вечной мерзлоте. Сакральное действо временно приостановило бы месть людям «магического» артефакта и катаклизмы, которые с того времени неотступно преследовали Буреева и его бывших коллег – «чёрных» копателей.

Старый учёный то ли развлекал внимательного слушателя, то ли издевался над тихим шизофреником, позеленевшим от горя. Профессор местного ВУЗа утверждал, прежде необходимо было выполнить ещё одно, практически, невыполнимое условие: во спасение потревоживших дух плакальщиц, надо было вернуть Лакримарию магическую силу вечного покоя, наполнить слезами… потомков семи дочерей Евы.

Последнее, фантастическое уточнение учёного повергло несчастного Бу Вана, и без того подавленного бесследной пропажей Лины, в полное уныние. Сомнительно, что это было вообще возможно.

Через несколько лет Ване Бурееву не составило особого труда выяснить по интернету, что в 1994 году английский профессор Брайан Сайкс, признанный во всём мире специалист по ДНК и эволюции человека, выдвинул теорию, подтвердил её на практике, что все люди на Земле по генетическому коду являются потомками семи женщин. Семи дочерей Евы, как их условно назвал англичанин.

Закопать, спрятать «сосуд для слёз» на Севере не представляло для российского «китайца» Бу Вана особой проблемы. Он мог запросто купить билет в плацкартный вагон поезда «Москва – Нижне-Колымск», пересечь Северный полярный круг, где бродяга-оператор побывал не однажды на съёмках документальных фильмов о геологах и промысловиках. Далее, со знакомым охотником, якутом Гурьяном отправиться на вездеходе по руслам заполярных рек, на поиски бивней мамонта, на одной из стоянок сбросить лакримарий в глубокий шурф, что геологи-разведчики бурили по пути следования.

Найти мифических «дочерей Евы», да ещё заставить их наплакать в Сосуд – это было совершенно нереально. Ваня Буреев посчитал это больной фантазией старичка, провинциального учёного, родом из древней Горгиппии (нынешняя Анапа).

После исчезновения Лины, поиски потомков пресловутых «дочерей Евы» превратились для Бу Вана в навязчивую идею, в некий безумный смысл жизни, но остановить свои болезненные сновидения и сползания в чёрную яму забвения он не смог. В конце концов, некоторые его друзья, товарищи и знакомые, по жестокой справедливости судьбы, но не он сам, получили в награду верных и преданных подруг.

Трое из которых, по ДНК, оказались потомками «дочерей Евы» по Сайксу.

Хотите – верьте, хотите – проверьте.

Трагедия судьбы несчастной Лины раскрылась через несколько лет самым невероятным образом. Собачка одной дамы, отдыхающей на Азове в ближайшем посёлке, чёрно-бело-рыжий терьерчик по кличке Фока, притащил в пасти изумлённой хозяйке, когда они прогуливались по степи близ побережья, костяные останки человеческой руки с девичьими браслетиками на запястье, – «феничками», плетёными из цветной проволоки, с вкраплением кровавых слезинок бисера имени несчастной владелицы – Лина.

У дородной, волевой «бизнес-вумен» на мгновение помутилось сознание. Она рухнула задом на колкую щетину пыльной травы, отдышалась, с полчаса приходила в себя от жуткой находки. Живчик терьер, полагая, что найдённое понравилась хозяйке, уселся посреди пустынной выгоревшей приазовской степи, метрах в ста от края утеса, громким лаем указал место, где под плотным травяным покровом скрывалась горловина карстовой норы, куда провалилась бедная Лина.

«Моя боль», Е. Луганская

Оставим на время историю трагической гибели вольной художницы Элины Шеметовой. Вернёмся к моменту отъезда несчастного Бу Вана на пароме в Керчь.

Мост через пролив будет построен значительно позже, в следующем веке.

Поиски пропавшей девушки затянулись на долгие года. Между тем, тогда же произошло ещё одно незначительное событие, которое осталось бы незамеченным, если бы не буйная, неуёмная фантазия собирателя историй и тепловой удар для одного из копателей.

«Закрывая», зарывая шурф, чтобы вернуться на следующий сезон к незаконному отрытию исторических ценностей, «чёрные» археологи на прощание расположились на отвалах грунта, по старой традиции решили выпить «на посошок». Одному из копателей, назовем его, Артур, по его же выражению, «поплохело». Его мутило, речь стала вялой, невнятной, хотя выпиты были первые грамм сто «на брата» коньячного слива местного спиртзаводика. На побагровевшее лицо и на голову был явный тепловой удар.

До палаточного лагеря топать пешком было километра полтора вдоль берега Азова по высокому утёсу, близ которого пролегала грунтовая дорога. Артур мужественно отказался от провожатого, поплёлся в лагерь один. Копатели взялись крошить лопатами пересохшие кучи, забрасывая, скрывая шурф землей.

