Читать книгу: «Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь», страница 7
– Снимите обувь свою, входя в священное место, – пробасил тот.
Паломники подчинились, заткнув наалаимы за пояс, и проследовали дальше.
Прямо перед ними были главные, восточные врата. Блестевшие на солнце искусно сделанными узорами из серебра и золота. Поднявшись по четырнадцати уступам, выложенных камнем, они вошли на территорию самого Храма. В эзрат нашим – так называемый женский двор.
Вокруг стен внутреннего двора, словно охватывающий это священное место охранный пояс, лежала земляная насыпь священной горы, шириною в десять локтей (4 м). Здесь пребывали в молитве только женщины. И их было довольно много. Потому что это был крайний предел, которого они могли достичь. Весь двор был опоясан балконом, на котором так же стояли женщины.
– Вон смотри, – тихо обратился Филипп к Иоанну. – Слева перед нами это палата назиров – Лишкат Ханазирим. Ведь обет назорейства на себя могут брать не только мужчины, но и женщины. Как на определённое время, так и на всю жизнь.
Пока длится их обет, они не имеют права ни пить вино, ни употреблять уксус из вина, да в общем-то и всё, что связано с виноградом. Хотя и сам виноград под запретом. В течении этого времени им нельзя состригать волосы. Это их символ посвящения. Нельзя прикасаться к умершим. Даже если это твои близкие родственники.
Чуть дальше, по левой стороне располагается палата масел – Лишкат Хашманим. Она служит для хранения вина и масла для служения в Храме, а также мучные жертвоприношения.
Первая справа это палата дров. Служит складом дров для нужд жертвенника. Здесь работают коэны, у которых по каким-либо причинам появились любые физические изъяны, препятствующие им принимать служение в жертвоприношениях. Они заготавливают древесину и проверяют, чтобы убедиться в её целостности. Поскольку дрова с червями не могут быть использованы на алтаре.
Далее идёт палата прокажённых – Лишкат Хамецораим. Здесь коэны осматривают тех, кто излечился от проказы. После этого, исцелённых допускают во внутренний двор, для помазания елеем и других обрядов очищения. А вот по центру, это вход в Азару – в Храмовый двор. Видишь эти массивные медные ворота покрытые искусной резьбой? Каждая створка имеет размер пять на двадцать локтей! (2 на 9 м). Они такие тяжёлые, что для их открытия требуется больше десятка левитов. Поэтому их открывают только в праздники, новомесячье, или если в Храме присутствует царь. Во всё остальное время пользуются вон теми, маленькими. Расположенными справа и слева от главных.
В народе говорят, что врата заказал в Египте некий Никанор. Александрия давно славится умелыми мастерами. Так вот, на обратном пути корабль попал в шторм. Для того, чтобы облегчить судно, моряки взяли да и выбросили за борт одну из створок. Уже хотели и вторую вслед за первой, да подоспевший Никанор вмешался. Это, говорит, ворота для Храма. Если бросите, тогда и меня вместе с ними. Моряки не взяли грех на душу, а вскоре и шторм утих. Когда же корабль прибыл в назначенное место и пристал к берегу, то выяснилось, что первая створка ворот не была безвозвратно утеряна. Она чудесным образом всё это время удерживалась под днищем корабля. Это поистине было чудом. Поэтому Шаар Никанор – Врата Никанора и украшают главный вход в Храм. Медная отделка, начищенная до блеска, на солнце сияет ярче золота.
Перед вратами располагаются пятнадцать полукруглых ступеней – Маалот. Каждый выступ в пол-локтя в высоту и столько же в глубину (21 см). Они соответствуют пятнадцати псалмам, начинающихся со слов «Шир ха Маалот». Когда настаёт праздник «Радость водочерпания» – Симхат Бейт Хашева, на этих ступенях стоят левиты. Они играют на разных музыкальных инструментах и при этом поют. В народе говорят, что человек, который не видел празднования Симхат Бейт Хашева, никогда не видел счастья в своей жизни.
