Читать книгу: «Братство боли», страница 2

«Не хватало лишь малого – воли…»

 
Не хватало лишь малого – воли.
И, характер невластный кляня,
В бесконечной нужде и недоли
Не сберёг я крупицы огня.
 
 
Не хватало лишь малого – дара.
В череде незадачливых лет
Божий дар не сиял благодатно…
Брезжил вскользь, как дождливый рассвет.
 
 
Пусть высокой судьбы не случилось,
Я иною заботой влеком.
Непрестанно надеюсь на милость,
Припадая к окладам икон.
 

«Глядит в упор безжалостная старость…»

 
Глядит в упор безжалостная старость.
Скорбеть не стоит бедам вопреки.
Что в этой жизни, в сущности, осталось?
– Молитва и прощальный взмах руки.
 
 
Но даже там – у вечного порога,
В неодолимый и печальный миг,
Просить я буду милости у Бога
Для всех презренных, бедных и больных.
 

«… задыхаюсь во сне…»

 
… задыхаюсь во сне,
запрокинутым горлом молю о пощаде:
– Ниспошли мне, Господь, ничтожное благо
– полной грудью дышать.
Клочья кашля хрипят в натруженных
бронхах.
– Это сон – понимаю я краем рассудка.
И пытаюсь проснуться,
сквозь дремоту пробиться к милосердию дня.
Но когда просыпаюсь рывком,
сон становится явью.
– Ниспошли мне, Господь…
 

«Я хочу возродиться из стылого пепла…»

 
Я хочу возродиться из стылого пепла,
Предвещая в ночи запоздавший восход.
Даже в тяжкие дни моя вера не слепла —
Торжествует любовь, и надежда живёт.
 
 
Как в начале пути, отвергаю сомненья.
Не прошу у друзей и полушки взаймы.
Нужно выстрадать право восстать из забвенья.
Как мне хочется жить на излёте зимы!
 
 
Бей в литавры, рассвет! В нетерпении юном
Пробуждается жизнь, новизною дразня.
И меня не гнетет перед самым кануном
Неприкрытая злоба минувшего дня.
 
 
Вижу солнечный столб над зеленой листвою.
Сколько тягот несметных пришлось побороть!
И я делаю шаг, не смирившись с тщетою.
Ведь идущему к свету милосерден Господь.
 

Памяти отца

 
Клонит ветер сухие побеги.
Кружат хлопья над руслами рек.
Прикрываю уставшие веки,
Чтобы слышать, как падает снег.
 
 
И душа не томится тревогой
И, как прежде, уже не блажит.
Над безлюдной протяжной дорогой
Вечереющий снег ворожит.
 
 
То ударит с удвоенной силой,
То к щеке прикоснётся едва.
Всюду – снег. Над отцовской могилой
И над церковью Покрова.
 
 
Голос слышится в зимней пустыне,
Перешедший незримый предел:
– Всё стяжал ты, мой ласковый сыне,
Лишь одно послушанье презрел.
 
 
Я не ведаю, что мне ответить.
Вновь звучит этот голос живой.
Что ответить? Ну, что мне ответить?
…Веет снег над моей головой.
 
 
Только снег – над житейской юдолью,
Лишь знобящая жалость – в крови,
Как примета родного раздолья,
Как знамение Божьей любви.
 
 
Не отвергну упрёков в гордыни,
Я не этого в жизни хотел.
Голос слышится в зимней пустыне,
Перешедший незримый предел.
 
 
Он летит и летит в чистом поле.
Безустанно звучит надо мной.
…Глуховатый, знакомый до боли
И уже невозвратно родной.
 

«Ничего не желаю боле…»

 
Ничего не желаю боле…
Воздух душен и свет не мил.
– Ты её исцели от боли! —
Вот что Господа я просил.
 
 
Вновь слеза застилает зренье,
И не видно кругом ни зги.
– Упаси её от смятенья,
Одиночества и тоски!
 
 
Пред Тобой преклоню колени,
Стану тише осенних трав.
– Сбереги её от лишений
И от скорых людских расправ!
 
 
Не страшит меня неизвестность,
Свято имя Твоё храню.
– Если пропасть пред ней разверзлась,
Удержи её на краю.
 
 
Ничего не желаю боле…
 

Прощеное воскресение

 
Я стоял у постели умирающей
мамы в прощеное
воскресение.
И просил об одном – дай,
Спаситель, болящей избавленье
от мук.
Прости меня, мама… я держу твои руки,
что бьются в предсмертном
смятение.
 
 
Прости меня, мама… Замыкается жизненный круг.
Все согрешения прости.
Я подчас увлечён был без меры
Горделивым запалом,
смешными мечтами и пустой суетой.
Ведь прощенье твое —
укрепление Божьей любви, надежды и веры.
Поплачь, моя радость! Поплачь…
Я плачу вместе с тобой.
 