К ужину Артура в лагере не оказалось. Земной шар с трудом проворачивался другим боком к ослепительному светилу. Вязкий, пыльный, удушливый воздух помутнел нездоровой синевой. Северное полушарие укладывалось спать.

Несчастного Артура, с фонариками и факелами, обнаружили совсем рядом с закрытым шурфом, внизу под оползнями утёса. Он валялся без сознания, будто в могиле, внутри одной из семи ниш, вырытых в глиняном грунте.

Позже Артур рассказал, невыносимый жар в голове свалил его с ног, едва он выбрался на пыльную дорогу. По его словам, вязкое, мутное, душное пространство исказилось перед глазами, смялось в прозрачную, оранжевую медузу. Отвратительное существо расправило жгучие, ядовитые щупальца, опутала ноги и руки, перевилось бесконечными кольцами вокруг шеи. И задушило… Нет-нет, не полностью. Очнувшись, Артур отдышался, пополз по-пластунски к лагерю, выбрался к обрыву утёса, где внизу, у подножья увидел семь вырытых могил.

– Пришло врёмя перейти в иную реальность, – смиренно решил Артур. – Одна яма – для меня.

Он вспомнил рассуждения прокитайца Бу Вана о неизбежности смерти, о Яме, о прочих мистических существах древности, сполз, съехал на брюхе по круче глиняной осыпи, будто полудохлый ящер, как сам позже выразился, невольно пожирая в скольжении пыль, грязь, хрустел песком на зубах, обдирался телом о колючки кустарника. Под финал трудного спуска улёгся в прохладную глиняную нишу, нагрёб на себя пересохшее крошево известняка и глины, заживо похоронил сам себя, оставив на поверхности взлохмаченную, посыпанную пылью голову, и… окончательно расстался с осознанием реальности, пока его не нашли, не отпоили прохладной водичкой.

На другой день, перед отъездом несчастного Бу Вана, выяснилось, что выемки в грунте оставили местные гончары и ремесленники. Они добывали под утёсом цветную глину для изготовления посуды и сувениров для туристов.

В ту ночь, до самого рассвета «чёрные» копатели не сомкнули глаз, рассказывая друг другу на прощание невероятные легенды, байки о мистике и чудесах таинственной Тмутаракани.

Поведал свою фантастическую историю, навеянную солнечным ударом и Артур. Намного позже. В следующем тысячелетии.

«Сминая времени пространство» – назовём эту фантастическую повесть с претензией на философию реальности, сюрреализма, небытия, параллельных миров и вселенных. Казалось бы, нет ничего проще и сложнее силы притяжения между двумя незнакомыми людьми, которое превращается в необъяснимое, простое и великое чувство земной любви.

P.S. Автор первой иллюстрации в начале повести, сама не раз бывала в археологических экспедициях, делала зарисовки. Рисунок с девушкой, где героиня возносится в небо, а под её ногами, внизу-справа, явно выделяется чёрное пятно, будто клякса, ныне представляется мистическим совпадением, если ни провидением. Сама художница, на вопрос: что за пятно на рисунке?.. не смогла внятно ответить. Быть может, тень улетающей девушки, быть может, реально – клякса. Не помнит.

Картинка была нарисована за год до исчезновения Лины. Года через три, на посиделках в Москве, на квартире одного из археологов, художница узнала о гибели девушки, провалившейся в карстовую кишку.

Чёрное пятно на рисунке обрело жуткий смысл.

«Моя грусть», Е. Луганская (сюрики)

Сминая времени пространство
(наваждение и мистика реализма)

Реальность… не самая оптимистичная

«Любовь или пьянство сминают

время и пространство…»

со слов «чёрного» копателя.

М.З.Серб

Когда реальность теряет цвет, запах? Когда перестаёт удивлять и радовать? Когда перестаёт рождать чувства, кроме уныния, усталости, лени, безразличия, апатии? Когда выбираешь не тот путь.

Вадим Кутепов, – «оффчел»¹⁷, как он сам себя называл и никому об этом не рассказывал, по аналогии с футбольной терминологией «оффсайд»¹⁸ – «вне игры». То есть, ощущал он себя как бы «вне личности», которой хотелось быть.

С высшим экономическим образованием, красавчик, ловелас и баловень судьбы, «серый феномен» погасших красок реальности и чувств он осознал лет в двадцать с небольшим. Смешно и грустно. Юность прошла, старость подкрадывалась издалека и незаметно. Апатия ко всему сущному наваливалась непомерным грузом уныния.