Вот на этих самых ступенях сидел ветхий днями старец Шимон. Один из семидесяти двух толковников, которым египетский фараон Птолемей второй поручил перевести Священное Писание с нашего языка на греческий. Говорят, что ему сам ангел А-Шема предрёк. Пока он не убедится в истинности пророчества пророка Йешайи (Исайя), то не умрёт. И он ждал этого триста лет! Вместе с ним, исполнение этого пророчества видела и благочестивая вдова, старица Анна Пророчица. Прожив с мужем от девства своего всего-то семь лет. Всю оставшуюся жизнь она не отходила от Храма. Служа А-Шему постом и молитвой, день и ночь, все долгие годы своего вдовства.
– Да угомонитесь вы, – сердито прошипел Йаков.
После чего Филипп и Иоанн потупя взор, молча последовали за остальными.
Поднявшись по ступеням, они вошли в Эзрат Исраэль – двор Исраэйля. Узкая длинная площадь была полностью заполнена молящимися мужчинами. Это был крайний предел для народа. Сюда допускались только ритуально чистые иудеи. Дальше располагался Эзрат ха-коханим – двор священников. Четыре ступени из больших тёсаных камней, так называемый Духан, отделяли эти дворы друг от друга. Нижняя ступень была в один локоть (43 см), а самая верхняя в пол-локтя (21 см). Тем самым двор священников возвышался на два с половиной локтя (1 м) над двором Исраэйля. На Духане, одна часть левитов, очень мелодично играла на музыкальных инструментах, а другая часть под эти звуки синхронно пела, прославляя Элохим. Храм обладал исключительной акустикой. И многоголосное синхронное пение отлично заглушало предсмертные крики жертвенных животных.
Азара была отделена от Женского двора стеной, высотой в сорок локтей (17,5 м). На ней были выставлены трофеи, захваченные Хасмонеями и Иродом у врагов. Весь пол был вымощен драгоценным мрамором. Справа располагался бет митбахим – место, где происходил забой жертвенного скота.
По центру, перед притвором здания самого Храма, находился жертвенник всесожжения – мизбах ха-ола. Пятидесяти локтей в длину и ширину (22 м), возвышаясь на пятнадцать локтей вверх (6,5 м). На нём горели три охапки дров. На первой сжигались части жертвенных животных и их тук (жир). На второй охапке воскуривался ладан, третья была самая большая. Там происходило сжигание туши животного целиком.
Между алтарём и самим Храмом располагалась большая медная чаша омовения с двенадцати кранами. Для того, чтобы священники могли омывать свои руки и ноги.
Само здание Храма впечатляло своими размерами. Оно на сто локтей вверх взмывало к небу свою кровлю (43,5 м). Словно царская корона, она вся была усеяна золотыми, острыми спицами, длинной в локоть (43 см). Чтобы птицы не могли садиться на неё, оскверняя своими нечистотами. Кровлю окружала балюстрада в три локтя высоты (1,3 м). Здание прочно покоилось на гигантском основании. Размеры огромных белых мраморных плит достигали сорока пяти локтей в длину (19,5 м), шести в ширину (2,6 м) и пяти в высоту (2,1 м).
На Фасаде здания, вместо двух колонн Храма Шломы – Воаза и Йахина – возвели четыре колонны коринфского ордера. Над воротами притвора была закреплена огромная виноградная лоза с кистями в человеческий рост. Это был один из символов Исраэйля. Притвор прикрывали Великие ворота, имеющие две двустворчатые двери. Двадцати локтей ширины (8,7 м) и сорока локтей высоты (17,4 м). Их покрывал слой тонкого золота, которое пожертвовал Храму Ирод Великий. Они были настолько тяжелы, что открывались при помощи двадцати коэнов. Сейчас они были распахнуты настежь. Было видно, что эти ворота изнутри прикрывала богатейшая завеса состоящая из четырёх цветов: белой, голубой, алой и пурпурной. Такая же как и завеса Скинии, с изображениями звёзд, висящая на золотом пруте и закрывающего Святая Святых.