 
Побудь хоть немного со мной…
Не смей уходить в одночасье.
Я ладонью касаюсь твоего дорогого лица.
Но и наша разлука обернется неслыханным счастьем.
Там, за незримой межой,
Там, за порогом скорбей, ты встретишь отца.
 
 
И Господь вас ведет! Эта встреча,
как свет поднебесный, желанна.
…Я опять, словно в детстве далеком,
затерялся в соседних дворах.
Ты кричишь мне в окно: – Ну-ка, быстро домой!
Я бегу к тебе, мама,
Сквозь зеленую заводь нашего дворика,
в сияющих небесах.
 

Forrest Gump

 
Смешной мальчуган,
Твои ноги сковали стальные
браслеты и спицы.
Беги от дворовой глумливой шпаны
По дороге, обсаженной столетними вязами,
По зеленой лужайке обреченного детства,
К своей американской мечте.
Но только не жди передышки,
Не жди передышки…
 
 
Нескладный студент,
Беги же скорей, прижимая к груди
Овальную дыню мяча,
К заветной черте долгожданной победы,
К своей американской мечте.
И пусть переполненные трибуны ревут, торжествуя.
Но ты передышки не жди…
 
 
Беги, рядовой!
За твоею спиной колеблется
страшное пламя напалма.
Беги, рядовой,
Из пекла и пепла далеких вьетнамских чащоб,
Из смрада и мрази проклятых болот,
К геройской награде бесславной войны,
К своей американской мечте.
Не жди передышки,
Передышки не жди…
 
 
Вдоль песчаных пологих холмов Колорадо,
Когда наступает осенний закат,
Вдоль протяжных, как песня,
ледяных зеркальных озер,
Беги, неприкаянный стайер.
Дорога к себе непременно приводит домой,
К родимым пенатам, к забытым истокам,
К своей американской мечте.
Она так желанна…
Не жди передышки.
 
 
Пусть скажут – мечта иллюзорна.
Не верь никому.
И снова ты встретишь сентябрьским утром
Тот старенький школьный автобус,
И твой смышленый сынишка помашет тебе
на прощанье.
И ты поймешь наконец —
Каждой мечте суждено все-таки сбыться,
Даже ценой невозвратных потерь.
 

Идиш мама

 
она умерла раньше своей смерти
в застенках гетто
и затем прожила жизнь до глубоких седин
как ангел хранитель
 

«Я брошу в землю семя надежды…»

 
Я брошу в землю семя надежды,
сладкую дольку валидола,
пахнущую домашней аптечкой,
малиной и мятой.
Следуя строгим предписанием,
я стану поливать его слезами утешения,
настойкой травы горицвет,
отваром душистого чабреца.
И вырастит дерево Панацея,
с привольным размахом ветвей,
с прохладной живительной сенью.
Дерево радости посредине долины недуга.
Спешите к нему, страждущие.
Не стану вам лгать, обещая бессмертие
плоти…
Я просто хочу, чтобы вы не страдали.
 

«Это труд – состраданье…»

 
Это труд – состраданье.
Так случалось всегда,
Меж людьми расстоянье
Сокращает беда.
Это вечное право
Языком не молоть,
Дать убогим хотя бы
Хлеба грубый ломоть.
Жить не праздным рассудком,
Видя в роскоши – толк.
… Это – друг перед другом —
Искупительный долг.
 

«…виски остудит, и смолкнет стон…»

Памяти Владимира Высоцкого

 
…виски остудит, и смолкнет стон.
Земля обступит со всех сторон.
И вести внемля, рыдай навзрыд.
В сырую землю певец зарыт.
 
 
В сосновом ложе сокрыта страсть,
Что – вон из кожи – рвалась, неслась.
Так бьют промерзлый колымский грунт,
И на подмостках так сердце рвут.
 
 
Что подлость сплетни тебе, певец?
Постылой смерти в противовес,
Сметая траур, звенит вовек
Твоей гитары весёлый всплеск.
 
 
Слова знакомы, простые – сплошь…
Но в горле – комья, когда поешь.
 

«Снег засыпал дороги…»

 
Снег засыпал дороги,
И блестят дотемна
Ледяные чертоги
В переплётах окна.
 
 
Может, это и должно,
Что повсюду зима,
Что весьма непреложна
И несметна весьма.
 
 
Может, это и славно,
Если воздух звенит.
Но давно и подавно
Что-то душу теснит.
 
 
Всё приемлю в округе,
Замедляя шаги.
И сумятицу вьюги.
И твердыню реки.
 
 
Ничего не нарушу,
Не упрячу в горсти.
Лишь бы слабую душу
От беды отвести.
 
 
Без щемящих отточий,
Как по снегу скребки,
Что-то точит и точит
Пятернёю тоски.
 
 
Нераскаянно прожит
Судный день декабря,
И, сумняся ничтоже,
Догорает заря.