В средней школе Вадик мечтал стать поэтом или писателем. Хрестоматийных стихотворных сборников не читал, действовал по наитию. Когда-то нравился Шнур¹⁹ и «рыба его мечты». Не проходило почитание «Рамштайна»²⁰, с неукротимой манерой германцев «индастриал-метал» и яростной композицией «муттер». Из прозаиков Вадим отложил в памяти Довлатова²¹, Бредбери²², совсем не чеховскую «чайку» Ричарда Баха²³, случайно, от лени и скуки, прочитанных на даче. Со времён средней школы он исписал по ночам десяток «общих» тетрадок, удачно рифмовал свои бесчисленные влюблённости или накатывал строку за строкой витиеватые размышления романтического юноши о бескрайней вселенной и земном, ничтожном мире, о людях – насекомых и человеческой плесени на островке в безбрежном океане великого непознанного.

К десятому классу выполнил норматив КМСа²⁴ по спортивной гимнастике, со значком на лацкане пиджака поступил на подготовительные курсы при литературном институте. Ловец удачи и лёгкого успеха. От девчонок отбоя не знал. Любимец престарелых педагогов, ярых общественниц и юных дев. После выпускного вечера в школе жизненный путь выбирал не сам. Согласился с «железными» доводами родителей о надёжности будущей профессии. Экономист с юридическим уклоном. Считать чужие, большие деньги всегда выгоднее, сам заработаешь немало. Поначалу так и получалось. Высшее образование, внешний вид соискателя удачи привели в успешную коммерцию с иностранцами. Была куплена приличная машина и квартира. Не лофт и не стеклянный аквариум современных высоток, – трёхкомнатная квартира в кирпичном доме на Плющихе, близ «семейного гнезда».

С девушками из приличных семей, молодыми женщинами, не избалованными вниманием мужчин, с легкодоступными «тёлками» из ночных клубов, суровыми, с виду неприступными, моделями фотосессий и модных показов, Вадим расправлялся без труда и особых ухаживаний, легко доводил, даже не роман, – «повестушку» до постели, расставался без обязательств и отягчающих последствий. Застилал любовные похождения и недоразумения деньгами, своё бегство от претенденток в жёны ничем не оправдывал.

В двадцать пять налетел, напоролся на симпатичную девицу с жёстким характером, с внешностью, достойной элитных журналов европейской моды. Она ворвалась на «телек», на обложки «глянца» и столичные подиумы лет с четырнадцати. Обладание такой грациозной самкой Вадиму льстило невероятно. Приданое возможной невесты высветило сумасшедшие экономические высоты и перспективы благополучной жизни на Западе и за океаном. Через полгода знакомства Вадим Кутепов решил сдаться на милость победительнице, но трусливо взял «тайм-аут» для осмысления прочности чувств и привязанностей. Подлинные чувства или рождаются, или нет. Подождать можно. Дождаться не всегда удаётся.

В безумные годы становления капитала и коммерческой беготни, о творчестве Вадим больше не помышлял и не вспоминал… вернее, заставлял себя не вспоминать. Чем больше он зарабатывал денег, чем больше пользовался благами цивилизации, тем больше остывал к ним. Хотя называл себя «специалистом по связям с реальностью». Но с каждым годом мнимого благополучия эти связи с реальностью терял безвозвратно.

На юношу средних лет порой накатывало горькое разочарование, раскаяние, что выбрал по жизни чужой, порочный, ненавистный путь. Часто охватывала нестерпимая ностальгия по детскому чувству радостной эйфории от найденной стихотворной рифмы, удачной, сочной метафоры в описании чужой, придуманной жизни.

К прожитой четверти века остался лишь «привет из юности» – потрёпанная тетрадка с несколькими страничками размышлений мальчишки о тленности и бессмысленности бытия, циничными выводами о невозможности искренней любви к женщине.

Школьные, неловкие попытки начинающего эрудита, скромного, талантливого юнца напечатать свои вирши в литературных журналах привели к злобным отпискам редакторов, яростным призывам прекратить графоманство. Характера, терпения и трудолюбия не хватило дальше развивать свой талант, пробивать баррикады чиновников от литературы. Проще было забить ростки таланта камнями мишуры фальшивой, праздной жизни, лишь изредка оглядываясь на «светлое вчера».

«Увлекай, забирай читателя с первой же страницы, иначе потеряешь его за длинными, нудными, поучительными размышлениями и описаниями!» – после прочтения его электронной рукописи призывал единственный, отзывчивый и деликатный рецензент известного, литературного журнала.

«Увлекать-забирать» у Вадима так и не получилось. Наступал серый период его жизни, без красок, запахов и ярких чувств. Но записи в мятой тетрадке сохранились. Он возвращался, обращался к ним из года в год… Пока не воплотились они в реальность, вернее, в мистическую реальность.