В большие праздники входная завеса была приоткрыта, чтобы народ мог видеть внутренность Святилища. Внутри притвора можно было увидеть, как с потолка свешиваются большие золотые цепи, по которым молодые коэны могли взбираться для ухода за венцами в окнах Храма. Само здание, состоящее из белого и зеленоватого мрамора, ослепляло, отражая солнечные лучи. А расшитое золотом и серебром, только усиливало этот эффект.
Из притвора вышел статный коген, со свитком в руках. Спустился по двенадцати высоким ступеням и остановился около Духана. Хор и музыка утихли и он, раскрыв свиток, стал читать Тору. При каждом упоминании имени Элохим, иудеи падали ниц, а затем вновь вставали. В конце своей речи он произнёс благословение когенов – Биркат-Коханим.
– Да благословит тебя Элохим и сохранит тебя!
Да озарит Элохим лицо Своё и помилует тебя!
Да обратит Элохим лицо Своё к тебе и даст тебе мир!
После этого иудеи стали понемногу расходиться.
Уходя из Храма, после служения, иудеи не отворачивались от него спиной, а шли кругом по Храмовой горе, держась правой стороны. На всём пути они должны были тринадцать раз пасть ниц.
Вышли из Храма и Йешуа с учениками, при этом его братья где-то затерялись среди многолюдства толпы.
Выйдя во двор язычников, они стали пробираться к выходу. И тут, Йешуа увидел промелькнувшую фигуру Хейлеля. Это было всего лишь мгновенье, между ходящим народом, но и этого было вполне достаточно, чтобы учитель остановился как вкопанный. И тут он краем уха услышал сторонний разговор.
– Я вижу ты человек бедный, пришёл издалека, дорога была трудная, на барашка денег совсем нет. Ай-яй. А без жертвы иудею никак нельзя. Вот, возьми у меня голубя. А хочешь, голубку отдам. Самую лучшую бери. Для тебя ничего не жалко. Всего за шесть тетрадрахм отдам. Бери. (24 динария).
– Ай! Зачем у него берёшь? – тутже вклинился другой торговец. – Посмотри лучше на моих. Какие все красивые и резвые. Посмотри как к тебе просятся. Ая-яй. А на него плюнь. Тьфу. Нехороший человек. Такую цену просит с приезжего. У меня бери, всего за десять дидрахм отдам. (20 динариев).
– Э! Не слушай его. Кого не спроси, все скажут, что он жадный. Своих голубей голодом морит. А у меня, ты только посмотри, все откормленные, все холёные. Эх, для тебя за четыре серебряника отдаю. (16 динариев). Прямо как от сердца отрываю.
– Э! Кто жадный, я жадный?! Слушай, вот только сейчас и только тебе, два голубя даю за десять драхм. (10 динариев).
Мимо них проходил иудей, с трудом нёсший два полных кувшина.
– Ты их не слушай, – обратился он к покупателю голубей. – Вон там, у самого выхода, мой брат стоит. У него возьми. За пару голубей всего один динарий. А этих оставь, они только и думают как о своей наживе.
– Э! Ты кто такой, а?! Ты что тут делаешь, а?! – сразу же набросились на него торговцы.
– Я честный иудей. Вот, купил масло в соседнем селении и иду к себе домой.
– Вот и ступай своей дорогой и не мешай нам торговать. Тем более сквозной проход через Храм запрещается законом. Так что иди куда шёл, молча. Понял?
– Базар. Настоящий торговый рынок, – помрачнел лицом Йешуа, двинувшись вперёд.
Пройдя немного дальше, он снова увидел промелькнувшее тенью, знакомое, довольно-улыбающееся лицо Хейлеля. И вновь остановился, услышав ещё один разговор.
– Смотри какой барашек. Сочный, упитанный. Не в пример остальным. Я вижу вы, мой адон, состоятельный. Возможно даже служащий при дворе. И можете позволить себе купить не только барашка. Да? Так я могу продать не только это. Но намного лучше. Хотите раба? Не какого-нибудь злобного или больного, а отменного работника, который будет у вас трудиться в поте лица своего и быстро окупится. Нет, нет, постойте. Тогда возьмите молодую и красивую рабыню. Знающую и умеющую много чего. А если хотите, то для вас могу достать недорогого раба, знающего разные языки или раба обученного играть на музыкальном инструменте.
Иоанн, следовавший за Йешуа, не понимал. Почему после того как они вышли из Храма, такое одухотворённое радостью лицо учителя, мрачнело после каждой остановки. А теперь и вовсе на нём заиграли желваки, а руки сжимались в кулаки.
Немного постояв, они вновь тронулись в путь. Но через некоторое время Йешуа снова увидел промелькнувшего между народом, хохочущего Хейлеля. И опять остановился.
– Почтеннейший, а почему вы дали мне всего три монеты? А вот тому иудею, за туже плату, но уже десять?
– Потому что этот иудей мне принёс вот этот залог, эээтот горох. А вот ты, судя по одежде и говору, совсем не иудей.
– Я прибыл из Фив. Это в Египте. И пришёл поклониться вашему Богу.
– Так и поклоняйся себе на здоровье. И будь доволен тем, что тебе, как язычнику, дают это делать. И вообще, ступай отсюда, не мешай монеты менять. Видишь, сколько тут народу ходит? И все хотят обменять свои, ничего тут не значащее динарии, на Храмовые деньги. Потому как с другими ты не сможешь поклониться так, как того требует обычай. Всё, иди, – и меняла махнул рукой в сторону.
Иноверец растерянно посмотрел по сторонам. И наконец увидев проходящего мимо когена, спросил:
– Скажите, почтеннейший, а где я могу помолиться и поклониться вашему Богу?
– На языческом дворе.
– А как мне туда пройти?
– Протри глаза, чужеземец. Ты в нём находишься.
– Но тут же рынок?!! Нет тишины и благости, а идёт оживлённая торговля, – изумился паломник.
– Тебе что-то не нравится, язычник? Может быть тебе не нравятся наши порядки? Тогда иди за стены Храма, в поле, там и молись. А будешь приставать к честным иудеям, – и он подмигнул меняле, – позову Храмовую стражу. И они тебя вмиг научат, как надо А-Шема любить и почитать.
Дитя, всё это время прижимающееся к ноге отца, подёргало его за руку. Отец нежно поднял того на руки.
– Тата. Я здесь боюсь. Я боюсь этого Бога.
– Да сынок. Мы зря проделали весь этот нелёгкий путь.
И он с сожалением бросил разменянные только что монеты себе под ноги.
Йешуа стал порывисто озираться по сторонам. Его лицо побледнело, а глаза что-то пристально выискивали.
– Что ты ищешь учитель? – робко вопросил Иоанн.
– Верёвки. Мне нужны верёвки.
Видя, в каком он состоянии, ученики не стали спрашивать, зачем и для чего они ему понадобились. А просто сбегали к загонам скота, принеся оттуда несколько штук.
Йешуа молча и твёрдо связывал их между собою, делая из них прочный бич. Наконец закончив работу, он потряс его в руке и остался доволен. Пройдя немного вперёд, где было чуть посвободнее, учитель подняв бич, стал сильно и непрерывно бить им по мраморным плитам пола.
– Ехидны! Ехидны! – кричал он при этом. – Ядовитые змеи, свившие своё гнездо в святом Храме!
Быстрые мелькания связанных верёвок в толчее, под ногами людей, и правда походили на движения змей. И вот один, за ним другой, подхватили этот крик.
– Ехидны! Ехидны! Змеи в Храме!
Словно лесной пожар, пламя внутреннего страха очень быстро передавалось от одного человека к другому. Поднявшаяся паника гнала людей к выходам из Храма. Ведь все иудеи знали, что укус ехидны это проклятие Йегова и никто не хотел подвергнуться такому страшному наказанию. Люди с криками бежали кто куда, по пути опрокидывая столы менял и напирая на впереди стоящих.
В один миг, на несколько десятков локтей вокруг Йешуа не осталось никого. А тот быстрым шагом уже подходил к загонам скота.
– Вон, вон отсюда! – кричал он срывая запоры и распахивая калитки, выгоняя животных наружу. Волы и овцы, с мычаньем и блеяньем вырвавшись на свободу, разбегались по площади.
Увидев прижавшегося к стене иудея, с огромными от страха глазами, обхватившего клетку с трепещущими в ней голубями, Йешуа подошёл к нему.
– Возьми это отсюда! – указал он на клетку. – И дом Отца моего не делайте более домом торговли!
Перепуганный иудей часто-часто закивал, опрометью, спотыкаясь, бросился наружу.
Развернувшись, Йешуа подошёл к ещё оставшимся стоять разменным столам. Подхватив золотую монету в руку, он с силой опрокинул несколько столов.
– Мои деньги, – кто-то пискнул из отдалённой толпы.
– Вот! – вскричал Йешуа поднимая руку с зажатым между пальцами монетой. В лучах солнца, кусочек металла ярко блестел, словно маленький горящий факел. – Золотой телец опять вам застит глаза! От праздника до праздника, из года в год вы наживаетесь на обмене римских монет на Храмовые деньги. Как разбойники грабите народ, приходящий на поклонение к Отцу моему Небесному, в этот блистающий золотом и одетый в мрамор Храм. Раньше было выделено специальное место для торговли – овечий рынок, вынесенный за пределы Храма, дабы не осквернять его. Однако паломников с каждым разом становилось всё больше и больше. И чтобы обеспечить всем необходимым, царь Ирод возвёл торговые ряды уже в стенах самого Храма! Но и этой, просторной царской стои вам показалось мало! И вы заполонили уже весь языческий двор, вытеснив тем самым иноверцев. Которые пришли сюда издалека, чтобы засвидетельствовать своё почтение и уважение Отцу моему Небесному. Вы забыли, как молился Шломо при освящении Первого Храма?
“И чужеземца, который не из народа Твоего, Исраэйля, а придёт из страны далекой ради имени Твоего.
Ибо и они услышат о Твоём имени великом и о Твоей руке сильной, и о Твоей мышце простёртой, – и придёт он, и будет молиться в доме этом.
Ты услышь с небес, с места обитания Твоего. И сделай всё, о чём будет взывать к Тебе чужеземец. Дабы знали все народы земли имя Твоё. Дабы боялись Тебя, как народ Твой, Исраэйль. И дабы знали, что именем Твоим называется дом этот, который я построил”.
Вы забыли об этом!? Вытеснив язычников от поклонения и превратив языческий двор в рынок! Золотые спицы на кровле поставили, чтобы птицы небесные не могли опуститься на него и не осквернить своими нечистотами. Но не замечаете смрада от нечистот жертвенных животных под ногами своими. А там, за этой стеной, поют славу коэны, вознося жертвы на алтарь. Вспомните слова Отца моего Небесного.
“Дом Исраэйля, обитавшие в земле своей, осквернили её путём своим и деяниями своими, – как нечистота нидды, женщины в нечистоте её, был путь их предо Мной.
И излил Я гнев Свой на них, за ту кровь, что пролили они на эту землю, и за то, что деяниями своими осквернили её.
И разбросал Я их среди народов, и рассеяны были они среди стран. По пути их и по деяниям их Я осудил их.
И пришли они к народам, к которым изгнаны они были. И оскверняли имя святое Моё, ибо говорили о них: «Народ Йеговы они, и из земли Его вышли!»
И сжалился Я над именем Моим святым, которое осквернил дом Исраэйля среди народов, к которым пришли.
Посему скажи дому Исраэйля: так сказал Йегова Элохим: не ради вас свершаю это, дом Исраэйля, но ради имени святого Моего, которое осквернили вы среди народов, к которым пришли.
И освящу Я имя Моё великое, осквернённое среди народов, которое осквернили вы среди них. И узнают народы, что Я – Йегова, – слово Йеговы Элохим, – когда освещусь в вас пред глазами их.
И возьму вас из народов, и соберу вас из всех стран, и приведу вас в землю вашу.
И окроплю вас водою чистою, и очиститесь вы от всей скверны вашей. И от всех идолов ваших очищу вас.
И дам вам сердце новое и дух новый вложу в вас. И удалю из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце из плоти.
И дух Мой Я вложу в вас. И сделаю, что законам Моим следовать будете. И уставы Мои соблюдать будете и поступать по ним.
И поселитесь на земле, которую дал Я отцам вашим. И будете Мне народом, и Я буду вам Элохим.
И избавлю вас от всей скверны вашей. И призову злаки и размножу их, и не предам вас голоду.
И размножу плод дерева и урожай поля, чтобы впредь не терпели вы позор голода среди народов.
И вспомните вы пути свои злые и деяния ваши недобрые. И проникнитесь отвращением к себе за беззакония ваши и гнусности ваши.
Не ради вас Я свершаю это, – слово Йеговы Элохим, – да будет известно вам. Смущайтесь и стыдитесь путей ваших, дом Исраэйля!
Так сказал Йегова Элохим: в день, что Я очищаю вас от всех беззаконий ваших, Я и заселю те города, и отстроены будут развалины.
И земля эта опустошённая будет возделана вместо того, чтобы быть пустыней пред глазами всех проходящих.
И скажут они: «Эта земля опустошённая стала, как сад Эйдэна. И эти города – разрушенные, и опустошённые, и уничтоженные – укреплены и населены!»
И узнают народы эти, которые остались вокруг вас, что Я, Йегова, отстроил эти руины и засадил опустошённое.
Я, Йегова, говорил и сделаю! Так сказал Йегова Элохим: сверх того, Я откликнусь на то, о чём молил дом Исраэйля сделать для него, – умножу людей у них, как стадо овец.
Как овец освящённых, как овец Йерушалайма в праздники его, так эти города разрушенные наполнятся людьми, как овцами. И узнают, что Я – Йегова.
Итак, Исраэйль, чего Йегова, Элохим твой, требует от тебя? Того только, чтобы бояться Йеговы, Элохим твоего, чтобы следовать всем путям Его и чтобы любить Его, и чтобы служить Йегове, Элохим твоему, всем сердцем твоим и всею душою твоею.
Чтобы соблюдать заповеди Йеговы и уставы Его, которые заповеданы тебе для твоего же блага”.
Можно ли устами восхвалять Отца моего Небесного, но при этом помыслами и делами рук своих плевать на него? Можно ли обходить закон? А вы обходите! Даёте в рост иудеям, принимая от них подношения. Сердца во тьме, а разум полон наживы.
– Что здесь происходит? – ещё издали раздался голос негодования. К Йешуа скорой походкой приблизились несколько коэнов высокого ранга. – Кто ты такой, что смеешь учинять беспорядок в этом священном для каждого иудея месте?
– Я Йешуа из Нацрата. Сын Человеческий. Не должно превращать Храм этот, дом молитвы, в шумное торжище. Для этого есть обозначенные места. Корысть и стяжательство в месте этом, есть мерзость пред Отцом моим Небесным. Никому не заповедал Он поступать нечестиво и никому не дал позволения грешить.
“Не поможет богатство в день гнева, добродетель же избавляет от смерти”.
Стоящие перед ним священники были в замешательстве. Они не могли обличить его в нарушении Торы, но и открыто защитить право на торговлю на всём дворе язычников тоже не могли.
– “Чужим стал я для братьев своих и неродным – для сыновей матери моей, ибо ревностная забота о доме Твоём съела меня и поношения позорящих Тебя пали на меня”, – очень тихо произнёс Иоанн, преданно глядя на своего учителя.
Наконец один из них, с досадой в голосе, выкрикнул:
– А каким знамением ты докажешь нам, что имеешь власть так поступать в Храме?
Тогда Йешуа расправив руки в стороны, показывая себя, произнёс:
– Разрушьте святилище это, и я в три дня воздвигну его.
Коэны пришли в ещё большее недоумение, глядя по сторонам.
– Этот Храм был обновлён царём Иродом. И вот уже сорок шесть лет идёт его доработка. А ты всего за три дня хочешь воздвигнуть его заново? Безумец! – замахали они на него руками. – Ты просто лишился разума, от величия и великолепия нашего Храма. Потому нам нет никакого дела до тебя. Ведь тебя и так уже покарал Всевышний. Уходи и больше не появляйся здесь.
Ещё раз, смерив его презрительным взглядом, они плюнув, развернувшись, пошли прочь.
Йешуа обернулся к своим ученикам, но и у них во взгляде читалось непонимание.
– “О, человек! Сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Йегова: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Элохим твоим”, – печально произнёс он.
Тем временем на галерее, выходящей во двор язычников, в одиночестве стоял Никанор, задумчиво глядя на происходящее внизу.
– “Вот, посылаю Я посланника Моего, и очистит он дорогу предо Мной. И внезапно придёт в храм Свой Йегова, которого вы ищете, и посланник завета, которого вы желаете. Вот, приходит, сказал Йегова Цеваот.
И кто выдержит день пришествия его. И кто устоит при появлении его? Ибо он – как огонь очищающий и как щёлок стирающий”, – негромко произнёс фарисей.
Мимо него скорым шагом проходил запыхавшийся начальник Храмовой стражи.
– Что? – обернулся тот.
– Нет. Ничего, – покачал головой стоящий иудей.
– А, это ты Никанор, – облегчённо выдохнул начальник, подходя ближе. – Хорошо, что ты здесь.
– А куда ты так торопишься?
– Видел, что во дворе язычников творится?
– Да, и что там такого творится?
– Там, вон тот иудей, – указал он пальцем на Йешуа. – Учинил смуту. Надобно его срочно арестовать.
– Да? А за что?
– Он объявляет себя сыном А-Шема! Это святотатство!
– А-Шем у нас един и мы все дети его, а он Отец наш. В этом нет его вины.
– Он наслал на Храм змей!
– Ох Аггей, ну ты-то, хоть одну, сам видел?
– Нет, но люди кричали…
– Люди всегда что-то кричат, – сморщившись, перебил его Никанор. – Одному что-то в толпе показалось, второй с испугу подхватил и вот уже поднимается целая паника. Ты и сам прекрасно знаешь, что потомки Змея искусителя никогда не являлись в Храме от его сотворения.
– Он выгонял из загонов тельцов и овнов, – не сдавался начальник стражи.
– Спасал ритуальных животных от обезумевшей толпы. Тут нет его вины.
– Он опрокинул столы менял.
– А сколько их опрокинули во время всеобщей сумятицы? Нет. Ты не можешь его ни в чём обвинить. Тем более, посмотри сам, коэны, разговаривающие с ним до этого, спокойно удаляются, а не хватают его с криками. Да и сам он уже уходит.
– Ох, не нравятся мне твои слова Никанор. Ох как не нравятся.
– Я всего лишь стараюсь быть справедливым. И не усматривать то, чего нет на самом деле, – пожал плечами фарисей.
Аггей ещё немного постоял, пристально глядя на собеседника, потом увидев, что возмутители спокойствия покинули двор Храма, а меновщики вновь спешат занять свои места, глубоко вздохнув, не спеша пошёл обратно. А Никанор ещё долго смотрел в ту сторону, куда удалился Йешуа.
Перикопа 7
